Связанные любовью

Кора Рейли, 2018

Любовь – слабость, так думал Лука. Она ставит сильнейших мужчин на колени, а Дон не может позволить себе слабостей. Женщина должна знать свое место. Но вопреки всему, он полюбил Арию. Когда Лука стал Доном, он поклялся ставить семью на первое место. И солгал. Главнее всего для него была Ария. Он готов был сжечь этот мир, если понадобится. Убивать, пытать, шантажировать – все, что угодно, ради защиты жены. Лука верил, что жена никогда его не предаст. Он ошибался. В мире мафии жены обязаны следовать желаниям своего мужа как букве закона. Особенно если это жена Дона. Но Ария хотела защитить тех, кого любит. Так она, защищая сестру, впервые предала своего мужа. Дон не может простить предательства, но в мире мафии нет разводов. Как теперь быть им обоим, если они связаны друг с другом навечно? В книге присутствует нецензурная брань!

Глава вторая

АРИЯ

Что-то было не так. Я поняла это, стоило Луке вернуться поздно ночью домой, мои подозрения подтвердились на следующее утро, пока я наблюдала, как он хватает пистолет и ножи. Два ножа пристегнуты спереди, два — на спине, еще два чуть ниже. И два у икр. Лука сказал мне тоже подготовиться, но не назвал причину. Он никогда особо не делился информацией, но что-то, должно быть, вчера произошло во время встречи с Младшими Боссами, раз он созвал на встречу всех членов Семьи.

— Лука, я начинаю переживать, — тихо сказала я, пока расчесывалась.

— Не переживай, — просто ответил он, беря меня за руку и прижимая к своей груди. — Просто я помешан на безопасности. Ты проведешь утро с Ромеро. Он не спустит с тебя глаз.

— Я переживаю за тебя, а не себя, — сказала я, нахмурившись.

Выражение его лица смягчилось, а затем он усмехнулся.

— Меня сложно убить.

Я вздрогнула.

— Кто-то попытается убить тебя сегодня?

Лука поцеловал меня в губы, а затем крепко, почти болезненно, обнял, прежде чем отпустить. Держа меня за руку, он пошел к лестнице, где внизу нас уже ждал Ромеро. Он был очень взволнован, но быстро скрыл свои эмоции, когда заметил мой взгляд. Но было уже поздно.

— Лука, — прошептала я. — Что происходит? Я думала, это просто встреча Семьи.

Ромеро и Лука обменялись взглядами, затем Ромеро кивнул и направился к входной двери.

Лука обхватил мои щеки. Я искала в его глазах успокоения, но он закрылся от меня. Страх сковал мою грудь, на глаза навернулись слезы. Может, он и пытался скрыть от меня реальную ситуацию, но я была дочерью Консильери чикагского Синдиката. Я знала правила, знала привычки мафиози. Новый Дон означал смену власти.

Лука покачал головой.

— Нет, — прорычал он. — Никаких слез.

Я моргнула и глубоко вздохнула.

— Ты вернешься ко мне.

Это был больше вопрос, чем констатация. Мрачная решительность появилась на лице Луки.

— Всегда. Даже если мне придется расправиться с тысячей человек.

Я верила ему! Он еще раз поцеловал меня и попытался отойти, но я крепко держала его за талию.

— Ария, — произнес он тихо, но я не отпустила его. Лука подал Ромеро знак, и через мгновение тот взял меня за плечи и аккуратно отвел от Луки. В последний раз взглянув на меня, Лука покинул наши апартаменты. Двери лифта закрылись за его сильной спиной.

— Пойдем, Ария, — мягко произнес Ромеро, отпуская меня. — Нам тоже следует ехать.

— У него проблемы? Все из-за того, что он молодой Дон?

Ромеро покачал головой.

— Лука не хочет, чтобы ты знала подробности. Не проси от меня ответов, которые я не смогу тебе дать.

ЛУКА

Электростанция в Йонкерсе с ее красновато-коричневым кирпичным фасадом возвышалась рядом с рекой Гудзон и казалась разрушающимся пережитком прошлого, как и мои дяди.

