Тот, кто придёт за тобой

Ксения Северная

Ты жил сегодняшним днём и ничего не хотел менять. Но в канун Нового года в твою дверь постучались. И теперь ты едешь на коне по лесным дорогам, чтобы сразиться со Злом чужого мира. Кто этот парень, которого дали тебе в помощники? Можно ли назвать его другом? Кто ты сам – простой журналист либо легендарный герой? Какой выбор тебе придётся сделать? И что необходимо вспомнить, чтобы победить?

Глава 2

Это было неожиданно. Темнота упала сразу со всех сторон, и вместе с нею сердце моё бухнулось куда-то гораздо ниже поджелудочной железы. Тем более что ноутбук, который уже давно работал исключительно от сети, вырубился тоже, похоронив надежду на удачное завершение статьи. Если бы ко всему исчезли ещё и звуки, я бы, наверное, тут же свихнулся. Но огонь по-прежнему бился в печной топке, и на улице завывал северный ветер. Хотя, возможно, в этот миг он взвыл сильнее, перекрыв оглушительные удары моего сердца. И позвонки мгновенно продрало ознобом. Потом наваждение схлынуло.

Я отдышался, призывая на помощь разум. Будем надеяться, что свет погас по естественной причине — где-нибудь оборвало провода. Немудрено при таком-то ветре. А может быть, на подстанции вырубили электричество — и очень просто, ровно в девять, только никого не предупредили. Эта подстанция никогда не отличалась особой благонадёжностью.

Первой мыслью было позвонить туда и разъяснить проблему. Однако мобильника в кармане куртки не обнаружилось. Ну конечно — моё обычное ротозейство, что тут скажешь. Трубку на работе я частенько забывал, тем более что звонить по вечерам приходилось редко. Жаль, жаль — телефон сейчас ой как пригодился бы… Сунулся к окошку — во всём ли квартале свет отключили? И тут же выяснилась вещь чрезвычайно неприятная: у соседей напротив квадраты окон светились привычно и ровно. Что за чёрт, неужто пробки полетели?..

Увы, пробки были в порядке. Пришлось преодолеть неуютное чувство опаски, выйти во двор и, ёжась под ветром, посветить фонариком за угол в поисках возможного обрыва проводов. Это была моя последняя надежда на благополучный исход дела. Если ветер оборвал провода, то всё проще некуда — придёт завтра мастер и починит. Но обрыва не было. Я нахмурился. Неприятность со светом оправдывала самые худшие подозрения.

Пока искал свечи, в памяти всё всплывали слова незнакомца: «Свет — это дело такое, сейчас он есть, а потом нет». Выходит, знал, прохвост. Чего доброго, сам же и подстроил шуточку с электричеством. А можно отключить один дом, оставив целую улицу со светом? Да легко — с распределительным-то щитком, для этого даже к проводам лезть не нужно. Тем более что лысый урод в плаще, карабкающийся на столб у дома, — это уже из фильма ужасов. Ужастиков я не признавал принципиально.

Ничего, теперь признаешь. И что за день такой проклятый!..

Свечи обнаружились в верхнем ящике ветхозаветного комода. Жёлтый огонёк затеплился на кончике фитиля, окреп и осветил комнату рваными бликами. Тьма немного рассеялась — и то дело. Подсвечников, конечно, не было. На перевёрнутых блюдцах я прилепил сразу три свечи, чтоб стало светлее. Поставил всё это на письменный стол и понял, что статья осталась в умершем ноутбуке. Хорошо, что недавний текст ещё не выветрился из головы. Придётся продолжать по старинке, на бумаге от руки. Дописывать-то всё равно надо.

«Снижение темпов работы за предыдущие годы, к сожалению, дало себя знать. Но со многими проблемами предприятие уже справилось. И сейчас коммерческая служба прилагает все усилия, чтобы…»

Над головой скрипнуло. Ещё раз и ещё. Ветер шутит или и вправду кто-то осторожно передвигается по чердаку?

Вот тогда мне стало по-настоящему жутко. Я вдруг до конца осознал, что всё произошедшее за день — не сон, осознал, что я один-одинёшенек в этом старом доме, не имею ни света, ни телефона и, по-видимому, даже не рискну выйти на улицу. Потому что там может поджидать незнакомец с лысым бугристым черепом, а я не понимаю, что происходит.

