Фамильная реликвия

Ксения Винтер, 2021

Первая книга трилогии "Последняя ведьма Хозяина шабашей" У каждого есть свои скелеты в шкафу. И Жене, спустя много лет вернувшейся в родную деревню, чтобы навестить бабушку, предстоит убедиться в верности этой идиомы на собственном опыте. А в деревне тем временем царит полное мракобесье. Местные всё время говорят о демонах, ведьмах и прочей чертовщине. Жене вместе с другом детства Семёном и новым фельдшером Николаем предстоит разобраться, что скрывают под собой деревенские байки, и как со всем этим связана её бабушка, которую местные все поголовно за глаза величают ведьмой. Содержит нецензурную брань.

Возвращение домой

Сквозь тонкую перегородку я каждую ночь слышала невнятное бормотание и приглушённые всхлипы. Бабушка делала всё возможное, чтобы я её не услышала. Но я слышала.

В детстве я любила приезжать в деревню. Бабушка пекла вкусные пирожки в белоснежной печке. Дед всё время что-то мастерил, сидя на лавке возле крыльца. А я бегала по улице, гоняя куриц и старательно избегая агрессивных гусей, купалась на речке и воровала соседские сливы.

Со временем — и моим взрослением, — деревня растеряла своё очарование. Летом меня стало всё тяжелее вытащить из города. Мне хотелось гулять с подругами, строить глазки мальчикам, смотреть интересные фильмы. Белой печке и гусям в моей жизни больше не было места.

Момент, когда деда не стало, каким-то непостижимым образом прошёл мимо моего сознания. Мне было четырнадцать. Бабушка, всегда с презрением относившаяся к современным технологиям и никогда не державшая в доме телефон, позвонила мне на сотовый. Связь была плохая, и я так и не смогла разобрать, что именно она мне говорила. Вокруг меня играла громкая музыка, и танцевали малознакомые люди — нам с подругой с огромным трудом удалось попасть на настоящую, взрослую дискотеку.

Я сказала бабушке, что перезвоню ей позже, и повесила трубку. Домой я вернулась уже заполночь, успев изрядно приложиться к бутылке пива. Утром мама с опухшими красными глазами сообщила, что дедушка умер.

На похороны я не поехала. Стоял жаркий июнь, и мне предстояло сдавать экзамены для поступления в техникум. Мама укоризненно покачала головой на это оправдание и уехала одна. Папа к тому времени уже два дня как был в деревне.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Мама с папой развелись. Отца, как ведущего специалиста, пригласили на работу в Канаду. Мама снова вышла замуж и переехала в другой город. Я же, окончив техникум, а потом и институт, получила диплом экономиста и теперь тружусь в небольшой, но крайне перспективной фирме. Моя жизнь — полная чаша. У меня есть квартира, машина. Каждое лето я летаю отдыхать заграницу, а по выходным хожу с подругами гулять по кабакам и клубам. Жизнь, определённо, удалась.

Гром грянул в сентябре. Был обычный пятничный вечер. Я сидела перед трюмо и наносила макияж перед свиданием — мы с Андреем встречались уже два года, и мне искренне казалось, что дело идёт к свадьбе. На кровати, среди разбросанных вещей, зазвонил телефон. Номер был мне незнаком.

— Алло.

— Здравствуйте, — на том конце раздался уверенный мужской голос. — Меня зовут Николай, я фельдшер скорой помощи.

У меня внутри что-то обмерло. Краем сознания я успела только обрадоваться тому, что уже сижу.

— Бабушка умерла? — собственный голос показался мне чужим.

— Нет. Но со здоровьем у Анны Степановны не всё в порядке, она нуждается в постоянном присмотре.

Нуждается в постоянном присмотре… Тогда я ещё не понимала всей подоплёки этих слов.

* * *

После разговора с фельдшером я отменила свидание, собралась за каких-то полчаса и, не обращая внимания на то, что уже стемнело, отправилась в путь. Почему-то казалось важным приехать как можно скорее.

