За сердцем или, как Маруся в Узбекистане побывала.

Лав Анастасия (2025)

Эта история основана на реальных событиях из моей юности. Не всё правда, но большая часть. История о бездумных поступках, о разности менталитетов двух стран, о силе веры в добро, даже там, где, сначала видится только безысходность. Куда только не приводят нас необдуманные действия, основанные только на оголённых струнах эмоций. Сейчас оглядываюсь и очень удивляюсь, как я могла так поступить? Путь за сердцем может быть тернист и обманчив, и Маруся познала это на собственном опыте. Потерпев неудачу с одной любовью, она встречает парня, способного очаровать, взволновать ее чувства по новой. За ним девушка следует в Самару, потом — в Узбекистан и, кажется, готова последовать еще дальше, но так ли крепки их отношения, чтобы выдержать различные испытания, возникающие раз за разом? Какие решения сделает Маша, познакомившись с чужой культурой и узнав лучше себя? Приятного чтения, мои дорогие.

В Самаре (1)

В Самаре Мария обалдела от удивительного вокзала. Почти открыв рот, она еле успевала перебирать ногами за Бахадыром. Ей нужно было остановиться, осмотреться и насмотреться. Всё было необыкновенно красиво, широко и величественно. Но никто, кроме неё, не замечал вокруг ничего, глядя только под ноги и следуя по указателям к выходу в город.

«Как так можно?! Чурбаны бесчувственные! — гневно думала Маша. — Ой, чурбаны — не в смысле нерусские, а деревянные чурбаны — просто деревяшки, хотя дерево, наверное, чувствует больше…» — диалог в голове не прекращался никогда.

— Ты всегда такая? — спросил Бахадыр. — Какая?

— Лови ворон какая-то.

Маню передёрнуло.

«Интересно, с чего это лови ворон?! Сам идёт зашоренный, а я — лови ворон! Охренеть, конечно!»

С вокзала ночью приехали на такси в какой-то дом. Машка рухнула уставшая, замкнувшая внутри себя все мысли и переживания. Ей было всё равно, что спали на полу, что не мылись перед сном. Ей не хотелось есть и чистить зубы. Скорее уснуть и уйти из реальности хотя бы на одну ночь.

Улица, на которой Бахадыр снял дом, была величественно красива. Дома были все одноэтажные. Широкая дорога, широкие тротуары-тропинки, и всё это под огромными деревьями. Стволы этих великанов было не обхватить. Маруся попробовала однажды и поняла, что нужно три таких Маруси, чтобы руки хотя бы соприкоснулись. Когда она оставалась дома, то часто гуляла по улице, просто ходила и любовалась мощью природы. От этого ей становилось спокойно и уютно внутри.

На следующий день после приезда Бахадыр повёл Машу на рынок знакомить с друзьями. Самый близкий друг был Али. Они выросли вместе на одной улице. Доброжелательный и открытый, но у Марии было ощущение, что он сам себе на уме, и неизвестно, что мужчина на самом деле думает в тот или иной момент.

Девушка не вникала, чем, как, и, вообще, откуда у Бахадыра и Башарат были деньги. Али стоял на рынке, деньги делили между всеми. Башарат практически не было целыми днями. Готовила только она. Маню это устраивало полностью. Она убирала в доме, во дворе — труд приносил ей удовольствие. Ей нравилось создавать чистоту и уют. Но и здесь она чувствовала дискомфорт.

Спали на матрасах. Матрасы были широкие, постельное бельё на них желало стирки. Матрасы скручивались и складывались у стены. Получалось, что постельное бельё соприкасалось со стороной матраса, которая лежала на полу. Машке хотелось стирать каждый день. Машинки никакой не было, кипятила в ведре. Но снова утро и снова контакт пола с постельным бельём, и сколько Маруся ни мыла пол, ощущение грязности не пропадало. Воду Маня носила из колонки на улице. Ей непонятно, почему хотелось всё время мыть и вычищать.

Гости, гости гостей, родственники, соседи — толпы узбеков и киргизов постоянно приходили к ним. Очень редко бывали русские.

Через некоторое время Башарат сняла двухкомнатную квартиру. Маша всё больше убеждалась, что главная была Башарат-опа. Бахадыра это нисколько не смущало — она была его старшей сестрой, и он слушался её во всём. Их точка из большого городского рынка переехала недалеко от дома на местечковый небольшой рыночек. Палатка с обувью и сумками без претензии на красоту и качество работала до пяти-шести часов вечера. Продавцами стояли Али или Башарат. Маруся понимала, что денег от редких продаж не могло хватать на всё то изобилие, которое было во всём.

