Загадка Чаромунти

Лана Гребенюк

«Загадка Чаромунти» – первая часть детективного романа, который никого не оставит равнодушным. Интересная сюжетная линия, которая соединяет разные времена, города и природу, настоящее и прошлое. Внезапная смерть антиквара в Санкт-Петербурге и пропажа ценных записей сводит несколько человеческих судеб. Расследования, встречи, тайны. И, конечно, настоящая любовь, которая не боится ни времени, ни расстояний. Продолжение истории в романе «Чаромунти. Путь к бессмертию».

Записи из прошлого

В один из выходных Эммануил Никифорович решил пригласить Сергея. Ему нравился этот молодой человек своим добрым отношением и внимательностью. Дети самого Эммануила Никифоровича редко навещали отца, они разъехались по разным городам и очень редко звонили ему. Друзья же, в силу своего возраста тоже сидели в своих домах, а кого-то уже не было среди живых. Время идет вперед, и не идет на компромиссы с возрастом. Сергей приехал в тот же день, радуясь возможности посетить нового друга, да и от городской суеты хотелось немного отдохнуть. Обменявшись дружескими рукопожатиями, они сели на веранде. Погода была почти летняя, солнце прогревало воздух, и было приятно находиться на улице. Сергей разлил чай, и Эммануил Никифорович начал свой рассказ.

— Помнишь, Сережа, я говорил про записи отца? Меня там очень заинтересовала одна история. Она довольна длинная. Хочешь, я ее тебе расскажу?

— Конечно, Эммануил Никифорович, мне очень интересно.

Отец Эммануила Никифоровича, Перекладников Никифор Федорович, был довольно успешным детективом. По тем временам профессия сыщика была редкой. В своих мемуарах он описывал дела, которые ему довелось раскрыть и привести к логическому заключению, то есть отдать в руки правосудию. Правда, имена участников он называл кратко, одной буквой от фамилии, написанной на английском языке. Во всех историях царила таинственность, и Эммануил Никифорович не спешил придавать секретный материал огласке. Долгими ночами он перечитывал строки, написанные отцом, представляя себя на его месте. Сам Эммануил Никифорович не пошел по стопам отца, он стал филологом и всю жизнь преподавал в университете. Открыв однажды записи отца, он стал внимательно изучать истории, которые описывал отец.

Рассказ Эммануила Никифоровича (Из записей отца)

«Отец долгое время служил в полицейском управлении. Прослужив более двадцати лет, он решил уйти со службы и начать писать. Сюжетов и тем для написания у него было предостаточно, и он с удовольствием описывал подробности, которые открыл сам и те, которые ему рассказывали другие. Но иногда, вспоминая какое-либо дело, у него возникало сильное желание что-нибудь порасследовать. И, как это часто бывает, желаемое становится реальным, к нему обратились за помощью. Одному господину, которому порекомендовали отца, как человека, знающего сыскное дело, совсем не хотелось обращаться в полицию, дело было семейным. Он очень успешно и в быстрые сроки справился с поставленной задачей. А затем, потекла цепочка обращений за помощью, чему он был несказанно рад.

Он любил браться за дела, которые на первый взгляд казались запутанными и немного мистическими. Одно такое дело, со смертельным случаем, было описано в мемуарах и, видимо, особенно заинтересовало его. Факты, которые ему предоставил его клиент, были не подтвержденными, и надо было проводить более тщательное расследование. Дела со смертельными случаями брала полиция неохотно, если причины самой смерти были непонятными и случались с людьми, которые были совершенно здоровыми и ни на что не жаловались. История приводит много примеров отравления ядами, но всегда было место таким проявлениям клинической картины, где симптомы и признаки не совсем подходили под уже известные в научных кругах яды. Казалось, что человек умирал от сердечного приступа или от кровоизлияния. Таких дел было несколько, но мне бы хотелось рассказать совсем другую историю, хотя мистика в ней тоже присутствует.

Однажды, помогая одному из соседей разыскать пропавший дневник, отец познакомился с Громовым Александром Николаевичем. Его дом стоял на соседней улице, они часто здоровались при виде друг друга, но у них не было повода пообщаться. Отец знал про Громова, что он успешный предприниматель, торгующий пушниной и самоцветами, которые привозили ему из Сибири. И если бы не этот случай с пропажей, они наверняка бы не сошлись, лишь только здоровались издалека.

