Нас нет на небесах

Ксения Вишнякова

Невероятное приключение двух друзей начинается с другой реальности, куда они попали совершенно случайно. И как выбраться из параллели мертвых, им еще предстоит разгадать…

© Ксения Вишнякова, 2023

ISBN 978-5-0060-6188-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Это случилось ранним утром, когда солнце только начинало вставать. Я бежал по глинистой дороге, ничего не замечая перед собой. Тогда я ещё мог ощущать прохладный ветер и мелкий моросящий дождь, пытавшиеся остудить мой разгорячённый нрав. Однако мне уже ничего не помогало. Я был настолько переполнен эмоциями — гневом, обидой, страхом, ненавистью, что ни о каком здравом смысле и речи быть не могло. В то утро мне ничего бы не помешало изменить решение, связанное с невозможностью больше терпеть такую жизнь.

Добежав до конюшни, я пнул ногой деревянную дверь, забежал внутрь и, не пытаясь остановить сбивчивое дыхание, быстро распутал толстую верёвку, что успел прихватить с собой из дома. После этого немедленно смастерил узел, прикрепил веревку к крючку, торчащему из потолка, и забрался на деревянный выступ. На секунду задумавшись, я всё-таки накинул петлю на свою шею. Не помню, что именно тогда было у меня на уме, но точно помню — все мое нутро желало поскорее покончить с этой жизнью. Я также быстро прыгнул вниз с деревянного выступа, и вот тогда началось самое ужасное, чего я бы даже представить себе не мог.

Сначала я испытал мучительное удушье, затем непередаваемую боль в глазах, жуткие судороги, звон в ушах и панический страх. Верёвка затянулась за долю секунды, и я не мог больше пошевелиться. Боль раздирала моё тело, но я уже был не в силах что-то изменить. Мне раньше казалось, что все мучения должны после смерти быстро закончиться, а выяснилось наоборот — секунды мучительной гибели у самоубийц превращаются в часы. Ну а самым отвратительным в момент мучений стало непередаваемое желание спастись и выжить. Накрыло осознание, что всё исправимо, кроме одного — верёвка убила тебя, и дороги назад нет.

Миг кошмара вроде закончился, боль исчезала и, казалось бы, — всё, умер в муках, исчез. Но нет. Самоубийство стало для меня только началом.

Солнце уже поднялось высоко, и свет пробивался сквозь щели в конюшне, подсвечивая моё ужасное, висящее на веревке тело. Каким-то образом я оказался рядом, смотря на него со стороны. Я сразу решил ущипнуть себя, чтобы проснуться. Понадеялся, но напрасно — это оказался не сон.

Жуткая синюшная кожа, торчащий язык и полопавшиеся сосуды со стороны смотрелись отвратительно. Оттого бывшему обладателю висящего туловища незамедлительно захотелось убежать от самого себя подальше. И я сразу рванул к двери, которая осталась открытой. Но, к моему ещё большему шоку, выйти из неё я не смог. Что-то не дало мне этого сделать. Тогда я попытался проскочить сквозь стену, но снова ничего не вышло. Безысходность заставила продолжать попытки и стараясь выскочить со всех сторон, словно муха в стеклянной банке, я не переставал биться о невидимую мне стену. Это длилось до тех пор, пока солнце не зашло за горизонт. Тогда, на тысячной попытке сбежать, мне вдруг удалось победить ловушку! Я снова разбежался и, в надежде побежав к выходу, неожиданно для себя вылетел из него с большой скоростью наружу. От радости я закричал, но вмиг опомнившись, заметив сильный дождь повсюду и то, как колышется листва от ветра, понял — все это время я ничего не чувствовал. Мой мир изменился, превратившись в странную реальность без возможности чувствовать и дышать. И это оказалось ещё хуже, чем то, как я недавно смотрел на собственное мёртвое тело.

В растерянности я принялся метаться из стороны в сторону. Я кричал и плакал, молился и кланялся. Но всё было напрасно. Я сходил с ума до тех пор, пока не увидел серую горлинку, удивленно глядевшую на меня.

— Неужели ты меня видишь? — спросил я её, остановившись.

