Друг

Константин Сергеевич Логутов, 2021

Бывший военный, который остался не у дел. Грубый циник со своим видением добра и зла, прозябающий жизнь в захолустном пригороде Владивостока. Воспитанный интеллигент из элиты Санкт-Петербурга, студент лучшего в стране университета, мечтающий о научной карьере. История непростой дружбы двух непохожих людей, чьи судьбы оказались втянуты в конфликт вселенского масштаба – столкновение человечества с пугающей инопланетной цивилизацией, опережающей на миллионы лет развития. Объединившись, друзья противостоят захватчикам, изо всех сил пытаясь предотвратить вторжение. Удастся ли им удержать в себе всё человеческое и не сойти с ума в борьбе с превосходящими силами противника? Получится ли им сохранить свою дружбу, несмотря ни на что? Содержит нецензурную брань.

Часть III. Коллега

Пролог. Вторжение

Ксао не нравилась эта вселенная. Определенно не нравилась. Ощущение опасности непрерывно давило на нервы, не отпуская ни на секунду даже в редкие моменты сна. От постоянного ужаса шерсть на загривке встает дыбом, не помогают даже релаксанты, прописанные корабельным врачом-психиатром. Тот и слушать не захотел, объясняя все тревоги «перестройкой организма под новые условия».

Вожак клана смиренно молчал, хотя у самого хребет темный от вставшей торчком шерсти. После прибытия на орбиту этой планеты он уверил кланы, что опасности никакой нет, что чужая вселенная таким образом действует на психику. Но Ксао не мог отвыкнуть от леденящего ощущения, что происходит что-то непоправимое, невидимое его глазу.

Особенно раздражает ускоренное движение времени в этой молодой вселенной. Как представитель клана ученых, Ксао знал об этом, но реальность оказалась хуже теории. Ускоренные химические реакции, смещенный электромагнитный спектр восприятия, неправильные законы электро — и термодинамики пугали его, унижая достоинство ратуса. Это постоянно злит его. Ближе к условному вечеру дико болит от перенапряжения голова — нейроны мозга сжигаются, пытаясь пытаются обработать слишком быстрые электрические сигналы. Только благодаря наркотическим препаратам, уменьшающим проводимость нейронов, становится легче, но вожак запрещает ими пользоваться — это снижает эффективность исследовательской работы. Ксао бы не сказал, что честно выполняет все инструкции.

Снаружи космолета всё окружающее — смерть.

Само образование вещества в этой метагалактике происходит по иным правилам: другие заряды кварков, другие комбинации атомов и молекул. Но, в отличие от бесчисленного множества других вселенных, именно здесь соотношение космологических констант допускает существование звезд и жизни — невероятное событие, убеждал себя Ксао, долгими веками разыскиваемое кланом разведчиков. Это означает, что Гегемония так или иначе одобрит Исход.

А значит, будет новая война. Основа органической жизни здесь — атом из двенадцати нуклонов, способный существовать в стабильном состоянии и даже образовывать множество полимерных цепочек. Ксао никогда бы не поверил, что такая жизнь способна зародить разум, соперничающий с Гегемонией.

Как будто камни ожили и заговорили…

Ксао вздрогнул, распушив хребет.

Одна из контрольных измерительных точек эксперимента по исследованию находилась здесь — у планеты, прямо-таки кишащей разнообразными органическими соединениями. Будь воля Ксао, местные бесхвостые туземцы никогда бы не узнали о существовании ратусов, но Гегемония очень заинтересовалась этими существами. Цивилизация ратусов, изголодавшаяся по новому генетическому материалу, требовала раздобыть органические образцы для исследования, пополнив генофонд свежей информацией. Ксао не возражал, даже если бы мог. Эволюция должна продолжаться. Именно благодаря поглощению более слабых рас, благодаря изощренной фантазии природы Гегемония стала господствующей цивилизацией, слепив за миллионы лет венец эволюции — кланы ратусов.

Клан разведчиков уже совершил первые вылазки на планету. Бесхвостые туземцы и их биологические собратья, находящиеся на самом дне эволюционной лестницы, постоянно грызутся между собой, воюя за место под солнцем и ресурсы, как когда-то воевали в доисторические времена предки ратусов. Скоро Гегемония пополнится еще одним уникальным набором генома, став лучше и совершеннее, чего уже давно не бывало в исследованной родной вселенной. И это сделает группа, в которую входит Ксао!

Он радостно щелкнул языком по клыкам. Ксао в тот день благодарно постучал по когтю психиатру, допустившему его к первичному отбору генетического материала. Клан солдат уже вылавливает туземцев, поставляя их целыми колоннами, разведчики устанавливают гиперпространственные зонды для исследования континуума.

Всё идет просто прекрасно.

Не обошлось, конечно, без накладок. Даже в совершенном мире ратусов встречается брак технического оборудования — первые три ненастроенных гиперпространственных зонда, установленные поблизости от интенсивных источников электромагнитных волн, вышли из строя, образовав сингулярности. Вожак клана ученых наказал нерадивых лаборантов, отправив тех в Утилизатор, но было поздно — первый эксперимент по изучению пространства-времени сорвался.

Ксао очень хотел быть полезным для Гегемонии. Оказаться ненужным — наихудшая участь для ратуса. Таких немедленно с позором отправят на удобрения, а жены на родине сожрут детенышей тех, кто не оправдал надежд клана. На примере лаборантов вожак дал понять, что ждет их всех в случае неудачи.

Внезапно мир потускнел и упал на ратуса с быстротой подступающего кошмара. Непреодолимый ужас затопил ученого, заставив сжаться в комок и свернуть ушные хрящики. Волоски на хвосте покрылись скользкой смазкой — доисторический атавизм, доставшийся ратусам от предков с тех времен, когда приходилось удирать из цепких лап охотников. Так же неожиданно черный кошмар ушел, явив привычные стены его норы-лаборатории.

Очередная галлюцинация.

И тут же жгучий стыд, осознание собственной беспомощности затопили нервно выругавшегося ученого. Трясущимися лапами Ксао достал запрещенную упаковку нейролептика и прокусил клыком сразу две капсулы, несмотря на запрет вожака.

Шипеть я хотел на эту крысу!