— Врата в Ад, — пробормотал Маттео себе под нос, пока мы парковались у входа. Заброшенные окрестности электростанции были забиты десятками автомобилей.

Врата в Ад… Пресса стала именовать так это место в последние годы из-за столкновений группировок. Последняя кровавая баня бы устроена Семьей, и, вероятно, сегодня произойдет еще одна. Ромеро отправится с Арией на прогулку по городу. Я не хотел, чтобы она была в апартаментах или особняке, если дела пойдут плохо. Если Маттео и я умрем, Ромеро отвезет ее в Чикаго. Синдикат должен защитить ее.

Две дымовые трубы поднимались в небо словно орудийные стволы. Я, как всегда, спрятал свои пушки под полами пиджака. Надеюсь, они сегодня не пригодятся. Мы с Маттео прошли через скрипучие ворота, мимо изъеденных ржавчиной труб, в главное помещение. Сотни людей повернули головы в мою сторону, пока я шел мимо. Спереди стояли солдаты из Нью-Йорка и Бостона — те, с кем я часто работал в последние годы, но в рядах позади них я заметил много незнакомых лиц: солдаты их Вашингтона и Атланты, из Кливленда и Филадельфии и других городов восточного побережья, находящихся под моим руководством. Некоторые из них никогда не видели меня лично, только слышали рассказы и видели фото в прессе. По их рядам прошелся шепоток. Я не надел костюм-тройку, как делали мой отец и Дон до него. Я был в темно-серой рубашке с закатанными рукавами, чтобы продемонстрировать стальные мускулы.

Я не стал залезать на одну из высоких трибун, с которых открывался прекрасный вид на зал. Расстояние лишь снизило бы эффект от моего высокого роста. Я хотел, чтобы мои люди видели меня вблизи, особенно те, с кем мы не встречались раньше. Я вскочил на низкую бетонную платформу с остатками ржавых болтов и орбернулся к Семье. Маттео остался в стороне. Если бы он сейчас был рядом со мной, сложилось бы впечатление, что мне нужно подкрепление, но сегодня я должен был показать своим людям, что могу справиться со всем самостоятельно.

Я поднял руку, и все тут же затихли. Готтардо стоял впереди, глядя с едва скрываемым презрением.

— Спасибо, что откликнулись на мой призыв, — произнес я. — Знаю, что Доны до меня никогда не созывали встречу такого масштаба, но времена меняются; хотя мы связаны традициями и правилами, которые я всегда чтил, кое-что нуждается в изменениях. Мы должны подстраиваться для того, чтобы Семья оставалась сильной, чтобы мы смело могли преодолеть будущие угрозы и сделаться сильнее.

Большинство собравшихся кивнули, но выражение лиц некоторых из них продолжали оставаться скептическими. Среди них были мои дяди Готтардо и Эрмано.

— В знак моего уважения ко всем вам я созвал вас на эту встречу, чтобы вы смогли высказать то, что вас беспокоит, перед тем как принесете клятву верности мне.

Все были поражены и вновь зашептались.

Я указал на Готтардо, который тут же выпрямился.

— Я предоставлю слово одному из моих критиков, моему дяде Готтардо Витиелло, Младшему Боссу Семьи в Атланте. Некоторые из вас должны были слышать о нем.

Готтардо всегда больше говорил, чем делал. Я сомневался, что многие видели его за пределами офиса.

Готтардо вышел вперед и с трудом забрался на платформу. Прошло много времени со дня его последней схватки, о чем свидетельствовал выпирающий живот. Он слегка кивнул мне, и я вновь задался вопросов, что было бы, если бы я последовал совету Маттео и перерезал его глотку.

Готтардо прочистил горло и развел руки пошире.

— Я не подразумевал неуважение. Все, кто знают меня, знают и то, что я человек, преисполненный уважения, — начал он, и я едва удержался от того, чтобы не закатить глаза. Он был преисполнен только умения трепаться за спинами людей.