Тогда она, повернув свою маленькую головку и будто услышав меня, быстро улетела. И я, наконец, немного успокоился, словно получив шанс на существование. Усевшись в лужу, которую даже не чувствовал, я тут же вспомнил о своей семье.

— Мама! — громко выкрикнул.

В тот же миг я решил вернуться домой, к родным, от которых ещё утром убегал, переполненный гневом. Мне захотелось прижаться к своей престарелой мамочке, проститься с отцом и братьями. Но после того, как я рванул обратно, оказалось, что моя память изменилась. Я многое позабыл. Блуждая, как полный глупец, почти всю ночь в поисках своего дома, я потерял много времени. И лишь только к утру я всё-таки отыскал свой дом.

Пробежав сквозь густые заросли к открытому окну, из которого сбежал прошлым утром, я вдруг замер, заметив, как местность внезапно начала меняться. Все растения исчезли, появились деревянные стены, и я в одно мгновение снова очутился в проклятой конюшне, сразу же наткнувшись на своё мерзкое мёртвое тело.

С тех самых пор я стал мучеником этого жуткого места. Днём не могу из него выбраться и только по ночам выхожу наружу. И каждый рассвет снова возвращает меня обратно. Прошло уже несколько столетий, а я всё ещё страдаю. Вокруг меня менялась обстановка, люди и вообще мир. Не менялся только я. И каждый день, подобно страшному сну, в деталях вижу картину своей смерти, ощущая всю мерзость произошедшего, как наяву.

Сейчас я нахожусь всё ещё здесь, на том самом месте, где когда-то свёл счеты с жизнью. Только уже не в конюшне, а в маленьком домике, который построили на этой земле. До этого здесь были ещё постройки, но все они снова предназначались для животных — сначала птичник, затем свинарник и хлев. И вот наконец, после всего этого, здесь построили жилой дом. Первой семьей стала молодая пара с ребенком, которая прожив здесь всего несколько лет, куда-то съехала. После них поселился сварливый старик, позже умерший от воспаления легких. Кстати, я так почему-то его и не встретил после смерти… Затем здесь появились цыгане и уже после их отъезда заехала новая хозяйка, с появлением которой, и началась моя новая история.

***

Наступила ночь. Выскочив наконец из своего домика, я рванул к плакучей иве, одиноко склонившейся над озером, чтобы проверить маленького птенца, случайно выпавшего вчера из гнезда. Весь день думал о нём, но увы — он не выжил. Его маленькое тельце бездыханно лежало возле ствола старого дерева. Опечаленный, я снова задумался о смысле жизни и засмотревшись на то, как колышется листва от ветра, я вмиг пришёл в себя, вздрогнув от неожиданного звука. Нарушителем столь редкой тишины стал колокольный звон. Он донёсся из старой церкви, что уже давно должна была запереть свои двери.

С каждым ударом колокола природа будто содрогалась, и, казалось, случилось что-то необыкновенное, что-то очень важное. Вскоре собаки подняли шум, и немного погодя в каждом доме загорелся свет. Тогда жители деревни торопливо повыскакивали на улицу, постепенно образовав толпу у старого дуба. Несколько минут они перешептывались, и наконец дождавшись, когда соберутся все соседи, отправились к церкви через лес. Мой дом тоже остался одинок. Молодая Лиора вышла из него немного позже и, на пороге заплетя свои русые волосы в косу, быстрым шагом отправилась по тропинке за остальными. И я тихонько побрел за толпой в сторону старого храма.

Когда мы зашли в лес, я услышал, как одновременно, будто сговорившись, взвыли собаки в деревне. Так, словно голодные волки. Испугавшись, люди сразу остановились, но одна из женщин, тут-же громко засмеялась и сказала:

— Бросьте! Это лишь глупые животные! Идемте!

Тогда все двинулись дальше, и только Лиора, немного задержавшись, остановила свой взгляд на мне. Её необычные желтоватые глаза оказались настолько пронзительны, что даже я, человек, которого она не могла видеть, был испепелен её глубоким, немного пугающим взглядом. В ту секунду мне даже показалось, что она ощутила моё присутствие рядом с собой, ведь притронувшись к дереву, через которое я прошёл, она прищурила глаза и затем с подозрением взглянула на место, где я стоял. Но снова услышав смех женщины, она немного нахмурилась и неуверенно покачав головой, пошла дальше.