Опасная, страшная вселенная. Пытается свести с ума его — представителя великой цивилизации. Поскорее бы закончить свою работу и улететь отсюда.

Глава I. Неприятные известия

— Поэтому, кос-политы командиры, готовьтесь к вылету в середине апреля.

В шеренге раздались возмущенные голоса. Никто не рассчитывал улетать на Кассид раньше срока окончания учебки. Я взглянул на Олега — мой слишком темпераментный коллега возмущался больше всех — и больно ткнул его в бок. Тот замолчал как отрезало.

— Можете идти, кос-политы.

Мы вышли из домика, где располагался штаб обоих батальонов КУТЛа, на открытый воздух. Собрание прошло неважно: сначала всем комроты сделали выговор за плохую организованность отрядов во время последних учений на орбитальной станции. Затем было подробное расследование «несчастных случаев» с новобранцами, которые на самом деле были убийствами в разборках между бывшими бандами. Взводные стояли как ужаленные, ведь все знают: выговоры вернутся нам стократ. Потом перед собравшимися вышел плешивый мужичок с погонами полковника Военно-Космических Сил и прочел нудную лекцию про «патриотизм» частей, ныне находящихся на Кассиде. Уже тогда я заподозрил что-то неладное, и чутье меня не обмануло. Лекция закончилась тем, что фронту нужны подкрепления, в результате чего подготовительный период сокращается с девяти до шести месяцев. На целых три месяца меньше, чтобы научить своих людей войне. Но самое страшное было в другом: через шесть недель к Земле прилетит межзвездный транспортник «Полет», которому просто не хватит времени для профилактики технических узлов и полной проверки работоспособности. Что ни говори, а доставка людей на Кассид является самым важным компонентом этой войны. Но начальству, как обычно, либо плевать, либо надеются, что пронесет. Но случись что неладное, и огромный корабль с десятками тысяч человек размажет в космосе на атомы во время межзвездного прыжка, когда космолет будет прорываться сквозь пространство со сверхсветовой скоростью. На теоретических лекциях по космоплаванию нам давали начальные знания о корабле, на котором мы полетим в ад.

Всего в мире существует три таких транспортника: кроме нашего «Полета», еще американский «Энтерпрайз» и европейский «Святой Ансельм». Создание титанического корабля, способного перевезти несколько дивизий, требует астрономических затрат. На данный момент это наибольшее человеческое сооружение, способное передвигаться между звездами. Звездолет — космолет класса А, как его называют в умных учебниках — представляет собой продолговатый цилиндр около одного километра в диаметре и длиной в пять. Несколько сот метров кормы корабля составляет ускоритель, состоящий из термоядерного движителя и боковых плазменных корректоров для маневров. Где-то за пределами космолета располагается спиралеобразное сооружение, необходимое для генерации ксионного поля и перехода в сверхсветовой режим — его на флоте называют ксионным «кольцом». Во время работы этого «кольца» весь экипаж ложится в капсулы криогенной заморозки, иначе просто не выдержать чудовищных перегрузок и последующего прыжка. Так называемый «прыжок» — это переход корабля в «подпространство», где проекция вектора скорости света оказывается больше самой скорости в обычном пространстве, и «выныривание» на соответствующей координате, где эта проекция становится равна единице. Плюс, конечно, погрешность в плавающих космологических константах. Если честно, по головизору в научно-популярных передачах рассказывается намного интересней, чем тут на лекциях, поэтому обычно к середине нудного занятия я уже засыпал.

Про устройство самого транспортника рассказывали долго и подробно, заставляя учить чуть ли не наизусть. Оно и понятно: от знания структуры корабля напрямую зависит эффективность подразделений при десантировании. Конечно, запомнилось далеко не всё, но основное я всё-таки усвоил.

Как и любой космический корабль, «Полет» имеет полностью автономные палубы, которые можно герметично перекрыть при разгерметизации — стандартные меры безопасности. Внешняя палуба содержит в себе шлюзы и стартовые шахты для челноков, ангары и склады. По наружной кромке расположены шесть лучеметных полос противометеоритной защиты. В задней части корабля находится целая система лазерных каналов отвода тепла, где излишки энергии выводятся в виде когерентных лучей широкого диапазона волн. Из-за этих каналов космолет издали напоминает чудовищного осьминога со светящимися щупальцами.

Под ангарами расположена техническая палуба, где живут и работают люди, обслуживающие огромный транспортник. Ниже идут основные жилые палубы, высотой в двадцать два этажа, по пятьдесят две каюты-казармы на каждом из них. В самом центре, внутри условного цилиндра около сотни метров в диаметре, находятся столовые, стрельбища, развлекательные и учебные заведения. В геометрическом центре корабля, на оси вращения, расположился огромный комплекс, где проводят спортивные соревнования. Пока корабль не на линейном ускорении, там наименее ощущается центробежная сила тяжести, поэтому в зале частенько проходят чемпионаты по космическим видам спорта, где необходима невесомость — основное развлечение для скучающих на досуге солдат, которых на борту может быть и несколько дивизий. Всего корабль может перевозить до пятидесяти тысяч человек за один перелет.

Спешно сформированный Третий корпус армии Содружества насчитывает сорок восемь тысяч человек, мобилизованный в помощь уже находящимся на Кассиде двум постоянным корпусам. Командует формированием генерал-лейтенант Шинин, его я видел всего лишь раз, на генеральной инспекции лагерей: оба батальона выстроили на плацу, и мы простояли так несколько часов, пока начальство решало какие-то вопросы.

— Лейтенант Правко!

Я вздрогнул. Голос принадлежал самому неприятному человеку во всем КУТЛе — к сожалению, моему непосредственному командиру — капитану Сидоренко. Он является командиром четвертой роты, в состав которой входит мой взвод. Сегодня на совещании капитан был одним из тех, кому сделали отдельный выговор за убийства новобранцев. Я вытянулся.

— Слушаю, кос-полит капитан.

Тот недовольно нахмурился.

— Слушает он… Короче, насчет убитых. Они случаем не из твоего взвода?

— Никак нет, кос-полит капитан! Из пятого, кос-полит капитан!

«Из Олегова» — мрачно подумал я.