Отцу надо было разыскать пропавшие документы, которые хранились в секретном месте. Когда он стал расспрашивать Громова о документах, кроме внешнего описания он никак не мог добиться подробностей. Сам документ выглядел как дневник, в котором велись важные записи. И эти записи имели большую ценность и обычно хранились в тайнике. Что это секретная информация, сам клиент повторял много раз. Отец уже было собрался отказываться от дела по поиску бумаг, как Громов, немного подумав, решил поведать историю этого дневника, взяв с него клятвенное заверение, что он никому никогда не расскажет об этом деле. Позже дневник находится в самом неожиданном для всех месте. По рассеянности видимо, его переложил сам Громов, переживая, что кто-нибудь мог его взять. И совершено забывает о содеянном. По состоянию здоровья у Громова стали повторяться провалы в памяти. Но одну историю он поведал моему отцу, считая его своим другом. История выглядела не совсем правдоподобной.

История Громова (связанная с дневником и с камнем)

История начиналась в феврале, в далеком 1895 году в далеком сибирском городке, а вернее в его окрестностях. Именно с той поры и начат был дневник. Сам Громов был родом из Петербурга. Приехав в Иркутск по торговым делам, он внимательно наблюдал за всем, что видел, и с кем его сводила дорога. Люди в Сибири отличались от жителей Петербурга. Начиная от разговорной речи, стиля жизни, манеры одеваться и вообще всего. Громов решил завести новые знакомства с дельцами, которые добывают и разделывают шкурки, а также, к нему поступило предложение о добыче золота и самоцветов. Он решился на такую поездку, узнав от приехавшего из тех мест приятеля о том, что добытые меха в Сибири очень отличаются износостойкостью от тех, которые продавали в столице. Громов, недолго думая, отправился в путь. Торгового люда много было им встречено в пути, и советы, которые он получал, он добросовестно и со всеми подробностями записывал в дневник. Ему предстояло найти и познакомиться с охотниками, договориться о покупке и о возможности отправлять шкурки в Петербург.

Однажды, когда Громов ехал до нужного ему поселка, в дороге разыгралась стихия. Метель засыпала повозку и весь путь так, что не было видно дороги. Дорогу заметало стремительно, и колея вскоре скрылась из вида совсем. Человек, который сопровождал Громова и вел повозку, предложил остановиться и переждать. Иначе была большая вероятность заблудиться. Он сообщил, что они находятся как раз недалеко от охотничьего домика. Добираться до домика было не просто, ветер со снегом попадал в лицо и в глаза, и все вокруг казалось сплошным белым полотном. Спасло только то, что сопровождающий был местным и хорошо знал дорогу и ориентировался на местности. Громов сразу не разобрал, что они уже подошли к небольшому домику. Сопровождающий начал усиленно откапывать что-то из снега. Оказалось, что это был вход в тот самый домик, куда они собственно и направлялись.

Когда Громов с сопровождающим все-таки попали в домик, перед ними предстала ужасающая картина. За столом сидел, вернее уже лежал практически на столе, мужчина, который по всем признакам был мертв. Сдвинуть с места и осмотреть тело никак не удавалось. Тело окоченело само по себе, да еще зимний холод повлиял. Было не понятно, как давно человек мертв. В домике все было перевернуто, были видны следы поисков. Пустая сумка валялась на полу и из нее торчали какие-то вещи, похожие на одежды. Сам человек был одет как охотник, правда никакой шубы и шапки возле него не оказалось. По всем признакам, мужчина был убит и, возможно, ограблен. Громов внимательно осматривал все вокруг, стараясь понять, что тут произошло, и кто на самом деле был этот человек. А самое важное, за что и почему его убили.

Сопровождающий взялся в первую очередь разводить огонь, чтобы все смогли согреться и выпить кипятка. Для него не было потрясением встретить замерзшего человека в тайге, такое случалось зачастую с теми, кто одиноко бродил по лесам. Да и люду всякого здесь было много, охотников или сбежавших каторжан. По всему было видно, что человек, сидевший за столом, был не из местных. По крайней мере, сопровождающий его не признал. Тело трогать пока не стали, решили для начала согреться и решить, что с ним делать дальше. А для этого, им надо было осмотреть все вещи и самого человека.