Наконец, добравшись до церкви, все увидели виновника, разбудившего деревню ото сна. Им оказался крохотный розовощекий малыш. У входа в храм, покачивая ребёнка на руках, его держал престарелый батюшка.

— Сегодня мы нашли это дитя возле ворот церкви. Теперь он в наших руках! Готов ли кто-нибудь из вас стать ему опекуном? — громко спросил священнослужитель у разинувших рты от удивления людей.

В ответ никто не вымолвил и слова. Все лишь молча опустили головы, а кто-то и вовсе, не дожидаясь остальных, отправился обратно в деревню.

— Я готова, — очень тихо проговорила Лиора и, поднявшись по высоким ступеням церкви, протянула руки, чтобы взять младенца.

В воздухе повисла тишина. Люди удивленно глядели на Лиору, побаиваясь высказаться, чтобы не оказаться причастными в помощи ей. Но их опасения возникли напрасно: девушка никого до этого случая не просила помогать ей, да и в будущем просить помощи тоже не планировала.

В ту ночь Лиора заметно нервничала. Её выдавали дрожащие руки и сбившееся дыхание.

— Лиора, — обратился к девушке батюшка, — ты осознанно приняла решение? Ведь ты сама в нашей деревне недавно. Ты уверена?

— Да, — взглянув на маленького ангелочка, ответила она.

— Ну что ж, я передаю тебе Господом данное нам дитя. Расти его в любви и дай всё то, что дала бы родная мать!

— Я сделаю всё, что смогу, — ответила она и, взяв ребёнка, поклонилась батюшке.

— С Богом, — прошептал он, перекрестив её и малыша.

В тот момент я удивился не менее остальных, ведь Лиора едва сводила концы с концами, занимаясь вышивкой и вязанием. Однако она знала, на что идёт, и, гордо спустившись с малышом со ступенек, не менее уверенно отправилась домой. Я тоже поверил в неё и, даже не взглянув на батюшку, прошёл сквозь него за Лиорой.

— Какое же ты милое солнышко, — ласково проговорила она, прикоснувшись губами к нежной коже маленького мальчика.

Младенец мило улыбнулся и постарался дотянуться крохотной ручкой до её носа.

— Ты чудо, — прошептала Лиора.

И правда, малыш оказался чудесным! Увидев милое детское личико, я сразу полюбил маленького ангела. Темноволосый, пухленький, с длинными густыми ресницами и выразительными чёрными глазками, он уже пытался слегка приподниматься, периодически посасывая свой крошечный пальчик. Тогда я даже не предполагал, кем в действительности станет для меня этот ребенок, но чувствовал, что что-то точно изменится.

Шло время, и день за днем я наблюдал за подрастающим малышом. Теперь захламленный кастрюлями угол, где я всегда сидел и смотрел в окно, остался без своего вечного сторожа. Давид, так Лиора назвала мальчика, оказался для меня ярким лучиком света в кромешной тьме. Я уже не ждал с нетерпением, как обезумевший, приближающуюся ночь, ведь отныне у меня появился новый смысл моей «другой, бесконечной жизни».

Из-за моего появившегося желания жить бедняжке Лиоре иногда приходилось даже звать к нам в дом батюшку. Своим шуршанием и ходьбой по старому полу я, сам того не желая, пугал их. Не знаю как, но порой они меня слышали. Никто другой, кто когда-то жил рядом со мной, даже на секунду не предполагал, что я существую. Но Лиора и Давид это точно знали.

Со временем я стал понимать, что все переживания, связанные с неспособностью Лиоры вырастить Давида, были совершенно глупы. Эта молодая девушка оказалась чудесной матерью. За несколько лет она превратила маленькую серую халупу в уютный и красивый домик. На старом столе появилась белая скатерть с вышивкой, на стенах — картины, в гостиной и на кухне — новая мебель. Даже мои любимые прозрачные занавески, пожелтевшие от старости, благодаря Лиоре превратились в цветущий сад: своими тоненькими ручками она вышила на них множество разных цветов.

