4. Неблестящий план Иккинга
Спустя несколько недель после утраты карты Иккинг Кровожадный Карасик III прятался в тростниках на берегу крохотного островка прямо посередине залива, раскинувшегося перед тюрьмой Черное Сердце. Место называлось заливом Драконьих Скелетов.
С Иккингом были Ветрогон, Одинклык и Беззубик.
Трепеща крыльями, они припали к земле рядом с хозяином. Их кошачьи глаза со страхом таращились сквозь тростник на зловещие места по ту сторону залива.
— Ты же туда не-не пойдешь… — пропищал Беззубик, указывая трясущимся от страха крылышком на тюрьму Черное Сердце. — П-п-пожалуйста, скажи Б’бе-беззубику, что ты туда не-не пойдешь…
— Не вижу иного выхода, — горько отозвался Иккинг, — теперь, когда моя мать предала нас. Она всегда была немного себе на уме, но я никогда не думал, что она станет по-настоящему воевать против меня.
Иккинг сглотнул. Весь мир спален дотла, а он вот-вот расплачется из-за беспутной мамаши.
Но другого объяснения он не находил. Валгалларама, должно быть, велела призраку отнести Чернобородову карту ведьме. Потому что ведьма теперь засела в Черном Сердце и охотилась за Драконьим Камнем. А вместе с ней и Остолопы, Душегубы, Гостедавы и Хулиганы.
Иккинг видел все корабли, приплывшие туда за последние две недели.
А значит, друг Иккинга Рыбьеног там, и папа, Стоик Обширный, тоже. И Иккинг был решительно настроен вытащить их оттуда, теперь, когда узнал, где они.
«Это я виноват, что они там, поэтому я их вытащу…»
— Ой, бедные мои коготки! — плакал несчастный Беззубик. Он так перепугался, что свалился с плеча хозяина в лужу. — Смотрите! — Он указал крылышком на горы драконьих трупов, заполнивших море вокруг. — Я-я-ярогнев каждую ночь пытается прорваться туда! Как ты надеешься попасть внутрь, если даже ему это не удалось?!
На одном краю залива помещалась гигантская тюрьма, представлявшая собой единственный вход в обнесенные стеной громадные охотничьи угодья Янтарных Рабовладений. Окружавшие Рабовладения стены, может, и не тянулись так далеко, как Великая Китайская стена, но уж точно были гораздо выше. Тоже вполне себе чудо Древнего мира.
Неторопливый отлив обнажал уродливые и жалкие тела тысяч мертвых драконов. Древние драконьи скелеты выступали из вод залива, словно ажурные печальные соборы. Меж окаменевших ребер перекликались чайки.
Свежих драконьих трупов тоже хватало, и воняли они немилосердно, а вода была зеленой от крови. Ведь каждую ночь тюрьму штурмовали отборные силы Мятежных драконов.
— Это ужасный план! Ведьма с Элвином тебя сца-цапают! — пищал Беззубик, корчась от страха.
— Никто нас не сцапает, — утешал его Иккинг. — Мы просто прокрадемся внутрь, посмотрим, не удастся ли отыскать папу, Рыбьенога и Камень, и выскользнем наружу. Мы, Изгнанники, мастера скрытных проникновений. А если кто нас и заметит, то у меня же Клеймо. Меня просто примут за одного из рабов. И еще, — он подмигнул, — я придумал хитрую маскировку.
Иккинг здорово изменился за год жизни в изгнании. Он отощал, вытянулся, голос у него огрубел, хотя все еще срывался с хрипа на писк, так что его и без маскировки было непросто узнать.
А теперь он снял шлем, вытащил из рюкзака тряпку и замотал ею левый глаз. На кончик носа он прилепил кусочек розоватого свечного воска — получилась весьма убедительная бородавка. Вдобавок он намазался слизью дракона-вонючки, которую хранил в маленьком горшочке. Пару дней назад он аккуратно соскоблил ее со спящего дракона в Пылающем лесу.
Запах не позволит людям подойти слишком близко.
— Как я вам?
Беззубик сморщился от кончика носа до кончика хвоста.
— Б’бе-беззубик не хочет к тебе подходить. Очень, очень фу-у.
— Да, ну тебе необязательно идти, Беззубик, если не хочешь. Может, тебе и лучше не ходить, потому что драконам там очень опасно, — сказал Иккинг. — А я не хочу тобой рисковать. Можешь остаться тут с Ветрогоном.
Ветрогон запротестовал:
— Что значит остаться тут? Я тоже иду.
Но Иккинг покачал головой:
— Боюсь, тебе с нами нельзя, Ветрогон. Одинклык и Беззубик могут спрятаться у меня за пазухой. Но ты слишком большой, тебя не скроешь. Тебя убьют на месте.
Ветрогон закрыл глаза и поджал хвост. Шипастый спинной гребень у него поник.