— Так-так… Помню я такого бойца, Козлов фамилия… — Сидоренко выжидающе посмотрел на меня.

— Э-э… Так точно, сержант Козлов, шестой взвод, под моим командованием.

Неужели капитан знает что-то, что не знаю я? Последнее нападение на новобранцев произошло около хозяйственного склада, в стороне от казарм. Подкараулили после вечерних занятий, и… В общем, опять потери. Петруха был одним из участников стычки, но он клялся, что прибежал на драку уже после выстрелов. Да-да, кто-то сумел раздобыть в лагере внештатное огнестрельное оружие и успешно применить его в деле. Не нашли ни гильз, ни стволов. Вчера провели обыски казарм и офицерских домиков, но безуспешно. В оружейке тоже порядок. Надо будет еще раз прижать Петруху и расспросить подробней про тот случай.

* * *

…та-ак, задержать дыхание… черт, палец дрожит… Вот он! Так, еще чуть-чуть… Резко заболел глаз от долгого прицеливания. Ну почему он никак не встанет на месте? Уже кислорода не хватает… Ствол судорожно задергался. Эх, была не была… Резко дернув крючок, я выстрелил. Перекрестье прицела прыгнуло куда-то вниз, цель пропала из виду.

Промах. Черт, слишком волнуюсь. Снова прицелившись, я разглядел террористов, встревоженных выстрелом и прячущихся по укрытиям. Нашел среди бегущих фигур главаря — цель миссии — и торопливо, забыв про дыхание, выстрелил по нему. Снова промах. Черт!

На этот раз противник заметил, откуда я стрелял. Тра-та-та. Далекие отзвуки очередей. Пули прошлись над головой, метрах в двадцати выше, выбивая крошки камня из скалы надо мной. Инстинктивно я прижался к земле. Уж больно реально всё это… Что ж, миссия провалена, пора переходить к плану Б: бежать назад в точку высадки, стараясь не привести хвоста. Последнее, судя по всему, не получится — раскаты выстрелов раздавались всё ближе и ближе.

Я выскочил из кустов и побежал по дорожке обратно в горы, откуда недавно спустился. Щелк-щелк… Противники заметили мой маневр, теперь пули стали свистеть гораздо ближе. Щелк. Теперь стреляли еще и с высоты, сверху от тропы. Я задрал голову, увидел среди кустарника серую защитную каску противника и вскинул винтовку. Выстрел. Тело перемахнуло через обрыв и упало на тропу передо мной, каска слетела и подкатилась прямо под ноги. Я рванул вперед, по пути пнув ее, и тут же почувствовал боль в поврежденном пальце.

Слишком всё реально.

Тропинка передо мной вспучилась от множества выстрелов, я метнулся под прикрытие придорожных кустов, но щелчки по ближайшим камням показали, что мой маневр не остался незамеченным. Полетели клочки листьев, земля встала дыбом, поднятая пыль попала в глаза и нос. Веточки посыпались на землю. Скоро они меня ведь достанут… Надо прорываться. Заметив чуть дальше по тропе следующее укрытие, я выпрямился и рванул вперед.

БАХ! БАХ-БАХ! В сознании взорвалась атомная бомба, и волны боли разлились по всему телу, начиная с ноги и поднимаясь всё выше, к груди, куда ударила вторая пуля. Бронежилет спас от мгновенной смерти, но не более. Я почувствовал, что не могу вздохнуть.

Меня отбросило назад. Голубое небо закружилось перед глазами, винтовка вылетела из рук. Адский огонь не давал дышать, но я нашел в себе силы потянуться за пистолетом, торчащим из кобуры. Потратив еще секунду, чтобы расстегнуть пуговичку на кобуре, я вдруг понял, что на меня упала тень. В следующее мгновение чья-то нога резко пнула по руке, выбив пистолет, и сильно прижала сапогом ладонь. Новая волна боли. Удар коленом прямо по лицу, я почувствовал, что теряю сознание. Смутно различив перед собой какой-то предмет, я вдруг с ужасом понял, что это черное дуло пистолета, глядящее мне прямо в лицо. Я попытался закричать, но из горла вырвался только испуганный судорожный хрип, придавленный адской болью в легких. Конец.

В последний момент я хотел зажмуриться, но от ужаса просто не сумел.

* * *

Слишком реально. Я судорожно выдохнул и открыл глаза, сообразив, что воображаемый выстрел так и не произошел. Облизнув губы пересохшим языком, почувствовал вкус предсмертного пота. Тело по-прежнему чувствовало боль от ранений и ожидало смерти. Ух…

Эти симуляторы виртуальной реальности были порождением извращенной игровой индустрии XXI века, расцветшей во времена технологического бума, когда развитие компьютерных технологий ошеломляюще быстро шло вперед. Всё более крошечный технологический процесс процессоров, переход на квантовые компьютеры. От общего прогресса не отставали и игровые компании, некоторые из них превратились в настоящие мировые корпорации с многомиллиардным бюджетом. Робкие и примитивные попытки создания виртуальной реальности принимались еще с самого начала XXI века, но настоящий прорыв стал возможен после изобретения первого логического модуля искусственного интеллекта. Вскоре новыми возможностями заинтересовались и военные. Боевые алгоритмы симуляторов, кстати, потом легли в основу компьютеризированных систем, сыгравших большую роль в Третьей Мировой Войне.

— Рядовой Воронцов!

Я испуганно выглянул из-за спинки кресла симуляционной кабины. Лейтенант Конопля, огромный детина под два метра ростом, быстрым шагом двигался ко мне.

— Ты опять провалил миссию?? Что же ты будешь делать на Кассиде, рядовой? — командир был явно не в настроении.

— Понял, сэр, — вяло ответил я.

— Не «понял, сэр», а «так точно, космополит лейтенант»! — взревел Конопля. — Ох уж эти сопляки… Ладно, пошел вон! Рядовой Сапаров!!! Чего ты ждешь?!

Он грузно развернулся в тесном коридорчике, где располагались симуляционные кабинки, и затопал в противоположную сторону. Торопливо поднявшись, я выбежал из зала симуляций по направлению к выходу.

