Красавицы Бостона. Охотник

Л. Дж. Шэн, 2021

Хантер Я не хотел снова попасть в неприятности, ясно? Но это случилось. Поэтому отец приговорил меня к шести месяцам целомудрия, трезвости и невыносимой скуки под присмотром самой занудной девушки в Бостоне – Сейлор Бреннан. Надоедливая недотрога должна нянчиться с моей задницей, пока я учусь, чтобы проложить себе путь в нефтяной компании моей семьи. Но она не знает, что еще одна тропинка, которую я собираюсь протоптать, лежит к ее сердцу. Сейлор Я не хотела наниматься нянькой, понятно? Но сделка была слишком выгодной, чтобы от нее отказаться. Мне нужны связи и общественное признание, а Хантеру – воспитательница. Кроме того, что такое шесть месяцев? Я точно не влюблюсь в одного из самых красивых, харизматичных и богатых холостяков Бостона. Даже если придется потерять все, что у меня есть.

Вторая

Хантер

— Позорище! — рявкнул па, брызжа слюной на стоящий между нами стол.

Его бледное, по-ирландски усыпанное веснушками лицо побагровело, а сам он навис надо мной в том самом кабинете на чердаке, который несколько минут назад покинул Барон.

У семьи Брэди был дом, который Джеральд Фитцпатрик считал уютным и старомодным, если не сказать откровенно унылым. В Бостоне он снес целый квартал роскошных домов из песчаника в Бикон-Хилл и построил особняк, который скорее подходил для большой королевской семьи и всех, с кем они когда-либо обменивались приветствиями.

Поместье Эйвбери-корт могло похвастаться двадцатью спальнями, пятнадцатью ванными комнатами, крытым бассейном, теннисным кортом и подъездной дорожкой с подогревом — ведь почему бы не быть пафосным полудурком, если можешь себе это позволить?

С точки зрения архитектуры особняк был вдохновлен Мон-Сен-Мишель, замком, возвышающимся на острове во Франции, — с массивными арками, статуями и обширными пространствами. Честно говоря, я бы в любой день гребаного столетия предпочел старомодный городской дом Брэди этому устланному мрамором монстру богатых выскочек.

— Ты тупой, постыдный недоумок! Ты… ты… чертов… — Отец замолчал, крепко сжав руки в кулаки, чтобы приготовиться к последовавшему за этим громкому крику. — Сущее разочарование! — Он с силой толкнул стоящий между нами стол.

Тот с ужасающим стуком ударил меня по коленям. Я плотнее поджал губы, не обращая внимания на острую боль и сохраняя бесстрастное выражение лица.

Было чертовски заманчиво уйти в себя и вылезти, когда закончится его словесная порка, но я заставил себя поднять подбородок повыше и мужаться. Мои брат и сестра оба были совершенны в своей особой, сверхуспешной манере, а потому я становился излюбленным объектом недовольства моих родителей.

— Слава богу, ты не наплодил ублюдков. — Па возвел глаза к небу и перекрестился, будто Бог был в ответе за то, что я помешан на использовании презервативов. В последнее время мне уже ничто не вменялось в заслугу.

— Еще не вечер, — брякнул я.

Он бросил на меня недобрый взгляд и пригрозил своим коротким пальцем.

— Твои мимолетные шашни стоили мне шести миллионов долларов в виде взятки за молчание, может и больше, если остальные решат подхватить идею и подать иск. По-твоему, это смешно? С меня хватит. — Отец пригрозил небу кулаком, расхаживая взад-вперед по маленькой комнате. — Я правда хочу разорвать с тобой все связи. Но твоя мать, благослови ее господь, питает к тебе нежные чувства. Возможно, потому, что ты средний ребенок.

«А может, потому что сунула меня в школу-интернат в Англии, когда мне было шесть, а потом перебрасывала по всему свету, как только меня выгоняли, но никогда даже не задумывалась о том, чтобы воспитать меня самой?»

