Свет далёкой звезды

Лана Кузьмина

Совпадение? Случайность? Или судьба? Книга-размышление о жизни и смерти, о том, как трудно порой отпустить близкого человека.Генке было всего шесть лет, когда погибли его родители. Из светлого южного города он был вынужден переехать в Подмосковье к вечно недовольному строгому деду. Только сестра поддерживала одинокого и нелюдимого мальчика. Позднее он открыл в себе способности видеть умерших и общаться с ними. Непосильная ноша для самого обычного человека.

Глава 14

Когда я вспоминаю о детстве, то мне кажется, что было оно в чужой, посторонней для меня жизни. В той прошлой жизни остался страдающий ревматизмом скрипучий дом, синяя школьная форма с блестящими пуговицами, неудобный давящий на спину ранец и замершая на перепутье страна.

Я пошёл в школу в девяностом. Получил в подарок картонную коробку, внутри которой обнаружились пачка тонких зелёных тетрадей, альбом, карандаши, кисти и краски, линейка, ластик и круглый пластмассовый пенал лимонного цвета. Пашка вручил мне переводные картинки с предложением украсить унылый ранец героями из советских мультфильмов. Мишин, прозванный за любовь к долгим научным разговорам Профессором, тайком от жены принёс совершенно ненужный пока циркуль. Нина Васильевна сунула в руки розовый носовой платок с завёрнутым в него яблоком.

Дед оглядел меня со всех сторон, смахнул с формы невидимые пылинки и мы отправились в путь. Было холодно и тревожно. От волнения перехватывало дыхание. Вместе с нами нескончаемым потоком двигались такие же как я мальчишки в синих костюмах и девочки в коричневых платьях с белыми передниками и с огромными бантами на головах. Дрожа от нетерпения, я едва успевал за широко шагающим дедом, и очень боялся опоздать. Кроме того я с ужасом заметил, что спешащие в школу дети держали в руках букеты. Большинство — разных оттенков гладиолусы на длинных ножках, некоторые — простые полевые и садовые цветы: васильки, ромашки, колокольчики. И только я не подумал о подарке учителю. Мои ноги внезапно стали ватными, и я до зуда внутри захотел обратно домой.

Дед дотащил меня до школы, подтолкнул к стайке школьников и их родителей, сгрудившихся вокруг таблички с необычной надписью «1Ж», и не прощаясь, поспешил через дорогу в школу среднюю, где он и преподавал. Я огляделся, и мой страх усилился. Почти все ученики пришли с родителями, и только я стоял растерянный и смущённый. Словно голый.

На школьном крыльце устанавливали микрофоны, из динамиков неслись звонкие голоса, утверждавшие, что дважды два четыре и это всем известно в целом мире. Школа, двухэтажное кирпичное здание, особенно запомнилась мне зелёной пятернёй над деревянными дверьми, творением неумелого резчика, неудачно выпилившего из дерева кленовый лист. Я смотрел на этот кривой лист, пытаясь угадать, что он здесь делает, когда сбоку ко мне подскочил тощий мальчишка с растрёпанными рыжими волосами.

— Папа сделал, — заявил он, подпрыгивая на месте. — Лист. Он здесь работал. Раньше.

Я молчал, не зная, как реагировать на подобное заявление. На крыльцо поднялись учителя, музыка стихла.

— Меня Яшка зовут, — представился новый знакомый. — В честь дедушки назвали. А вот там твоя классная, чёрненькая такая. Видишь? Людмила Николаевна. Это мама моя. Ты её не обижай. Она хорошая.

Я бросил взгляд на крыльцо. Людмила Николаевна стояла в стороне, смущённо улыбаясь и поправляя непослушную седую прядку у левого виска. Совсем молодая, а прядка белоснежная, ломкая.

— Красивая, правда? — Яшка улыбнулся, ласково и мечтательно. Потом вздохнул. — Жалко её.

— Почему жалко? — спросил я, но тут с другой стороны меня начали настойчиво тянуть за рукав. Я повернулся. Толстый мальчишка в потёртой, натянутой на объёмном животе форме, вертел перед моим лицом осколком стекла.

— Видал какой? Синий! Редкий! — мальчишка явно гордился собственной находкой. — Чаще всего белые попадаются, иногда коричневые или зелёные. А синий попробуй найди!

Он прикладывал стёклышко к глазу и смотрел на мир, погружённый в прозрачную синеву.

— Глянуть хочешь? — мальчишка протянул мне своё сокровище.

Я не хотел. Чего интересного? Рыжий Яшка интересовал куда больше.

— Твоя мама правда красивая, — подтвердил я. Яшка растянул рот до ушей, обрадовался.

На крыльце начал свою речь директор, маленький кругленький мужичок со сверкающей на солнце лысиной. Он монотонно бубнил в трескучий микрофон. Слов я не разобрал.

— Красивая, — повторил Яшка, — и добрая…

Он осёкся и подпрыгнул на месте.

— Ой! — прошептал он, прикрывая рот рукой.

Я посмотрел в ту же сторону, что и он, и мне показалось, что там за деревьями мелькнуло чёрное старушечье платье. Яшка снова подпрыгнул и, взвившись в воздух, молнией рванул прочь. Он бежал, ввинчиваясь в толпу, взлетел на крыльцо и промчался, едва не отдавив ноги выступающему директору.

Удивительно, но никто, казалось, не заметил Яшки. У директора даже голос не дрогнул.

— Видел? Видел? — спросил я у толстяка.

Тот посмотрел на меня с удивлением.

— Кого?

— Мальчишку! Рыжего!

— Неа, — протянул он, вытаскивая из глаза стёклышко, — не видел. Может, всё-таки, посмотришь?

Я взял осколок, поднёс к лицу. Мир заискрился, обрёл чёткость словно под увеличительным стеклом. Только чёрное пятно расплывалось где-то на краю этой картинки. Оно вытягивалось, превращаясь в худую фигуру с протянутыми руками. Я вздрогнул, и стёклышко выпало из моих рук. Оно со звоном коснулось асфальта, расколовшись на несколько кривых кусочков.

— Ну, вот, такое стекло испортил! — обиженно засопел толстяк. — Редкое! Такое попробуй найди!

Директор замолчал. Загремела музыка. Нас выстроили в колонну и повели в здание. У самого входа я обернулся, но ни Яшки, ни старухи я не увидел.