Шарнирные куклы. Мир под стеклом. Исторический детектив

Иоланта Ламарр

Туманный Утёс. Далёкая островная провинция, затерянная во мраке, тумане и лжи. Её окружают неприступные скалы и мрачный, непроходимый лес, из чащи которого, по слухам, ещё никто не возвращался живым. Алина Лайтер отправляется на остров, чтобы расследовать загадочные убийства. Но что в действительности за этим стоит? Шёпот, тайны, интриги, многозначительные взгляды, странные сны… Пожалуй, она сама не успеет заметить, как опасная работа превратится в расследование её же собственной жизни.

Глава 4. Тревожная ночь

Она не помнила, как оказалась на лесной поляне в теле маленькой светловолосой девочки. На ней красовалось воздушное детское платьице, тёмно-зелёное, точно моховая подстилка, с широкими рукавами и кокетливым воротничком, а на ногах — такого же цвета сафьяновые туфельки без каблуков. Изящная шляпка и белоснежные тонкие перчатки лежали неподалёку на траве.

Она изумлённо оглянулась по сторонам. Небольшое открытое пространство со всех сторон было окружёно мощными, вековыми деревьями — дневной свет не мог пробиваться сквозь их сплошную завесу. Небо над головой было затянуто тяжёлыми облаками, а в воздухе стояла невыносимая летняя духота.

На поляне в изобилии росли невзрачные полевые цветы и травы. Девочка отдала предпочтение солнечным одуванчикам и старательно сплела из них венок. Закончив, она почувствовала глухое раздражение: её ладони пропитались едким соком цветов, в результате чего окрасились в неприглядный жёлтый цвет, а венок, как она ни старалась, получался кривым и перекошенным. Девочка с неудовольствием повертела в руках свою работу и, тяжело вздохнув, отложила цветы в сторону.

Кроме неё на поляне находилось ещё два человека: девочка-подросток и мальчик лет десяти. Они были сильно похожи между собой: можно было предположить, что эти дети приходятся друг другу братом и сестрой. Как ни старалась, она никак не могла вспомнить их имён. Оба отличались необыкновенной красотой: их волнистые тёмно-шоколадные волосы оттеняли безупречную мраморную кожу, а дорогая, сшитая по фигуре одежда подчеркивала стройную, изящную осанку. Сестра развлекала себя тем, что ловила в сачок тех немногих бабочек, что лениво порхали с цветка на цветок. Видимо, это занятие доставляло ей искреннее удовольствие, потому что всякий раз, когда ей удавалось поймать насекомое и поместить его в банку, на её обычно невозмутимом лице мелькала радостная улыбка.

— Тебе это нравится, — в голосе мальчика отчётливо слышалось осуждение.

Подросток высокомерно прищурила свои выразительные тёмные глаза, окаймлённые густой бахромой ресниц, и спокойно ответила:

— Да, ты совершенно прав: мне нравится коллекционировать бабочек. Неужели это преступление?!

Тем временем девочка вынула металлическую шпильку из волос и проткнула острым концом туловище одного из пойманных насекомых. В течение некоторого времени бабочка ещё отчаянно трепыхалась, но вскоре затихла.

— Сегодня бабочки, завтра — люди, — возразил брат таким же равнодушным тоном.

Она едва заметно усмехнулась, пряча за самоуверенностью обиду, и вдруг многозначительно посмотрела на светловолосую девочку. Последняя непроизвольно вздрогнула: признаться, она слегка побаивалась эту взрослую, язвительную девушку.

— Помнится, пару лет назад она нашла на заднем дворе муравейник, и, наверное, полдня провела за тем, что убивала безобидных насекомых одного за другим, — говоря это, она не спускала с брата прищуренного взгляда. — Интересно, что ты на это скажешь? Или её милое бледное личико не позволяет тебе судить объективно?

Малышка едва ли поняла, что темноволосая девочка имеет в виду, однако это не помешало ей почувствовать себя крайне смущённой. Мальчик, в свою очередь, болезненно скривился и опрокинул банку. Все бабочки успели разлететься до того, как опешившая сестра успела накрыть её ладонью.