— Но некоторые вещи должны быть озвучено для блага Семьи. Нам нужна сильная и опытная рука, которая поведет нас. Лука силен, но слишком молод, слишком неопытен.

Ошеломленный шепот усилился. Мое лицо ничего не выражало. Если бы мои люди подумали, что слова Готтардо могли как-то задеть меня, они сочли бы их правдой.

— У нас множество Младших Боссов, у которых за плечами десятилетия опыта. Один из них может быть Доном, пока Лука не станет старше.

Ебаная брехня! Стоит мне отойти в сторону, Готтардо, мои другие дядюшки и их сыновья сделают все возможное, чтобы все так и оставалось, даже если им придется воткнуть нож мне в спину.

Я вновь поднял руку с ледяным выражением лица.

— Чье имя внушает уважение Синдикату? Чья месть вызывает страх у Братвы? Я — член Семьи уже двенадцать лет. Я убил около двух сотен врагов. Это мое имя они в страхе произносят шепотом — Тиски. Они боятся меня, потому что мои действия говорят громче, чем мой возраст, потому что я способен сделать то, что должен, и не важно насколько кровавым, опасным или беспощадным это может быть. Ты старше, дядя Готтардо, это правда, но как много схваток ты прошел, скольких пытал, скольких врагов убил? Ты стар. И именно это сохранит тебе жизнь сегодня. Я не убью тебя за выступление против твоего Дона, потому что уважаю возраст. Я уважаю старших до тех пор, пока они уважают меня, потому в следующий раз, когда ты решишь взбунтоваться, ни твой возраст, ни твой статус не остановят меня.

Я взглянул на сотни мужчин, стоявших передо мной.

— Те, кто сражаются рядом со мной, знают, что я — именно тот Дон, который нужен Семье в это время. Я знаю, как драться, в отличии от многих прежних Донов, которые проводили время, спрятавшись за рабочими столами и спинами охранников. Но я также могу проявлять дипломатичность, доказательством чему может послужить мою союз с дочерью Рокко Скудери.

— Я не желаю видеть шлюху из Синдиката в Семье! — раздался низкий мужской голос.

Мои глаза метнулись в его направлении. Маттео взглянул на меня с чертовски сумасшедшей ухмылкой. Врата в Ад. Этой ночью прольется кровь.

— Кто произнес это? — спросил я.

Несколько человек заелозили справа от меня. Я уставился них. Среди них был какой-то высокий ублюдок, которого я не знал, вероятно, один из людей Готтардо. Он встретил мой взгляд.

— Кто? — рыкнул я.

— Я, — признался он твердым голосом.

Я спрыгнул с платформы и направился к нему сквозь расступающуюся толпу. Маттео шел следом за мной. Мои люди наблюдали за мной с уважением и обожанием. Многие из них были куда ниже меня, и когда я остановился около ублюдка, который позволил себе оскорблять Арию, ему тоже пришлось приподнять голову, хотя он был ростом под 190 сантиметров. Я знал, как выгляжу для большинства людей — как восставший из Ада Дьявол.

— Предпочитаю знать имя того, кого убью. Так как тебя зовут?

— Джованни, — ответил он, стараясь говорить невозмутимо, но у него ничего не вышло. Пот выступил над его верхней губой, а его рука лежала на кобуре у пояса.

— Джованни, — произнес я своим самым опасным тоном, подходя еще ближе и взглядом давая ему понять, что его ждет.

Он отступил на шаг, всего один, но все увидели это. Мои улыбка стала шире.

— Так как ты назвал мою жену?

Его взгляд метался по сторонам.

— Она стала платой за мир. Она — шлюха, — произнес он, быстро добавив: — Я не единственный, кто так думает.

— Правда что ли? — спросил я, окинув взглядом тех, кто стоял рядом. Большинство из них были солдатами Готтардо. Никто не подтвердил слов Джованни, но я мог представить, что Готтардо наговорил им. — Может, они смогут помочь тебе, Джованни. Надеюсь, кто-то из них подтвердит это, что я смог разорвать и их на части.

