Свет далёкой звезды

Лана Кузьмина

Совпадение? Случайность? Или судьба? Книга-размышление о жизни и смерти, о том, как трудно порой отпустить близкого человека.Генке было всего шесть лет, когда погибли его родители. Из светлого южного города он был вынужден переехать в Подмосковье к вечно недовольному строгому деду. Только сестра поддерживала одинокого и нелюдимого мальчика. Позднее он открыл в себе способности видеть умерших и общаться с ними. Непосильная ноша для самого обычного человека.

Глава 6

Вокзал походил на католическую церковь. Я видел похожую в отцовских альбомах по искусству, которые он иногда разрешал полистать. Высокие, уходящие в никуда стены, витражные окна до потолка. Причудливо преломляясь, робкие лучи солнца рисовали на полу волшебные узоры в виде невиданных зверей и цветов. Зелёным цветом тянулись вверх изогнутые стебли, взрываясь на концах густо — красными кровавыми шарами, пульсирующими словно живые человеческие сердца.

Огромный зал пустовал. Только в первом ряду читал газету пожилой мужчина в шляпе, а в углу дремала на узлах и чемоданах толстая старуха, замотанная платком. Вокзал поразил меня своей красотой и величием. Впечатление портили пластмассовые грязно-оранжевые стулья и развешанные повсюду безвкусные картины.

— Что здесь нарисовано? — поинтересовался я у сестры, разглядывая тёмно-лиловое пятно на розовом фоне.

— Правильно говорить не «нарисовано», а «написано», — отозвался мужчина в шляпе. — Это ты в альбоме рисуешь, а художники пишут.

И снова уткнулся в свою газету.

— Скорее намалёвано, — возмутился я. — Попробовал бы я такое написать, сразу бы схватил пару по рисованию!

Таня наклонила голову влево, затем вправо, отошла на несколько метров и многозначительно произнесла:

— Редкая мазня!

Я захихикал. Истерически, конечно. Таня нахмурилась, тётя шикнула, а мужчина в шляпе отложил газету и строго погрозил пальцем. Я зажал рот ладонями, но остановиться не мог, издавая похожие на хрюканье звуки.

— Хватит уже! — закричала Таня. На её глазах заблестели слёзы. — С ума сошёл что ли! Ничего уже сказать нельзя!

Покраснев, я мгновенно успокоился.

— Пойдём, лучше я тебе одну историю расскажу, — сжалилась сестра и потащила меня в самый дальний и тёмный угол, для полного эффекта.

История о молодом художнике

Талант в нашем мире редок. Гениальность и вовсе днём с огнём не отыщешь. Чаще всего случается так, что человек сам наделяет себя способностями, которых нет и в помине. Жил в одном городке молодой человек. Самый обычный, не выделявшийся ни умом, ни внешностью. Серенький такой человечек. Звали его Яном. Больше всего на свете Яну хотелось стать знаменитым художником. Это же счастье, а не занятие. Стой себе в светлой мастерской, наноси на холст яркие мазки. Над одной из картин можно и полгода работать. А потом продать её за несколько миллионов. О том, что многие художники закончили свою жизнь в нищете, Ян и не подозревал.

Он с упоением скупал в магазинах всевозможные приспособления, освободил одну из комнат, разложил на полках краски и кисти. Наконец, когда всё было готово, Ян, нацепив на голову берет, взял в руку кисть, обмакнул в краску, провёл по холсту и… ничего не произошло. Он просто не умел рисовать. Человек на его холсте получился похожим на сделанное из палок пугало. Он стоял на грязно-жёлтом поле, а на заднем фоне неровной линией маячили расплывчатые силуэты сосен. В небе плыли серые облака с широко раскрытыми глазами и уродливо изогнутым ртом.

Ян понял, что его картина не имеет ничего общего с творениями прославленных мастеров. Но всё же ему очень хотелось стать богатым и знаменитым. И он нашёл выход. В разговорах со знакомыми и не очень людьми Ян между делом рассказывал о новой современной живописи, для которой не важно сходство с реальными предметами, а те, кто ругает новых живописцев, всего лишь глупые отсталые люди. Один друг Яна написал хвалебную статью в журнале, другой — организовал его выставку. После этого стало неудобно и стыдно ругать картины, сюжет которых не мог разгадать никто, даже сам художник. И только самые смелые и независимые люди называли творчество Яна тем, чем оно и являлось — бездарной мазнёй. Но их, к сожалению, меньшинство.

Внезапно сестра замолчала. Я оглянулся. За моей спиной, в глубине вокзала, стояла старуха. Раскрыв рот в беззвучном плаче, она тянула к нам руки. Седые пряди, выбившиеся из-под платка, молочно-белые зрачки — это была она, «ведьма» с нашего двора, вечная плакальщица, проклявшая город.

Я открыл рот, но кто-то словно сжал мне горло. Захлёбываясь в беззвучном крике, я сделал шаг назад, потом ещё один, и ещё… пока не врезался во что-то большое и мягкое. Тётя Марта.

— Зачем ты туда полез? — закричала она, переходя на фальцет. — Весь в пыли, в паутине! Поезд уходит, а он пропал!

Тётя потащила меня к выходу, едва не оторвав мне руку. Я обернулся. Тёмный угол был пуст. Никакой старухи не было и в помине. И только бледное лицо сестры говорило о том, что мне не померещилось.