— Ах, ты!.. — прошипела она.

Потеряв всю свою добычу, девочка побледнела от злости. Впрочем, ей удалось достаточно быстро взять себя в руки.

— Мы должны рассказать сестре об этой птичке, — произнесла она нарочито безразличным тоном, надменно разглядывая светловолосую девочку. — Ты ведь знаешь, как сильно я не люблю её обманывать.

— Она всё расскажет матери. А ты знаешь, как сильно я не люблю её расстраивать.

Девочка досадливо хмыкнула и, подняв банку и сачок, направилась ловить бабочек в другой конец поляны. До оставшихся донеслось её тихое пение: «…в Утёсе, / Красавица живёт. / Судьба её немало / Всем горя принесёт. / Глаза её…»

Тем временем мальчик достал из сумки короткоствольный пистолет и принялся его чистить. Судя по его уверенным движениям, это занятие было для него вполне привычным.

Светловолосая присела неподалёку от него и, вертя в руках помятый венок, изредка поглядывала на своего молчаливого соседа. Казалось, что он совершенно не замечает её присутствия. Мальчик напоминал девочке её огромного плюшевого медведя: тот был таким же хорошеньким и серьёзным. Неожиданно ей стало интересно, разозлится ли он, если она подойдёт и взъерошит его тщательно уложенные волосы. Впрочем, девочка была слишком застенчивой и робкой, чтобы решиться на подобное.

— Тебе нравится Алина? — выпалила она вопрос, который уже давно вертелся у неё на языке.

— Нет, — невыразительно ответил он, не поднимая взгляда.

— Ты странный! Она нравится всем, — неловко усмехнулась девочка.

Впрочем, ответ мальчика пришелся ей по душе.

Он безразлично пожал плечами и зарядил пистолет одним уверенным движением. Потом мальчик прицелился в верхушку одного из деревьев и нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел, в ответ на который неподалёку в лесу завыли волки.

Тут она проснулась и резко села на кровати. Было ли всё это воспоминанием или просто очередным сном, фантазией её уставшего мозга?

Признаться, ей и раньше снились подобные сны. Но все они были такими нечёткими, запутанными и бессмысленными, что девушка, казалось, забывала их ещё до того, как успевала проснуться. Если бы её спросили, что она помнит о своём детстве, то она не сразу нашлась бы с ответом. Впрочем, нельзя сказать, чтобы она не помнила решительно ничего. Но в её голове сон и явь так сильно перемешались, что девушке иногда казалось, что она совершенно не может отличить одно от другого. Поэтому, чтобы избежать лишней головной боли, она старалась не думать о прошлом и, как ей казалось, справлялась с этим весьма неплохо.

На старинном бархатном диване в одной из комнат графского особняка расположились две дамы. По-видимому, они все ещё не собирались отправляться в постель. У одной, молодой темноволосой женщины лет двадцати семи, были сильно покрасневшие глаза, которые свидетельствовали о том, что несколько минут назад она была крайне расстроена. Другая, светловолосая дама средних лет, ласково гладила свою подругу по голове, видимо, стараясь её утешить.

— Я не хотела этого! Всё вышло из-под контроля, — воскликнула девушка дрожащим голосом. — Я только хотела его напугать. Скажи, что веришь мне. Умоляю!

— Моя дорогая Мона, прошу тебя, успокойся! Разумеется, я тебе верю, — заверила её вдова Валлоу и, сделав паузу, продолжила вкрадчивым голосом: — Ты поступила правильно. Довольно слёз! Ты знаешь, я всегда понимала тебя, как никто другой. Конечно, я сильно виновата перед твоей матерью и наши семьи никогда не жили в мире, но я искренне надеюсь, что все вместе мы сможем забыть прежние разногласия.

— Давно уже забыли, — пробормотала её собеседница, как нечто само собой разумеющееся.