Бабушка была крайне удивлена, увидев меня на пороге своей старенькой избушки. Настенные часы в сенях показывали полночь.

— Почему ты здесь? — сухо спросила старушка, бросила мимолётный взгляд на часы и вновь посмотрела на меня. — Что-то случилось?

— Мне позвонил ваш местный фельдшер, Николай. Он сказал, что тебе нужна помощь.

— Он ещё слишком молодой и лезет туда, куда его не просят, — несмотря на резкий тон, бабушка посторонилась, пропуская меня в дом. — Я прекрасно себя чувствую и в сиделке не нуждаюсь.

Внутри у меня словно прокатился кусок льда. С моей стороны, действительно, было глупо вот так, без предупреждения, вламываться в чужой дом.

— Можешь положить вещи на стул.

Я покорно прошла в единственную комнату, которая за все эти годы ничуть не изменилась, и запнулась на пороге: с противоположной стены на меня смотрел дед.

— Раньше этой фотографии не было, — заметила я, проходя внутрь и ставя свою небольшую спортивную сумку на стул в углу.

— Она уже семь лет здесь висит.

Бабушка расстелила мне кровать за шкафом, разделяющим комнату на две неравные части. В детстве я всегда спала именно здесь. На задней стенке шкафа, на уровне кровати, до сих пор было вырезано моё имя. Я провела пальцами по глубоким бороздам: мне понадобилось несколько часов, чтобы нацарапать эту надпись с помощью ржавого гвоздя, подобранного на дороге.

Я переоделась в короткие капри, в которых ходила в спортзал, и свободную футболку с милым котиком на груди. Бабушка возилась за шкафом, видимо, тоже готовилась ко сну.

— Спокойной ночи, бабуль, — повысив голос, сказала я, укладываясь на чахлую подушку, знававшую лучшие времена.

— Добрых снов, — бабушка выглянула из-за шкафа. — Если ночью замёрзнешь, в комоде, в нижнем ящике, плед лежит. В туалет приспичит — из дома до рассвета не выходи. В сенях, возле двери, ведро стоит — в него сходишь.

— А почему из дома не выходить? — я приподнялась на локтях, но в темноте, при слабом свете настольной лампы не смогла разглядеть лица бабушки.

— Ноги переломаешь.

Я пожала плечами. От дома до небольшой деревянной кабинки вела узкая дорожка, которую в своё время дед специально выложил брусчаткой, чтобы ходить было удобней и после дождей ноги не вязли в грязи. Мне сложно было представить, как на такой удобной дороге можно переломать ноги. Но хозяйке, как говорится, видней.

Я долго не могла заснуть. В голове мелькали какие-то неоформленные мысли, но я никак не могла ухватиться ни за одну из них. За стенкой бабушка что-то бормотала, скорее всего, молитву на сон грядущий. Слов я разобрать не могла, но этот звук действовал на меня умиротворяюще.

Момент погружения в сон я не запомнила. Из сна меня вырвал резкий щелчок над самым ухом, словно лопнула резинка. Открыв глаза, я задохнулась от ужаса: прямо надо мной стоял дед. Его кожа источала жуткий зеленоватый свет, щёки запали, вместо глаз зияли чёрные провалы. Но это, определённо, был он.

— Уходи отсюда, — велел дед, повернув ко мне своё лицо. — Уходи, и не возвращайся.

Я ничего не ответила — меня буквально парализовало от ужаса. Хотелось закричать, но в горле застрял ком, и изо рта, когда я его открыла, вырвалось лишь жалкое сипение. Дед же незамедлительно отреагировал на звук, резко наклонившись ко мне. Теперь наши лица разделяла лишь пара сантиметров. В нос мне ударил мерзкий болотный запах.

— Уходи из этого дома, — повторил старик свой приказ. — Уходи.

За шкафом раздался металлический лязг и видение исчезло. Я же с изумлением обнаружила, что комнату заливает солнечный свет.