На улице облетали последние, крепко зацепившиеся за оставшиеся мгновения жизни, листья. Холодало. Последнее время, чаще всех, в гостях бывала Наргиз. Небольшого росточка с аккуратными чертами лица, симпатичная, добрая и простая. Она всё время тосковала по родине. В далёком солнечном городке ждали мама и дочка. Маша и Наргиз подружились. Наргиз была умной и разносторонней, хорошо разговаривала на русском языке, могла поддержать практически любой разговор. Ещё она была открытой и искренней. Девушки часто засиживались за разговором и, сами того не зная, поддерживали друг друга и давали незримую, но такую важную и нужную опору друг другу. Наргиз собирала деньги на дорогу. Говорила, что ей очень помогает в этом Башарат. На вопрос как отвечала, что придёт время, и сама опа расскажет Саёре, что к чему. Почему-то при этом разговоре у Маруси в районе солнечного сплетения сочился ледяной холодок.

Видно было, что узбечка очень полюбила русскую подругу. Однажды Маша нечаянно услышала, как Наргиз сильно ругалась с Бахадыром на их родном языке. Мария поняла, что разговор шёл о ней. На следующий день Бахадыр повёл Машу на городской рынок в палатку к Наргиз. Там они выбрали шубу. Лучше шубы у Маруси никогда до того момента не было. Шуба была длинная, до пяток. Под норку. Цвет тёплый, светло-коричневый, местами темнее. К низу шуба расширялась, как и рукава. Наргиз подмигнула Мане и сбегала в соседнюю палатку. Надела на голову красивый беретик, выполненный тоже под норку, нежно-персикового цвета. Мария поняла, что вчера Наргиз стыдила Бахадыра за то, что на улице снег срывается, а его девушка ходит в осеннем пальто. Машка прослезилась и крепко обняла подругу. Поцеловала Бахадыра и только сейчас поняла, как ей действительно было холодно и насколько теплее стало. А ещё она чувствовала себя королевой. На неё оглядывались, её рассматривали, ей завидовали, и ею восхищались. Маруся чувствовала себя по другому. Шуба придала ей уверенности, значимости в собственном восприятии.

С Бахадыром у неё были ровные отношения. Везде и всегда она была рядом с ним за ручку. Улыбчивый, ласковый и заботливый молодой человек будто опутал и укутал её сердце своими восточными волшебными чарами. Марусе казалось, что она любила его всем сердцем, а разум тихо молчал в стороне до поры до времени.

Внезапно приехала буэ-джан — мама Бахадыра и Башарат. Маша чувствовала, что очень ей не понравилась. Но и вечно ворчащая женщина, практически не разговаривающая на русском, не вызывала симпатии. В квартире поселился тошнотворный запах топлёного говяжьего жира. Зачем его вытапливать в таких сумасшедших объёмах, Маня искренне не понимала. Она старалась реже бывать дома, чтобы не сталкиваться с пожилой женщиной, которая своим присутствием молча выталкивала девушку.

Маруся ходила-бродила по улицам. Шатаясь, как неприкаянная, она чувствовала себя очень одиноко. Вспоминала бабушку, маму и боялась подумать, что с ней будет, когда она вернётся. Представляла, как будет смотреть бабушка уничтожающим взглядом и говорить, насколько она выросла непутёвой, никчёмной, бессовестной и позорящей её двор. У мамы по наследству передался соответствующий злой взгляд, и от неё тоже не стоит ожидать радости при появлении пред очами. Маша частенько плакала. У неё не бывало денег — все потребности закрывал Бахадыр. При появлении мамы он стал тише воды и ниже травы. Тогда Маня только удивилась воспитанному уважению к матери, и её нисколько не насторожил этот момент.

Недели через две буэ-джан уехала. Проводили её на поезд, и Машка выдохнула. Купили пива и устроили мини-вечеринку дома. Оказывается, не только её одну напрягало присутствие этой женщины в квартире. В разгар веселья пришли два узбека, это были постоянные гости в их квартире. Только при буэ-джан их не было ни разу. Мария курила на кухне с Башарат. Зашли к ним, заговорили с сестрой Бахадыра на узбекском и вопросительно кивнули в сторону русской девушки. — Она своя, — махнула по-русски изрядно выпившая Башарат. Из кармана извлёкся заплавленный пакетик с белым порошком. Узбечка протёрла стол насухо и высыпала на него аккуратную кучку. Достала откуда-то аптекарские весы и начала отмерять, завязывать в полиэтилен обычными нитками, потом герметично заплавлять зажигалкой. Образовывалась кучка из таких мини-пакетиков. Часть забрали эти двое, часть Башарат спрятала в пакет с рисом.

Мане стало очень страшно и холодно внутри. Вышло солнце ясности и осветило все тёмные углы непонимания, откуда были деньги. Как помогала Башарат Наргиз, и где она сама пропадала целыми днями. «Меня это не касается», — моментально решила Маша и включила броню безразличия.

— Ты всё правильно поняла. Ляпнешь где-то — убью. Не своими руками, конечно.

— Бахадыр знает?

— Конечно! Думаешь, он зарабатывает столько бабла от продажи зачуханых ботинок? Шубку тебе за какой хер купили, как считаешь?

Маша молча кивнула, затушила фильтр, который обжёг пальцы, и закурила новую сигарету. Клац — закрылся капкан. Внутри всё содрогалось сильной мелкой дрожью. Башарат внимательно смотрела на девушку, но Мария, когда очень нужно, могла очень умело прятать эмоции.

