Объяснение в убийстве. Женский роман с мужскими комментариями

Лариса Королева

У журналистки Дарьи Леденёвой и юриста Андрея Чернова служебный роман. Ночью с пожарной лестницы дома, в котором они встречаются, сброшен труп молодой женщины. Подбирая материал для очередной статьи, Дарья берёт в судебном архиве уголовное дело о жестоком убийстве девушки в роще. Обвиняемый получил девять лет колонии, но журналистка решает, что он невиновен. Обнаружив ещё несколько аналогичных дел, по которым осуждены разные люди, она приходит к выводу, что в городе орудует сексуальный маньяк.

РЫЦАРИ ПЛАЩА

На следующий день я снова принялась за отложенную вчера статью, но во второй раз была оторвана от этого занятия звонком Лизы. Я ожидала, что она, захлёбываясь от восторга, поведает мне о том, чем завершился вечер, или, по крайней мере, пожалуется, что опять перепила, сдуру парню нагрубила и прогнала его (обычно этим и заканчивались все Лизкины похождения), но действительность превзошла все ожидания. Голос у Лизы был больным и несчастным, она объявила, что у неё — крупные неприятности и просила срочно приехать, так как по телефону ничего рассказать не сможет. Подруга пребывала в дурацкой уверенности в том, что её муж поставил на телефон жучок, чтобы прослушивать её разговоры. Я сильно сомневалась в том, что Руслан стал бы заниматься подобной ерундой, но приехать пообещала. Лиза не часто просила меня о помощи, хотя всегда охотно предлагала свою.

Я объявила Чернову о том, что у Лизы что-то произошло, и попросила на пару часов машину. Юрка вёз меня уже знакомым ему маршрутом в Юбилейный микрорайон и по дороге выспрашивал:

— Что там стряслось у твоей подружки? Может, я могу оказать первую медицинскую помощь?

— Ты со своими подружками сначала разберись. Добегаешься, что и Натаха, и Верка, обе разом тебя прогонят, и лишат тем самым одна — любви, другая — крыши над головой. Будешь тогда подпрыгивать!.. А Лизке ты неинтересен, она блондинов любит.

— Подумаешь, — сразу же надулся Юрка.

— Слушай, а что ты на Натахе никак не женишься? Сколько вы уже вместе, лет восемь?

— Думаешь, я ей не предлагал? Сто раз предлагал. Ни в какую! Мы же с ней вместе, как кошка с собакой, а врозь не можем. Неделю не увижу её — всё! Хоть на стенку лезь. А она упёрлась, говорит, что я на шесть лет моложе, и обязательно рано или поздно её брошу. А так вроде и муж при ней, и со мной любовь крутит… С одной стороны надёжно, с другой — приятно.

— Да и ты неплохо пристроился. Днём с Наташкой, ночью — с Веркой, и обеим рассказываешь, какой у тебя шеф изверг, как много работать заставляет.

— Пусть жалеют, — весело ответил Юрка, который по пути от одной своей женщины до другой умудрялся ещё и девочку какую-нибудь подцепить. Если бы этот любвеобильный шалопай умел ещё и деньги зарабатывать, цены бы ему не было.

(Ах, эта вечная женская погоня за идеалом. И любовь, и деньги сразу? Так не бывает. По крайней мере, не в России. Тут уж или — или.)

Лиза открыла мне дверь и молча похромала в спальню, упав на огромную смятую постель, на которой, по-видимому, и валялась до моего прихода. Разглядев подругу на свету и прекрасно понимая, что это совсем некстати, я всё же рассмеялась. Волосы у Лизки были всклочены и выглядели поблекшими, лицо распухло, а под глазом красовался огромных размеров фиолетовый синяк.

— Вот это, я понимаю, страсть! — сказала я, усаживаясь на пуфик.

— Смешно, да? — прохрипела Лизка и уткнулась лицом в подушку.

— Это кто тебя так? Милый блондинчик Миша, работник спецслужб?

— Милый блондинчик посидел пару часиков и исчез. Сказал: на минутку — и растворился. Сижу, как дура, а его всё нет и нет, — начала Лиза свою печальную повесть, приподнявшись с подушки и опираясь на локоть. — Но мы до этого ещё бутылку коньяка усидели. И вот сижу, не знаю, что делать: то ли ещё подождать, то ли уходить уже, и тут подходит ко мне парень, весь такой из себя, и приглашает на танец. Я встала и попёрлась с ним танцевать. Вот, дура, прости Господи!

— Очень самокритично!