«Надо же, какая только чушь не приснится, — подумала я, ощущая, как бешено колотится сердце в груди. — Это всё от нервов».

Решительно отбросив в сторону одеяло, я поднялась с кровати и вышла из-за шкафа.

— Доброе утро, соня, — поприветствовала меня бабушка, колдовавшая что-то возле печи. — Разбудила я тебя?

— Нет, всё нормально, — заверила я её. — Ты что-то уронила?

— Ковш, — бабушка показала мне вышеупомянутую посудину. — Сходишь за водой на колонку? А то тебе умыться даже нечем.

— Да, конечно.

Я сноровисто переоделась в джинсы и водолазку, накинула поверх бабушкину телогрейку и взяла ведро.

На улице вовсю кипела жизнь. Со стороны соседского дома доносился размеренный глухой стук — кто-то колол дрова. За забором напротив хрипловато бухтел пёс.

Повернув налево от дома, я направилась в сторону колонки. Не успела я отойти и на сто метров, как кто-то окликнул меня по имени. Обернувшись, я увидела низенькую коренастую старушку, с коромыслом на плечах спешившую ко мне.

— Женька, это правда ты! — нагнав меня, восторженно проговорила пенсионерка, широко улыбаясь. — Эка красавица вымахала! Совсем уже невеста. Я-то тебя совсем крохотной помню, вот такой, — старушка ладонью показала что-то около метра от земли. Видимо, недоумение отразилось на моём лице, потому что она, подозрительно прищурившись, с обличительными нотками в голосе спросила: — Да ты никак не узнаёшь меня?

— Простите, но нет, — покаялась я.

— Ишь ты, а сама в детстве ко мне на участок лазила и сливы всё время таскала…

— Тётя Глаша? — я была поражена. В этой согбенной старушке было очень сложной узнать ту пышущую здоровьем дородную женщину чуть за тридцать, которую я знала прежде.

— Она самая! — гордо выпятив грудь, подтвердила та моё предположение. — А ты чай в гости приехала? Давно тебя что-то видно не было…

— Работа, — уклончиво ответила я. — Вы на колонку? Пойдёмте вместе.

Тётя Глаша охотно согласилась и всю дорогу до колонки трещала без остановки, пересказывая мне все деревенские сплетни за последние лет десять. Большую часть её болтовни я пропустила мимо ушей, однако кое-что всё же достигло моего сознания.

— Где, говорите, новый фельдшер поселился? — уточнила я, помогая женщине повесить полные ведра воды на коромысло.

— Так на окраине деревни, в доме на отшибе.

— В том, где лет сто назад ведьма жила? — припомнила я местную страшилку, которой в детстве меня часто пугал дед.

— Да, именно в нём, — подтвердила тётя Глаша. — И как ему не страшно только, не представляю. Митрич, — его дом ближе всех к ведьмину, — говорит, что по ночам возле дома часто видит жуткое голубоватое сияние. И иногда слышит непонятные стоны. Женские.

Распрощавшись с разговорчивой женщиной перед калиткой бабушкиного дома, я поудобней перехватила ведро и вошла во двор. Бабушка стояла на крыльце и чем-то сосредоточенно мазала дверной косяк. Подойдя ближе, я отчётливо ощутила запах ладана.

— Бабуль, ты чего делаешь? — поставив ведро на ступеньку, спросила я, наблюдая за странными манипуляциями.

— Насекомых отпугиваю, — спокойно объяснила она свои действия. — Мошкара да комары терпеть не могут ладан.

Я на это только пожала плечами: отпугивает, так отпугивает. Бабушке, как говорится, виднее.

После завтрака я решила нанести визит фельдшеру и выяснить, что же такого стряслось с моей бабулей, — которая, к слову, скакала по дому не хуже молодой козочки, — что он срочно вызвал меня из города. А главное, кто дал ему номер моего телефона?