После побега из тюрьмы меня, наскоро подлечив в лазарете, отправили сюда: в штрафной батальон мобилизованного Третьего Корпуса. Ирония судьбы: я оказался в месте, от которого бегал все эти месяцы. Вот уж отец наверно злорадно посмеялся…

Ранения оказались не такими страшными, как я думал. Рану на ноге обработали и зашили в тот же день, так как пуля прошла навылет, сквозь мякоть бедра. Зарубка на ребрах тоже заросла достаточно быстро. С рукой оказалось сложнее: кроме сильного пореза на трицепсе, где я успел занести заразу в грязных туннелях, пулей была задета плечевая кость. Каждое утро я проверяюсь в госпитале на случай возможных осложнений.

После распределения я оказался в «зеленом» взводе четвертой роты под командованием капитана Сидоренко, куда определили всех мобилизованных, не имеющих опыта армейской службы. Официально я долечиваюсь в госпитале, но командование для всех раненых ввело теоретические лекции и, после проверки на электрокардиографе, занятия на симуляторах. Перевязанная рука не помешала работе мозга внутри виртуальной реальности.

— Артём, постой! — меня догнал один из сослуживцев по взводу. — Это правда, что время обучения урезали до шести месяцев?

— Да кто же знает, только командиры, пожалуй, — пожал я здоровым плечом. — Судя по тому, как наш лейтенант бесится, то наверно правда.

— Да как же так, — заныл тот, — у меня же только нога заживать будет полгода… Как же я, без подготовки полечу?

Мы прошли через учебный городок, располагающийся через плац напротив казарм. Сами жилые помещения разделены между собой территориально на два батальона проезжей дорогой. На вводном инструктаже лейтенант Конопля посоветовал взводу не соваться на территорию соседнего батальона, во избежание различных неприятностей. А всякие темные дела здесь происходили постоянно: регулярные драки, по ночам слышны разрывы выстрелов, когда все оружейные комнаты закрыты… Последнее происшествие напугало весь «зеленый» взвод: убили какого-то новобранца из соседнего отделения. С тех пор все ходят как пришибленные, по парам.

Был уже поздний вечер, для конца октября еще довольно тепло. Кусочек луны выглядывает из-за облаков, слегка освещая дорогу впереди — фонари проходят лишь через середину плаца и вдоль проезжей дороги. Наша казарма расположена почти в самом конце, вдали от какого-либо освещения, и мы прошли почти половину пути, как вдруг неподалеку раздался шум и резкий вскрик. Следом послышались звуки борьбы.

Я остановился в нерешительности около черного провала между зданиями, куда не попадал никакой свет. Нервная дрожь пробежалась по телу. Шум раздавался именно оттуда.

— Черт… Пошли отсюда, Воронцов, — нервно отозвался сослуживец, потирая больную ногу, — нам с тобой проблем не…

Внезапно что-то очень быстрое вылетело из темноты, промелькнув перед глазами, и очнулся я уже на земле. Через мгновение пришла боль, остро обжигая лицо. ААА! Я свернулся калачиком, обхватив ладонями физиономию. Где-то в стороне истошно визжал мой напарник по злоключениям. Оторвав руку от лица, я увидел быстрый силуэт, подбегающий ко мне из темноты.

…опять провал. Визг сослуживца прекратился, теперь я где-то сбоку от места драки, и меня кто-то бесцеремонно тащит за отворот куртки. Трудно дышать, материя сильно врезается в горло, не пропуская воздух. БАХ! В ночной тишине звук выстрела произвел эффект разорвавшейся бомбы, кто-то заорал, где-то начали ругаться. Меня потащили резвее, я попробовал было сопротивляться, пытаясь упереться руками. Но меня резко встряхнули, и жесткий командный голос произнес:

— Ну-ка не дергайся, мозгляк.

Я сразу же узнал по голосу одного сурового солдата по имени Петр. После моего распределения в КУТЛ он подловил меня около столовой и кратко посоветовал не встревать ни в какие неприятности.

«Я буду следить за тобой, мозгляк», — сказал он мне тогда и, видимо, выполнил свое обещание. Или приказ… но зачем кому-то наблюдать за мной, было загадкой.

— Но куда… ты меня… тащишь? — пролепетал я, задыхаясь и хрипя.

Но тут драка докатилась до нас, и Петру сразу стало не до ответов. Меня бросили, причем не слишком аккуратно, я ударился еще не зажившим плечом, в глазах потемнело. Сквозь черноту я смотрел, как Петр расправляется с нависшими на нем врагами. Хлопнуло еще несколько выстрелов, меня кто-то пнул, затем Петр заорал команду отхода. Меня снова схватили и потащили. Отряд Петра коротко перекликался.

— Олега ранили!

— Где он?

— Около ящиков! — ответил тащивший меня солдат.

— Атас, за ним!

— Есть!

В глазах всё расплывалось, невыносимо стало жечь плечо, и в какой-то момент я понял, что теряю сознание. Вскоре темнота поглотила меня.

* * *

Твою ж мать! Что же такое происходит!!! Убийства стали происходить с завидной регулярностью, кто-то безжалостно отстреливал новобранцев после вечерних занятий. Не успели разобраться со случаем у хоз.склада, как еще это… Что ж такое?!

— Кос-полит лейтенант, мы сделали всё, что могли, — передо мной стояли, опустив головы, трое рядовых: двое из моего взвода и один из Олегова.

Олег…

— Где Петруха? — спросил я не глядя. — Его тоже что ли?..

— Никак нет, кос-полит лейтенант. Он в госпитале. Ножевое.

Проклятье! Ситуация вышла из-под контроля. Если еще и здесь терять друзей будем… Черт, черт! Три трупа, убийство лейтенанта, покалеченные… Поножовщина. Кромсали насмерть. Сволочи. Час назад белый от ярости Сидоренко вызывал за рапортом, сообщил, что будет полное расследование. В лагерь на разбирательство приедет отряд военной милиции. Я вздохнул.

— Кос-полит командир, тут один новобранец, за которым сержант приказал присматривать… — начал было рядовой.

