Шарнирные куклы. Мир под стеклом. Исторический детектив

Иоланта Ламарр

Туманный Утёс. Далёкая островная провинция, затерянная во мраке, тумане и лжи. Её окружают неприступные скалы и мрачный, непроходимый лес, из чащи которого, по слухам, ещё никто не возвращался живым. Алина Лайтер отправляется на остров, чтобы расследовать загадочные убийства. Но что в действительности за этим стоит? Шёпот, тайны, интриги, многозначительные взгляды, странные сны… Пожалуй, она сама не успеет заметить, как опасная работа превратится в расследование её же собственной жизни.

Глава 1. Ветер перемен

Некоторое время спустя описанных выше событий в столице Ластертада, Сентене, такой высокомерно-далёкой от всех ужасов и бед своих провинций, разгорался новый будничный день. На небе ослепительно светило октябрьское солнце. Сегодня оно, как никогда раньше, напоминало лихорадочно-жёлтое куриное яйцо, медленно плавящееся на гигантской сковороде.

Признаться, солнцу нисколько не хотелось созерцать жителей этой мрачной, северной страны. Известно, что все люди — незначительные, погрязшие в собственной никчёмности и мерзости создания, стоит только посмотреть на них с высоты. Могущественному небесному светилу приходилось чувствовать себя беспомощным пленником в собственном королевстве. Всё, что ему оставалось, — это ждать спасительные пуховые облака, что сегодня, судя по безукоризненно чистому небу, было совершенно бессмысленно.

Внизу же, по выметенным мощёным улицам, ни на секунду не приостанавливаясь даже для того, чтобы перевести дух, толкалось объёмистое нечто, состоявшее из жителей столицы и приезжих. Все они спешили в самые разные места и уголки, разбросанные по прекрасному, но такому неповоротливо-громоздкому городу, сворачивали на главные проспекты, в тесные, глухие проулки (в последних запросто могли зарезать ржавым ножом и совершить любые гнусности). Кто-то шёл пешком, а кто сидел в каретах — и каждый из них был погружён в свои собственные мысли.

Внезапно одна из прохожих, молодая девушка в простом дымчатом платье, рассмеялась тихим, слегка истеричным смехом. Несколько человек с любопытством посмотрело ей вслед. Девушка чем-то неуловимо напоминала тот сорт людей, которых в народе именуют «ведьмами».

Алина Лайтер

В целом Алина Лайтер была совершенно непримечательна: высокая, худая, светловолосая, с огромными хризолитовыми глазами и с тусклой бледной кожей. Немногочисленные знакомые весьма её недолюбливали: подчас девушка могла показаться людям слегка не в себе.

Алина была круглой сиротой и совершенно не помнила своих родителей: её отец с матерью погибли много лет тому назад. В настоящее время она жила в квартале для госслужащих в недостроенном доме своего дяди и изредка подрабатывала швеёй. Больше всего на свете девушка не выносила собственной жизни. Сегодня, правда, Алина чувствовала некоторое оживление, возможно, даже вдохновение. Всё началось с раннего утра, когда она увидела какую-то бумагу, одиноко лежавшую на кухонном столе, которая оказалась не чем иным, как областной грамотой, оформленной на имя её кузена Жуана. Девушка немало удивилась тогда: обычно в их городе служебникам — людям, ответственным за порядок и безопасность — вручали лишь столичные грамоты, которые представляли собой разрешение на расследования нарушений в пределах Сентены. В ходе небольших расспросов дяди, который, как и большинство коренных сентенцев, вечно куда-то спешил, Алина поняла, что безответственный Жуан снова что-то натворил на работе — и начальство в качестве наказания решило отправить его в какую-то глушь расследовать загадочные убийства.

