Снег на Рейне

Лариса Кеффель-Наумова (2024)

Действие романа «Снег на Рейне» начинается в семидесятые годы XX века и продолжается в наши дни. В центре повествования — судьба девушки Лилиты, впечатлительной, тонко чувствующей и мечтательной натуры, не лишённой, однако, жизненной стойкости и силы духа. В Лилите течёт русско-эстонская кровь, но её жизнь в Тарту наполнена невыносимыми тяготами, Россия переживает безумие девяностых, и девушка принимает решение эмигрировать в Германию в поисках лучшей участи. Но реальность, как всегда, оказывается гораздо сложнее и шире даже самых смелых о ней представлений. Через образ главной героини, которая преодолевает искушения и совершает духовное восхождение, раскрывается притягательность славянской ментальности: жертвенность, духовная высота мировоззренческих ориентиров человека, вобравшего в себя традиции русской культуры и православия. Эти качества противопоставляются прагматичности, равнодушию и эгоцентризму Запада. «Снег на Рейне» — роман о судьбе нашей современницы, которая, несмотря на все беды и испытания, выпавшие на её долю, остаётся собой.

Глава IV. Дамоклов меч

Проснулась Лилька в предрассветную рань. Птицы в туманном, ещё полутёмном саду за приоткрытым окном приноравливались загомонить, лениво перекликаясь, брали то слишком высоко, то низко. Лилька раздумывала над тем, что с ней вчера произошло. Перебирала минуту за минутой. Не шло у неё из головы то, о чём вещал оратор с львиной гривой. Сегодня это уже не вызывало в ней такого восхищения и экстаза. В голове сильно звенело. Надо спросить у Мартины, что это был за напиток, который они пили. Лилька задумалась: человек исповедуется человеку. Пусть и более умудрённому, более чистому — «клиру», но как же Бог? Это никуда потом не идёт? Вспомнился Достоевский, слова Ивана Карамазова: «Если Бога нет, то всё позволено». Она закрыла глаза и представила их православную церковь в Тарту: маленький бедный приход, жидкий, благостно поющий церковный хор, которому подпевала немногочисленная паства. Она вспомнила, как приходила на исповедь к отцу Николаю, рассказывала ему горькие моменты детства: про пьяного отца, про полную отчаяния мать, вот только про соседа никак не могла себя заставить рассказать — да и как расскажешь? Лилька зарылась лицом в подушку, слёзы текли струйками по щекам. Подушка-подружка… Господи! Помилуй меня, грешную!

Лилька пошарила под смятой, ещё тёплой ото сна подушкой и вытащила толстую синюю тетрадку в твёрдом переплете. У неё была тайна. Иногда ей на ум приходили строчки. Она записывала их, рифмовала. Получалось что-то вроде стихов. Она их никому не показывала. Писала так… для себя. Когда что-то волновало, печалило, восторгало… Душа просила и изливалась стихами.

Ночь-незнакомка поздно

В душу мою влетает…

Чёрное небо в звёзды

Слёзы мои глотает.

Я умираю ночью

И выпадаю в вечность —

Пылью в часах песочных,

Символом в бесконечность!

Я постигаю смыслы,

Скрытые в моей жизни,

И закоулки истин:

Странные мои мысли.

Голову мою сбрызнет

Сонной туман пудрой.

В звёздной растаю выси,

Завтра проснусь я мудрой…^[13]

* * *

«Основной догмат сайентологии состоит в том, что мир обречён на уничтожение». Сайентологи утверждают, что Рон Хаббард разработал единственно возможный путь к спасению. Позвольте! А как же духовные пути, пройденные православными подвижниками христианства, оставленная нам мудрость, как пример силы и жертвенности, высоты духа, труда души во славу Божию? А глубоко почитаемые в православии святые мученики, о которых она слышала в проповедях отца Николая: Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Спиридон Тримифунтский, блаженная Ксения Петербуржская? Их человеческий, монашеский подвиг? Из таких искренних, проникающих в самую душу безыскусных повествований священника Лилька помнила о добродетелях любви, долготерпения, кротости, чистоты, молитвы, смирения, нестяжательства и многих других. Каждая из этих добродетелей и есть особенный путь к спасению! «В „Дианетике“ же Хаббард описал „способ раскрытия неиспользуемых интеллектуальных способностей и гениальных возможностей человека“. Он понимает человеческое здравомыслие как банк данных — то единственное, что способно решить все проблемы, если обеспечено полной и правильной информацией. Работу сознания Хаббард рассматривает через функционирование двух частей: аналитического ума, ответственного за решение жизненных проблем, и реактивного ума, хранящего чувственные записи болезненных событий, инграмм (помехи на пути решения жизненных вопросов и причины психологических проблем). Целью дианетики является „удаление“ инграмм. В результате „процесса очищения“ предполагается появление индивидуума со сверхчеловеческими способностями, свободного от каких-либо физических и умственных расстройств, так называемого клира».