* * *

Здороваясь на каждом шагу с людьми, которых абсолютно не помню, но которые улыбались мне как родной, я добралась до дома ведьмы. За несколько дворов от него я сбавила ход, чувствуя лёгкую, ничем не объяснимую тревогу. Будучи ребёнком, я в компании других детей часто приходила сюда, пару раз на спор даже открывала калитку и заходила в сад, а однажды даже поднялась на крыльцо. Как сейчас помню тот суеверный ужас, который охватил меня, стоило поставить ногу на первую ступеньку. Каждую секунду я ожидала, что дверь дома откроется, и костлявая рука схватит меня и затащит внутрь. Ничего подобного, разумеется, не произошло. Но после того раза к дому я больше не подходила. До этого дня.

Я остановилась перед знакомой калиткой и окинула взглядом ветхий домишко с облупившейся зелёной краской и глухо забитыми ставнями на окнах — за эти десять лет дом совершенно не изменился. Ничто в его внешнем облике не говорило о том, что впервые за сто с лишним лет у него появился жилец.

— Эй, хозяева! — громко крикнула я, обводя взглядом заросшую травой лужайку перед домом. — Кто-нибудь есть дома?

Ответом мне была тишина. Впрочем, не было никакой гарантии, что меня услышали. Собрав всю волю в кулак и отбросив прочь детские страхи, я толкнула калитку — та оказалась не заперта, что меня совершенно не удивило. Деревенские редко вспоминают о замках, разве что дом на ночь запирают, да и то скорее защищаясь от визита бродячих животных, нежели опасаясь воров.

Притворив за собой калитку, я направилась к крыльцу, чувствуя, как внутри против моей воли поднимается суеверный страх. Я замерла перед первой ступенькой, не в силах поднять на неё ногу. В горле мгновенно пересохло, и я с огромным трудом сглотнула.

— Бред какой-то! — раздражённо сказала я сама себе. — Это просто дом. Самый обычный дом.

Попытка самовнушения не очень помогла: я буквально каждой клеточкой своего тела ощущала направленный на себя тяжёлый, злобный взгляд. Хотелось немедленно развернуться и уйти как можно дальше от проклятого дома.

Неожиданно входная дверь резко распахнулась, отчего я буквально подпрыгнула на месте и столкнулась взглядом с растерянным молодым мужчиной, на котором из одежды были только трусы-семейники в полоску.

— Здрасьте, — мгновенно покраснев, быстро проговорил он и поспешно ретировался обратно внутрь дома, захлопнув передо мной дверь.

Пару мгновений я молча стояла, шокировано глядя на дверь. А затем истерично рассмеялась, прикрыв глаза ладонью.

Не прошло и минуты, как дверь распахнулась повторно.

— Здравствуйте ещё раз, — снова поприветствовал меня хозяин дома. Теперь он был одет в тёмно-синие джинсы и красную однотонную футболку, и явно чувствовал себя намного увереннее. — Чем могу помочь?

— Здравствуйте, — продолжая глупо улыбаться, отозвалась я, отметив про себя, что местным бабулькам крайне повезло с фельдшером, — тут, определённо, было на что посмотреть и что потрогать. — Меня зовут Женя, я внучка Анны Степановны, вы звонили мне вчера. Вы ведь Николай?

— Да, — подтвердил мужчина и слегка посторонился, жестом приглашая меня войти: — Чаю?

— Не откажусь.

Без тени опасения я перешагнула через порог и вошла внутрь. Меня внезапно охватило любопытство: как выглядит дом ведьмы изнутри? Оказалось, никак. Старые, местами отклеившиеся обои кирпичного цвета с непонятным цветочным орнаментом. Печка. Покосившееся трюмо с зеркалом, покрытым тёмными разводами. Пара навесных шкафчиков. Квадратный стол со стулом. Узкая деревянная кровать. В общем, дом как дом. Ничего сверхъестественного.

— Евгения, вам чай зелёный или чёрный? — спросил Николай, суетясь возле печи.

— Чёрный, без сахара, — ответила я. — И можно на «ты».

— Хорошо, — с готовностью согласился фельдшер. — Присаживайся, где тебе удобно.