Нет, на новогоднюю сказку это никак не походило.

А статья? К чёрту статью! Я прикурил от свечи и откинулся на спинку стула. Нужно успокоиться. И как-то это объяснить. Объяснить можно всё, даже чудеса. Ты взрослый человек, будем считать, что умный, и уж, безусловно, практичный. В совпадения, сказки и святочные рассказы не веришь. Тем более что до Святок далеко, завтра ещё только Новый год, и у тебя, между прочим, в холодильнике шампанское и пара мороженых куриных окорочков. Хочешь — встречай праздник сегодня. Никто тебя не видит и не слышит, можешь сплясать или спеть песню про ёлочку. Можешь читать сам себе вслух собственные опусы — в лицах и с выражением. Можешь… можешь стихи декламировать или просто упиться шампанским — чтоб опьянеть, тебе не много надо. Впрочем, вместо шампанского сейчас бы хлопнуть водки, а окорочка жарить долго, лучше отварить сардельки с вермишелью, пока печь топится. Да ты, кстати, и не ужинал. Забавно, но есть не хочется…

Я затушил окурок и снова потянулся к сигаретной пачке. Будем считать, что меня не разыгрывают. Ибо что если это розыгрыш, то он дурно пахнет. Всё замечательно, света нет, поскольку отошёл какой-нибудь контакт, завтра приглашу мастера. Скрип на чердаке прекратился — правильно, это ветер и только ветер. Зеркало? А что зеркало?.. Ну вот, посмотрел ты на него, в нём смутно отражается ёлка и любимый диван — смутно потому, что свечи не лампа. Незнакомец в плаще? Ну и что? Обычный псих, в нашем городке хватает и психов, и дельцов, и замордованных жизнью пенсионеров. Колокольный звон и стук копыт?.. А курить надо меньше или вовсе бросить. И сходить к врачу. И завести собаку.

Мысль о собаке малость приободрила. И вообще, стоит разложить всё по полочкам, как становится легче, понимаешь, что напридумывал больше, чем есть на самом деле. Надо лечь спать, а утром всё пойдёт как обычно. Вот жаль только, света нет, включил бы телевизор, там вот-вот начнётся какой-то фильм. Не важно, какой, главное, там будут говорить и смеяться. Да, но ещё статья… Статью нужно дописывать. Или, может, плюнуть? Скажу редактору, что прихворнул. Не зверь же, в конце концов, простит. Тем более что новогодняя вёрстка всё равно уже в типографии, а моя чушь о фаянсе появится в следующем номере, лишь после праздника.

И тут в дом постучали. Вот так — тук-тук-тук. И ещё раз — тук.

Впервые в жизни у меня буквальным образом перехватило дыхание. Я просто забыл, как дышат. Никогда не считался бесшабашно отчаянным, но и в слабаках сроду не ходил. А сейчас… Сейчас мгновенно ощутил себя ребёнком, который боится страшилищ в закрытых шкафах. Все мысли о «не верю» испарились в секунду, а разум подло спрятался неизвестно куда. Это он, урод лысый. Или смерть моя пришла. А может, он — это она и есть. Пусть стучит, не открою. Имею право. Скажу, что дома нет. Гос-споди, как же плохо без света-то! Отдал бы всё и душу заложил бы за то, чтоб сейчас вспыхнула лампочка.

Стук между тем повторился. Снова послышались три негромких удара и спустя мгновение ещё один. Я успел засомневаться, плохо это или хорошо — что стучат осторожно, а не грохочут в двери кулаком. А потом какая-то неведомая сила подняла меня и неудержимо потянула к входу. Ноги деревянными костылями передвигались помимо воли. А уж когда в руке оказалась свеча — лучше не спрашивать.

Я опомнился лишь у самой двери и ужаснулся тому состоянию, в котором только что пребывал. Голова вдруг стала очень ясной, необъяснимый страх быстро уступил место рассудку. Ещё оставалось время, чтобы выбрать — открывать дверь или нет. Я мог отказаться от своего решения, и, наверное, многое тогда пошло бы по-другому. Но я сказал себе «да» и мысленно поклялся, что завтра же, если ничего не случится, схожу к врачу. Надо обследоваться на предмет неврастении. Срочно.