В последующие недели Лильку стали активно посвящать в тонкости сайентологии. «Уютные» вечера, обязательной составляющей которых были новые главы из «Дианетики» и восторженные фантастические повествования, походы в странную церковь, и ещё — все они регулярно проходили процедуру одитинга. Проводилась она при помощи электрического аппарата, называемого электропсихометром, или, иначе, Е-метром. Все в один голос расписывали непередаваемые ощущения освобождения, очищения, радостной лёгкости.

— А от чего чувствуешь освобождение? — пыталась поподробнее вызнать Лилька.

— С тобой работает одитор. Он на много уровней совершенствования личности превосходит тебя! Он задаёт тебе вопросы о твоей жизни, и ты, к удивлению своему, начинаешь вспоминать всё — вплоть до того, что ты чувствовала в минуту своего собственного рождения на свет!

— Как это возможно? — удивлялась Лилита.

— Ещё как возможно! Ты даже будешь рассказывать о других жизнях, о других сущностях, в которых ты жила. Может быть, ты была священником, или шаманом, или королевой, или мушкетёром — и ты это вспомнишь!

Оливер немножко отстранился от Лильки, чтобы полюбоваться эффектом, который произведут его слова. Реакция девушки разочаровала его. Лилька неуверенно улыбнулась и попыталась сделать вид, что поверила во всю эту фантастику.

Сайентологи утверждали, что человек, продвигаясь всё выше, совершенствуясь духовно, если захочет, способен узнавать прошлое и провидеть будущее. В один из дней, когда дети были ещё в школе, они пили кофе с Мартиной, и вдруг та поставила два стула один напротив другого.

— Вот сядь напротив меня, — предложила она Лильке. — Зачем?

— Сядь! — в голосе Мартины звучало нетерпение. Лилька села.

— Закрой глаза. Попробуй почувствовать меня. Прочитать мои мысли.

Они посидели. Лилька ничего не почувствовала.

— А я знаю, что ты думаешь!

— Что? — взволнованно спросила девушка.

— Ты думаешь, что всё это бред, — натянуто рассмеялась Мартина.

Лилька покраснела.

— Угадала? Но ты ошибаешься!

Мартина скептически поглядела на Лилиту так, что та съёжилась. Поняла, что Мартина недовольна. Взгляд её мелких, как семечки, близко посаженных глаз, ставший в одно мгновение жёстким, стальным, выдавал мысли хозяйки, а были они невесёлыми.

Сколько они ни бьются с этой эстонской деревенщиной, толку всё не выходит. Хитрющая девчонка ничему не верит и, наверное, втихую посмеивается над ними. Не так она проста, как на первый взгляд кажется. Они преждевременно зачислили её в новообращённые. Раскрылись перед ней. Профессор Орт, конечно, поработал с Лилитой, но это не произвело на неё должного впечатления, не убедило окончательно и бесповоротно! Пожалуй, её нельзя отпускать. Они уже достаточно рассказали ей. Надо ещё попытаться. А если не получится… Неужели Свен был прав? Надо попробовать одитинг. Добьются ли они этим ожидаемого результата? Мартина была вне себя! Лилька ускользала от них, как намыленная. Тем не менее хозяйка постаралась взять себя в руки и напустила вид умудрённой, доброжелательной, ни к чему не принуждающей подруги, широко смотрящей на вещи.

— Ладно. Сменим тему. У тебя сегодня ведь занятия? — Мартина почти проворковала эти слова приторным голосом, что не вязалось с холодным, несколько презрительным выражением её глаз. — Я тебя отвезу. Будь готова к шести.

— Спасибо.

* * *

Два раза в неделю Лилька ходила на подготовительные курсы в университет. В этот раз Мартина была особенно неразговорчива. Как только Лилька вышла из машины, она дала газ и улетела, не сказав ни слова.

— Ну как тебе твои? Не обижают? — спросила соседка по парте Лена, тоже няня.

— Да нет. Только своеобразные немного.

— А что такое? — заинтересовалась Лена.

Лилита рассказала.

— Ты что, с ума сошла? — ахнула Лена.

— Прошу тишины! — шикнула преподаватель.

— Тебе бежать от них надо! — шептала Лена ей в ухо.

— Почему? Они милые.

— Это же секта!

* * *

Лена где-то раздобыла и принесла Лильке книжку, в которой сайентология жёстко критиковалась и была прямо названа опасной сектой. Лилька ехала в автобусе с близнецами на шахматные занятия, которые проходили в еврейском культурном центре. Обучал древней логической игре «потомков арийцев», как ни странно, старый еврей Лев Маркович — ветеран войны, полковник медицинской службы в отставке. По приглашению немецкого правительства он переехал на постоянное место жительства к тем, кто уничтожил миллионы его соплеменников, да ещё прихватил с собой зазнобу — хохотушку и первоклассную стряпуху (как большинство украинок!), с которой он давно тихонько изменял своей — теперь уже покойной — жене. Они жили на одно его социальное пособие и были счастливы как никогда. Лев Маркович выигрывал все сколько-нибудь значимые шахматные турниры, проводившиеся в округе, и немцы уважительно писали о нём в газетах: «Наш соотечественник…» — хотя приехал он из далёкого солнечного Харькова и, разумеется, никаких в его роду этих самых «соотечественников» не водилось.