Джованни вздрогнул, пальцы обхватили ручку пистолета. Моя рука устремилась вперед, хватая его за горло, а затем я швырнул Джованни на землю. Я вдавил колено ему в грудь, чтобы удержать на месте. Он задыхался, пока мои пальцы перекрывали ему доступ к кислороду. В его взгляде была паника, пока он боролся со смертью. Его сопротивление слабело, он выгибался и вздрагивал, но я не ослабил хватку. Я протянул руку Маттео.

— Нож.

У меня был свой, но пришлось бы отвлечься от сопротивляющегося ублюдка, пока буду доставать оружие из чехла. Маттео передал мне свой любимый нож с коротким, острым клинком, который резал плоть словно масло. Глаза Джованни расширились от ужаса и нехватки кислорода.

Он был готов потерять сознание, но я отпустил его горло, и его рот распахнулся, чтобы сделать глоток воздуха. Я просунул руку между его челюстями, чтобы распахнуть его шире и опустить нож на его язык. Он попытался закрыть рот, но лезвие скользнуло по его плоти. Боль охватила мои пальцы, когда он сомкнул челюсть на них, но я откинул нож и потянулся к его полуотрезанному языку, а затем сильным рывком выдернул его. Его глаза закатились, кровь заполняла рот. Вздрагивая, он упал на бок. Вскоре он умрет либо от потери крови, либо захлебнувшись ею.

Со скользким языком в руке я обернулся к своим людям, чтобы показать, что вижу каждого, затем я отбросил этот окровавленный кусок плоти на землю и вернулся на место. Мои руки были в крови. Я запрыгнул на платформу и взглянул на толпу, даже не пытаясь вытереться. Я позволил им увидеть кровь, но большинство уставились на мое лицо, и больное уважение исказило их.

— Моя жена — почтенная женщина, и я убью любого, кто посмеет высказать ей неуважение.

Надеюсь, все запомнят это раз и навсегда.

Маттео усмехнулся, поднимая с земли нож. Я кивнул ему, и он заговорил:

— И сейчас, когда мы все посмотрели на своевольный язык Джованни, пришло время принести клятву верности нашему Дону. Те из вас, кто все еще считают, что Лука недостоин быть Доном, могут сделать шаг вперед и не произносить клятву. Ваше дело.

Он сверкнул зубами и вытер клинок о штанину.

Никто не сделал шаг вперед, и когда Маттео положил ладонь на грудь и начал проговаривать слова клятвы «Рожденный во крови, поклявшийся на крови», толпа последовала за ним. Я глубоко вздохнул, глядя на своих людей, пока они наблюдали за мной. Пока что я заткнул своих критиков, запугал их, но так будет не всегда. И все же сейчас я был Доном, куда более сильным, чем мой отец, поскольку дал своим солдатам ощущение, что они выбрали меня. Когда чуть позже я спустился вниз, то взял протянутое Маттео полотенце, чтобы вытереть руку, прежде чем принимать поздравления и рукопожатия солдат.

Мои люди искали моей близости, особенно те, кто никогда прежде меня не видели. Прежде они могли лишь говорить обо мне, сейчас же у них была возможность поговорить со мной. Я дал им то, чего они жаждали. Разговаривал, слушал, хлопал по плечу.

Мансуэто, Младший Босс из Филадельфии, подошел ко мне, опираясь на трость. Его сын Кассио возвышался рядом с ним. Я пожал руку сначала Мансуэто, затем Кассио.

— Твоя жена одарила Нью-Йорк великолепием и светом. В свои почти семьдесят я никогда прежде не видел такой красоты. Подарила ли она нам мир или нет, но ты благословлен тем, что имеешь ее в своей постели.

Я напрягся.

— Отец, — напряженно произнес Кассио, послав мне извиняющийся взгляд.

Мансуэто улыбнулся мне и кивнул.

— Всегда готовый защищать Семью, как и должно быть. Я — старик. Не обращай на меня внимание.