— Кто?

— Ярослав, откройте, пожалуйста, — ответил мужской голос. — Нам нужно поговорить.

Голос этот мне был определённо незнаком и уж никак не походил на голос того, дневного. Однако странное чувство — мне показалось, что где-то и когда-то я его уже слыхал. Это был ровный и немного усталый голос из тех, что порой мы слышим во сне.

— Откройте, Ярослав, — повторил он. — Северный ветер мерзкая штука, а крыльцо у вас здорово продувается.

Возможно, из-за этих слов о крыльце я и перестал сомневаться. Очень уж по-домашнему прозвучала просьба, а держать пусть даже незнакомого человека на ледяном ветру — это просто невежливо.

Я отодвинул засов. Язык ветра хищно ворвался в дверь, чуть не потушив свечу. Но чья-то ладонь прикрыла огонёк, и вихрь недовольно рассыпался по сеням морозными иголками.

— Разрешите, я войду, — произнёс человек. Я молча посторонился, пропуская его, запер дверь и знаком пригласил в комнату. И лишь там, при свете трёх свечей, сумел, наконец, разглядеть его.

Он был высок, немолод и, пожалуй, грузноват. Широкие плечи и руки прятались под плащом, напоминающим другой плащ, виденный мною утром. Лицо скрывал капюшон, и видна была только очень короткая седая борода, больше похожая на сильно отросшую щетину.

Я молчал, ожидая разъяснений. У меня вдруг стало спокойно на душе и как-то всё равно. Я уже понял, что от сумасшествия мне никуда не деться. Но первые слова гостя оказались неожиданными:

— Печь прогорает. Пожалуй, стоит угли поворошить.

Я послушно повертел в топке кочергой. Угли весело вспыхнули целым снопом искр, и в кухне словно бы стало немного светлее. А незнакомец склонился над свечой на столе и не то дохнул на неё, не то прошептал что-то, но огонёк вмиг вырос раза в два и чудным образом осветил все тёмные углы.

— Очень вас прошу, — сказал гость серьёзно, — не прикуривайте от свечи. Она может обидеться на такое непочтение. Да и огонь её — это не огонь какой-нибудь банальной зажигалки, он живой.

Я даже не удивился. Я начинал смиряться с событиями сегодняшнего дня. Знает этот пришелец из мрака, что я прикуривал от свечного огня, — и что с того? Сейчас скажет, что моя статья о фаянсе полная чушь, — и тут будет прав, я ведь и сам так думаю.

— Кстати, статья ваша вон там, на столе, вы уж простите за откровенность, не удалась, — обронил он по-прежнему серьёзно. — Честно вам скажу, у вас бывали замечательные штуки. А эту лучше не дописывайте — всё равно переделывать.

Ну, так и есть! Стоило подумать…

— Вы, собственно, кто? — спросил я сухо.

Он спохватился.

— О, простите. Я думал, вы меня узнали, — и скинул капюшон.

Ну и с чего он взял, что я должен его узнавать? Этого лица раньше никогда не видел — крупный нос, лоб в морщинах над густыми бровями, глубоко посаженные карие глаза и мягкие складки у рта. И коротко стриженные седые волосы. И большие залысины.

— Первый раз вижу, — сказал я. — Может, всё же назовётесь?

Он понимающе развёл руками.

— Конечно. Меня зовут Радим. Узнали теперь?

Ни о чём мне это имя не сказало — так я ему и сообщил. А заодно решил всё-таки проявить учтивость. Правда, не накрывать же стол для какого-то Радима, который неизвестно откуда и зачем пришёл, хотя, вроде бы, ничего дурного пока не замышляет.

— Чай будете?

— Не откажусь, но вообще-то рассиживаться некогда, — тут он снял плащ и оказался в длинной светлой рубахе навыпуск с замысловатой вышивкой по вороту, подпоясанной синим кушаком, и в тёмных, по-моему, замшевых штанах, заправленных в сапоги.