Позже она тактично поинтересовалась у необычайно радостного брата, когда он начнёт собираться в дорогу. Жуан на это рассмеялся и заявил с лёгким оттенком мужского превосходства, что у него ещё есть достаточно времени, которое, кстати говоря, он намерен провести с пользой. Алина закатила глаза и решила не уточнять, с какой именно «пользой»: Жуан Лайтер, служебник самого младшего ранга, на всю столицу славился своими похождениями по борделям и игровым заведениям. В который раз уже Алина подумала (разумеется, не без сарказма), что, похоже, все вокруг счастливы и довольны жизнью, кроме неё самой.

Она же, живя в шумной и безразличной Сентене, привыкла чувствовать себя словно птица в захлопнувшейся клетке. Почти всё, что Алину окружало, ей давно уже опротивело: муторная работа, за которую платили ничтожные деньги, холодно-вежливое поведение родственников и презрительное — знакомых, огромный недостроенный особняк, вечно продуваемый насквозь зимними вечерами, в котором прошла большая часть её юности, прекрасная помпезная столица. Даже постоянная опека бабушки, которая никак не могла дождаться, когда же «её любимая внучка наконец-то выйдет замуж и заведёт детей» (от последнего Алину коробило особенно сильно). И вдруг, точно незаслуженное благословение свыше, подвернулась такая возможность. Больше всего на свете девушке хотелось что-нибудь изменить в своей жизни. Что же теперь могло заставить её устоять перед соблазном?!

Впрочем, признаться, решение отправиться на задание, которое предназначалось её ветреному кузену, поначалу было встречено в штыки рассудительностью и страхом перед неизвестным. Даже сейчас, стуча стёртыми каблуками по искусно выложенной набережной, чья поверхность, поблёскивая на солнце до рези в глазах, почти удачно пародировала зеркало, и сжимая в руке старую дорожную сумку, в которую поместилось всё самое необходимое для дальней дороги, включая позаимствованные у дяди инструменты служебников, Алина терзалась сомнениями. Не поступает ли она излишне самонадеянно? Не глупо ли, в конце концов, браться за то, чего никогда раньше не делала?

Но повернуть назад, туда, где жили семьи служебников и прочих городских чиновников, Алина так и не смогла себя заставить.

Девушка остановилась и, высоко запрокинув голову, посмотрела на небо, на котором сегодня не было видно ни единой тучки, ни малейшего клочка облаков — весьма редкое явление для холодного и сумрачного Ластертада. Алина подумала, что, возможно, необычайно тёплая и солнечная погода была знаком свыше.

Внезапно девушка привстала на цыпочки и до боли вытянула тонкую шею. В таком положении Алина простояла почти минуту: прикрыв глаза, она слегка раздувала крылья носа, словно хотела впитать в себя весь аромат летнего дня. Прохожие толкали её, задевали острыми локтями и тяжёлыми сумками, но, погружённая в себя, зеленоглазая девушка не обращала на них ровно никакого внимания. Бледнокожая до прозрачности, она выглядела на оживлённой улице города точно призрак далёких времён, отрешённый, схоронившийся в коконе собственного воображения, обрекший самого себя на вечное, изматывающее одиночество.

Впрочем, в глубине души Алина дрожала от страха, который едва ли испытывают привидения. Она так сильно боялась разочароваться! Так не хотела сделать что-то неправильное, такое, о чём потом останется только сожалеть!

На пути задумавшейся девушки вдруг выскочил, будто из-под земли, Дворец Талантов — одна из самых величественных построек столицы. Алина, немного помедлив напротив парадных ступенек, уверенно обошла здание и направилась к чёрному ходу, которым в основном пользовались только прислуга и артисты. Ей не составило труда найти ту, кто была последней, но едва ли не самой важной составляющей её сумасшедшего плана.