А пока Громов пытался рассмотреть вещи, среди разбросанной домашней утвари и каких-то тряпок, он заметил небольшой узелок. Он лежал на полу около небольшой лежанки. Его не было видно сразу, и чтобы достать, Громову пришлось встать на колени. Взяв таинственный узелок, он начала потихоньку его развязывать. Замерзшие пальцы плохо слушались, и узел не поддавался. На ощупь, в узелке лежало что-то небольшое и плотное, легко помещавшееся в ладонь. Весило содержимое немного и мысль о том, что это не золото, сразу мелькнула в голове Громова. Когда узел все-таки был развязан, он увидел камень непонятной формы и цвета. Сопровождающий неотрывно наблюдал за происходящим, стоя недалеко от Громова. И мысль о золотой находке уже будоражила его. Когда он увидел непонятный камень, он сплюнул и сразу отвернулся к огню.

Вскоре тело покойного сопровождающий вынес на улицу и слегка присыпал его снегом. Захоронить на данный момент не представлялось возможным. Метель продолжалась, и еще больше покрывала тело снегом. Сопровождающий вернулся в дом и продолжил готовить еду, лишь иногда поглядывая на Громова.

А Громов, взяв в руки камень, стал его внимательно разглядывать. Недостаток света не давал возможности рассмотреть хорошенько. Блики от огня отражались на неровной поверхности, преломляясь, и камень сиял разными оттенками, все больше привлекая внимание. Что-то неуловимое и таинственное все-таки почувствовал в тот момент Громов. От камня шло тепло, и рука постепенно становилась невесомой. Состояние Громова становилось все легче, ему становилось теплее и ощущение покоя наполняло его душу. Он завернул камень в тот же лоскуток льняной ткани и положил в карман шубы. Немного перекусив и напившись охотничьего отвара из трав, которые они нашли в домике, Громова сморил сон, который он запомнил навсегда. Именно этот сон был рассказан Никифору Федоровичу. Громов сделал записи в дневнике, подробно описывая место, где это все произошло.

А виделось Громову следующее. Шел он по тайге, пробираясь через заросли кустарников, видя перед собой руку, которая отодвигала ветки, открывая обзор. Но вот что странно, рука та была не Громова, а чья-то чужая. Как будто он находился в чужом теле. Он четко видел мех на рукаве, сильно примятый и замусоленный. Он увидел шрам на среднем пальце руки, напоминающий след от змеи. Он слышал звук ручья, и пение птиц. Он вдыхал воздух, наполненный запахом леса, травы, воды, он был чистым, дышалось легко и приятно. И он чувствовал под ногами мягкую почву, и слышал звуки от сломанных веток под ногами. Он шел по лесу один, он все видел и чувствовал, но отчетливо понимал, что это идет не он. И это была уже не зима, а скорее всего осень, потому что под ногами была опавшая листва и иголки. Вскоре он увидел домик среди деревьев. Он был совсем небольшим, там одновременно могло бы разместиться не более двух человек. Дверь была только прикрыта, он открыл двери, и тут же раздался странный птичий крик, больше похожий на крик смертельно испугавшегося человека. Но Громову не было страшно, он смело вошел в дом и увидел сидящего за столом человека. В это мгновение ему почудилось, что этот человек ему хорошо знаком. Подойдя к нему поближе, он тронул его за плечо и услышал голос:

— Здорово, дружище, я тебя заждался. Вот смотри, что мне удалось обнаружить недалеко отсюда, чуть ближе к реке.

Мужчина, сидя за столом, держал в руке уголек и что-то рисовал на льняной ткани. Громов сел рядом с ним и стал смотреть на то, что лежало на столе. А на столе лежал тот самый камень, который он нашел в доме и который сейчас лежал у него в кармане.

Громов невольно протянул руку к уже знакомому камню. Он был абсолютно черный, с небольшими серебряными прожилками. Мужчина резко поднял голову и грозно проговорил:

— Э, нет, этот камень трогать нельзя. В нем сила огромная и пока ты про него всего не узнаешь, носить с собой не советую, всяко может случиться.