— Не по времени нарядились, — заметил я.

— Почему?

— Так уже лет триста не одеваются.

— Ещё как одеваются, — возразил он. — Неужели вы на самом деле ничего не поняли?

— Отлично понял, — я поставил перед ним чашку, придвинул сахарницу и тарелку с печеньем. — Всё отлично понял. Вы и ваш приятель решили меня допечь, только не знаю, по какой причине. Где, любопытно, я вам дорогу перешёл? На какую-то статью обиделись, что ли?.. Во всяком случае, он меня полдня преследовал, потом вырубил свет в доме. А теперь вы пришли и будете рассказывать сказочки про Лесотравье и про дракона, которого надо убить, чтоб спасти прекрасную принцессу.

— Что-что? — он растерянно заморгал. — Какая принцесса? О принцессах речи не было.

— А про дракона, значит, было?

— Послушайте, Ярослав… Тут какая-то путаница. Ни о каких драконах я не слышал. Что она вам наговорила? Или нет… А, это вы книжек начитались! В вашем Круге, я знаю, любят читать о всякой ерунде.

— Даже так? — я угрюмо покосился на него. — По-вашему, драконы — это ерунда?

— Да что вы пристали ко мне с этим драконом?! — он с раздражением оттолкнул свою чашку. — В Лесотравье нет драконов. Кажется, в Западном Краю водились когда-то огромные ящеры, но их перебили ещё во времена Утренней Поры.

— Ага. А ближе к вечеру остались одни тараканы. Хватит! Прекратите эту чушь. И скажите вашему лысому дружку, чтоб он вернул на место моё электричество и больше мне не досаждал. А коням своим пусть копыта тряпками замотает, а то цокот далеко слышен.

Тут мы замолкли и озадаченно уставились друг на друга. Не знаю, о чём думал он, а меня вдруг смутила тревожная мысль. Откуда я взял это странное слово — Лесотравье? Что оно собой представляет — местность, страну, город? Очень легко это самое Лесотравье выскочило у меня, словно я о нём знал когда-то или слышал. И почему Радим удивился не этому, а совсем другому — драконам и принцессам?

На этом месте мои размышления прервал сам Радим. И в голосе его таилась непонятная мне тревога.

— О каком дружке вы толкуете? Вас что, кто-то уже навещал?.. Что молчите? Неужто они? Вот оно что, вот почему свечи! А я-то думал, вы зажгли их потому, что ждали…

Ага. Если мне кого и ждать, так это санитаров с успокоительным. Я смотрел на Радима и чувствовал, что хочу высказаться. Высказаться обстоятельно, со знанием дела и минимумом печатных выражений. Но его тревожный монолог вызывал ещё одно желание — разъяснить всё до конца и покончить с этим.

— Слушайте, чего вам надо? Если вы с ним не заодно, очень рад. Но честно — за сегодняшний день я устал до одури. Говорите, кто вы такой, кто такие они, и если чаю больше не хотите, давайте разойдёмся.

Я сказал это и тут же понял, что ляпнул не то. Он ведь сейчас может плюнуть и уйти, а я останусь во тьме и при своих страхах. И так и не узнаю, что за чертовщина завертелась вокруг меня. К тому же, этот странный гость внушал… нет, даже не доверие, а какое-то… спокойствие, что ли. В тот миг я не мог разобраться в себе. Мне хотелось, чтоб он оставил меня в покое, и я не желал, чтобы он уходил. И ещё я слышал, как свирепеет за окнами ветер.

Впрочем, по всей видимости, Радим пока не собирался покидать мой дом. Он молча глядел мне в лицо, и взгляд его был… Такие глаза порой смотрят на нас со старинных икон, деревянных, потемневших, покрытых трещинами времени икон — с нездешним, отрешённым взглядом. И я внезапно ощутил себя надерзившим мальчишкой, которого мудрый наставник всё же любит и уже заранее простил. И чтобы скрыть свою неловкость, отошёл к плите и спросил почти виновато:

— Налить вам ещё чаю? И кстати, что это такое — Лесотравье?

Он вздохнул, и от его вздоха снова ярче колыхнулось пламя свечи.