Совершенствуя с каждым разом своё мастерство, девушка получала ещё больше заказов, вскоре ей стали звонить уже с самого города и уговаривать связать вещь или сделать оригинальную вышивку.

Казалось, гармония поселилась здесь навсегда. Но шли годы, и всё со временем менялось.

— Надо же! Тебе уже тринадцать! Ты вырос таким высоким и сильным! Какой ты у меня красивый!

— Мам, я совсем не высокий, я обычный.

Девушка засмеялась.

— По сравнению с тем, каким ты был в младенчестве, ты высокий!

— Не помню этого. А ты скоро вернёшься домой? — грустным голосом спросил мальчик, провожая Лиору.

— Как всегда, к вечеру. Но я вернусь с тортиком, и мы обязательно отметим твой день рождения! И ещё у меня для тебя есть подарок.

— Здорово! — засмеялся мальчик.

— Надеюсь, что он тебе понравится, — ответила Лиора, обняв приемного сына.

Выйдя из дома и оставив Давиду ключи, она строго-настрого наказала, чтобы он закрылся и даже не думал открывать посторонним. Затем она мило улыбнулась и не спеша пошла по узкой тропинке.

Лиора ушла, и Давид снова загрустил. Кто бы только знал, как я мечтал его поздравить и развеселить. Давид этого точно заслуживал. Доброе сердце и благородство мальчика всегда отличали его от знакомых мне людей. Я верил в его чистоту и непорочность, всегда думал, что нет лучше него никого на белом свете. Но вскоре произошли странные события, из-за которых, к сожалению, кристальная честность Давида немного изменила свой облик в моих глазах.

В этот день мальчик показался мне очень странным, всё утро после ухода Лиоры он молчал и смотрел в окно, будто кого-то дожидаясь. Но спустя некоторое время он словно ожил и, вскочив со стула, подбежал к тумбочке. Оттуда он достал лист бумаги, ручку, затем быстро принялся что-то рисовать. Обычно в это время он убегал на улицу, но сегодня он остался дома. Тогда, присев с ним рядом, я решил понаблюдать, что изобразит на бумаге юный художник. Спустя буквально минуту меня охватил невыразимый ужас. В центре чистого листа появилось изображение худощавого мужчины. Он не стоял — он висел, а точнее, был повешен. Серым тонким карандашом Давиду удалось передать даже мерзкий вид его омертвевшей кожи. Ниже немного дрожащей рукой он подписал: «Ты».

Это ещё сильнее поразило меня, ведь это оказался и вправду я. Моя память совсем испортилась, и свой образ я почти позабыл. Но то, как я висел, и этот скорчившийся силуэт я помнил хорошо.

Вдруг в тишине неожиданно раздался громкий стук в дверь. Но Давид даже и не подумал открывать, вместо этого он отбросил в сторону листок с рисунком и сел в кресло-качалку. Мальчик закрыл глаза и, медленно покачиваясь, стал бубнить что-то себе под нос.

— Открывай! — прозвучал истеричный старческий голос.

Давид не реагировал. Напротив, он только заткнул свои уши, продолжая качаться в кресле. Я не понимал, что происходит, ведь при всём желании знать, что делает мальчик днём вне этого дома, я не мог. Ничего не изменилось: с момента моей смерти какая-то сила не даёт мне покидать границы этого дома в дневное время. Только ночью я становился свободным и мог выйти через стену, дверь или окно. Но в какой бы точке я ни находился ночью, на рассвете я снова оказываюсь в этом ненавистном мне месте. Людям часто кажется, что мы, мёртвые, знаем ответы на многие вопросы, предугадываем будущее, знаем всё про прошлое, знаем что-то про пришельцев, понимаем смысл жизни. Но нет, могу любого заверить, что это точно не так. Мы знаем только то, что кем-то позволено знать, — ограниченный клочок информации. В моём случае вообще всё далеко не радужно! Много веков я провёл в этом месте, умирая от скуки и от отсутствия возможности вдохнуть настоящий воздух, ощутить материю какого-нибудь предмета или хлебнуть лишь капельку настоящей воды. Я не знаю, что такое ад или рай, я никогда не видел других мёртвых и не знаю, что будет со мной дальше. Часто мне хочется и вовсе исчезнуть, не оставив после себя даже песчинки. Я так устал от ужаса быть запертым между живыми и мертвыми, но увы, я не хозяин своей душе, снова повеситься не смогу. Мне остаётся просто наблюдать за живыми и надеяться, что когда-нибудь это всё закончится.