Иккинг ласково обнял его, прижавшись к теплой шершавой шее, вдохнув знакомый сладкий запах — кто знает, может, в последний раз.
Ветрогон пах какао.
— Ну, Ветрогон, ты должен остаться здесь. Сторожи мой шлем и наше тайное логово в Забытом лесу, чтобы никто не нашел. Ты и оглянуться не успеешь, как мы вернемся.
Иккинг долго с ужасом ждал этого дня. Возможно, он вот-вот увидит отца. Но ведь это из-за Иккинга, хоть он и не хотел того, Стоика изгнали из племени, и из уважаемого вождя он превратился в раба, а в Янтарных Рабовладениях ему пришлось забыть о легкой и приятной жизни — ни тебе покомандовать зычным голосом, ни пожрать от пуза…
Иккинг отца любил и уважал, и думать о том, что Стоик оказался в таком жалком положении, да еще и по его, Иккинга, вине, было невыносимо. Изменило ли рабство Стоика? Что он теперь думает об Иккинге? А как же Рыбьеног? Все ли с ним в порядке?
Подобные мысли мучили его неотвязно.
Но порой больше всего мужества от Героя требуют не сражения с чудовищами, ведьмами или самой смертью. Больше всего мужества нужно, чтобы отвечать за свои поступки.
Иккинг должен был сделать это.
— Беззубик, ты идешь или остаешься?
— Б’бе-беззубик идет, — торжественно отозвался дракончик, указывая крылышком на Иккинга, — потому что тебе нужна моя помощь, и ч’что бы ты без меня делал? Можно Б’бе-беззубику тоже повязку на глаз?
— Тебе не нужна повязка, Беззубик. Никто тебя не увидит.
— Но она же такая кла-а-ассная…
— Беззубик!
Дракончик, пискнув, нырнул Иккингу за пазуху.
Работорговый корабль торопливо прокладывал себе путь в камышах — вез свежую добычу в жадную пасть Рабовладений. Вода уходила быстро, а как только отлив достигнет низшей точки, Мятежные драконы атакуют снова. И тогда все на корабле, считай, покойники.
Иккинг глубоко вдохнул, погрузился в воду и поплыл за кораблем. Судно пробиралось меж драконьих трупов, словно по слаломной трассе.
Иккинг плыл следом. Одинклык время от времени дышал ему в рот кислородом. Мальчик вынырнул у кормы и пристроился пассажиром, воткнув в деревянный корпус два кинжала.
Сверху доносилось щелканье бичей надсмотрщиков, стоны несчастных рабов, плеск весел.
Корабль остановился, и кто-то окликнул крохотные фигурки высоко-высоко на стенах.
СКРРИИИИИИИИИИИИИИИИП!!!
С протестующим визгом колес и блоков ужасные створки Врат Предателя медленно отворились.
Над створками были высечены в камне зловещие слова, буквами высотой в человеческий рост:
Надсмотрщик снова щелкнул бичом и выкрикнул команду грести.
Измученные рабы стали грести навстречу собственному забвению.
Медленно, с ужасной окончательностью железные створки захлопнулись…
…намертво.
Скорчившийся в камышах Ветрогон жалобно заскулил при виде этого. Он оставался на месте, дрожа в одиночестве, но часовой тюрьмы Черное Сердце, видимо, заметил его. На стенах расцвела мощная вспышка, и нечто большое и тяжелое, промчавшись мимо бедной Ветрогоновой головы, взорвалось в камышах позади.
Что это было? Что за устрашающее новое оружие люди применяли против драконов?
Ветрогон не стал задерживаться, чтобы это выяснить. С паническим писком он вылетел из камышей и изо всех сил захлопал потрепанными крыльями, улепетывая на север, к Забытому лесу. Он печально оглядывался через плечо на ужас тюрьмы Черное Сердце.
Но с перепугу он забыл дурацкий шлем с перьями в камышах.
Много часов спустя кто-то невидимый пробрался между печальными соборами костей давно почивших драконов, приземлился рядом со шлемом и втянул носом его запах.
Три головы улыбнулись, и когти выскочили, словно выкидные ножи.
— Иккинг… — прошипела средняя голова с глубоким удовлетворением. — Иккинг, Иккинг, Иккинг. Он должжжен быть здесссь.
Все три головы повернулись к Черному Сердцу.
— И теперь, — прошипела вторая голова, — теперь он в ловушке.
— Похоже, — добавила третья голова, снова обнюхивая шлем и с отвращением морщась, — он повстречался с драконом-вонючкой, и теперь его до смешного легко выследить.
Дракон полетел в сторону тюрьмы, медленно хлопая крыльями, и принялся кружить над ней, словно замаскированный жадный стервятник.
А мы ведь знаем, что это за дракон, правда? Потому что трехголовых драконов-невидимок в архипелаге не так уж много.
Это был Смертень.