— Значит, Изумрудная Дева не побывала здесь? Не пойму, что ей помешало… Но с этим потом. Так вот, Ярослав, дело серьёзное. Я Радим, Окраинный Странник. Вообще-то, у меня много имён, в разных Кругах меня зовут по-разному. В вашем Круге мне когда-то дали имя Николай… Вам непонятно? Круги — это миры, они проникают один в другой, соприкасаются…

— Это теория параллельных миров, что ли?

— Не важно. Очень немногие могут проходить из одного Круга в другой. Таких, как я, называют Окраинными Странниками. Сейчас я пришёл к вам из Лесотравья, мира, на который надвигается Мгла.

— Прямо Толкиен какой-то…

Мои замечания его не пробирали.

— Толкиен рассказывал о другом Круге. Я не буду сейчас говорить вам о Законах Кругов. Но люди живут по этим Законам, часто не зная о них, и надо сказать, редко их нарушают. Вы, например, живёте по Законам Лесотравья.

— Я живу по своим законам.

— Ничего подобного! Ярослав, вы знаете Лесотравье, вы там не раз бывали, но время наложило печать на вашу память. Изумрудная Дева почему-то не сумела её снять. Плохо… Сам я не в силах этого сделать, я могу лишь рассказать вам о Лесотравье и о том, что от вас требуется.

Я пожал плечами. Так и знал — конечно, от меня что-то потребуется. Иначе зачем было затевать такой спектакль. Голова кругом идёт, честное слово! Однако в глубине души я начинал сомневаться, что это розыгрыш. Очень уж всё выглядело натурально. Всё, кроме того, что говорил Радим.

— Не верите? — он понимающе кивнул. — В вашем Круге люди вообще страшно недоверчивы. Не хотят видеть правды, зато сказки об инопланетянах принимают за чистую монету. Им проще поверить, что это пришельцы с другой планеты, чем в то, что это просто жители иных Кругов.

Этот камушек в мой огород, мрачно подумал я. Сидит передо мной доброжелательный человек в допотопной рубахе, плащ, которому место в кино или в музее, на крючок повесил, пьёт чай из моей чашки, читает мои мысли, рассказывает байки в стиле фэнтези… А я не верю! Не верю, что это правда, и предпочитаю думать, что весьма наивный розыгрыш. Интересно, насколько у него терпения хватит притворяться?

— Ладно, — сказал я. — Чихать на инопланетян. Говорите о вашем Лесотравье.

— Оно скорее ваше… Так вот, в каждом из Кругов рано или поздно Добро и Зло сходятся в поединке. Везде это происходит по-разному. В одном Круге Зло выступает открыто, в другом оно опутывает всё своими сетями, подобно пауку. И горе тому Кругу, где Зло берёт верх.

— А что тогда?

— Он перестаёт существовать. Я видел много погибших Кругов.

Тут во мне совсем некстати проснулся журналист.

— Погодите. А в нашем, как вы говорите, Круге как дела обстоят?

— У вас ещё есть время усмирить Зло. Правда, его осталось не так много. Но речь о Лесотравье…

Журналист понял, что ему лучше не высовываться. В этой беседе первую скрипку играл Радим. Так что не будем спорить, его ничем не прошибёшь.

— Да-да, конечно… Так что там дальше?

— Один из Законов гласит — помочь в Великой Битве может житель иного Круга, живущий по Законам Круга этого. Но он должен сам решить, на чью сторону ему примкнуть. Потому я и послан за вами.

— Что-то больно мудрено. Правду сказать, я ничего не понял.

— А что тут непонятного?

Я приоткрыл дверцу печи, поворошил остывающие уголья. Он ещё спрашивает! Само собой, рано или поздно разговор зайдёт в тупик — на своём веку мне не раз приходилось беседовать на подобные темы. Мир планеты Земля ясен, как дважды два, и когда его пытаются усложнять, дело обычно плохо заканчивается.

— Вся эта сказочка про Круги, Добро и Зло довольно занятна, хотя здорово отдаёт пылью. Но мне непонятны два момента — что общего между мной и этим вашим Лесотравьем? И чего вы от меня хотите?

Теперь удивился Радим.