Я снова задумался, совсем позабыв про юношу. Но мне быстро удалось вернуть свои мысли в прежнее русло и, опомнившись, я увидел, как Давид медленно подкрался к двери. Он прислонился к ней ладонью и застыл, подобно статуе. Тогда это выглядело довольно странно, и я продолжил за ним наблюдать. Пытаясь прислушаться к звукам снаружи, юноша постарался успокоить учащенное дыхание, затем тихонько сел на корточки и, облокотившись на кирпичную стену, очень тяжело вздохнул. Его глаза медленно закрылись, и мальчик уснул.

Я смотрел на Давида несколько часов в ожидании его пробуждения. Уже стемнело, и только тогда мальчик открыл глаза. Схватившись обеими руками за голову, он медленно встал и, взглянув на место, где уснул днём, что-то внезапно вспомнил. По крайней мере мне так показалось, потому что он судорожно начал обшаривать свои карманы и успокоился только тогда, когда наконец нашел маленький зелёный камешек, ограненный словно бриллиант.

— Ты мой! — прошептал он и побежал к большому старому зеркалу, стоявшему в зале.

Он задержался возле него несколько секунд и снова проговорил:

— Почему вы не можете выбраться?

В ужасе я отскочил от зеркала. В этот момент в дом зашла Лиора с тортом и большой подарочной коробкой в руках.

— Сынок, я пришла, встречай!

Давид широко улыбнулся и, позабыв обо всем, сразу побежал к маме. Он был так счастлив её увидеть, что, даже не взглянув на подарок, крепко обнял её, простояв так больше минуты.

— Ну, ты что, даже не хочешь взглянуть на подарок? — поцеловав сына, спросила Лиора.

— Хочу, мам, просто я очень соскучился.

— Я тоже, родной мой. У тебя всё в порядке?

— Да, всё отлично!

— Ну и хорошо, а то я уже запереживала. Давай, открывай коробку скорее, — засмеялась она, немного потрепав мальчика по голове.

Давид тоже засмеялся и, наконец открыв коробку, увидел там новый костюм для восточных единоборств, шлем, перчатки и нунчаки.

— Твой тренер помог мне собрать подарок. Он сказал, что ты очень талантлив и тебя нужно обязательно развивать. Даже посоветовал для тебя военное училище.

— Да, наверное, это будет подходящим для меня направлением, хотя я пока не знаю, что будет мне интересно в будущем.

— Ты крепкий и сильный, подумай.

— Спасибо, подарок замечательный! От самой лучшей мамы, — гордо сказал он и поцеловал Лиору в щёку.

Тогда я удивился, что Давид не рассказал ничего Лиоре о том, как уснул перед дверью, о том, что нарисовал меня, о старухе, что приходила к нам, и о том, кого увидел в зеркале. Я был уверен, что он ей всё расскажет, но мальчик произошедшее утаил.

Скажу без прикрас, после того дня многое изменилось. Почти каждую ночь Давид стал разговаривать во сне. Он бубнил что-то о параллелях, какой-то бабке и камне, который нельзя потерять. Его серые рисунки с мёртвыми людьми меня приводили в ужас. Казалось, фантазии юноши не было предела, ведь смерти людей представлялись на бумаге совершенно разными, о которых иногда и подумать было страшно. А вскоре он вообще почти перестал разговаривать и иногда начал падать в обмороки. Лиору это очень беспокоило, но ни в одной больнице диагноз поставить так и не смогли. Сложно было представить, как он спроектировал и затем собрал размером с кухонный стол стеклянную конструкцию из найденных им осколков от разбитых бутылок. Тщательно выточив каждый стеклянный кусочек, он склеил что-то странное, вроде лабиринта, где перегородки были составлены по образу спиралей. И сами спирали также были собраны из расположенных параллельно друг другу, выточенных в виде прямоугольников стекляшек. Иногда Давид часами смотрел на своё творение, переставляя, как мне тогда казалось, никчемные прямоугольники из одного места в другое. И только Лиора оставалась прежней, будто не замечая, что с сыном творятся странности.