Я опустилась на единственный деревянный стул и обвела взглядом комнату: где-то в груди засело острое чувство неправильности. Спустя пару секунд до меня дошло: нигде не было икон. Не то, чтобы меня это сильно волновало: сама я не особо верила во всю эту божественную чушь. Просто было непривычно сидеть в деревенском доме и не видеть направленного на себя блаженного взгляда.

— Я рад, что ты смогла так быстро приехать, — Николай поставил на стол передо мной небольшую чашку с ароматным чаем и стеклянную мисочку с конфетами.

— Сложно не приехать после такого звонка, — заметила я. — Я приехала этой ночью. И у меня возник резонный вопрос: зачем? Бабушка не выглядит особенно больной.

Николай как-то тяжело вздохнул и сел на край кровати, сложив руки на коленях, сцепив их в замок.

— Тут всё не так просто, — мужчина смотрел мне прямо в лицо. Пользуясь моментом, я позволила себе внимательно разглядеть его. Правильные черты лица, которые несколько портил крупный нос-картошкой. Высокий лоб. Бледно-карие глаза. Короткий ёжик светлых волос.

«На твёрдую четвёрочку, — мысленно поставила я ему отметку и сразу же одёрнула себя. — Я вернулась в деревню не для того, чтобы кадрить симпатичного фельдшера».

С некоторым усилием я утихомирила внезапно взбунтовавшееся либидо и заставила себя сосредоточиться на деле.

— Я всего лишь фельдшер и не могу говорить наверняка… — Николай мялся, старательно подбирая слова, чем моментально уронил себя в моих глазах. Я терпеть не могу мямлей.

— Боже, Николай, не тяните кота за яйца! — не удержалась я от несколько хамоватого восклицания. — Говорите прямо, как есть.

— Я думаю, что Анна Степановна страдает психическим расстройством и её необходимо как можно быстрее показать психиатру.

Я с огромным трудом подавила в себе желание влепить ему пощёчину. Вместо этого я несколько раз сделала глубокий вдох и выдох, беря под контроль эмоции.

— Почему вы сделали подобный вывод? — прохладно спросила я, отставляя в сторону чашку с нетронутым чаем.

Николай слегка откинулся назад, увеличивая между нами дистанцию.

— Я живу здесь уже три месяца. На моём попечении находятся четыре деревни. Каждый день я езжу по вызовам от пенсионеров: кому давление померить, кому укол поставить, с кем просто поболтать «за жизнь». Ваша бабушка, — Николай тоже перешёл на «вы», хотя я его об этом не просила, — за это время не звонила ни разу. Зато это делала её соседка, Глафира Фёдоровна. Именно она заметила странности в поведении Анны Степановны.

— Какие странности? — у меня в памяти сама собой всплыла сегодняшняя сцена с мазаньем дверного косяка ладаном.

— Глафира Фёдоровна утверждает, что часто слышит, как по ночам ваша бабушка с кем-то разговаривает, причём очень громко. Я сам слышал однажды, как Анна Степановна стояла на крыльце и, глядя куда-то в сторону леса, ругалась и сыпала угрозами.

Мне нечего было на это возразить. Я слишком давно не видела бабушку, чтобы наверняка сказать, что всё это бред чистой воды.

— Что-то ещё? — уточнила я, обхватывая руками чашку со своим чаем в тщетной попытке согреться.

— Нет, — Николай пытливо посмотрел на меня. — А этого мало?

Я неопределённо пожала плечами.

— В нашем роду никогда не было сумасшедших.

— Анна Степановна очень долго жила одна, — заметил фельдшер. — Это никому не идёт на пользу.

Я медленно водила подушечкой среднего пальца по каёмке чашки. У меня была своя жизнь в городе. Любимая работа. Парень. Друзья. Я не могла просто взять и бросить всё это.

— Хорошо, — обречённо проговорила я, поднимаясь со стула. — Я задержусь на несколько дней и понаблюдаю за ней. Если ваши опасения подтвердятся, я отвезу её в город.