Громов спокойно убрал руку и теперь внимательно смотрел на того, кто с ним говорил. Это был молодой мужчина, и его глаза ему показались знакомыми. Он стал усердно вспоминать, когда и где он уже видел такой взгляд.

— А ты чего на меня так уставился-то? Не признал, что ли, или я так изменился с утра? Ты, кстати, траву с ягодами для отвару собрал, покажи?

Громов отрицательно помотал головой, переведя внимание на то, что рисовал собеседник. Уголек уже совсем стерся, и очертания предметов на ткани получались нечетко. Если присмотреться, можно было увидеть непонятные геометрические фигуры, лишь смутно напоминающих очертания природы, а вернее отдельно взятых предметов: горы, реки, деревьев.

— Я нашел то место, где лежал этот камень. Пришлось потрудиться, в лесу это сделать не так легко. И место, я тебе скажу, очень странное. Вся поляна возле горы, как будто обожженная. Там сразу потянуло спать, я и впрямь чуть было не уснул. Охолонился в холодном ручье и все равно хотелось спать. Не знаю, каких мне это стоило сил, но я выбрался. И все как в тумане. А ты чего такой чумной? Смотришь странно и молчишь все время.

— Я в лесу с медведем столкнулся. Хорошо, что тот меня не увидел, но почуял точно, — Громов заговорил впервые и услышал абсолютно чужой голос. Он звучал как бы издалека, был хриплым и совсем не был похож на его собственный голос.

— Эка невидаль, медведь в лесу. Волки порой пострашнее будут. Ты не захворал часом? Давай-ка я тебе отвару приготовлю. Есть у меня свои припасы. А про камень пока забудь. Место я тебе покажу, но никому, слышишь, ни одной живой душе про то.

Громов неожиданно проснулся и долго тер глаза. Его попутчик громко храпел на лежанке неподалеку. В печи горел огонь, поленья тихонько потрескивали. Ему не верилось, что только что он видел сон. Как наяву все видел, и обстановку в доме и эти глаза, такие похожие на глаза его сопровождающего. Рука невольно потянулась в карман, он нащупал тот самый сверток, и тут же достал его. Руки тряслись от волнения, все казалось неправдоподобным. Даже само место было немного жутковатым. Из-за отсутствия света, в сумраке виделись то ли тени, то ли люди. Громов передернулся от нагнетающего чувства страха, хоть и был он не робкого десятка. Он ближе подошел к огню, развернул сверток с камнем. Расправив льняную тряпку, он даже вскрикнул негромко. На этой тряпке был тот самый рисунок, который рисовал мужик в его сне. Вопросов в голове становилось все больше, а ответов на них не было. Поглядев на храпящего рядом сопровождающего, он решил лечь спать.

И как только он закрыл глаза, видения повторились. Он опять шел по лесу, только уже за тем мужиком, с которым разговаривал в предыдущем сне. Шли они молча, пробираясь сквозь заросли леса. Солнце было ярким, а небо чистым и голубым. Но смотреть вверх долго не предоставлялось возможным, надо было смотреть под ноги и по сторонам. Тайга невнимательности не прощает. Шли они недолго и стали замечать, что лес меняется. Как будто они вышли из глубокой тайги и подходят к реке. Звук воды становился все отчетливей. Стало видно невысокую гору, которая была практически вся черного цвета. На ней кроме камней и нескольких кустарников ничего не было. Чем ближе они подходили к той горе, тем реже росли деревья, и были они не такими высокими, еще совсем молодыми. Вышли на поляну, справа была горная река, вода в ней бурлила и быстро текла вглубь леса. Река была у самой горы, и подойти к ней оказалось невозможным, таким стремительным было течение, да и берег был крутым.

Внимание привлек большой камень, он лежал почти на середине поляны. Можно сказать, это была часть горы, повторяющая очертания горы за рекой.

А еще тут стояло засохшее старое дерево у камня. И дерево, и камень были черного цвета, как будто их обожгло огнем.

— Это случилось здесь. Запомни это место. Именно отсюда я взял этот камень, сюда и спрячу до времени. Сила в том камне огромная, только поддается он не всякому. А кому служить будет, тот власть будет иметь безграничную и здоровье вечное. Мне дед про то сказывал, а нашел я его совсем недавно. Но не поддался он мне, видать не той породы я. Много живого я загубил на своем веку, и животных и людей пришлось. А тебе может, ты чист душой, я это сразу почувствовал. Только найти ты его должен сам. Он положил руку на большой камень.