Как-то раз, когда на улице моросил мелкий дождь и Лиора вновь отправилась на работу в салон, к швее Анне, за нашей дверью раздался громкий истеричный крик:

— Это твоя судьба! Ты просто обязан сделать то, что я скажу!

Этот голос очень напомнил мне тот, что раздавался за дверью в день, когда Давид нарисовал меня повешенного и уснул на полу. Но тогда мальчик не открыл незнакомке, появившейся внезапно. А вот сегодня он, словно ошпаренный, вскочил с кресла и побежал к выходу. Когда он отворил деревянную дверь, на пороге я увидел горбатую худую старуху. Зрелище, скажу я, оказалось не из приятных. Её кожа была ненормального серовато-голубого оттенка, при этом она настолько сморщилась, что, казалось, старухе было более двухсот лет. Её глаза будто не имели зрачков, а сухие седые волосы с виду походили на воронье гнездо.

— Сегодня ночью! — рявкнул Давид и тут же захлопнул дверь перед её лицом.

После этого мальчик побежал в свою маленькую комнату и, схватив старый крестик из серебра, принялся что-то бормотать под нос. Затем, подойдя к окну, жалобно проговорил:

— Ну почему она выбрала меня?

А я смотрел на него и теперь уже не мог дождаться ночи. Испытывая страх за судьбу мальчика и одновременно любопытство, я тысячу раз всё проклял за то, что не могу помочь Давиду. Как-то у меня получалось топать по полу, когда это было совсем не нужно, но вот взять и специально кого-нибудь напугать я никогда не мог. Бесполезное существование снова меня опечалило, всколыхнув разрушительные мысли. Как же я устал…

Наконец солнце скрылось за горизонтом, засверкали первые звезды, и постепенно стемнело. Медленно встав со скрипучей кровати, Давид тихонько надел свои вещи и аккуратно пошел по деревянному полу. Почти бесшумно отодвинув засов и немного толкнув дверь, он вышел на улицу. Спустившись со ступенек, он вспомнил, что позабыл надеть обувь.

— Ну и чёрт с ней! — прошептал Давид и побежал в сторону леса.

Естественно, я отправился за ним. В пути мне показалось, что Давид бежит с закрытыми глазами, как под гипнозом. Он не обращал внимания на лужи и камни на своём пути и не останавливался, чтобы отдышаться, все это время спотыкался и иногда даже падал, что, видимо, совсем его не смущало. Скорее всего, ноги бедолаги изрядно покалечились к моменту, как мы оказались почти в самом центре леса.

Атмосфера там оказалась неприятная. Было очень темно из-за высоких хвойных деревьев, и издалека доносился крик филина. Макушки деревьев раскачивались от ветра, предвещающего бурю, и вой рыщущих в поисках пищи шакалов всё больше усиливал мою тревожность за Давида.

Вдруг из-за самого толстого ствола высоченного дуба, держа в руке маленькую свечку, вышла та самая уродливая старуха с торчащим клыком. Помимо кусочка света, она держала в другой руке заостренный нож с белой рукояткой. Один её глаз заплыл, и слегка подергивалась губа.

— Ты взял камень? — спросила она своим мерзким хриплым голосом.

— Да, — без малейшей дрожи в голосе ответил Давид.

— Присядь на этот пенёк, — приказала она мальчику, — и делай то, что я буду говорить.

— И тогда вы исчезнете из нашей жизни?

— Ты глупец! Потом ещё благодарить будешь! Я отдаю тебе свой дар.

— Но почему именно мне?!

— Потому что он в тебе уже присутствует! Но есть и другая причина, конечно, только о ней я не хочу говорить.

— Но зачем вы отдаёте этот дар? Мне ведь он не нужен!