— Слушайте, я вам битый час толкую, что вы живёте по Законам Лесотравья. В конце концов, кто первый заговорил о нём — я или вы? Только драконов зачем-то приплели… То, что вы сами упомянули о нём, всё и доказывает. Лесотравье зовёт вас на помощь. Именно вы можете поставить точку в Великой Битве.

— За что такая честь?

Он устало прикрыл глаза.

— Снова повторяю — вы живёте по Законам Лесотравья. Как вам ещё объяснить?.. Вы избраны для этой миссии — так, кажется, выражаются ваши писатели? Фраза напыщенная, но, видимо, по-другому вы не поймёте.

Я почесал в затылке. Он ошибается, мне уже давно всё яснее некуда.

— Иными словами, я должен сражаться. И как, голыми руками?

— Отчего же? Мечом, как положено воину. Или скажете, вы меч в руках никогда не держали?

— Держал, а как же. Меня ведь хлебом не корми, дай только мечом помахать. Да вон он, на гвоздике за печью.

Радим попался на удочку и проследил взглядом за моей рукой. Потом понял и нахмурился.

— Шутить изволите? Нам, между прочим, не до шуток. И время на исходе.

Эти его слова напомнили мне об утренней встрече.

— Кстати, вы ещё не поведали о своём лысом приятеле. Коли вы Окраинный Странник, то он, надо полагать, этот… как его… поперечный?

— Нет, с вами рехнёшься, — пробурчал Радим себе под нос и отставил допитую чашку. — Как он выглядел? Где вы встретились?

Я нехотя начал говорить. Мне всё ещё казалось, что мой гость и утренний незнакомец действуют заодно. Сам не знаю, почему я до сих пор сопротивлялся очевидному. Но думать, что всё, рассказанное Радимом, — выдумка от начала до конца, что лысый проходимец на самом деле шизофреник или плохой актёр, что стук копыт и выходки зеркала утром стали только последствием переутомления, — думать так было выгоднее. Удобнее. Потому что если всё это — правда, то я впутался во что-то небывалое. А небывалого мне не хотелось. Я привык иметь почву под ногами, привык к утреннему чаю, компьютерам, к кактусу на подоконнике, к сарделькам с вермишелью, к новостям по телевизору, к горячей печке, к небольшой, но стабильной зарплате — привык к такой жизни и к тому, что перемен в ближайшем будущем не предвидится. Жизнь спокойна и размеренна — так чего ж ещё надо? Я не собирался всё это разом променять на бурную неизвестность.

Услыхав о событиях дня, Радим поднял бровь.

— Так я и думал. Они решили нас опередить. Хорошо, что вы с ним не отправились.

— Да кто он такой?

— Гонец Мглы. Они тоже вспомнили о Законах Кругов… Ладно, одевайтесь. Нам пора.

Хорошая концовочка разговора.

— Эй, эй, погодите! Что значит пора? Я никуда идти не собираюсь.

Радим поднялся, одёрнул рубаху и снял с крючка плащ.

— Боюсь, в этом у вас нет выбора. Вы его сделали, когда открыли дверь.

— В этом?.. Значит, какой-то выбор всё же есть?

— Есть, — он снова глянул мне в глаза, и голос его был почему-то печален. — Вы можете выбрать между ним и мною.

— А давайте, я лучше останусь сам по себе.

— Вы не поняли, Ярослав, — он уже стоял у порога. — Вы, так или иначе, не останетесь в стороне. Я могу сейчас уйти. Но от него вы чаем и разговорами не отделаетесь. Понимаете? Всё это взаправду!

И такое сожаление и убеждённость звучали в его голосе, что я наконец-то в происходящее поверил полностью, до самого краешка. И растерянно отступил.

— Но… Но это шантаж какой-то!.. Нет, давайте разберёмся! Значит, он гонец Мглы, а вы посланник Добра — так, что ли? И если с вами я не пойду, то останусь с ними? Выходит, я буду поганцем и погублю целый мир? Перспектива не из приятных… А вы твёрдо уверены, что от меня всё зависит?

Радим подошёл и взял меня за руку. И была его ладонь горяча до того, что по венам моим расплескалось тепло, не жгучее, а приятное, как пунш после прогулки на морозе.