Сирша Валентайн, восходящая звезда сентенского театра, была одной из самых красивых и видных женщин столицы. У неё были волнистые тёмные волосы, молочная кожа с лёгким румянцем на щеках и слегка раскосые светло-голубые глаза, обрамлённые облаком густых ресниц. Девушки никогда не были подругами, но блистательная актриса должна была Алине услугу. «Одну, но какую только захочешь», — сказала она в тот далёкий вечер прошлогодней зимы, дрожа на холодном ветру и с искренней благодарностью обнимая свою спасительницу за плечи. С того времени Алине почти ежедневно хотелось пойти к актрисе и использовать эту возможность, но каждый раз девушку что-то останавливало. Впрочем сейчас, отзывая Сиршу в сторону, она совсем не жалела о том, что сдержалась и не попросила чего-нибудь раньше.

— Даже не думай: я никогда не пойду на подобное! — актриса надула полные губы, подчёркнутые ярко-красным карандашом, и посмотрела на Алину, как на безумную. — Проси что угодно, только не это.

Девушка тяжело вздохнула и на миг крепко зажмурилась. Разумеется, такая реакция со стороны едва знакомого человека была вполне ожидаема, но всё же Алину кольнула лёгкая досада: должница могла бы отнестись к ней и с большим пониманием, учитывая, что сама порой вытворяла. Впрочем, она успела вовремя прикусить язык: не стоило напоминать этой хрупкой творческой натуре о том случае, с которого началось их весьма странное знакомство.

— Ну, Сирша, ты же актриса, в конце концов, — рассудительно заметила Алина, немного помолчав. — И однажды уже играла мужскую роль. Довольно профессионально, надо заметить. Если бы я не знала, что это ты, то никогда бы не догадалась, что главный герой — на самом деле переодетая девушка, к тому же такая красивая.

От неумело завуалированной лести, прозвучавшей в словах собеседницы, Сирша Валентайн, казалось, несколько оттаяла, но всё же сдаваться так просто не собиралась.

— А ты подумала о моей работе, глупая? — проворчала она, поправляя тёмный локон, который то и дело выбивался из её сложной прически. Он с завидным упорством падал девушке точно на левый глаз. — Сколько мы пробудем в этом, как его, Туманном Обрыве?

— В Туманном Утёсе, — терпеливо поправила её Алина, стараясь не закатывать глаза. — И мы останемся на острове до тех пор, пока не найдём убийцу.

— Так это еще и остров! — как-то не в тему возмутилась Сирша, отвлечённо потирая правое запястье, которое показалось Алине слегка припухшим.

Тут взгляд темноволосой красавицы метнулся в сторону распахнутой входной двери, через которую вошли в помещение несколько человек. Девушки стояли за колонной, так что их не было видно тем, кто находился в зале, но всё же актриса вдруг резко побледнела и, кажется, даже занервничала, хотя последнее и было почти что незаметно.

— Ну, хорошо, я сыграю роль твоего муженька-служебника, — неожиданно легко согласилась Сирша, наигранно вздыхая и делая мученическое выражение лица. — Всё-таки я не из тех жалких личностей, что не могут сдержать собственного слова. Пойдём в мой будуар: будем собираться в дорогу. И да, ещё нам придётся где-то раздобыть обручальные кольца.

На небе сгущались мрачные, свинцовые тучи. В тяжёлом, душном воздухе витало предчувствие беды. Казалось, что нечто опасное поджидает путников не за тем, так за другим поворотом, точно коварный, умудрённый опытом хищник, который притаился в засаде.

Одинокий крытый экипаж ехал по загородной трассе навстречу неизвестности. На открытом пространстве, где не было ни гор, ни каких-нибудь искусственных построек, чувствовалось осеннее, пронизывающее до костей прикосновение ветра. Деревья, чьи макушки упирались в небо, точно мощные колонны в крышу, мерно раскачивались в такт. Их сморщенные листья — грязно-золотые, бурые, тёмно-коричневые, даже кроваво-красные — причудливо кружась, опадали на землю, чтобы тут же присоединиться к своим собратьям. От этого чарующего зрелища Алине всегда становилось почему-то невыносимо грустно.