Боясь проехать нужную остановку, Лилька глазами пробегала по строчкам, то и дело взглядывая в окно автобуса и отрываясь, поэтому плохо соображала, что она читает. Приходилось перечитывать по нескольку раз.

— Лилечка! Моё почтение! Садитесь, моя вы дорогая! — радушно приветствовал Лев Маркович.

Доброе слово и кошке приятно, а уж Лильке, находящейся в смятении чувств и мыслей, и подавно! Лев Маркович был старый жуир и к тому же остроумнейший человек, который заговорит любого, — недаром украинская краса пала жертвой его обходительности. Он немного погонял детей по дебютным партиям, которые они должны были разучить дома. Потом посадил их играть друг с другом и направился к Лильке, устроившейся с книжкой в другом конце комнаты. Лев Маркович любил потрепаться по-русски, хотя немецкий выучил ещё в молодости, на войне, а затем в Дрездене, где служил в группе советских войск.

— Что с вами, ласточка моя? — он подсел к ней, словно почувствовал плохое настроение девушки.

«Вот медиум! Ничего не утаишь! Сканирует!» — уважительно подумала Лилька.

— Я дико извиняюсь, но что это у вас за книжечка? Наверное, любовный роман? — предположил в прошлом отлично владевший и этим видом спорта старый шахматист.

Лилька показала.

— Боже! Что это вы читаете? — Лев Маркович неодобрительно пожевал губами.

— Это такая религия, сай-ен-то-ло-гия, — по слогам, чтобы понятнее было пожилому человеку, произнесла Лилька.

Лев Маркович отличался энциклопедическими знаниями.

— С чего вдруг вас заинтересовала эта лабуда?

Лилька засмеялась облегчённо, услышав такой вердикт.

— Почему лабуда? Вы знаете что-то о них?

— Вы, конечно, можете спорить со старым Львом Марковичем, кричать, что я говорю сущую ерунду, но вы сильно удивитесь, деточка моя! Я всё ещё немножечко в уме, что бы вы себе там ни думали! Ещё бы мне их не знать! — Лев Маркович неодобрительно покачал головой. — Вам таки сильно повезло, что вы не понимаете — как! Послушайте старого еврея! Этот Хаббард был ещё тот типус! — гроссмейстер начал рассказ, словно подступая к разбору шахматной партии и радуясь, что есть повод в очередной раз блеснуть эрудицией. — Он был писатель-фантаст. В подмётки Азимову, Кларку или Саймаку не годился, но за его еврейский ум я отвечаю!

Лилька вновь рассмеялась.

— Да! Не смейтесь, душа моя! У него точно в роду были евреи. Писал он это, писал, а потом придумал, как из этого всего можно сделать деньги. И дело пошло…

Лильке, в её непонятной ситуации, было как бальзам на душу послушать умного человека, да ещё и с врождённым чувством юмора, особым, замешанным на мудрости тысячелетий (не зря же водил их по пустыне Моисей!), быстром уме, остром языке и необычном этом еврейском говорке.

За шахматной доской тем временем между честолюбивыми учениками внезапно произошла рокировка. Послышались звуки оплеух, стук и треск, затем последовали пинки ногами враждующих сторон. Близнецы звучно и с явным удовольствием обменивались тумаками.

— Кирстен! — обратился шахматист к «старшей» (на пять минут), как она сама о себе говорила.

На том краю затихли.

— Предупреждаю! За неспортивное поведение буду штрафовать! Пятьдесят пфеннигов зá раз. Поняли? — проверил он.

— Всё ясно. Поняли! — раздалось с того конца.

— А почему так много? — заныл Торстен, который всегда первый начинал ссору.

— Разговорчики в строю! — гаркнул Лев Маркович и озорно подмигнул Лильке. — Встречаются в Одессе давние знакомые. «Добренького утречка, Абрам Соломонович! Это ваши дети с вами?» Абрам Соломонович: «Тю! А где вы видите детей? Это ж разве дети? Это — сволочи!..»

Лилька и раньше слышала этот анекдот, но ей он казался не грубым, а, наоборот, ужасно смешным и скорее выстраданным и осознанным, как извечное непонимание отцов и детей, как сама жизнь этого народа, полная гонений, истребления и унижений, хотя униженными оказывались в конечном итоге сами же гонители… Через две минуты Лилька совершенно забыла, что ему за восемьдесят, что нос его был крючковатым, соответственно характерным описаниям внешности иудея, и в углу комнаты стояла клюшка, которую он при появлении столь молодой и очаровательной особы быстренько отставил в сторону. Общение с девушками молодит. Глаза Льва Марковича горели. Это были глаза мальчишки. Когда он увлечённо рассказывал что-то, то немножко напоминал Эйнштейна. Вот сейчас дурашливо высунет язык! Пожалуй, Лилька тоже могла бы пасть очередной «жертвой» его красноречия — будь он чуть помоложе и не люби так вареники своей Оксаны Петровны.

— А мне нравится Брэдбери… — продолжила прерванный диалог Лилька.