Точно!.. Еще и его тут не хватало! Я и забыл, как когда-то приказал Петрухе приглядывать за одним новобранцем-интеллигентом, чтобы тот не влип во что-нибудь. Видимо, всё-таки влип, раз сейчас Петр лежит в госпитале с ножевым ранением. Надо бы зайти к нему… пока не приехали детективы. И успеть допросить сопляка. Проклятье, как всё не вовремя!

— Позже! — бросил я. — Далеко его не отпускайте.

В госпиталь меня сначала не пустили — смазливая на мордашку девица в белом халатике медсестры упрямо не хотела пускать внутрь, пока я не пригрозил разбудить главврача и разобраться с ней. Впрочем, медсестру можно понять: через час в госпитале смена вахты, и лишних проблем с ночным посетителем ей не хотелось. Хотя и не похоже, что она скорее хотела выгнать меня… Но сейчас не до флирта с девицами, пусть и красивыми. Нахмурившись, медсестра развернулась и, виляя бедрами, вернулась на пост. Проводив взглядом ее спину и всё, что пониже, я хмыкнул и довольно быстро отыскал палату Петрухи. Кроме него, в палате было еще пятеро пострадавших, двое из них были в той стычке. Петр лежал, покорно вперив взгляд в белый потолок, и тихо вздыхал.

— Петруха! Ну как ты? — бодро начал я, хотя сразу увидел, что плохо.

Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить его состояние. Дырка в брюхе чуть пониже печени не давала повода для бодрости.

— О, Гирь, — просипел Петр, потом кашлянул и заговорил нормальным голосом, — мы честно старались никого не калечить, честно! Но они ранили Олега…

— Олег умер, Петр, — мрачно сообщил я.

Тот замолк.

— И что теперь? — произнес он через секунду.

— Не знаю, будут виновных искать, — пожал я плечами. — Это тебе не рядового уголовника грохнуть, убийство лейтенанта всё-таки… Петруха, бл*, что там случилось?!

— Ну че «че»? Шли мы спокойно в казарму, спалили твоего мозгляка с дружком…

— Он не «мой мозгляк»…

–…да пох*р, — одновременно со мной отпарировал Петр. — В общем, шли себе, и вдруг этот сопляк кому-то на помощь бросился, хотя я его честно предупреждал не встревать ни в че, дебила… Мы пока добежали, его уже вырубили, отморозки уже дружка его лупили. Ну я мозгляка за шкирку, и ходу… Они на нас и бросились, пришлось отбиваться.

— Умудрившись при этом покалечить двух бойцов из соседнего батальона?

— Ну сам понимаешь, в горячке… Гирь, кому я, бл*, объясняю, твою ж мать! Сам не знаешь, как всё выходит?! ооо… — Петр закашлял, согнулся на кровати, схватившись за бок, и харкнул кровью в специально приготовленное ведерко.

— Я лишь знаю, что после вашей стычки осталось три трупа и несколько раненых, в их числе и ты, — сухо обронил я.

— Что-то ты начальственным больно стал, — бросил Петр, — погоны плечи жмут?

Я развернулся и вышел. Больше мне нечего тут было делать.

* * *

Было уже довольно холодно, когда этот суровый лейтенант вернулся к казарме. Меня сторожили трое бойцов, даже при желании я бы никуда не ушел. Этот лейтенант, видимо, имеет авторитет среди солдат. Его лицо выражает жестокость одновременно с каким-то состраданием, будто он ненавидит и жалеет всех присутствующих. Его серые глаза… это бесстрастный, непрерывно анализирующий взгляд убийцы, холодный, как у крокодила. Широкое, светлое лицо с волевым подбородком, узкие славянские губы с опущенными вниз уголками, заметно, что он редко улыбается. В отличие от лейтенанта Конопли, в нем не чувствуется надменности или презрения к окружающим… да вообще, эмоций почти нет. Создается впечатление, что он летает где-то в мыслях далеко от этого места. Один солдатик хотел было отдать честь, но лейтенант всего лишь приподнял ладонь, кивнул ему и пошел дальше. Одет он, как и остальные: в армейские высокие сапоги, обычные маскировочные штаны и куртку, но, тем не менее, разительно выделяется среди остальных. Застарелый шрам на щеке и усталый задумчивый взгляд придают ощущение превосходства этого человека над всеми остальными, будто только он, и никто другой, имеет право распоряжаться нашими жизнями.

* * *

Этот мозгляк пристально уставился на меня, изучая и проникая, казалось бы, в самую глубину души. Его взгляд сверлит меня, как ученый исследует букашку под микроскопом. Испуганные голубые глаза, широко раскрытые, с яркой искрой интеллекта, даже немного надменные. Не у каждого такой проникающий взгляд… Этот парень привык к своему интеллектуальному превосходству, любит быть умнее всех. Его узенькие, но четко выделяющиеся скулы сейчас подрагивают от холода и страха. И опять я заметил, насколько он отличается от всех остальных: утонченные черты лица, острый подбородок, умные проницательные глаза — черт, этому парню нечего делать среди рядовых! Надо будет подать рапорт комбату… Но об этом еще рано думать.

Один из солдатиков-новичков вскинул было руку, приветствуя своего командира. Автоматически я приподнял руку, останавливая бойца, и хмуро кивнул в ответ. Отвлекает от мыслей, салага… Солдатик это понял, потупил взгляд в землю.

— Пойдем, — приказал я троим бойцам, сторожившим парня, — туда, в каптерку.

Вместе мы подошли к складу. Я открыл дверь, нетерпеливо выгнал оттуда сидящего в ночном наряде дежурного. Рядовые оживились, втолкнули внутрь интеллигента. Двое бойцов остались при входе, один прошел следом за мной.

* * *

— Садись, — приказал он мне, указав на стульчик.

Сам сел напротив — за стол. Я встал, оглядываясь: захламленное складское помещение, валяются какие-то тряпки, ведра. Сбоку от прохода — вахта с рабочим местом. Солдат грубо толкнул меня к стулу, надавил на плечи, заставляя сесть.

— Свободен, — холодно приказал лейтенант солдату.

Тот незамедлительно вышел. Мужчина устало взглянул на меня.

— Итак, начнем, — проговорил он. — Я лейтенант Правко, Фёдор Григорьевич, командир шестого взвода четвертой роты под руководством капитана Сидоренко. Тебя как звать?