— Так что же произошло на том острове? — поинтересовалась актриса грубоватым низким голосом, рассеянно наблюдая стремительно меняющийся вид из окна.

Сирша Валентайн

Сейчас никто не смог бы признать в ней красивую светскую кокетку: Сирша Валентайн выглядела как типичный молодой господин среднего достатка. Она приклеила тёмные накладные усы и бакенбарды, даже сделала в местной парикмахерской удлинённую мужскую стрижку. На закономерный вопрос своей «жены», почему бы ей просто не надеть парик, девушка возразила, что всё должно выглядеть максимально правдоподобно, и внезапно отвернулась, пряча подозрительно подрагивающие уголки губ. Алине пришла тогда в голову ехидная мысль, что, наверное, одна из главных постояльцев Дворца Талантов сама не может поверить в то, что пошла на подобную авантюру.

— В грамоте сказано только то, что за последние два месяца в окрестностях городка было убито четыре человека, — припомнила девушка, оценивающе разглядывая обручальное кольцо, которое красовалось на безымянном пальце её левой руки.

Признаться, Алина находила его несколько безвкусным: ей не нравились эти бледно-жёлтые топазы, даже несмотря на то, что они были выполнены с таким поразительным мастерством.

Сирша почему-то бросила на неё странный взгляд.

— Знаешь, Алина, что меня больше всего в тебе удивляет? — вздохнула актриса и, наклонившись вперёд, доверительно понизила голос: — Скажи, милая моя, ты хотя бы представляешь себе, как ведётся расследование? Может быть, уже делала подобное раньше со своими родственниками-служебниками?

— Разумеется, представляю. Я знать наизусть от корки до корки все дядины отчеты, — ничуть не смутилась Алина. Внезапно она прищурила свои чуть раскосые светло-зелёные глаза: — А откуда тебе вообще известно, что мои дядя и кузены работают в Службе?

— Да так, — уклончиво пробормотала Сирша, но, видя настойчивый взгляд девушки, всё же решила пояснить: — Одно время (ты только не подумай ничего лишнего: это было очень давно) я дружила с Жуаном Лайтером. Кстати, никогда бы не поверила, что однажды мне придётся им притворяться.

Алина рассмеялась, но смех её получился несколько натянутым: упоминание о похождениях кузена, как всегда, сильно подпортило ей настроение.

— Допустим, тебе и вправду удастся найти убийцу — в чём я глубоко сомневаюсь, — начала актриса поучительным тоном. — Наставишь на него пистолет, защёлкнешь наручники, возможно, даже довезёшь до столицы. Но что потом? Позволишь своему двоюродному брату-бездельнику присвоить все твои заслуги?

Алина досадливо поморщилась: она не загадывала ещё так далеко. Больше всего на свете ей хотелось поскорее убраться из города, пока кто-нибудь из родственников не заметил пропажи областной грамоты, а заодно и самой девушки. Бабушке она написала небольшую извинительную записку, в которой сообщала, что ей нужно было срочно уехать к родственникам матери примерно на месяц (те жили в соседней стране). Девушка понимала, что поступает не очень-то хорошо по отношению к единственной родственнице, которая её искренне любила, но успокаивала свою совесть тем, что будет слёзно вымаливать прощения, после того, как возвратится домой.

— Нет, я расскажу им всю правду и потребую, чтобы меня приняли в Службу, — неожиданно для самой себя сказала Алина.

Впрочем, признаться, сейчас она понимала, что глубоко в душе планировала это с того самого момента, как увидела грамоту.

Сирша закашлялась и шокировано округлила светлые глаза: было видно, что подобного не ожидала даже она, закоренелая авантюристка.

— Что ты на меня так смотришь? — неожиданно разозлилась Алина. — Пойми, я больше не могу жить, как раньше. Довольно с меня! Всю свою жизнь я чувствовала себя так, будто играю чужую, навязанную кем-то роль. И знаешь, всё это глубоко мне уже опротивело.