И тут все стало исчезать, еще слышно было шум реки, но звук все отдалялся, и исчез совсем.

— Александр Николаевич, барин дорогой, проснитесь!

Открыв глаза, он увидела знакомые глаза. Сопровождающий тряс его за плечо и громко звал.

— Слава богу, Александр Николаевич! Солнце уже высоко, пурга кончилась. Ехать пора, а я вас добудиться никак не могу. Испугался до жути.

— Я так долго спал?

— Да всю ночь, вы еще что-то говорили во сне, но я не разобрал. Поехали?

Громов быстро поднялся. Сон, или это был не сон, быстро улетучился. Они сразу нашли свою повозку. И благополучно добрались до города. Приехав на место, он не нашел в кармане камня, лишь обрывок ткани, в которой он лежал с рисунком. Но всю историю он записал в дневник.

История бы так и закончилась, если бы Громову не показалось все таким реальным. И сон был явным видением, и он был в этом видении, но не самим собой. А кем? Вопросов было много, но ответов он не знал, пока не одна встреча, которая навела его на мысль разобраться со всем. В одной из деревень, которая находилась неподалеку от Иркутска, жил охотник. Про него Громову рассказали другие охотники. А примечателен тот охотник был тем, что появился в этом селении неожиданно, однажды он просто вышел из тайги. Никто не знал, откуда он и как здесь оказался. И странным был тот охотник, нелюдимым, часто пропадал в тайге, звали его Степаном. Шкурки он приносил отменные, да и самоцветы находил необычные. Как будто знал такие места, которые другим охотникам, которые всю жизнь в тех местах промышляли, и неведомы. Разговоров про того Степана было много, его и побаивались за его суровый и богатырский вид, да за то, что был он непонятен для многих. И решил Громов с тем Степаном познакомиться.

Встреча с охотником произошла не так, как ожидал Громов. Яростный лай собаки, больше похожей на волка, остановил его. Ждать появление Степана пришлось не долго, но и за это время у Громова пронеслось много мыслей в голове. Как начать разговор, как спросить Степана о том, чему сам Громов не очень-то верил? Видение в охотничьей избушке было, но может это и вправду был только сон? Ход мыслей замер на вопросе при появлении Степана. Тот вышел из небольшой избы и встал, прямо глядя на Громова. Лай собаки-волка тут же прекратился, и слышно было лишь тихое поскуливание.

Громов внимательно смотрела на Степана, ему уже нравился этот человек. Уверенный взгляд прямо в глаза, как будто в душу, говорил о том, что этот человек не будет лгать и лукавить. Время прошло немного, но для Громова оно как будто замерло.

— Это ты про меня спрашивал? Проходи в избу, — спокойно произнес Степан, и Громов послушно вошел в дом.

Несмотря на то, что дом был совсем небольшим, внутри было просторно и светло. Было убрано и очень вкусно пахло.

— Отвар будешь? Только приготовил.

Громов утвердительно кивнув, продолжал осматриваться.

— Ты говоришь или знаками будем разговаривать?

— Простите, Степан. Я просто не знаю, как начать разговор. Больно тема у меня странная, — наконец произнес Громов, смотря на Степана.

— А ты издалека. У нас так не говорят. В тайге вообще мало кто говорит. А ты не робей, коли не то скажешь, не бойся, не ударят.

Степан налил отвар из котелка в кружку и поставил перед Громовым. Отпив глоток, Громов даже причмокнул.

— Какой славный отвар. Меня недавно похожим потчевали в одной избушке в тайге.

— Так ты в той избушке был, в которой человека нашли? Так это я там сборы трав оставляю всегда. С него и отдохнешь на славу, и силы прибавятся. Пей на здоровье.

— А вы знакомы с тем человеком были? Ну, которого убили.

— Не знал я его, только знаю, что не хороший он был. Много в лесу зверья молодого побил. И все искал что-то, вопросов много задавал. За то смерть свою нашел, тайга таких людей метит.

— Степан, а вы верите в переселение душ?