— Я не могу с ним умереть. Чёрт побери, хватит вопросов! Ты сделаешь то, что я скажу, потом ты меня не увидишь, и я не трону твою мамочку, как и обещала!

— Я понял! Хорошо.

Давид уселся на пенёк и молча взглянул на старуху.

— Пей, — сказала она, передав ему деревянную чашу с каким-то напитком.

Сделав первый глоток, Давид сильно скривился.

— Что это?

— Моя кровь.

— Что? — закашлявшись, в ужасе переспросил мальчик.

— Угомонись! Допивай!

Давида едва не вырвало, но он сделал то, что сказала старуха.

— Теперь достань камень и положи его себе на голову.

Давид взглянул на старуху с отвращением, но всё-таки снова послушал её. Затем она выпрямилась и принялась что-то быстро тараторить себе под нос. Было ощущение, что она проговаривала название цифр. То два, то три, четыре, девять. А потом она вообще запищала и после не замолкала несколько минут. Только изменяя ноты и звуки своего писка, старуха оставалась без движения, не отводя взгляда от мальчика.

— Сейчас твой мозг принял новую задачу — развивать ещё один рецептор. А твой организм получил клетки моей крови. Наконец я смогу уйти.

— А что вам мешало до этого? — не выдержал мальчик, уже уверенно понимая, что имеет дело с ненормальной.

— Надеюсь, ты в этом разберёшься сам. Не обижайся на меня. Всему виной обстоятельства.

Давид скривился.

— Камень не потеряй! — сказала она и, неожиданно для меня и мальчика, сотворила то, что мы потом долго забыть не могли.

Она схватила его руки и сунув в них нож, крепко сжала. Давид попытался высвободиться, но старуха оказалась сильнее. Лихо подняв его руки вверх и с огромной силой дернув их снова вниз, она так быстро и неожиданно вонзила себе в живот тот самый нож, что был зажат ею в руках мальчика, что Давид не успел даже ахнуть. В миг она рухнула на землю и из её глаз потекли слёзы. Давид закричал и упал на колени к женщине, чтобы помочь. А она, взглянув на него с улыбкой, прошептала свои последние слова:

— Спасибо, что помог. Не хотелось стать самоубийцей.

— Но я не убивал вас!

— Ничего не бойся, ты со всем справишься. А сейчас беги, немедленно беги!

Давид отскочил в сторону и ошарашено взглянул на меня так, будто я должен был что-то ему посоветовать. Но я, открыв рот, ужаснулся от громкого волчьего воя, что раздался в этот миг неподалёку. Давид снова посмотрел на старуху и, поджав дрожащие губы, быстро поднял с земли камень и сразу побежал в сторону дома. Он мчался по тропинке не оглядываясь. Я видел, как его руки тряслись и кожа побледнела, подобно коже мертвеца. Тогда мне показалось, что ужас, случившегося минуту назад, теперь навечно отпечатается в его глазах.

Наконец, добежав до дома, бедняга упал на крыльцо и, схватившись за невысокие деревянные перила, постарался утихомирить свое судорожное дыхание. Спустя несколько минут он задышал спокойно и, медленно поднявшись, потихоньку отправился домой, к себе в комнату. Ещё долго он лежал на кровати и смотрел в потолок, вспоминая, что сделала старуха. Несколько месяцев она докучала ему своими просьбами передать какой-то дар, угрожала уничтожить его и даже коснулась Лиоры. И именно последнее сломало непоколебимую волю юноши и он согласился на её условия. А после произошедшего Давид убедился, что старуха точно ненормальная. Он забросил дурацкий камень в шкафчик своей тумбочки и, постаравшись обо всём забыть, наконец-то уснул.

***

Наступило утро. За окном моросил мелкий дождь, небо затянуло серыми тучами, прохладный порывистый ветер доказывал, что осень уже наступила, не дождавшись календарного времени. В этот день Лиора проснулась рано и, стерев все грязные следы с деревянного пола, долго смотрела на спящего Давида.

— Маленький мой, что же с тобой происходит?!