— Ты можешь выйти замуж, — заметила актриса, проводя рукой по непривычно коротким волосам.

Алине стало интересно, жалеет ли её спутница о том, что так жестоко обошлась с некогда завидной причёской. К примеру, сама девушка никогда не смогла бы отрезать свои длинные светло-русые волосы.

— И продолжить влачить то же жалкое существование, только теперь ещё рожая и воспитывая детей в перерывах, — с сарказмом возразила на её предложение Алина, закатывая миндалевидные глаза.

Актриса наигранно вздохнула и покачала темноволосой головой. Мимо них медленно проехал экипаж с откидным верхом, чьи пассажиры — одетые по последней моде мужчина и женщина средних лет — приветливо кивнули девушкам, которых они, вероятно, приняли за молодожёнов. Алина мимолётно удивилась: она не привыкла к тому, чтобы знатные особы обращали на неё внимание. На мгновение девушка даже порадовалась, что Сирша заставила её надеть одно из своих тёмных дорожных платьев, которых у столичной актрисы оказалось в избытке.

— Ну, ты, конечно, не образец классической красоты, — Алина на этих словах обиженно хмыкнула, но Валентайн не обратила на это никакого внимания: — Однако вполне симпатичная девушка. Charmante. Думаю, если наденешь модное бальное платье и сделаешь причёску, можешь стать ничем не хуже так называемых столичных красавиц. Так что охомутай какого-нибудь дворянина — и потом читай себе книжки, гуляй с декоративными собачками, сиди часами перед зеркалом с позолоченной рамой, или что там ещё обычно делают аристократки. Может быть, тебе даже удастся не рожать каждый год детей.

Алина скривилась, как от резкой зубной боли.

— Я не хочу зависеть от мужчины. И уж тем более не буду бегать за каким-то там аристократом, — уверенно заявила девушка, кладя под голову одну из мягких декоративных подушек, что были в обилии разбросаны на сиденьях.

Как оказалось, актриса ценила в жизни, прежде всего, удобства, и потому решила взять с собой не только своего кучера, который был ей кем-то вроде личного слуги, но и собственную карету.

— Я хочу стать такой, как ты, — продолжала тем временем Алина. — Самостоятельной, независимой. Женщиной, которая в состоянии распоряжаться собственной жизнью, как пожелает того сама.

Сирша на последних словах рассмеялась с неожиданной горечью. Её спутница покосилась на неё с искренним недоумением.

— Мисс Лайтер, вы рассуждаете точно наивная маленькая девочка! — воскликнула она, снова машинально потирая то самое — теперь Алина была в этом уверена — припухшее запястье. — Я, к твоему сведению, зависима от мужчин больше, чем любая замужняя дама или простолюдинка. Да и вообще в наше время жизнь любой женщины — будь она хоть проституткой, хоть королевой — с самого рождения принадлежит представителям сильного пола.

Последние слова прозвучали с долей обречённости, однако Алина вместо того, чтобы проникнуться этим чувством, неожиданно громко расхохоталась.

— О, небо! Сирша, ты смотришься так потешно, когда говоришь подобные вещи, сидя с усиками и в мужском костюме, — удалось выдавить ей между всхлипываниями, отдававшими лёгкой истерикой.

— Меня зовут Жуан, дорогая! — наигранно возмутилась актриса, тоже с трудом сдерживая улыбку. — Представь себе, что будет, если ты по привычке назовёшь меня женским именем в обществе этих отсталых селян.

Девушки дружно рассмеялись, представив себе подобную сцену, правда, на миг Алина внутренне содрогнулась от предчувствия того, что, скорее всего, именно так оно и будет.

— Знаешь, — с внезапной серьёзностью начала Сирша спустя пару минут, — некоторые особы любят, сидя на диване, рассуждать на философские темы, что, мол, у каждого из нас в жизни свои роли и тому подобная галиматья, но, поверь мне, всё это не более чем пустые разговоры. По сути, существуют только две ипостаси: мужская и женская. И поистине удачлив лишь тот, кто сумел побывать в каждой из них.