— Эка, ты барин вопрос задал. Много в жизни людской есть не знамово. Есть дух, с ним человек живет, а вот что происходит с ним, когда он помират, неведомо. Ты же не про то хотел спросить.

— Не про то, прав ты. Мне в ту ночь в охотничьей избе привиделось так явно, будто я и вроде не я хожу по тайге. И место одно мне привиделось. Там черно все: и гора, и поляна, и камень большой. Там еще дерево было сухое, по форме крест напоминало. Так вот я и хотел спросить, знаешь ты про то место в тайге?

— А зачем тебе это?

— Привиделось мне, что спрятан там камень, чью силу мы не знали еще.

— Есть такое место в тайге, только туда дня три ходу, да и не по зиме туда ходить. Приезжай к лету, покажу и проведу тебя туда. Только шибко подумай, для чего оно тебе. Коли для забавы, то не пустят тебя туда.

— Кто не пустит?

— А ты сам подумай, кто. А теперь пора мне. И тебе пора, барин.

На том и разошлись Громов и Степан. Громов так и не показал ему ту тряпицу со странным рисунком, посчитав, что он и так понятно описал то место. Вскоре, Громов отправился в обратный путь в Петербург. И всю дорогу он не мог забыть разговора со Степаном и самого Степана. Какой-то странной силою обладал сей мужик из глухой сибирской тайги.

***

В записях отца про Громова было написано, что только в 1899 году, спустя целых четыре года, Громов собирался поехать в Сибирь, чтобы встретиться со Степаном. Все это время, он занимался родовым поместьем и делами своей фирмы. Поставки пушнины были редкими, но по качеству превосходили все остальные. Самоцветы приходили в большом количестве с сопровождающими и приносили большой доход делу Громова не только в Петербурге, но и в Москве. Хорошо шли дела у рода Громовых, подрастали двое сыновей, строились доходные дома. Но часто Александру Николаевичу Громову снилась тайга, Степан и место у горной реки. Не давало покоя и звало. Только не случилась тогда поездка в Сибирь. Заболел Громов, сильно заболел, и врачи запретили менять климат.

Рассказал отцу это все Громов уже, будучи больным. Они тогда сдружились сильно. Доверить такую тайну он не мог никому. Сыновьям передавать было еще рано, малы были, а отцу он доверял. И поручил передать дневник своим сыновьям, когда они станут взрослыми. Он надеялся, что сыновья смогут продолжить то, что не успел Громов.

А в России в начале ХХ века начались большие перемены. Семья Громовых уехала из города в свое имение. И потерялась связь двух семей, Громовых и Перекладниковых.

На веранде дома было тихо, только слышались птичьи трели. Лес вокруг стоял спокойно, и ничто не нарушало тишины вокруг. Все это время Сергей внимательно слушал Эммануила Никифоровича, а тот, видя интерес Сергея, продолжал рассказывать то, о чем прочитал в записях отца.

— В то время и вправду было все перепутано. Кто где было не понять. Народ был напуган войной. Не спокойно тогда было. Отец наш остался жить в Петербурге, занимался частным сыском, слава богу, была такая возможность и даже необходимость. Пока в стране устанавливался новый режим, в области правопорядка были некоторые прорехи. И отец говорил, что его опыт и знания были востребованы. Официально на работу его не устраивали, а держали, как внештатного сотрудника. Так отец смог продолжать свое любимое дело и хватало времени на написание мемуаров. Если честно, я удивляюсь, как умело он описывает разные дела. А когда мы стали взрослыми, отец позвал нас и преподнес нам по предмету. Мне досталась вот эта трость, которая переходила по наследству в нашей семье. А Владлену отец передал дневник того самого Громова. Он попросил Владлена разыскать родственников Громова, а меня всячески содействовать брату. Наверное, именно тогда отец предопределил направление для брата. Владлен поступил на исторический факультет, а я на филологический. Сейчас у брата своя антикварная лавка недалеко от центра в Петербурге. И я еще не спрашивал, как он поступил с тем дневником. Ну как, интересная история?

— Очень. Тут можно целую книгу написать, я знаю, вы собирались.

— Собирался, Сережа, только что-то меня останавливает. Думаю, я еще покопаюсь в записях отца. Пока есть еще время.