— Ну, это в вас говорит женское, чувствительное. Брэдбери писал жалостливые и меланхолические романы-антиутопии о душе человека, об упадке цивилизации, в которой нельзя иметь и читать книги, о том, как красива наша Земля из космоса, когда ты летишь к ней и через мгновение сгоришь и у тебя возникают вопросы: а что ты сделал хорошего на Земле, кому ты помог, кого ты любил?

— Я тоже люблю этот рассказ, — обрадовалась Лилька. — Точно не помню названия — «Время, вот твой полёт»? Нет. «Калейдоскоп», кажется… Это там космический корабль терпит крушение? Да? — Лилька вопросительно посмотрела на Льва Марковича, ожидая подтверждения, но её собеседник пребывал в глубокой задумчивости, устремив загадочный взор куда-то, видимо размышляя, а может, перебирая в памяти что-то своё…

Лильке вспомнился этот, на её взгляд один из самых сильных, до мурашек по коже в конце, рассказ Брэдбери.

Космонавт неумолимо летел к Земле, и в эти последние часы, оставшиеся перед смертью, размышлял, подводя весьма неутешительные итоги своего земного бытия. В сущности, он не сделал ничего хорошего в жизни, ничего стоящего, ничего… Если бы успеть! Если бы только сделать что-нибудь хорошее, доброе и знать, что СДЕЛАЛ!

— Он думал только об одном — чтобы в этот последний миг кто-нибудь увидел его… Ах, как бы ему этого хотелось! И всё-таки его последняя молитва была услышана, — восторженно подытожила Лилька. — Помните? Как там было? Мальчик на просёлочной дороге увидел падающую звезду и загадал желание. Вы ведь про этот рассказ?

— Да. Время, время… — непонятно ответил и не ответил Лев Маркович, всё ещё продолжая думать о чём-то. Встрепенулся. — Нуте-с, о чём бишь я? Так вот, выкиньте этот вздор из вашей красивой головки! Ваше время не стоит придумок Хаббарда! Читайте хорошую фантастику, — он помедлил. — Они тоже жгли умные книги. И до чего, спрошу я вас, это их довело? До чего? — он грустно показал головой в сторону близнецов, режущихся в шахматы так, что то и дело звенел шахматный таймер. — Вы меня, конечно, спросите, как этот самый Хаббард, больной на всю голову проходимец, смог сделать всем другим много неприятностей? Деточка моя! Я вам, конечно же, отвечу. И я знаю, что я вам отвечу правду, а вы можете думать себе что хотите, — Лев Маркович на минуту замолчал, видимо раздумывая, с чего начать свой рассказ. — Так вот… Он ещё ребёнком познакомился с неким Томпсоном, офицером медицинской службы США. Тот ездил в Вену к самому Фрейду учиться психоанализу. Знаете, что это такое? — перешёл наконец ближе к делу умудрённый не только шахматными хитросплетениями Лилькин собеседник.

— Да. На кушетке лежать и рассказывать.

— Ну да… И на кушетке тоже, — Лев Маркович помрачнел. — Но это самое приятное из всего. Человека подвергали гипнозу, и он во сне рассказывал тяжёлые, мучительные переживания из своей жизни. Это якобы помогало. Хаббард позже соорудил свой прибор, электропсихометр, и под гипнозом выведывал у своих адептов тайны, а потом использовал в своих целях. На каждого было заведено досье. Это началось, ещё когда он писал сценарии для Голливуда и насмотрелся на режиссёров-неврастеников и актрис с подвижной психикой, одержимых фобиями и маниями. От страха, что твоё время уходит и тебя больше не будут снимать, тоже, знаете ли, поедешь головой… Он им стал давать свои психологические наработки. Потом создал дианетику. Что-то всё-таки у него с мозгами было не в порядке. Его даже списали из армии, потому что он гонялся за подводной лодкой, кажется японской, которую никто не видел. Сказочник!.. Да, в фантазии ему определённо не откажешь! Ну а дальше больше. Аппетит приходит во время еды. Организация разрасталась. Фантазия Хаббарда сбоев не давала. Под каток его весьма своеобразного обаяния попадали влиятельные политики, бизнесмены. Он их убеждал с ходу. Может, потому, что сам верил в придуманную им вселенную? Собственная мания, подкреплённая изрядной толикой человеческих иллюзий и неуверенности в себе, не раз играла с homo sapiens злую шутку. Так или иначе, Рон Хаббард и компания умело использовали мечты людей об идеальном обществе, страхи перед ядерной катастрофой, разобщённость, доверчивость, страстное желание новой, отвечающей на все вопросы веры, желание найти истину. Ничего нового — зато всегда работает. В общем, заварил кашу на весь мир, — продолжал Лев Маркович. — Он рано понял, что человеческим разумом можно манипулировать. Можно им управлять. Можно подчинить себе миллионы людей. Он создал организацию со строгой иерархией, с системой поощрений и наказаний. Было там много такого, что тюрьма в сравнении с этим покажется вам домом отдыха. Много шантажа. Запугиваний, самоубийств, тёмных историй, даже убийство. Говорят, что Хаббард собственноручно застрелил на своём корабле во время путешествия девушку, да ещё издевался, называя это особым видом одитинга, очищения то бишь.

— Какой особый вид? — не поняла Лилька.