Спустя пару минут Моника Оливер тяжело вздохнула и, будучи уже не в силах сидеть на одном месте, встала с дивана и подошла к окну.

— Скажи мне, Элиза, правда, что мой отец был таким же чудовищем, как и Олеандр? — произнесла она так тихо, что леди Элизабет её едва расслышала. — Небо, неужели я проклята?!

— Властолюбивым мужчинам всегда нравилось причинять боль красивым женщинам, — туманно ответила на её первый вопрос светловолосая дама. — А ты, моя дорогая, вовсе не проклята: ты просто несчастна. Но это поправимо: все мы по-своему несчастны. Я уверена, что даже твоя жизнерадостная сестра иногда находить повод погрустить.

Моника слабо улыбнулась, продолжая смотреть в окно. Сильные порывы ветра раскачивали деревья, которые росли неподалёку от особняка, точно марионетки. Леди Оливер больше не было больно, она чувствовала лишь пустоту, чёрную дыру на месте сердца.

— Я не пойму одного, — внезапно сказала девушка. — Кому понадобилось вызывать служебников? Мы бы и сами справились. Всегда справлялись.

— Возможно, это и к лучшему, — философски заметила леди Элизабет после непродолжительной паузы.

— Что ты имеешь в виду? — прищурила свои бархатные глаза девушка, резко оглянувшись на подругу.

— Я и сама точно не знаю, — уклончиво ответила обворожительная вдова. — Но миссис Лайтер показалась мне знакомой. Когда я смотрела в её большие светло-зелёные глаза, то готова была поклясться, что однажды мы с ней уже встречались.

— Да? — Моника удивлённо приподняла изящную бровь. — Лично я не заметила в ней ничего особенного или, как ты говоришь, знакомого. Обыкновенная серая пташка, наверняка с такой же историей, как и у всех других серых пташек.

Неожиданно девушка заметила, что по улице двигается одинокая женская фигура. Она зябко куталась в тонкое старое пальто на холодном ветру и постоянно приостанавливалась, чтобы затравленно оглядеться по сторонам. Казалось, что эта женщина направляется в сторону кладбища. Моника мимолётно удивилась, что кому-то могло понабиться выйти из дому в такую ненастную погоду. Впрочем, думала она об этом недолго.

— Что же мы будем делать? — задала леди Оливер вопрос, который волновал её больше всего.

— В целом, эти служебники совершенно безобидные создания, — рассудительно заметила Элизабет. — Не думаю, что они могут чем-то нам навредить до тех пор, пока остаются в Утёсе. Главное — не отпускать Лайтеров на материк и следить за каждый их шагом. С другой стороны, они, возможно, окажутся даже полезными.

Моника бросила на вдову весьма удивлённый взгляд.

— Если власти прислали на остров действительно опытных служебников, то, надеюсь, они в скором времени помогут нам найти убийцу, — пояснила светловолосая дама. Леди Оливер болезненно поморщилась, но подруга поспешила её успокоить: — Не волнуйся, дорогая, о тебе никто не узнает! Попроси, пожалуйста, Констанцию подружиться с Алиной Лайтер: у твоей сестры всегда хорошо получалось сближаться с нужными людьми.

В окне одного из многочисленных деревянных домов, что были разбросаны по Туманному Утёсу, словно пешки по шахматной доске, горел тусклый, мерцающий свет. За низким столиком, согнувшись, точно немощная старуха, на плечи которой была возложена вся тяжесть мира, сидела молодая темноволосая девушка со смугловатой, слегка обветренной кожей, совершенно не характерной для северянки. Она быстро водила пером по бумаге, будто боялась не успеть записать нечто очень важное.

Джанет Блейн знала, что скоро они придут за ней: так происходило с каждым, у кого пропадала кукла. Она не говорила никому, даже своей сестре, о том, что стала следующей обречённой. Наверное, в глубине души темноволосая служанка наивно надеялась, что так ей будет легче принять неизбежное.