— Эээ… — я не мог вымолвить ни слова.

— Расслабься, рядовой. Я тебя грызть не собираюсь, — его голос потеплел, и сразу же он сурово проговорил. — Жрать тебя будут завтра, на разбирательстве в штабе. Так что немедленно выкладывай, кто ты такой и что там делал.

— Р-рядовой Воронцов, восьмой взвод, под р-руководством лейтенанта Конопли…

— Ааа, этот прокуренный, — усмехнулся Правко.

Я удивился. Он, оказывается, еще шутить умеет.

— Взвод из неслуживших который?

— Ага, — ляпнул я, — ой, так точно, господин космополит лейтенант…

Правко странно, едва заметно засмеялся.

— Ох и юморист… Ты какой день в армии, парень?

— Эээ, ну вот, как прибыл…

— Так тебе сколько лет-то?

— Ну, весной девятнадцать исполнилось… — растерянно ответил я и зачем-то добавил. — Я после института…

— Ладно, знакомиться потом будем, — Правко посуровел. — Рассказывай, что там случилось. И подробней.

Следующие полчаса я рассказывал всё, что помнил из той драки. Лейтенант время от времени хмурился, потом достал блокнот и стал что-то записывать. В конце концов, он вырвал один листок, хлопнул по столу и закрыл блокнот.

— Так, достаточно, — Правко опять как-то исподлобья взглянул на меня.

Непонятно, как в этом человеке могут одновременно сочетаться враждебность и дружелюбие.

— Сейчас иди в свою казарму, я дам тебе сопровождающего, но чтоб завтра после хавки был у штаба. Вот, передай эту записку Конопле, он тебя отпустит, — лейтенант опять усмехнулся своей незамысловатой шутке и протянул вырванный из блокнота листочек. — Попробуем тебя спасти. А заодно и всех нас.

Глава II. Вечеринка

Мокрый снежок слегка припорошил землю, покрывая всё вокруг белым покрывалом. И ведь всё равно растает, превратившись в грязь — днем температура держится около нуля. Я поморщился. Опять будет слякоть.

— Пожалуй, ты просишь слишком многого, — пробурчал Крабов.

Комбат был явно не в настроении.

— Он отличный стрелок, майор, — ответил я, наблюдая за крутящимися снежинками за окном.

— Я поставил его подкуском⁹ у Козлова, что ты еще хочешь от меня? — Крабов оторвал взгляд от каких-то бумаг на столе и посмотрел на меня.

Я спиной почувствовал его взгляд и развернулся.

— Но летёхой¹⁰ ему никак, — проговорил майор, покачав головой.

— Командир, у парня явный талант, — убежденно ответил я. — Он на уровне здравого смысла понимает те вещи, что дают на курсах офицеров, а это полгода обучения! Плюс уровень интеллекта у него…

— Ну а как же физподготовка? — парировал Крабов. — Ты хочешь поставить в командиры какого-то сопляка…

— Я поднатаскаю его, — пообещал я, — а что касается огневой подготовки… Он научился стрелять из «Набока» за несколько часов! И теперь шмаляет покруче меня, хотя я три года с этим стволом в обнимку спал…

— Нет, Гирь, я могу принять решение назначить Воронцову снайперские курсы, обучить развед.делу, но это… — Крабов опять нахмурился. — Разговор окончен, увидимся на собрании.

Я слегка козырнул и вышел из кабинета. В последнее время майор слишком нервный. Хотя, впрочем, неудивительно — весь декабрь Крабова таскали наверх к начальству с докладами, вплоть до сегодняшнего дня: приехал он где-то в обед, сразу зарывшись в бумаги.

Я усмехнулся. Оказывается, быть майором не так уж и приятно. На Алмазной войне я дослужился до лейтенанта и иногда замещал ротного капитана, нацеливаясь на очередное звание. Так сложилось, что в последний год моего контракта мать серьезно заболела, и мне пришлось прервать службу, оставив мечты о военной карьере. Но мне никогда не приходилось заниматься канцелярской работой, весь срок контракта я был в составе команды быстрого реагирования. Хотя кто их знает, ФСБ-шников, что там за бумажки — Крабов никогда, ни единым словом не обмолвился о тех тайных заседаниях, на которые его дергают считай каждую неделю. До отлета на Кассид остается около четырех месяцев, на днях должен прибыть «Полет». Майор и его начальство, видимо, ждут разведданных от полевых агентов… Не знаю, да и не моего ума дело.

Я вышел из здания на холодный воздух. Старый потрескавшийся асфальт теперь покрывает слабенькая белоснежная крупа, дует легкий ветерок. Всё вокруг преобразилось: и кустики вдоль дороги, и земля укрылись тонким белым покрывалом, всё кругом сверкает и отражается в лучах заходящего солнца. Красиво. Грязно, но красиво. Сейчас, в середине зимы, ветер приносит много осадков в виде легкого снежка, но примерно к полудню всё превращается в слякоть, когда температура поднимается до пары градусов выше нуля. Вечером весь цикл повторяется сначала.

Ладно, пора идти в казарму. Надо почистить сапоги от засохшей грязи и отгладить парадный мундир для «собрания», как официально назвали готовящееся новогоднее мероприятие. В первый раз мы будем сидеть за одним столом с командованием соседнего батальона — после осенних убийств до сих пор остались неприятные воспоминания, когда Крабова чуть не отправили под трибунал за беспорядки в лагере. В результате Атаса и всех остальных участников стычек перевели в другой КУТЛ, к «отморозкам», насилу мне удалось убедить командира исполнительной бригады не трогать Петруху. После тщательного расследования экспертами военной милиции выяснилось, что всеми нападениями руководил один из капитанов соседнего батальона с парой своих помощников. Правда, сослать главаря в колонию на Титане не успели — на следующий день капитана нашли убитым прямо в карцере, куда его посадили до прибытия исполнительной бригады. На скорую руку, для проформы составив протокол инцидента, дело по-быстрому закрыли за отсутствием улик. В общем, как будто он сам застрелился…