— Ну, ты поняла, — ткнула её в грудь пальцем узбечка и, затушив бычок, вышла из кухни.

Почти сразу зашёл Бахадыр. Обнял и прижал к себе.

— Она сказала, что убьёт меня, — прошептала в плечо Маруся.

— Ну ты что, моя маленькая, она пошутила, конечно. Кто же тронет мою любимую Саёру? — он поднял лицо девушки, внимательно посмотрел в глаза и поцеловал в щёки и губы. — Вот так. Всё хорошо, не переживай, милая.

Маша улыбнулась, так надо было сейчас сделать.

— Ну вот! Узнаю мою маленькую! — чмокнул ещё раз, и они пошли к дастархану (это скатерть на полу) в комнату. В тот вечер Мария пила, как не в себя, и не пьянела.

— Хочешь со мной погулять? — однажды подошла Башарат. — Пойдём.Шуба стала очень тяжёлой и дискомфортной. Через десять дней планировали уезжать в Узбекистан. Наргиз уехала на родину, и Манюне стало совсем одиноко. Марусе было всё равно. Шли, болтали ни о чём. Зашли в квартиру, что была практически в соседнем доме. Там пахло кислым и старостью. На кухне сидела старушка. Везде было очень грязно. Зашли в комнату. На грязных тряпках на кровати полусидела-полулежала на подушках нaркoмaнка. Не определить, сколько лет. Скорее молодая, чем старая. Светлые волосы были невероятно грязными и сбившимися в куделю. Это был почти скелет, по которому можно изучать строение костей человека. Притягивали глаза необыкновенно красивого небесно-голубого цвета. Руки и ноги были в ранах-язвах, которые гнили.

— Принесла? — просипело существо. — Наташа, ты ей приготовишь? — прошелестела старушка. Маруся оглянулась, где Наташа, и только потом до неё дошло, что Наташа — это Башарат.

— Да, конечно, — ответила та и ушла на кухню.

— Детка, как тебя зовут? Я раньше тебя не видела. Ты тоже болеешь этим? — на девушку посыпались вопросы. — Это моя внучка, Анечка. Смотри, какая красавица была, — она протянула несколько фотографий. Маша молча смотрела на удивительной красоты стройную, улыбающуюся и счастливую блондинку. — Мать у неё погибла. Она связалась со своим Андреем, и он её подсадил на эту гадость. Теперь она уже практически не встаёт, да и есть перестала в последнее время. Дружков всех и след простыл. Хорошо, вот, Наташа приходит, спасает её.

Зашла Башарат-Наташа со шприцом, старушка исчезла. Анечка еле сняла шорты, и Мария отвернулась. На паху были практически такие же раны, только ещё не гнили.

— Я ей за четверть цены приношу. Уже недолго осталось. Бабку жалко. Так бы не носила этой суке, — они шли по улице, и Маша поднимала лицо выше, ловила ветер и редкие снежинки. Ей хотелось заледенеть.

Память заботливо перенесла назад в недалёкое прошлое. В лето. Август, каникулы в университете, она дома. Каждый вечер в парке дискотека до двух ночи. Начало в двадцать два часа. Домой она должна вернуться в двадцать три нуль–нуль. В это время дом замыкался на замок изнутри, и зайти было невозможно. В один из вечеров Маруся опоздала на пять минут. Пока стучала в двери и окна, часы на руке показали двадцать три четырнадцать. В памяти чётко всплыл циферблат часов. Бабушка была беспощадна — двери не открылись. Недолго думая, Маня пошла в сарай, набрала старых фуфаек, пальто и постелила себе на скамейке во дворе, укрылась огромным дедушкиным брезентовым плащом. Проснулась она от удара по спине. Плащ немного забрал силу от толстенной палки на себя, но было больно.

— Не притворяйся, что ты спишь, чёртова сволочь, гуляка! Только пришла! Позоришь мой дом и двор, аморальная ты личность! — удары были сильные и частые, куда придётся. Прикрываясь руками, девушка пыталась вставить слово, но не тут-то было. — Замолчи, отродье! Позорище на мою голову! Сколько можно позорить меня своими гульками?!

У Машки закружилась метель перед глазами. Волной бессильного гнева она поднялась и побежала домой. Открыла бабушкин секретер, взяла свой паспорт, покидала вещи, которые попались под руку, в пакет и вылетела из дома.

«Не буду позорить! Не за хрен вообще отлупила! Чем это я позорю?! Как дурочка ухожу через час, когда все только собираются! Всё, не будет позора. Живи спокойно без меня!» — задыхаясь, Маруся залетела к Лене.

Лена жила на углу улицы, на перекрёстке. Там Мария провела дня два или три, точно не помнила. Гуляла до конца дискотеки, и мир не рухнул, и в подоле не принесла. Потом она уехала в Воронеж. В городе она не захотела жить в квартире знакомых мамы, чтобы не нашли. Забрала вещи и отправилась к подружке одногруппницы из универа. Подружку тоже звали Лена.