— Я же, однако, ясно вижу, каков ты на самом деле, и у меня для тебя есть новости. Возможно, ты и отправишься в колледж в Бостоне, но о Гарварде не может быть и речи. Будешь посещать вечерние занятия, как все простолюдины. И уж точно не станешь жить в моем доме. — Он ткнул себя пальцем в грудь для большей выразительности.

Ростом мой отец был почти сто восемьдесят шесть сантиметров, немногим ниже меня, и был сложен сплошь из округлой груды мяса. Годы потворства своим слабостям сделали его тело дряблым, а характер жестким. Ему на лоб упала седая прядь волос, но брови оставались темными и густыми.

Моя мать, напротив, была легкой и изящной, как по характеру, так и внешне.

— Вот, блин, жалость. — Я закатил глаза, раззадоривая его. Уши начали гореть, и меня это бесило. — Я слышал, что в Бостоне есть пара приличных квартир в аренду. Буду рад держаться от тебя подальше.

А что касается Гарварда, то я в любом случае сомневаюсь, что идиот вроде меня смог бы там продержаться. Я бы, наверное, даже нужные аудитории не смог найти, не говоря уже о том, чтобы понять лекции. Все к лучшему.

— А на какие деньги, скажи на милость, ты собрался их арендовать? — У отца на лбу выступила вена. Я практически видел, как она пульсирует под кожей. — Вынужден сообщить: точно не на мои.

Я молча уставился на него в нервном напряжении.

— Ты ни одного дела в жизни не завершил, Хантер.

Неправда. Я ежедневно завершал аналогии, банки пива и оргазмы. Но даже такой тупица, как я, знал, что не стоит говорить об этом вслух.

— Ты соберешь вещи и немедленно съедешь отсюда, — продолжил он, раздавая указания в безразличной, отработанной манере, которая подсказывала мне: он решил, как поступить со мной, прежде чем его частный самолет коснулся калифорнийской земли.

— Ладно, — усмехнулся я.

— На прощания с друзьями нет времени, — рявкнул он.

Я резко поднял голову. Популярность — дело одинокое, но мне в самом деле нравились мои здешние друзья.

— Мне потребуется всего час.

— Да хоть минуту, мне плевать. А потом, — продолжил он, а его голос рикошетом отлетал от стен, словно мультяшные пули, преследующие задницу злодея, — ты отсидишь шесть месяцев, чтобы доказать мне, что ты не просто ворох венерических заболеваний и дурных решений, коим я тебя считаю.

— Ты просишь меня лечь в реабилитационную клинику? — Я поперхнулся выпитым утром пивом.

— Нет. Я говорил с твоими дядей и тетей, и они не думают, что у тебя проблемы с алкоголем или наркотиками. У тебя проблемы с обязательствами и поисками смысла жизни. С тем, чтобы брать на себя ответственность.

Было любопытно послушать о моих проблемах от человека, который за последние полтора десятилетия видел меня по неделе дважды в год.

— И что же тогда? — неожиданно спросил я.

Была у меня одна игра, в которую я играл с самим собой, потому что был единственным постоянным спутником в собственной жизни. Я так часто менял места проживания и компании, что был вынужден найти что-то, что стало бы мне якорем. Игра состояла в том, чтобы каждый день выбирать песню, определявшую мое настроение. Сегодня это, несомненно, была «Gimme Shelter»^[8] группы The Rolling Stones. Потому что, черт побери, мне бы сейчас не помешало укрытие.

— Ты будешь работать на меня, самостоятельно обеспечивать себя во время учебы в колледже и жить в квартире в Овальном Здании, где мои сотрудники смогут следить за твоим местонахождением и прогрессом.

Моей семье принадлежало Овальное Здание — небоскреб, который должен был выглядеть, как изысканный тюбик помады, но на самом деле напоминал необрезанный возбужденный член.

Отец наклонился, прижав ладони к потрескавшейся дубовой столешнице, пытаясь поймать мой взгляд.