Несмотря на показную строгость, Крабов всё-таки допустил некоторое нарушение субординации — на офицерскую вечеринку майор приказал позвать Артёма Воронцова, ныне младшего сержанта и самого меткого стрелка во всем пятом взводе. Его способности я разглядел не сразу… После расследования осенних убийств Крабов перевел мальца в соседний взвод Олега, подальше от неприятностей. Эх, Олег, пусть земля тебе будет… После его смерти взводом временно назначили командовать сержанта Козлова. Петруха, собственно, и обратил внимание на стрелковые качества «безусого молокососа», как охарактеризовал Артёма тупица Конопля. Вскоре из недалекой отсюда колонии пришла ориентировка на Воронцова, вместе с делом. У меня глаза на лоб вылезли, когда я прочитал документы, но теперь я могу поверить, что реально застрелить троих человек в кромешной тьме, впервые пользуясь пистолетом, а потом еще оказать вооруженное сопротивление ментовским. Ловко ж с него, кстати, списали последнее, видимо, у пацана неплохие связи во внешнем мире. Попал он в колонию в начале сентября, вместе с группой уголовников совершил неудачный побег — всю компанию перебили, однако парню повезло выжить.

Жаль я Крабову забыл рассказать, как этот малец умело стрелял из всех видов оружия на последних орбитальных учениях — начиная с лучеметного и до специального плазменного вооружения, применяемого спецвойсками. Петруха из кожи вон вылез, но добился внеочередного младшего сержанта для Артёма, доверив ему подразделение в четыре человека. На тактических учениях квад¹¹ Воронцова оказался лучшим в роте, даже капитан Сидоренко был впечатлен. Вот тогда у меня и родилась мысль подкинуть Крабову идею с офицерскими курсами и званием лейтенанта для парня.

Вот так мы и живем… Теперь вместе со мной вместо Олега на офицерские занятия ходит Петруха, мечтая остаться командиром пятого взвода. Отметил повышение этот алкоголик довольно бурно, зато после громкой скандальной пьянки, во время которой, кстати, Сидоренко всё-таки обнаружил источник пьянящего тепла, отношения с составом соседнего батальона сразу потеплели — по крайней мере, среди рядовых. Офицерский штаб, в их числе и я, по-прежнему недоверчиво относился к командованию соседей. Что ж, сегодня и побратаемся… Если получится.

У входа в казарму на кирпичах, прикрытых сверху толстой тканью из разрезанных и сшитых вместе мешков, сидел Воронцов. Благородное лицо было измазано в грязи.

— Здравствуйте, лейтенант, — чести он не отдал, просто кивнул.

— Здравия желаю, сержант. Почему грязный? — я оглядел его с ног до головы.

— Только с занятий, — извиняющимся голосом ответил он.

— Хм… Почему чести не отдаешь? — я делано нахмурился. — Старшему по званию.

— Бросьте, лейтенант, вы же сами не любите, — Воронцов попытался было улыбнуться, но сдержался.

Да этот парень читает мои мысли!

— Чтобы больше ничего подобного я от тебя не слышал, сержант, — холодно ответил я. — Про собрание помнишь?

— Так точно, — почувствовав моё хмурое настроение, Артём вскочил и вытянулся. — Прибыть к десяти часам в столовую первой роты.

— Подготовься, — я кивнул и прошел в казарму.

Внутри как убитый спал Петруха. Черт, как спать-то хочется… Я сладко зевнул.

По программе подготовки офицеров ВКС, лейтенанты обязаны иметь начальные пилотские навыки управления космолетом класса D, включая одноместные разведывательные лодочки и прочее. Поэтому трое суток перед Новым годом мы провели на высокой орбите — на высоте тридцати тысяч километров — на эскадренном корабле-носителе Аа-95-115, знаменитым прошлогодним «инцидентом Ришелье». Когда радарные системы дежурной станции ВКС засекли и уничтожили французский шпионский спутник, именно этот корабль предотвратил ответный удар со стороны Парижа по станции, пригрозив обстрелять с орбиты боеголовками французский город Марсель, где расположен один из военных космодромов. К счастью, президент Ришелье вовремя осознал опасность, что, возможно, отодвинуло новую ядерную войну еще на пару десятилетий.

Конечно, погулять по кораблю нам не дали, сразу задав бешеный график работы. Держались мы в основном на стимуляторах-энергетиках без сна и отдыха, семьдесят часов просидев за пультом управления шаттлом. В принципе, управление оказалось не таким сложным — все жизненно важные функции космолета контролируются модулем искусственного интеллекта, предварительно обученного на тестовом полигоне. В задачу пилота входит лишь наблюдение за корректной обработкой приказов, оперативный ремонт автоматики, принятие решений. Человек — это командир на корабле… Опыт Третьей Мировой научил человечество, что никакая программа, даже с блоками нечеткой логики, не может заменить обычного человека.

На борту я познакомился с парнем, не понаслышке имеющим представление о машинах и приборах — корабельным военным техником, обслуживающим сектор реактора с генераторами силового энергетического поля. Вот уж что удивительно… Изобрели это новшество давно, собственно, с самого момента открытия сверхсветовых взаимодействий в 2071 году, была озвучена возможность генерации потока короткоживущих частиц силового поля. Первые разработки велись еще с начала XXII века в колониях Системы, когда Земля лежала в руинах отгремевшей войны. Но реализовать и ввести в промышленный оборот изобретение смогли лишь лет пятнадцать назад, и то сначала на Западе. На наших кораблях, в частности на «Полете», генераторы поля установили десять лет назад.

В оставшиеся два часа свободного времени я напросился на неформальную экскурсию в генераторные залы реактора, чтобы увидеть всё своими глазами. Помещения, где это всё происходит, огромны… Половину всего объема занимают гигантские электромагниты, связанные с ксионным «кольцом». Под действием ускоряющего напряжения сгенерированные в «кольце» частицы расходятся по многочисленным «трубам», опоясанным секциями сверхпроводящих магнитов, или силовым шинам, как назвал их техник. На внешней палубе корабля расположены специальные подстанции, где, в общем-то, и происходит перерождение потока частиц в калибровочные бозоны силового поля. Ну, как-то так… моих мозгов с книжечкой среднего образования хватило только на это. Военные не очень приветствуют силовые поля на крейсерах В-класса, так как технология еще далека от совершенства: генераторы отнимают очень много энергии у «кольца», а толку от них в бою слишком мало.