— Выход тэтана из тела! — Лев Маркович разволновался. — Он её просто застрелил, негодяй! Были у него трения с властями. Он купил старый корабль, заставил молодёжь очистить его от ржавчины, покрасить и стал колесить на нём по океану — он-де гражданин мира — и читать свои сумасшедшие лекции на палубе под звёздным небом в океане! А, каков! Конечно, он там не всегда жил. Приедет, накомандует, пристрелит парочку свеженьких… — невесело пошутил Лев Маркович. — Почему-то все неврастеники, такие как Гитлер, обладали феноменальными способностями долго держать аудиторию. Как под гипнозом. Не зря фюрер любил весь этот оккультизм. Было в Хаббарде всё-таки что-то садистское. Так вот, — Лев Маркович закинул ногу на ногу, заговорщически придвинулся поближе, готовясь поведать, видимо, что-то особенно интересное. — Я вам уже сказал, что во время службы в войну морским офицером он гонялся за несуществующей подводной лодкой?

— Как? — Лилька кивнула и посмотрела на шахматиста круглыми от удивления глазами, что его рассмешило.

— А вот так! Никакой лодки на самом деле не было. Судя по всему, он сам эту лодку и придумал, — Лев Маркович наслаждался, видя изумление Лильки. — Да… Тот ещё артист был. Так вот, на обратном пути он начал стрелять по острову, принадлежащему мексиканцам, в движущихся людей. Но они ведь были союзниками США! Почему он так поступил?! Уничтожил «условного» противника? Так развлекался? В общем, наверху поняли, что он неадекватный, и списали, — Лев Маркович посмотрел на Лильку с вселенской печалью. — Сколько он народа сбил с пути истинного, за то я молчу. Мама моя! И всё больше молодёжь. Вот как вы, золотце моё! Но они же верили, верили этому проходимцу с его приспешниками! — Лев Маркович в сердцах треснул кулаком по сухим коленкам. — Им нужны были души этих людей! Чистосердечные, жаждущие познания! А какое «знание», скажите мне на милость, могла дать эта больная голова? Человек человеку — волк? Кто не с нами — тот против нас? Опять деньги, деньги, деньги… Насчёт грошей, кстати, у него голова всегда исключительно работала. Вытрясал он адептов до последней полушки. Причём они «добровольно» всё несли в церковь сайентологов. А вот когда понимали, что это мошенничество, а попросту — обираловка, то многие хотели выйти из организации…

Лилька вся превратилась в слух. Руки и ноги у неё похолодели.

— Людей увозили. Держали их где-то на безлюдных ранчо чуть ли не на цепи, били, люди отдавали все деньги в организацию, не смели слова сказать или воспротивиться. Им запрещали общаться с родителями, детьми, мужьями, если один член семьи выходил или не хотел вступать в организацию…

— А откуда вы так хорошо знаете о них? — удивилась Лилька.

— Да и у нас дураков было много. Увлекались. Один мой друг, священник, боролся с ними, боролся, собаку съел на этой секте, и я об этом всём много наслушался от него, — Лев Маркович задумался, вспоминая, наверное, что-то своё, может, и этого друга. — А теперь скажите, как всё это касается вас, девочка моя? Ну? Теперь ваша очередь рассказывать про вашего змея-искусителя.

Лилька молча кивнула в сторону близнецов.

— Ясно, — смекнул Лев Маркович и выдал молниеносно: — Уходить вам надо от них. Есть куда?

— Пока ищу, — Лилька непонимающе пожала плечами. — Но как они, взрослые, образованные люди, могут всему этому верить?

— Кто знает… — Лев Маркович пожевал губами. — Какие у них интересы? Может, они уже довольно высоко продвинулись и получают от своей деятельности деньги, им помогают преуспевать в карьере связи сайентологов? Организация ведь работает по всему миру. Не хочу сравнивать их с масонами. У тех тоже были благие намерения. А как известно, ими вымощена дорога в ад. Вы знаете, масоны во все века искали эликсир бессмертия, они хотели найти «живую воду» и жить вечно. Иллюзия, конечно. Чистая алхимия! Средство Макропулоса. Хотя постойте… А может, и не совсем иллюзия. Недавно я услышал от одного знакомого ошеломительную до отвращения идею. Знаете, Лилечка, есть такое вещество — адренохром^[14], продукт окисления адреналина. Так вот, я слышал, что по всему миру существует секта сатанистов-педофилов, которые убивают детей, предварительно мучая их, чтобы в крови выработалось большое количество адренохрома. В самый пиковый момент ужаса они убивают ребёнка и пьют его кровь. Говорят, что это наркотик ещё похлеще героина и имеет омолаживающий эффект, — Лев Маркович усмехнулся. — Адренохром — это фантазии, конечно. Насколько я знаю, это вещество не запрещено и применяется в медицине. Но что-то во всём этом есть. Нет дыма без огня, — продолжал свой весьма интересный и нужный сейчас Лильке рассказ шахматист. — Ведь сектанты — психологически зависимые люди с надломленной психикой. Да и прибиваются туда по большому счёту всё-таки не совсем здоровые граждане, с разными врождёнными отклонениями. Адепты постоянно испытывают большое психическое напряжение, в том числе из-за каждодневного вранья самим себе. Всякие извращенцы-садисты и подобные им получают удовольствие от самого акта насилия. А сатанисты — и от совершения всех этих чудовищных действий, которые для непосвящённых находятся за гранью понимания, в том числе и от питья крови. Это уже просто клиника, психиатрия. Что касается мазохистов, то боль вызывает выброс определённых веществ типа эндорфинов, «гормонов счастья». Этим грешат и экстремалы: альпинисты, спортсмены-парашютисты. Возникает привыкание. Риск просто так — это, по-моему, тоже некое извращение. В сочетании с психологическим воздействием всё как-то объединяется в одно. Приём этого вещества восстанавливает силы после угара оргий и всяких других излишеств. Так вот… Якобы в Африке и Южной Америке похищали маленьких детей для того, чтобы извлекать это вещество из их мозга. У детей чистая энергия.