— А еще ты будешь трезв как стеклышко и практиковать воздержание, как монах.

И помирать со скуки. Нет уж, спасибо.

— На шесть месяцев? Да ты, наверное, шутишь. — Я встал, взмахнув руками.

Ударился головой о потолок. Но мне было наплевать. Он мог с тем же успехом меня убить. Что за жизнь без кисок и крепкой выпивки? Просто череда событий, в которых никто не хотел принимать участие, вот что.

— Это не обсуждается. — Отец попытался выпрямить спину и встать в полный рост, но ничего не вышло.

С каждой секундой в этой комнате с низким потолком становилось все жарче и теснее. У меня на висках выступили капельки пота. Я заметил, что и па в своем костюме вспотел, как свинья.

— Не бывать этому. — Я скрестил руки на груди.

— Тогда можешь попрощаться со своим наследством. — Он с беззаботной улыбкой достал лист бумаги из нагрудного кармана и сунул мне в лицо.

— Я предвидел такую реакцию, и твоя мать — с учетом твоих интересов, разумеется — любезно позволила мне на законных основаниях исключить тебя из нашего завещания, раз уж ты не испытываешь особого желания участвовать в семейном бизнесе Фитцпатриков и уважать его ценности.

Я вырвал у него бумагу и развернул дрожащими руками. Ублюдок не морочил мне голову. На документе стояла печать юридической конторы, которая была у него на подхвате. В помятой бумаге, пускай пока не подписанной, отмечалось, что я не унаследую ни единого пенни из состояния Фитцпатриков, если это шестимесячное соглашение не будет исполнено к полному удовлетворению моего отца.

Я поднял взгляд, чувствуя, как в груди разливается нечто горячее и неприятное.

— Ты не можешь этого сделать, — процедил я.

— Что? Спасти тебя от себя самого? Именно это я и делаю, — заявил он, разведя руками. — Согласишься на мои условия — и получишь половину моего королевства, Хантер. А продолжишь и дальше подводить меня, свою мать и самого себя, тогда тебе нет места в нашей семье.

Никогда и не было. Именно по этой причине деньги так много для меня значили. Я не хотел лишиться еще и их.

— Ладно, — сердито бросил я. — Как скажешь. Посади меня в свой членообразный дом. Я не буду влезать в неприятности, пить и трахаться на протяжении шести месяцев.

— Конечно, не будешь, — сказал отец, отобрал у меня бумагу и, аккуратно сложив, убрал обратно в нагрудный карман. — Потому что с тобой будет жить человек, который должен следить, чтобы ты был на пути исправления. И отчитываться за тебя.

Я запрокинул голову и горько рассмеялся.

— Я не стану жить в одной квартире с Киллианом. Он небось ежедневно устраивает сатанинские ритуалы с щенячьей кровью и слезами младенцев.

Мой старший брат был воплощением скотства. Ему было присуще лицемерное поведение исключительно одаренного типа, вынудившее меня бросить попытки стать кем-то, кроме как семейным шутом. Мои потуги нагнать его по многочисленным достижениям в учебе и карьере казались тщетными. Он был любимчиком, безумной надеждой, безжалостным императором, на которого все равнялись.

Па покачал головой.

— Брось, можно подумать, mo órga снизошел бы до того, чтобы жить с тобой под одной крышей. — Mo órga в буквальном переводе с гаэльского означало «золотой ребенок».

Как тонко, пап.

— Виноват.

Забыл, что после долгого дня ему нужно снять с себя костюм человека и расслабиться в одиночестве. Тогда кто же?

— Что ж, к этому человеку еще предстоит обратиться. Тебе придется убедить ее согласиться. Если она откажется — весь план рухнет. Но мы с твоей матерью нашли идеальную кандидатку.

Она. Он сказал: «она». Значит, это женщина. А еще это значит, что я смогу трахать ее у него за спиной. Неважно, сколько ей лет и как она выглядит — я на все согласен, если это значит, что смогу сунуть член куда-то, кроме как в собственный кулак.

