Золотой козленок

Константин Чубич, 2018

Все конечно же помнят Остапа Ибрагимовича Бендера, красавца мужчину, великого комбинатора, а по совместительству отменного жулика. В «Двенадцати стульях» он погибает от рук Кисы Воробьянинова, но потом чудесным образом появляется на улицах славного города Арбатова, чтобы продолжить свои приключения. Было бы жалко с ним попрощаться ровно на том месте, где заканчивается «Золотой теленок», – на берегу пограничной реки, правда, с советской стороны. И это обнадеживает. Уже давно нет Советского Союза, но последователей у Остапа Ибрагимовича предостаточно, совсем как детей у лейтенанта Шмидта. Сударкин Владимир Константинович, он же Вениамин Бортник- Коновалов, он же Жульдя-Бандя, который, заметим, является внучатым племянником великого комбинатора, – один из них. Есть у него и свой Шура Балаганов, которого теперь зовут Фунтик. Та еще парочка, а действие, как водится, начинается в Одессе, где острят даже на похоронах. Содержит нецензурную брань.

Глава 2. Тарасовский вокзал встречает своих ветреных пассажиров

…В бриллиантовых мечтах друзья добрались до вокзала постройки времён доисторического материализма — плюгавенького строения из красного кирпича, с обшарпанными скамейками, где мечты обрели более приземлённые формы.

Сохраняя вековые традиции, скамейки были исписаны кириллицей. Например, та её часть, на которой впоследствии утвердился Фунтик, несла лаконичное военно-политическое воззвание − «бей макраталавцев». Жульде-Банде же досталось житейское — «Парфён мудак» и «А + С = любовь до гроба». Кто-то из шутников после «гроба» дописал белым фломастером — «бараны оба».

У окошка с серийным номером один — собственно, единственного на вокзале, если исключить окно с угрожающей, жирными кровавыми буквами надписью на стекле «Дежурный по вокзалу» — стояли две женщины возраста преклонной молодости.

Они были явно пролетарского происхождения, даже невзирая на потуги выглядеть несколько вызывающе, по-городскому. Они бурно обсуждали взрыв бомбы в уборной на беляевской свадьбе, где районная газета, питающаяся, как и все провинциальные, — как, впрочем, и центральные газеты, — слухами, сплетнями, домыслами и догадками, принесла в жертву ныне здравствующего хуторского шута Хому.

− Девочки, с позволения сказать…

Женщины прыснули, напомнив Жульде-Банде Хому и Марихуану со свадьбы в Беляевке.

− Девочки, − цинично вторгшись в прошлое незнакомок, спросил он, − случаём, не вы последние?

− Нет, не мы, а вы, − та, что повыше, указующим перстом правой руки обозначила Фунтика, а левой − его.

За амбразурой кассы № 1 главенствовала дородная тучная женщина, раздражённая систематическими претензиями пассажиров. Они требовали исключительно нижние полки в плацкартных вагонах и на безопасном удалении от туалетов, опасаясь быть удушенными парами аммиака.

Она была медлительна и нерасторопна, как все кассирши железнодорожных вокзалов, работающие за оклад. Её движения умирающей улитки приводили в бешенство тех, чей поезд стоял на перроне в намерении произвести свой прощальный гудок. Потенциальные пассажиры утробно вспоминали её ни в чём не повинную родительницу, под аспидными улыбками хороня на душе яд.

Очередь таяла так медленно, что каждого билетообладателя провожали завистливыми взглядами, как счастливца, выигравшего в лотерею телевизор «Горизонт», а то и вовсе холодильник «Юрюзань».

Через время женщины взяли билеты до Санкт-Петербурга, после долгих мытарств в политических водоворотах вновь обретшего своё девичье имя.

− Поезд Кисловодск — Санкт-Петербург, восьмой вагон, 9-е, 11-е место, − сухо известила кассирша, протянув в амбразуру билеты. Она тут же закрыла полукруглое отверстие табличкой с надписью: «Технический перерыв − 15 мин».

Жульдя-Бандя попытался опротестовать приговор, поскольку сия процедура, судя по расписанию, должна была случиться только через час, но тучная кассирша, с необыкновенным проворством покинув насест, исчезла за перегородкой.

− Вот непруха, это ж надо, а такой чудесный вечер был (А. Розенбаум)… − сопроводил таинственное исчезновение кассирши Жульдя-Бандя, вызвав горькие улыбки на лицах очередников.

Счастливые обладательницы билетов покинули душное помещение вокзала. Они, перебивая друг дружку, потому что получили сведения из различных источников, принялись рассказывать о «втором пришествии Исусика» у излучины реки в Беляевке, за свинарником. Слухи об этом уже к обеду следующего дня облетели весь район…

Минут через сорок королева билетной кассы, не обращая ни малейшего внимания на митингующих пролетариев, возгнездилась в кресло, раскрыв окошко амбразуры. Крохотных размеров его явно не хватало, чтобы впустить надежды отчаявшегося в ожидании народа.