Впрочем, Джанет не противилась смерти: она, как никто другой, знала, что все попытки спастись будут бесполезны. Она не успела бы покинуть остров, потому что её наверняка бы убили на пути к железному мосту: именно так и погибли её муж Питер и дворецкий графа Валлоу. С другой стороны, девушка хотела умереть. Она так сильно устала и запуталась, что видела в смерти прекращение пытки, в которую превратилась её жизнь за последние несколько месяцев.

Джанет Блейн происходила из семьи, которая веками следила за местными жителями и передавала сведения о них королю. Много лет назад основатели заставили их забыть обо всём, что они когда-либо знали, но в начале прошлой весны один человек помог девушке вернуть себе память, благодаря чему она обнаружила то, о чём раньше и не догадывалась.

Однако Джанет допустила огромную, непоправимую ошибку, когда решила рассказать одной знатной особе об ужасающих преступлениях другой особы двадцатилетней давности. Через месяц после этого она похоронила Питера: его убили вместе с дворецким. Наверное, они думали, что он знает много такого, о чём основатели привыкли говорить лишь шёпотом.

Его смерть привела Джанет в полное отчаяние. Она даже не могла оправдать себя тем, что получила за ту информацию средства, которые могли бы прокормить её семью в течение многих лет. Она больше ничего не хотела ни знать, ни искать. С другой стороны, мысль о мести, о наказании убийцы не выходила у неё из головы. Девушка решила запросить служебников из столицы — рискованный способ добиться справедливости, который на данном этапе привёл лишь к тому, что ей самой подписали смертный приговор.

Как бы то ни было, основатели, шпионы, рабы, отравленный колодец, загадочные убийства — всё это было не важно по сравнению с тем, как сильно она боялась за свою золовку, которая была для неё ближе родной сестры. Впрочем, она знала, что сама виновата в том, что её жизнь, равно как и жизнь дорогих ей людей, уверенными шагами приближается к пропасти: девушка подошла к разгадке слишком близко, а они, разумеется, не могли допустить того, чтобы кто-нибудь узнал их тайну.

Она считала их бессердечными существами и была твёрдо убеждена в том, что эти люди заслуживают самого сурового наказания. Она хотела, чтобы их позорно казнили на городской площади в столице, хотела, чтобы их тонкие аристократические шеи остались без прекрасных голов. Но больше всего на свете она хотела невозможного: стать свидетельницей их бесславного падения.

Безропотно склоняетесь пред нами:

Вы призраки и тени без лица.

Мы куклами вас сделали, рабами —

Останетесь такими навсегда.

Существуют ли на свете слова, которые внушали бы больший ужас и безнадёжность, чем эти строки?

Спустя четверть часа Джанет запечатала два письма. Одно из них было адресовано Алине Лайтер, другое — некой Патриции Блейн. Она спрятала их под подушкой в комнате своей сестры. Девушка не сомневалась в том, что малышка обязательно найдёт письма, когда вернётся домой: родственницы всегда оставляли друг другу послания таким образом.

С чувством выполненного долга Джанет накинула на плечи старое пальто, которое прохудилось ещё много лет тому назад и едва ли могло защитить от ночной прохлады, и вышла на улицу. Как ни странно, в разряжённом осеннем воздухе не чувствовалось ничего потустороннего или опасного. Поёжившись от резких порывов ветра, она запрокинула голову и посмотрела на далёкое чернильное небо. Внезапно девушке так сильно захотелось увидеть звёзды. Неужели человек перед смертью не имеет права на последнее желание?!

Она тяжёло вздохнула и, более не колеблясь, направилась по главной дороге на запад, в сторону кладбища. Если ей суждено было сегодня умереть, то Джанет хотела сделать свой последний вздох рядом с теми, кого она любила.

На миг девушке стало интересно, сколько людей будет плакать на её похоронах. Станет ли леди Элизабет Валлоу наигранно промокать уголки глаз шёлковым платочком, на котором, конечно же, будут вышиты золотой ниткой её инициалы? Догадается ли кто-нибудь о том, что происходит в Утёсе на самом деле или же снова всё спишут на обитателей Мёртвого леса?