— Кто это? — процедил я, понимая, что он наслаждается нашим диалогом и тем, что я оказался в его власти.

— Сейлор Бреннан.

Ага, проехали. Я не стану прикасаться к этому даже трехметровой палкой в презервативе.

Почему? Давайте прикинем.

1. Сейлор Бреннан — девочка-паинька. Честная, отличница, до скукоты порядочная девчонка.

2. Она пацанка и, вероятно, лесбиянка (не то чтобы меня это беспокоило), а еще лучница (а вот это меня и впрямь беспокоило, потому как означало, что она могла без особых усилий меня убить).

3. Она была дочерью Троя Бреннана, а Трой Бреннан — человек, чьим врагом не хотел становиться никто. Он был подручным бостонского преступного мира, парнем, которого высшее общество города нанимало выполнять грязную работу.

4. Во время редких встреч, которые бывали у меня с Сейлор, она казалась досадно невосприимчивой к моему обаянию (как я уже сказал, лесбиянка).

— Как-то это уже за гранью, тебе так не кажется? — Я изобразил скуку, хотя сам был готов сорваться в южное полушарие, чтобы избежать своего приговора.

— Лучше, чтобы план был за гранью, чем ты совал свой член туда, куда не следует, — парировал отец, вынул платок из переднего кармана и принялся вытирать им потные руки, сосредоточив все свое внимание на зеленой ткани.

— Полгода жить и играть в семью с незнакомкой — весьма неблагочестиво, па. Кто-то даже сказал бы: прямо как в Средневековье.

— Тебя только что застукали, пока ты занимался сексом с пятью девушками на антикварной итальянской мебели твоего друга, за которую мы, кстати, еще должны заплатить, что будет удержано из твоей зарплаты. Ты слишком далек от благочестия, чтобы беспокоиться о своей репутации.

— А что насчет репутации Сейлор?

— Ее нет — она чистый лист. И нет таких безумцев, которые стали бы дурно о ней отзываться, учитывая, кто ее отец.

Он отправляет меня жить с девушкой, чей отец — хладнокровный убийца. Меня. С моим мерзким ртом без словесного фильтра.

— С чего ты взял, что Сейлор на это согласится? — прищурился я.

Я встречался с Сейлор Бреннан раза три или четыре в жизни. Ее родители владели ресторанами по всему Бостону. Мать была шеф-поваром и в прошлом несколько раз готовила для мероприятий, которые устраивала моя мама. Все это время Сейлор копалась в телефоне или с любопытством поглядывала на мою сестру (очередное доказательство теории о том, что она лесбиянка).

Я едва помню эту девицу. Зато хорошо помню ее волосы морковного цвета, которые на вид были не мягче покрытых волдырями ступней, такое количество веснушек, что на лице не осталось живого места, и тело отощавшего пятилетнего мальчишки.

— У меня на то свои причины, но ее будет непросто убедить.

— И как ты себе это представляешь? Я подойду к ней и просто скажу: «Эй, давай съедемся?»

Я не хотел лишаться наследства из-за того, что мой член вел социальную жизнь целого семейства Кардашьян. Сожительство с зубрилкой и полгода воздержания меня не убьют.

Наверное.

Честно говоря, только время покажет.

— Делай все, что посчитаешь нужным, чтобы Сейлор согласилась, — пожал плечами отец. — Я подкину тебе крючок, но рыбачить будешь сам. Не Силли, которому я, кстати говоря, велел больше никогда не оказывать тебе помощь. Хватит валять дурака. Если хочешь чего-то — нужно к этому стремиться. Твоя задача — заставить Сейлор тебе помочь. Теперь ты сам по себе, Хантер. Если в ближайшие шесть месяцев ты не сумеешь доказать мне, что ты тот, кем должен быть, то останешься не у дел. А Сейлор как раз будет держать тебя в узде.

Примечания

8

Название песни переводится как «Дай мне убежище».