Они провели в пути уже около трёх дней. Долгая дорога в трясущейся карете, которая нещадно подпрыгивала на каждой кочке, изрядно утомила молодых сентенок. Обе уже не могли дождаться того момента, когда же, наконец, прибудут на остров.

На востоке занимался ленивый рассвет, а вдалеке на севере виднелась серая полоска залива. Оттуда стелился густой, тяжёлый туман, который сильно ухудшал видимость. От сырости было трудно дышать, и с непривычки даже начинало першить в горле. Девушки не понимали, как люди могли добровольно поселиться в подобном месте.

Когда карета проезжала железный мост, тот самый, что был проложен до Туманного Утёса, Алина незаметно для себя задремала. В своём беспокойном сне она выглядела такой уставшей и совсем ещё юной, что Сирша, которая вначале хотела поделиться своими впечатлениями о необычной постройке (та, по её авторитетному мнению, была совершенно уродливой), взглянув на Алину, всё же решила её не будить.

Когда девушка проснулась, карета уже подъезжала к городу. По-видимому, её разбудил внезапно раздавшийся волчий вой. Впрочем, вместо того, чтобы испугаться, Алина почему-то грустно улыбнулась. Признаться, одинокая волчья песня показалась ей необычайно трогательной и печальной. На миг девушка даже представила, что на самом деле там рыдают несчастные люди, а не воют от голода кровожадные звери.

Сирша же, напротив, испуганно вскрикнула и отдёрнула занавеску, чтобы выглянуть в окно. Алина потёрла лицо ладонями, чтобы пробудиться ото сна, и последовала её примеру.

Местный пейзаж заставил обеих путниц невольно поёжиться. Надо сказать, что на острове осенняя пора была намного заметнее, чем на материковой части страны. Раскинувшееся по обе стороны дороги поле, с которого недавно собрали урожай («Наверняка скудный: что только может вырасти в таком промозглом месте!» — воскликнула Сирша), было вновь засеяно какой-то поздней культурой. На деревьях, тёмной полосой видневшихся неподалёку, прямо за озимью, почти не осталось листьев. Почему-то это было особенно страшное зрелище. Голые тонкие ветви торчали в воздухе, как освежёванные тела каких-нибудь несчастных, несправедливо осуждённых на страшную казнь бедняков.

Алина вздрогнула от странных мыслей, посетивших её внезапно разболевшуюся голову. Безусловно, она пребывала в сильном волнении: ещё никогда раньше девушке не приходилось притворяться кем-то другим, и потому она страшно боялась ошибиться и тем самым раскрыть их секрет.

Городские ворота, к которым привела экипаж незатейливая сельская дорога, размякшая от частых осенних ливней, представляли собой полуразрушенную каменную арку, на вершине которой стояла скульптура какой-то сказочный птицы. Вероятно, это был феникс. Под фигурой красовалась надпись на незнакомом древнем языке, выгравированная крупными позолоченными буквами. Алина, которая получила весьма посредственное образование и в основном увлекалась лишь художественной литературой, не могла сказать, что она означала, а спрашивать Сиршу ей почему-то не хотелось: у актрисы был сильно задумчивый, погружённый в себя взгляд.

Под надписью девушка также разглядела небольшое четверостишье. Оно было выгравировано мелкими буквами, которые сильно стёрлись от дождя и времени, но разобрать написанное всё же не составляло труда:

Безропотно склоняетесь пред нами:

Вы призраки и тени без лица.

Мы куклами вас сделали, рабами —

Останетесь такими навсегда.

Прочитав стихотворение, Алина удивлённо приподняла брови: фамильный девиз показался ей весьма необычным.