— А дети? — в ужасе охнула Лилька.

— Что дети? Их умерщвляли, разумеется.

— Как фашисты? — догадалась Лилька.

— А кто вам сказал, что нацисты были первыми, а не позаимствовали это у древних, из разных восточных религий? Недаром фюрер посылал экспедицию на Тибет. Младенец — сакральная жертва для Бога, зато великий султан, царь, король, миллиардер, диктатор получит бессмертие. Одним ребёнком больше, одним меньше…

Лев Маркович замолчал.

— А слезинка ребёнка? — Лилька укоризненно взглянула на шахматиста: что он говорит? — Гений и злодейство несовместны. Для бессмертия такая цена слишком высока! Безнравственна! Зачем оно тогда нужно? — ужаснулась она.

— Для получения бессмертия никакая цена не высока, — печально изрёк Лев Маркович и с сожалением посмотрел на Лильку. — Вы этого ещё не понимаете. — Он улыбнулся снисходительно. — Как вы ещё юны и как наивны! — он похлопал великодушно Лильку по руке. — Впрочем, так и надо! Не слушайте меня, старого греховодника. Все старики трусливы. Поверьте мне на слово! Никому не хочется умирать. Поэтому перспектива помечтать о бессмертии, даже ценой убийства младенцев, смутит многих.

Лилька с ужасом посмотрела на него. Он шутит? Разве можно превращать смерть в предмет шуток?

— Я имею в виду людей непомерно богатых, властителей мира, не отягощённых, как мы с вами, нравственным императивом Канта. У них есть всё! Единственное, чем они ещё не владеют, — это прерогатива жить вечно. Не для человечества же они стараются?

— А зачем вы мне это всё рассказываете? Как это связано с сайентологией?

— Ах да, простите старика. Деменция, — Лев Маркович многозначительно посмотрел Лильке прямо в глаза и отчётливо, словно желая запечатлеть это в её памяти, произнёс: — Время от времени в прессе появляются факты, рассказы очевидцев о том, что сайентологи замешаны в этих скандалах. Разумеется, бессмертие не предполагается для рядовых членов, а только для правящей верхушки. Потом кто-то эти скандалы быстро заминает. Они быстро сходят на нет. Но каково послевкусие, а?

— А у Хаббарда у самого есть дети?

— Сын покончил самоубийством.

— Ой! Да вы что!..

— Да, да, милая моя! Таких Бог наказывает.

— А вы верующий, простите? — неожиданно поинтересовалась Лилька.

— Не извиняйтесь, душа моя! — Лев Маркович хмыкнул радостно, стукнув себя легонько по голове (как Архимед, который воскликнул: «Эврика!»), и потёр лоб — видимо, припоминая что-то ужасно смешное. — Есть такой бородатый еврейский анекдот. Учительница говорит детям: «Дети! Кричите в небо: „Бога нет!“» — и видит, что мальчик-еврей стоит молча. Она ему: «Почему ты молчишь?» А он отвечает: «Если там никого нет, то зачем кричать? А если там кто-то есть, то зачем портить отношения?» — Он посмотрел на хохочущую Лильку, довольный произведённым эффектом. — Конечно верующий! А как можно не верить? Ведь чем старше мы становимся, тем большую ценность представляет для нас Бог. Скоро уж туда.

— Перестаньте, Лев Маркович!

— Вы сейчас не задумываетесь, милая моя! Вам представляется всё это ужасно далёким! В молодости кажется, что мы вечны и жизнь никогда не кончится, но, поверьте мне, вы и не заметите, как и она пролетит, словно одно мгновение, и вас будут занимать эти вопросы, как бы предстать перед Господом, ну, скажем, в не совсем уж неприглядном виде. И советую вам готовиться к этому уже с молодых лет. Правильно жить, не делать другим зла. А этот Хаббард сейчас в восьмом круге ада! Во всяком случае, очень на это надеюсь! Есть такой специальный круг — для таких, как он.

— А что же с ним в конце концов произошло?

— Умер, по-моему от инсульта, но они представляют его живым и отчитываются перед его фотографией. Считают, что он просто сейчас в другой сущности. Но уверен, что и там он наделает дел!