Я знал, что Ария прекрасна. Если бы она родилась в прошлом, она бы была королевой. Ею должны были восхищаться миллионы. Она была бы влажной мечтой миллионов подростков, преследовала бы в фантазиях миллионы женатых мужчин, которые бы не могли отделаться от мыслей о ней, представляя бы ее на месте своих жен, если бы она не была моей женой. Но я был чертовым собственником, и потому она всегда будет только моей. Каждый ее миллиметр.

— Знаю, сегодня не лучшее время, но я должен обсудить с тобой своего преемника, — произнес Мансуэто.

Рот Кассио напрягся.

— Отец, ты ж не сегодня умрешь.

— Но, может быть, завтра, — ответил Мансуэто.

Я перевел взгляд на Кассио.

— И ты примешь наследие своего отца.

Кассио склонил голову.

— Если ты дашь на это согласие. Я молод.

Я усмехнулся.

— Не так, как я. Да и Семья нуждается в молодой крови. — Я обернулся к Мансуэто. — Без обид.

— Ни в коем случае. Некоторые силы в Семье тянут нас назад. Но я верю, что ты справишься с этими проблемами.

Взгляд Мансуэто скользнул туда, где Джованни истекал кровью. Никто не пришел ему на помощь.

— Так и будет.

АРИЯ

Ромеро и я бесцельно ездили по Нью-Йорку около двух часов. Я уже не могла скрывать беспокойство, а хватка Ромеро на руле крепла с каждым мгновением. Это не была не просто встреча Семьи, иначе Лука бы не предпринимал столько мер предосторожности. Я скользила взглядом по улицам, по которым мы проезжали, пытаясь отвлечься от растущей паники — все без толку.

— Лука сильный, Ария, — попытался вновь уверить меня Ромеро, но его слова не заглушали мой страх. Его темные волосы были взлохмачены, потому что он постоянно ерошил их, и столь очевидный признак нервозности распалял мои страхи еще сильнее.

Два часа. А вдруг он не вернется ко мне?

Телефон Ромеро издал сигнал, и он вытащил его. Глаза уставились на экран, напряжение спало. Он улыбнулся.

— Все в порядке. Мы можем ехать домой.

Я откинулась в кресле, прижимая руку к губам, и закрыла глаза, борясь со слезами облегчения. Когда я вновь их распахнула, Ромеро наблюдал за мной с долей удивления, но затем вновь посмотрел вперед.

— Почему? — спросила я тихо. — Почему ты так удивлен?

— Мало кто думал, что твое замужество с Лукой приведет к чему-то хорошему. Большинство полагают, что ты будешь праздновать его смерть, — осторожно произнес он.

— А как думаешь ты? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Ромеро, думаю, я заслуживаю правды.

— Когда я впервые увидел тебя, тебе было лишь пятнадцать, я почувствовал к тебе жалость. Не пойми меня неправильно. Я уважаю Луку больше, чем кого бы то ни было. Он — мой Дон, но я годами сражался рядом с ним. Я знаю, что такая жизнь делает с людьми, видел, что творил Сальваторе Витиелло с Лукой и Маттео. Лука был рожден и воспитан, чтобы стать Доном.

— Я знаю, кто он, — твердо ответила я. — И люблю его.

Ромеро слегка улыбнулся мне, его карие глаза потеплели.

— Знаю. Когда ты закрыла его собой от пули, все стало предельно ясно, но это все еще удивляет меня.

— Меня тоже, — признала я со смешком, потому что еще несколько месяцев назад я была среди тех людей, которые полагали, что стать молодой вдовой — это лучшее, что могло бы со мной случиться.

— Он сделает для тебя все, что угодно, ты же знаешь?

Я нахмурилась.

— Если это не навредит Семье.

Губы Ромеро изогнулись в ироничной улыбке, но он ничего не сказал.