Карета наконец-то въехала в город. Почему-то прямо за воротами, по одну сторону от узкой дороги, которая представляла собой протоптанную колею, располагалось городское кладбище. Сентенки удивлённо переглянулись. Алина почувствовала, как её начинает терзать болезненное любопытство: интересно, какие же ещё странности может скрывать с виду самый заурядный сельский городок?

Из труб жилых домов, в большинстве своём деревянных (исключение составляли, пожалуй, лишь несколько белокаменных построек), валил густой дым, который тут же смешивался с туманом. Улицы казались вымершими: несмотря на послеобеденное время суток, островитяне предпочитали сидеть в своих домах, заперев двери и наглухо закрыв почти все окна. Домашние животные в загонах и стойлах также не подавали признаков жизни: лишь апатично пережёвывали сено, слегка подсыревшее из-за влажного воздуха, и без особого интереса наблюдали за незнакомым экипажем. Даже Алине стало немного жутко от той мрачной картины, что представлял собой Туманный Утёс. Впрочем, несмотря на то, что на острове оказалось далеко не так, как представляла себе девушка, у неё всё равно не возникло ни малейшего желания вернуться в столицу.

Неожиданно Алина почувствовала, что на неё кто-то смотрит и, подняв голову, тут же встретилась взглядом с юной темноволосой девушкой, которая с любопытством наблюдала за их каретой из распахнутого окна второго этажа. Местная жительница, видя, что её заметили, подмигнула путницам, после чего исчезла в глубине комнаты, захлопнув с глухим стуком деревянные ставни. Алина искренне подивилась её поведению: неужели незнакомка чего-то испугалась?

Сирша, разглядывая окружающую остановку, тоже удивлённо хмурила свои приклеенные брови (которые, наверняка, были для неё непривычно густыми). Казалось, что в самом влажном тяжёлом воздухе стояла отчуждённость, словно незнакомым людям на острове были совершенно не рады.

Впереди виднелся огромный каменный особняк, который с первого взгляда запросто можно было принять за постоялый двор. От него исходила тёплая дымка уюта, старинной роскоши, которую невозможно было спутать с подделкой. Из окон дома струился манящий гостеприимный свет — он наводил на мысли о вкусном, горячем ужине и мягкой чистой постели. Само здание располагалось в некотором отдалении от большинства домов и было построено на естественной возвышенности, от чего казалось, будто особняк нависает грозной тучей над всем городком. Старинный дом вдруг напомнил Алине, прочитавшей за последние несколько лет огромное количество романов, о тех далёких временах, когда люди предпочитали строить себе надёжные замки с крепостными стенами и глубокими рвами. Она даже представила себе, что их экипаж на самом деле перенёсся на несколько столетий в прошлое. «И в этом замке жил один деспотичный, но справедливый сеньор, которому служило немало благородных рыцарей, готовых отдать за доблестного господина собственную жизнь. А в высокой башне, той самой, что каждое утро первой встречала восход солнца, проводила одинаковые серые будни его красавица-дочь. Ей было очень одиноко и скучно, но девушка тешила себя мыслью, что впереди её ещё ждут надежда и счастье…» Алина усмехнулась собственным мыслям: она никогда не жаловалась на бедное воображение.

Когда экипаж, колёса которого постоянно увязали в дорожной грязи, наконец, подъехал к воротам особняка, начал накрапывать мелкий, холодный дождь. Выбравшись из кареты, Сирша, не забывая играть роль учтивого джентльмена, протянула руку своей спутнице. Алина, не удержавшись, болезненно скривилась, но помощь всё же приняла. Кучер, по приказу актрисы, погнал лошадей в конюшню, которая располагалась в некотором отдалении от дома. Сентенки поспешили под навес и, стараясь вести себя как настоящие супруги (для этого Алина взяла Сиршу под локоть), вежливо постучались в дверь. Впрочем, когда после нескольких томительных минут ожидания никто так и не впустил их внутрь, девушки обменялись не очень-то удивлёнными взглядами: что же ещё следовало ожидать от жителей, которые хоронят умерших прямо перед своими домами?