Но потом Джанет мысленно отругала себя за глупые, отчасти эгоистичные мысли. Она знала, что её любимая младшая сестрёнка будет злиться, возможно, даже ненавидеть её за то, что они так и не попрощались. С другой стороны, Джанет всё равно не смогла бы поступить иначе и тем самым подвергнуть опасности единственного дорогого человека, который оставался в живых.

Когда до городской арки оставалось не более сотни шагов, всё резко переменилось. Окружающая природа да и сам город будто погрузились в волшебный сон, замерли в ожидании чего-то страшного и неизбежного. Смолкли голоса птиц, а лай местных собак превратился в жалобное поскуливание. Джанет показалось, что даже оставшиеся на деревьях пожухлые листья, казавшиеся в темноте тонкими чёрными силуэтами, боятся шелохнуться, а надгробия на кладбище отсвечивают зловещим потусторонним светом.

Волки ступали неслышно, скрывались в тени деревьев, но девушка кожей ощущала их присутствие. Джанет стало очень страшно. Она почувствовала, как липкий ужас медленно сжимает стальные пальцы на её горле, затрудняя и без того внезапно сбившееся дыхание.

Девушка достала из потайного кармана пистолет и трясущимися руками прицелилась в сторону деревьев. Желание развернуться и убежать в город стало практически непреодолимым, но темноволосая служанка заставила себя неподвижно стоять на месте: известно, что дикие звери всегда нападают именно в тот момент, когда жертва пытается спастись бегством.

Неожиданно откуда-то сбоку послышалось низкое рычание. Джанет медленно повернулась в нужную сторону и тут же встретилась глазами с огромным белоснежным волком. Девушка была отнюдь не первым человеком, кому это опасное животное показалось по-неземному прекрасным. У него был кристально чистый пушистый мех, из которого так и хотелось сделать себе новую шубу, и по-человечески осмысленные холодно-голубые глаза. В оскаленной пасти вожака (а девушка нисколько ни сомневалась, что это был именно он) безвольно болталась немного потрёпанная самодельная кукла с тёмными волосами. Последняя была точной копией самой Джанет, что в данной ситуации не могло не внушать ужаса.

Из-за деревьев начали появляться и другие волки. Рыжевато-серые, бурые, серовато-жёлтые, даже чёрные — все они явно уступали своему вожаку по размерам и силе, но от этого, конечно, не становились менее опасными.

Темноволосая служанка осторожно попятилась и, вскинув руку, с силой нажала на курок. Последовала осечка. Девушка из-за отдачи неуклюже упала на землю. Спустя удар сердца один из хищников вцепился Джанет в правую руку, в ту самую, в которой она держала пистолет. Первые несколько минут она пыталась сопротивляться и даже всадила огромный нож, который смогла достать из кармана, в светло-серый мягкий живот, но вскоре поняла, что ей было бессмысленно тягаться с той страшной силой, что представляли собой эти звери. Поэтому она крепко зажмурилась и проглотила быстродействующий яд, который всё это время предусмотрительно держала за щекой. Впрочем, перед смертью, Джанет почему-то пришла в голову мысль, что звери вовсе не хотели её убивать.

Белый волк испустил громкое рычание — и его стая послушно попятилась в сторону. Вожак медленно подошёл к мёртвой девушке, принюхался и вдруг одним точным движением перекусил ей горло.

Впрочем, не стоит забывать и о том, что Джанет Блейн вовсе не была невинной жертвой. Никто на острове не был. Все местные жители имели одинаковую историю и одинаковых предков, немногим кто лучше, кто хуже. В их жилах текла одинаковая преступная кровь, которая пусть время от времени, но неизменно давала о себе знать. Хотя, разница всё же была: одни были способны на убийство, но не совершали его, другие, по мнению одной высокородной особы, самые никчёмные и сломленные, находили в смерти своих врагов радость и утешение.