* * *

Тьма таилась в глазах Луки, когда от вернулся вечером после встречи с Семьей. Я читала журнал о путешествиях, где рассказывалось о юге Италии, лежа на диване в гостиной, но кинулась к нему сразу же, как Ромеро скрылся в лифте, обхватила его руками за талию, уткнувшись лицом в грудь. Я ощутила запах крови, но под ним скрывался родной мускусный аромат Луки. Лука обнимал меня некоторое время, пока я чуть не отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Ты в порядке? — спросила я, едва дыша.

Он ничего не ответил, только погладил по волосам. Улыбаясь, я схватила его руку и поднесла к губам, целуя костяшки. Когда я отодвинулась, то заметила запекшуюся кровь между его пальцами. Я застыла прежде, чем успела взять себя в руки. Я и раньше видела кровь. На рубашках и теле Луки, на каждом сантиметре пола в поместье после атаки Братвы, но всякий раз это было для меня неожиданно.

Лука поморщился и убрал руку.

Я вгляделась ему в глаза.

— Что произошло? — Когда стало понятно, что он не собирается мне отвечать, я вновь схватила его за руку, чтобы показать, что следы крови меня не беспокоят, и придвинулась еще ближе. — Прошу, расскажи мне. Ты можешь мне доверять.

— Я не хочу пачкать тебя ужасами своей жизни.

— Эти ужасы не пугают меня. Я здесь, чтобы помочь тебе разобраться с ними.

Мои слова его явно не убедили, но все же он ответил:

— Сегодня на встрече я сделал кровавое заявление.

— Кровавое заявление, — повторила я. Я слышала об этом прежде. — Ты убил одного из своих солдат?

Он поднял руку и провел ею от моей щеки к горлу, затем по моему плечу.

— Такая невинная, — мрачно прошептал он.

Я поджала губы.

— Не такая уж и невинная, благодаря тебе.

Подразумевался сексуальный подтекст, что-то, что поднимет ему настроение, но Лука кивнул, в его взгляде застыло раскаяние.

— Все еще помню первый раз, когда увидел тебя. Бля, ты же была ребенком!

— Теперь же это не так, Лука, — возразила я ему. — Да и ты старше меня лишь на пять лет. А говоришь так, будто ты старый ублюдок.

— Даже в день нашей свадьбы ты была так по-детски невинна! Тебя нужно прятать, защищать. Ты чиста, а я не такой. Может, я не сильно старше тебя, но я куда больше сделал и видел.

Я не была уверена, говорит ли он о том, что делал в качестве члена мафии или же как всем известный бабник. Я знала, что у него было множество женщин. Стоит лишь глянуть в прессу, и все вопросы отпадают. И я не очень понимала, к чему он клонит.

— Ты никогда не казался сильно обеспокоенным тем, что я неопытна…

— Нет. Ты же знаешь, какой я собственник. Я бы убил любого, кто был с тобой прежде, так что это даже хорошо, что я твой единственный.

Я раздраженно вздохнула, но почувствовала, что его настроение немного улучшилось.

— Как много женщин у тебя было? Первый секс у тебя был в тринадцать, так что у тебя было десять лет до того, как мы поженились.

Я размышляла об этом время от времени, пусть и не была уверена, что хотела знать ответ, но так я смогу отвлечь Луку от демонов, которых всколыхнула сегодняшняя встреча.

Выражение лица Луки стало нечитаемым.

— Не важно. Это прошлое.

— Но я бы хотела знать.

— Не важно, сотня или тысяча была до тебя, потому что сейчас есть только ты, Ария, — просто ответил Лука.

Я вздохнула. Может, он был и прав, но я не могла так просто отступить.

— Тысяча? — переспросила я, распахнув глаза.

Он усмехнулся.

— Хорошая попытка. Ну, давай так: я брал все, что мог получить.

— А получить ты мог многое, — заключила я.

— Неважно, — пробормотал он, прежде чем поцеловать меня. Я знала, что не стоило так делать, но не могла перестать думать о том, как мужчина, который имел так много женщин, мог удовлетвориться только одной, учитывая то, что все, что она знала о сексе, она выучила от него.