— Потанцевали! Сначала всё вроде было чинно так, и тут он мне говорит: «Выйдемте на секундочку на свежий воздух, здесь так накурено». Я тащусь за ним во внутренний дворик, и тут меня — раз — и впихивают в какую-то машину. И опомниться не успела, машина с места рванула и понеслась. Я задёргалась: вы что, куда? А их в машине трое: один за рулём, а я оказалась на заднем сидении между двумя мужиками, они меня за локти держат. Стала орать, вырываться, и один из них, как заедет мне в глаз!.. И тут меня, представляешь, вырвало. Прямо фонтаном, на мужика этого, на сидения. А водитель притормозил и заорал: «Выброси эту суку! Все чехлы мне заблевала». Один из машины вышел и за волосы меня вытянул, швырнул об асфальт, да ещё ногой под рёбра… Гады!

Лизка разрыдалась, а я даже не знала, что ей сказать. Что она сама во всем виновата? Что её блондинчик просто-напросто слинял, как только увидел, что дама явно перебрала, и сейчас с ней начнутся проблемы? Что не стоит сидеть по ночам одной в кабаках и танцевать с незнакомыми мужчинами? Что в своих безумно ярких нарядах, вся размалёванная, она выглядит как стареющая профессионалка, ночная бабочка? Она и сама всё это знала. И я сказала:

— Слава Богу, не убили, не изнасиловали. А что случилось — то уже случилось, что тут поделаешь.

— Да это же ещё не всё, — простонала Лиза. — Я кое-как на ноги поднялась, на дорогу вышла. Дедок какой-то на «москвиче» остановился, взялся меня довести. Всю дорогу ревела, дед меня успокаивал. Только у самого дома очухалась, что плащ-то мой и сумочка в кафе остались, на стуле! Но не ехать же было за ними обратно.

— Бог с ними, с плащом и сумкой. Главное, ты живая. Или там много денег было?

— Денег-то немного, но ведь документы, ключи… Хорошо, что у соседки есть запасной комплект, я хоть домой попала, даже за машину не расплатилась… А плащ! Что я Руслану скажу? Он же мне его только на Новый год подарил! Натуральная кожа, итальянский, не Турция какая-нибудь.

— Да уж. Это проблема. — Я прикурила две сигареты, себе и Лизе, и пошла за пепельницей на кухню, где царил несусветный беспорядок, что было для Лизки в порядке вещей.

— Слушай, а, может, сказать Руслану, что я возвращалась вечером из театра, и на меня напали в подъезде? Отняли сумку, сняли плащ и синяк поставили? — предположила Лиза.

— Тебя, видать, точно, вчера сильно стукнули, — рассердилась я Лизкиной бестолковости. — Ты только подумай, что сразу начнётся! Вопросы-расспросы: сколько их было, как выглядели, почему ты не вызвала милицию. А если Руслан сам решит заявить? Что ты будешь ментам рассказывать?.. Слушай, а ты не звонила в кафе?.. Нет?.. А надо бы.

Я отыскала в справочнике номер телефона и позвонила администратору. Интеллигентный мужской голос ответил мне, что плаща в кафе не находили, а вот забытая женская сумочка в наличии имеется. Я описала Лизкину сумку, и, удостоверившись в том, что это именно она, рассыпалась в благодарностях за сохранность сумочки, по ходу упрекая себя за растерянность. Сказала, что сейчас подъедет мой муж и сумочку заберёт. После чего спустилась на лифте, попросила Юру съездить в кафе за сумкой и вручила ему взятый у Лизы полтинник в виде презента администратору, который, возможно, уже получил в подарок Лизин плащ. А, может, его забрали Лизкины похитители.

— Ну, вот, одной проблемой меньше, — доложила я Лизе, которая варила в турке натуральный кофе. Пока она доставала из подвесного шкафа чашки, кофе с громким шипением полез на плиту, залив коричневой пеной голубой огонь.

Лиза плюхнулась на стул, не выключив конфорки, из которой шёл газ, и снова разрыдалась:

— Вот так вот всё в этой жизни пригорает, как этот кофе! — всхлипывала она.

А я выключила конфорку, протёрла её губкой и снова поставила варить кофе:

— Ты не реви. Ты «отмазу» для мужа придумывай.

Но Лизе ничего путного в голову не приходило. И к тому времени, когда вернулся Юра с заветной сумкой, в которой Лиза сразу же произвела ревизию и убедилась в том, что ничего не пропало, я изложила ей свою версию:

— Значит так. Ни в коем случае не связывай появление синяка с исчезновением плаща. Ясно?.. Руслан с сыном возвращаются сегодня вечером. А синяк ты набила утром. Встала, собиралась на работу, вошла в ванну и поскользнулась спросонья. Ударилась лицом об угол стиральной машинки. Вот и всё.