Вдруг они услышали победный визг.

— Ай, молодца! Выиграла?! — Лев Маркович, хлопнув себя рукой по колену, поднялся, одёрнул старенькие брюки и пошёл к близнецам, потянув себя сзади за полы фланелевой жилетки, чтобы выпрямиться.

Чем-то он сейчас ей напомнил Зиновия Гердта. Наверное, все старые и мудрые евреи похожи на Гердта.

— Ну-ка, ну-ка, посмотрим!

Лилька не умела играть в шахматы. А неплохо было бы в её ситуации уметь просчитывать ходы.

* * *

«Научное сообщество наотрез отказалось принимать дианетику в качестве хотя бы чего-то отдалённо напоминающего науку и близкого к медицине. Сайентологи пытались представить себя как учёных. Ими использовался прибор электропсихометр (Е-метр): это приспособление как бы придавало сайентологии вес, видимость науки, но на самом деле это, скорее всего, нечто вроде ритуального устройства, и практика применения электропсихометра даёт „эффект плацебо“ (малоизученный феномен „исцеления“ у некоторых очень внушаемых людей). Таким образом, ни с медицинской, ни с научной точки зрения прибор не способен улучшить чьё-либо здоровье. В 1971 году, после десятилетнего судебного разбирательства в отношении электропсихометра, федеральный суд США признал, что Хаббард и другие сайентологи брали деньги за одитинг. Много шума наделал опубликованный в Австралии в 1965 году доклад Андерсона с результатами расследования деятельности сайентологов. В докладе, в частности, утверждалось, что одитинг включает в себя „командный“ гипноз, при котором гипнотизёр получает контроль над пациентом. Особо отмечались „антинаучность и разрушительное действие методологии Хаббарда на организм человека и его психику“, а также „многочисленные случаи нанесения тяжкого вреда здоровью пациентов вплоть до летальных исходов, случаи тяжёлого психического расстройства, доходящего до суицида“.

Стали известными и другие истории самоубийств, связанные с разочарованием в сайентологии или с темой преследования со стороны сайентологов^[15]. Как известно, они ничего не прощают, ничего не забывают и готовы заставить замолчать любого всеми имеющимися в их распоряжении средствами. А так как их материальные ресурсы практически безграничны, то и средств против бывших членов секты, „несогласных“ и „критиков“ у них более чем достаточно. Ричард Коллинз хотел покинуть церковь сайентологии. Выбросился из окна, после того как они отказались оставить его в покое. Сайентологи слали ему письма с угрозами, письма приходили и после его смерти. Этому случаю была посвящена телепередача. В ноябре 1959 года в австралийском Мельбурне на лекции „Ответственность создания“ Хаббард назвал R2-45^[16] особенным видом одитинга и одним из самых эффективных методов „экстериоризации“ (выход тэтана из тела). Позднее было заявлено, что Хаббард якобы так пошутил».

Лилька в очередной раз ехала с близнецами куда-то на занятия. Она старалась побыстрее прочитать принесённую Леной книгу, обернула её бумагой, чтобы название не видели дети, и быстро впивалась в книжку глазами при каждой свободной минутке.

— Что ты читаешь? — требовательно и подозрительно спросила Кирстен. — Мы опять чуть не проехали остановку!

Дети были настоящими соглядатаями. Лилька замечала не раз, что о её разговорах с детьми на следующий день узнавала Мартина. Тотальная слежка и наблюдение.

«Теперь понятно, почему у немцев почти не было движения Сопротивления. Они все были за. Чем отличается „расовая теория“^[17] от сайентологии? Те же сказки об исключительности, беспрекословное подчинение, строгая иерархия, несогласные уничтожаются». Лилька вспомнила рассказ шахматиста, когда прочитала, что Хаббард на своём корабле заставил — в качестве особого вида одитинга, так называемого ритуального убийства, особо эффективного метода экстериоризации, — одного члена секты застрелить другого. Как-то это дело замяли.

«Сьюзен Майстер погибла на борту сайентологического корабля „Аполло“ от пулевого ранения в голову — по словам сайентологов, она застрелилась, однако дальнейшее полицейское расследование установило, что она была убита. Критики связывают её смерть с сайентологическим ритуалом R2-45. Незадолго до смерти Сьюзен писала домой письма, полные энтузиазма».

Дочитав до этого места, Лилька почувствовала, как в этот тёплый солнечный день её начал пробирать озноб, даже внутри защипало, будто она проглотила глыбу льда, и вся покрылось гусиной кожей от страха. Что за ритуал?

«Может, меня тоже готовят как ритуальную жертву?..»

Несколько дней назад она подслушала разговор Мартины с мужем.

— Не забивай себе голову, дорогая! — услышала она голос Свена из-за неплотно закрытой двери спальни. — Там у них такая неразбериха. Её никто и искать не станет!

— Ну не знаю, не знаю… — задумчиво потянула Мартина. — Выйдут-то прямо на нас.

Лилька с ужасом поняла, что речь идёт о ней, и почти перестала дышать.

— Скажем, что какой-то парень увёз её, — продолжал Свен. — Что якобы она решила вернуться домой! Влюбилась. Учиться расхотела. Больше мы ничего не знаем!