— Ярослав, я не хочу обманывать. Вам придётся туго, и даже я не знаю, что вас ожидает. Вы ищете покоя? Ждёте завтрашнего дня, потому что завтра Новый год? Вы откроете шампанское и выпьете его один, ведь к вам никто не придёт. Будете смотреть до утра телевизор, вспоминать, что было хорошего, грустить по тому, что не свершили. Возможно, даже сядете за эту машинку с экраном, но ничего не напишете — поймёте, что это никому не нужно… Вы думаете, жизнь — очень простая штука? Вы боитесь перемен, так? Кто научил вас их бояться, не эта ли самая жизнь? Вы всё прочно забыли, сами захотели забыть. Нужна ли вам эта недописанная статья, газетная суматоха и телевизор? Потрепало же вас время, как я вижу!.. Вы перестали верить, и огонёк в вашей душе почти погас, она холодна, как ваши руки, она подёрнулась пеплом, стала серой и незаметной. Но огонёк-то ещё тлеет, и его раздуют ветры Лесотравья. Нужно только вспомнить, Ярослав!.. Идите сюда!

Он подвёл меня к зеркалу в комнате, развернул — смотри! Я подавленно уставился в сумеречные глубины. Там, внутри, был я сам, взъерошенный, угрюмый, недоверчивый. Ничего не было такого, на что стоило бы смотреть, и я уже хотел отвернуться, но Радим сжал пальцами моё плечо.

— Вглядитесь, Ярослав. Получше вглядитесь. Таким вы были когда-то?

И снова, как утром, помутнело зеркало. А когда муть сошла, я увидел, что отражение начало меняться. Без следа пропала морщинка на лбу, и сгладилась острота скул, и расправились плечи, исчезла сутулость, и смягчился рисунок губ. И взгляд изменился — этот взгляд я встречал полтора десятка лет назад, когда вот так же смотрелся в зеркало. Не в это, в другое, но не всё ли равно? За стеклом во плоти вставало время, когда дверь в детство захлопнулась напрочь, а впереди лежала целая жизнь. Я был тогда неизмеримо моложе, был упрямее, отважнее и злее. Я смеялся — открыто, я верил — открыто и знал, что придёт, обязательно придёт тот час, когда зазвенит тетива, и встанет на дыбы взнузданный конь, и звездопад осыплет дорогу. Где она теперь, та звёздочка, что так и не скатилась в мою ладонь?..

— Это я?

— Да, это вы, — я вздрогнул и вернулся из прошлого в полутёмную комнату, к ёлочной мишуре, свечам и Радиму, который смотрел на меня, улыбаясь. — Кое-что вы уже вспомнили. Ну как, хотите вернуться туда?

— Я был тогда совсем зелёным…

— Вы были юным.

— Я был наивным…

— Вы были искренним. И честно скажу — были куда лучше, чем сейчас. Ну, довольно. Вы всё поняли. Идёте со мной или останетесь ждать гонца? Между прочим, он уже близко. Так что времени на размышления нет. Решайтесь, живо. С кем вы?

С кем я? Коли уж я не могу остаться в стороне… Неизвестно, какое оно, это Лесотравье и что за сюрпризы мне готовит жизнь, но стоит ли их пугаться, если всё лучшее осталось позади?

— Идём, — сказал я.

…Радим вышел за порог первым. Я на какое-то мгновение замешкался у дверей. Рука привычно потянулась к замку, ведь бог знает, когда я сюда вернусь, что же, оставлять всё настежь?.. Но там, внутри, в доме вдруг заговорили бабкины часы, отбивая время. И странно — не старческим хрипением, не глухим перебряком, нет, чистым, гулким звоном провожали меня они. Как будто и механизм ощутил себя юным, только что вышедшим из чутких ладоней мастера-часовщика.

Лёгкий серебристый звон походил на звуки того далёкого колокола, что слышал я утром. Ничего себе, однако засиделись мы с гостем!.. И с двенадцатым ударом старинных часов я, так и не заперев дверь, шагнул с крыльца вслед за Окраинным Странником — очертя голову, бросив всё, прочь из этой привычной жизни в ту, в которую успел поверить.