Она говорила с ним, а Давид не подавал виду, что уже проснулся. Ещё немного посидев возле его кровати и затем взглянув на часы, женщина тихо отправилась собираться на работу. Когда она вышла из дома, Давид вскочил и сразу подбежал к зеркалу.

— Выходите, вас никто там не держит, вы просто умерли. Дверь открыта!

Через секунду я увидел, как из зеркала вылетело два маленьких светящихся шарика. Они подлетели ко мне и, покружив неподалёку несколько секунд, улетели через форточку куда-то вдаль. Мальчик уселся на пол и громко выдохнул:

— Точно. Или сошёл с ума, или она правда передала мне какой-то дар…

Я, честно говоря, уже ожидал всего от Давида, ведь за последнее время этот мальчуган удивил меня столько раз, что уже было не пересчитать. Но всё произошло с точностью до наоборот. Давида опять словно подменили. Не знаю, что изменилось в его голове, но он стал другим. Мальчик больше не смотрел на меня, ничего не рисовал и начал жить, как обычный ребёнок. Мне, конечно, это не понравилось, ведь теперь я снова стал ничем, пустотой. Всё вернулось на круги своя.

Прошло несколько дней, и я наконец решился сам с ним заговорить, но когда я обратился к юноше со словами приветствия, он просто прошёл сквозь меня, вообще никак не отреагировав. Тогда я уже задумался, а спустя пару часов размышлений точно для себя решил, что все эти догадки о его способностях были моими выдумками. Подросток в тринадцать лет напридумывал себе всякого и ещё бабку сумасшедшую встретил, а я подхватил. И из-за дикого желания распрощаться с одиночеством я изобрел игру в необычного мальчика. Но теперь всё. С того дня я успокоился и перестал искать то, чего не было в действительности. Конечно, это не уменьшило мою любовь к Давиду, ведь я с ним был всю его жизнь. Продолжив наслаждаться тем, как он растёт, я просто остался рядом.

Давид оказался очень старательным и талантливым человеком. Все предметы в школе давались ему легко, а занятия восточными единоборствами подарили ему возможность стать очень мужественным, сильным и крепким. После службы в армии он вернулся стройным высоким парнем с очень незаурядной внешностью. Все девушки в деревне мечтали завоевать его сердце, но ни одной из них так и не повезло.

Вскоре парень поступил в университет спецназа, как и мечтала Лиора, и, совмещая подработку с учёбой, ещё умудрялся помогать маме.

Годы шли, мир менялся, только я оставался всё тем же. И вот однажды Давид вернулся, и я услышал его разговор с Лиорой:

— Мам, я уеду на некоторое время. Те деньги, что я сумел заработать за эти годы, я выгодно вложил, и теперь ежемесячно они будут приносить доход, часть от которого я буду отправлять тебе. Этого хватит, чтобы содержать дом и покупать любые продукты. Останется и на развлечения. Так что ты сможешь уже не работать. А я хочу найти себя. Мне нужно уехать.

Лиора нервно забегала по комнате:

— Сынок, ну почему тебе нормально не живётся? Женился бы! Вон, взгляни, Елена, она ведь без ума от тебя. И сама не дурна собой! Что не так? Что с твоей учебой? Так долго ты обучался и всё впустую? Что с карьерой в спецназе? Они ведь тебя считают одним из лучших, я знаю, мне сообщали.

— Мам, да, я столькому научился, что теперь нигде не пропаду благодаря этой школе. Но работать по специальности я не хочу и не буду. Это моё решение, и можешь не переубеждать меня. А по поводу жены… я встречался и с Леной, и с другими девушками. Мне кажется, чтобы жениться, нужно хотя бы полюбить. А я этого чувства ещё не испытал.

— Придираешься. Тебе всё не так.

— Нет, мам. Не обижайся, но тему пора закрыть. Ещё пару дней я побуду дома, потом уеду. Всё решено. Давай эти два дня проживём счастливо?

Лиора прослезилась и обняла сына.

— Ну хорошо, прости. Только одно мне пообещай — ты задумаешься о создании семьи. Мне уже внуки нужны.

— Посмотрим. Не могу ничего обещать, — ответил парень и ушёл в свою комнату, чтобы забрать камень.