— Её трудно обработать.

— Надо поторапливаться, а то она и правда поступит в свой университет! — не унимался Свен.

— Мы рассчитываем, что через полгода можно её будет переправить, — втолковывал голос Мартины. — Положись на меня. Я её добью. Послушай, просто-напросто на неё нужно будет немножко больше времени, и всё!

— Я бы на твоём месте не был таким спокойным, — сомневался Свен. — Ты знаешь, что профессор не терпит промедлений. Последуют санкции. Нас разжалуют! Ты будешь виновата, если что-то сорвётся!

— Дорогой, будь на своём месте! Ты мне на нём очень нравишься!

Последовала какая-то возня. Воркуют, голубки.

— Подожди, дорогая! Я сейчас!

Лилька удивилась: «А куда я должна поступить?» «Эстонская тугодумность» мешала, но она постепенно начала понимать, что опасность нависла над ней как дамоклов меч!

«Так, по-моему, говорится в таких случаях, — она вспомнила это мамино выражение. — А кто этот Дамокл и почему меч висит?»

В такие минуты всякая чепуха лезет в голову. Лилька опомнилась: «Что за ерунда!»

Скрипнула дверь спальни. Лилька отшатнулась за угол и, зажмурившись, вжалась в стену. Шаги заскрипели в противоположную сторону, вниз по лестнице. Для чего её готовят? Про что они говорят и почему они говорят о ней как бы в прошедшем времени? Куда они её собираются переправить?

Надо было думать, как уносить ноги! Хотя… Мартина так описывала ей прелести одитинга, благотворного влияния электропсихометра: освобождение от мыслей и переживаний прошлого, очищение, облегчение после него. Да и ей было некуда деваться, она согласилась, был уже назначен день. От природы будучи любопытной, Лилька решила всё-таки под занавес сходить «очиститься».

«Ну не убьют же они меня до одитинга? — резонно думала Лилька. — Поджарят, как каннибалы, и съедят?»

Лилька бодрилась как могла. Хотя… Что им помешает? Она нянька-иностранка в чужой стране. Спросят — где? Скажут, что уехала на машине. Дальше всё по сценарию, который она слышала тогда, ночью, из дверей спальни хозяев. Полиция и разбираться не будет. «Господа! Господа, вы звери!» — вспомнилась Лильке фраза из старого советского фильма.

Мартина и Свен каждое утро вставали ни свет ни заря и бегали в парке (это у немцев называется joggen^[18]), пили много воды, ходили в сауну. По всему дому, во всех ящичках лежали какие-то витамины. Потом Лилька узнала, что всё это лишь пищевые добавки, БАДы, и от плохой экологии и радиации они отнюдь не спасают, но надо признать, что активный и здоровый образ жизни ещё никому не навредил. Они оба были выносливые, жилистые. Лилька никогда не видела их уставшими. Мартина, приехав с ночного дежурства в клинике, могла заехать в магазин и притащить два-три ящика воды, а потом ещё настроить газонокосилку и выкосить газон.

Примечания

13

Кеффель-Наумова Л.А. Ночь-незнакомка // Стихи. ру. URL: https://stihi.ru/2018/02/28/12312.

14

Адренохром — полумифический наркотик. Популярность к нему пришла во второй половине прошлого века. Его упоминали в своих произведениях Хантер Томпсон, Олдос Хаксли и другие зарубежные писатели. Но вряд ли они могли его употреблять, потому что адренохром — продукт разложения адреналина. Он защищает организм от излишней кровопотери и улучшает свёртываемость крови. Некоторое время ходили легенды о том, что адренохром используют голливудские звёзды, отдающие бешеные деньги за дозу. Огромная цена обусловлена якобы тем, что ради синтеза наркотика мучили детей. Что, конечно же, неправда — во всяком случае, нет абсолютно никаких доказательств этому.

15

См. документальный фильм «Наваждение» (США, 2015). Фильм исследует тайную кухню одной из самых богатых и влиятельных организаций мира — так называемой Церкви сайентологии. Документальный триллер переворачивает представления зрителя о возможностях современных сект и о том, как далеко они способны зайти в стремлении защитить свои деньги и власть. Фильм проливает свет на засекреченные стороны жизни Тома Круза и Джона Траволты, ставших «звёздными лицами» сайентологии, и основан на ошеломляющих показаниях бывших топ-менеджеров организации, которые долгие годы были вынуждены молчать о происходящем за её стенами. Шокирующее расследование оскароносца Алекса Гибни, одного из величайших документалистов современности, снято по бестселлеру пулитцеровского лауреата Лоуренса Райта.

16

R2-45 — особенный вид одитинга, представляющий собой ритуальное убийство, совершаемое сайентологами из кольта 45-го калибра посредством выстрела в голову. Л. Рон Хаббард писал, что это «чрезвычайно эффективный процесс экстериоризации, но его использование… порицается обществом».

17

Расовая теория — псевдонаучная теория неравноценности рас. Создана немецким антропологом и расовым теоретиком Гансом Гюнтером.

18

Joggen (нем.) — бегать трусцой.