— А плащ?

— Пару дней о нём вообще молчи, ты же всё равно не будешь выходить из дома. Потом скажешь, что отдала его в ателье укоротить. А через недельку приди домой и поплачься: дескать, везла плащ из ателье в пакете, да и забыла в маршрутном такси. Очень, конечно, тебе обидно, что посеяла подарок любимого мужа, но так уж вышло. Мужик охотнее простит жене рассеянность, чем попытку снять блондина в кабаке.

(Узнаю повадки криминального журналиста и просто женщины. Вот так они и дурят нашего доверчивого брата-мужика.)

— Конечно, — обиженно протянула Лиза, — все меня осуждают! Думают, с жиру бешусь, на мальчиков охочусь. А кто-нибудь спросил, как я живу! Да меня муж родной раз в месяц имеет, да и то чаще всего рано утром, перед уходом на работу, когда я не только что-то почувствовать, проснуться не успеваю! И всё как-то наскоро, обыденно…

— Перед кем ты оправдываешься, передо мной? Не надо. Я тебя прекрасно понимаю.

— Да меня мать родная не понимает! Была она у меня как-то в гостях, а тут как раз один поклонник позвонил… И началось: «Что это такое — с чужими мужиками кокетничать! Я всё Руслану расскажу. Муж у тебя чудесный, а ты — стерва». Я говорю: «Мама, да я от него ни любви не вижу, ни общения! Вечно дома его нет. А что он меня обеспечивает, так ведь не в этом счастье. Ему осталось только вибратор мне к восьмому марта подарить». Как она взвилась: «И слышать подобной пошлости не желаю! Мы с твоим отцом тридцать лет прожили безо всяких этих глупостей душа в душу».

— У тебя же отец был армянин?

— Наполовину. Пил только, как два русских, вместе взятых. Пил и морду матери бил. Она всю семью на себе тянула. Как умер отец, она только вздохнула с облегчением, по-моему. А теперь, видите ли, «душа в душу»!

— Ладно, не страдай. Всё обойдётся, — сказала я. — Ты давай роль учи, в образ вживайся. А мне на работу пора.

* * * * *

…Я вернулась из ванной, обмотанная полотенцем, завязанным узелком на плече, и Андрей сказал:

— Тебе очень идёт такой костюм, что-то вроде греческого хитона.

— Мне всё идёт!

— Положим, не всё. Но лучшая твоя одежда — это полное отсутствие таковой.

— Знаешь, — сказала я, усаживаясь по-турецки рядом с Андреем на диван-кровати, — в детстве, я очень мечтала попасть на настоящий бал-маскарад и надеть длинное платье с глубоким вырезом и пышной юбкой…

— А я всегда мечтал залезть под такую юбку! Может, нам взаимоосуществить наши желания?

— Ты просто бесстыжий сексуальный маньяк! Я была бы на том балу таинственной и неприступной графиней. Кто бы тебе позволил «под юбку»! А вот тебе очень пошёл бы мушкетёрский плащ.

— Не хочу, — закапризничал Чернов, — в детстве я уже был один раз мушкетёром. Явился на утренник в начальной школе в сапогах со шпорами, со шпагой, в плаще, усы себе нарисовал и думал, что я — лихой д’Артаньян. А все: «Кот в сапогах, Кот в сапогах». Я тогда так сильно разобиделся, что всякое желание посещать костюмированные балы у меня начисто отшибло.

— Это детские комплексы. У меня тоже было в детстве много комплексов. Сначала я казалась себе слишком большой и сильной, этакой бой-бабой, в которую нельзя влюбиться, потому что была выше многих одноклассников и могла поколотить любого. А к старшим классам мальчишки вымахали, и я почувствовала себя маленькой. Очень расстраивало то, что у меня не такие длинные ноги, как у манекенщиц. Глупо, да?

— Дашка, ты сложена, как античная статуя. У тебя просто изумительно соблюдены все пропорции. Так что не кокетничай.

— Льстец ты, Чернов. Комплиментатор. И говоришь ты это всё с единственной целью — опять заставить женщину быть сверху!

— Ты против?

— Ладно, так уж и быть. Но тогда, если имею тебя я, то посуду моешь ты!

— Не торгуйся, малыш, у тебя это никогда не получалось, — сказал Чернов и развязал узел на полотенце, в которое я была замотана.