И вот наступило десять часов вечера. После ликвидации капитаном Сидоренко подпольной спиртогонной организации алкогольная жизнь в лагере резко пошла на спад, поэтому Новый год рядовой состав встречает хмуро и трезво. Точнее, трезво, а потому и хмуро. Офицерам же повезло больше — Крабов, поговорив с командиром соседнего батальона, привез в КУТЛ несколько внеплановых ящиков огненной воды, поэтому праздник обещает пройти на славу. Здание столовой, где планируется проводить мероприятие, еще с утра приказали охранять паре надежных непьющих солдатиков, тогда как внутри в это время усиленно трудилась бригада поварих, техничек и официанток. Не знаю где, но комбат умудрился достать в лагерь огромный головизор с многоканальной звуковой системой — вещь достаточно редкая даже среди «космополитов», уж не говоря про «безнационалов». Артём Воронцов с парой своих старых дружков из восьмого взвода сразу вызвался его подключить, причем устанавливал так умело, будто сам его и проектировал. Тогда же Крабов, наблюдая за его действиями, и пригласил Артёма на готовящееся мероприятие. Среди разодетых в мундиры командиров его потрепанный «ватник» смотрелся уныло, да и не по погоде, но умное лицо выделяло из толпы офицеров.

Само здание столовой довольно обшарпанное. Ранее КУТЛ был исправительной колонией для преступников, потом — военной базой Туркестанских сепаратистов. Лет десять назад по договору с Содружеством Республик лагерь отдали русским военным, которые переоборудовали его в учебно-тренировочный полигон для космических пехотинцев. Внутри столовая представляет собой то же убожество, что и снаружи, даже девочки не смогли отмыть вековую пыль от серых стен. В самом углу у пола в коридоре — огромная трещина от пустившего свои корни деревца за стеной, весь потолок желтый от мартовских сезонных дождей. Но деваться было некуда — это самое цивилизованное и ухоженное помещение, здесь кушает и само начальство. В остальных трех столовых, рассчитанных на два полных батальона, дела еще хуже. Конкретно наша рота и соседняя третья обедают в таком месте, что… Пропадает аппетит даже на армейской норме.

Всего наш батальон насчитывает четыре космопехотных роты и разведывательный взвод. Еще по штату числится и лазерная батарея, но ребята-артиллеристы всё время торчат на орбите и в КУТЛе ни разу не появились. В каждой роте по восемь взводов плюс плазмометное спецподразделение. Командует батальоном майор Крабов, над ротами и разведвзводом стоят пять капитанов. Ситуация в соседнем батальоне почти такая же, только нет взвода разведки — видимо, посчитали, что слишком дорого для каждого штрафбата иметь разведчиков. Руководит там подполковник Бахмутов — смуглый улыбчивый кавказец, тоже, как и Крабов, какой-то хр*н из ФСБ.

Воронцов, нелепо топчущийся в своем «ватнике» среди дымящих папиросами офицеров, увидев меня, вытянулся и отдал честь. Сообразительный, однако: далеко не все командиры одобряют такой произвол в субординации, царящий в моем взводе. Я одобрительно кивнул, приветствуя, и мы зашли внутрь.

Внутри столовой желтые унылые потолки уже завесили цветными лентами и мишурой, стены украшают прилепленные на клейкую ленту стилизованные бумажные елочки — девочки постарались на славу. А где-то из кухонной доносятся их звонкие голоса, звучно лязгают металлом ножи и поварешки, в воздухе витает запах пищи. Три длинных стола выстроились в ожидании блюд, в углу стоят ящички с алкоголем. Я улыбнулся.

С Новым годом, друзья!

* * *

Праздник удался на славу. Сначала все сидели и просто ели, по армейской привычке отправляя в рот всё, что находилось в пределах досягаемости рук. Затем, утолив голод, народ повеселел, в ход пошел второй ящик водки, которой Крабов запасся в самый раз. Заиграла музыка, потом один из капитанов-подручных Крабова, изрядно захмелевший, произнес тост, правда, на середине забыв его, закончил совсем другим. Никак не обратив на оплошность внимания, офицеры, забыв про плохое, добродушно общались между собой, при этом совсем не платонично поглядывая на шныряющих туда-сюда девчонок. Совсем стерлись различия между батальонами и ротами, между капитанами и лейтенантами. Ближе к двенадцати Крабов включил головизор, и в течение десяти минут мы смотрели на голографию доблестного генерального председателя Совета, залившего страну кровью девятнадцать лет назад, слушали его речи про удачный год, могущество космополитического строя и всеобщее равенство. Потом часы пробили полночь, еще раз прошлась волна тостов, и офицеры бросились в пляс на импровизированном танцполе между столами. Новый год мы встретили хорошо, и, что тут сказать, хороша была та смазливая медсестричка, что подсела ко мне во время шумного застолья… Та самая, что не хотела как-то осенью меня пускать к раненому Петрухе. К моменту, когда подполковнику Бахмутову взбрело в пьяную голову проверить стрелковые навыки офицеров на соревновании, я вышел из кухонной подсобки довольно подуставший. Было достаточно холодно — зимой в пустынном климате Туркестана ночью температура падает до минус пяти. Зато свежий воздух меня взбодрил, и к началу соревнований я был готов на все сто.

Во время которого, кстати, большинство офицеров еще раз продемонстрировали свое неумение пользоваться элементарно пистолетом Матроскина. Не будь оба комбата навеселе, не избежать бы тогда всему составу выволочки за непрофессионализм. Начав с дистанции в тридцать метров — начальная прицельная дистанция ПМ-90 — дошли до ста. Большинство офицеров вылетело еще до пятидесяти, кроме пятерых участников: обоих комбатов, мрачно-трезвого капитана из разведвзвода, меня и… Воронцова. На ста метрах вылетели, не набрав нужных очков, Бахмутов и командир разведчиков.

Крабов приказал достать из оружейки скорострелки. Немецкий пистолет-пулемет H&K с прицельной дальностью в двести метров начали испытывать со ста. Все набрали по десятке.

Сто пятьдесят метров — все по десятке.

Двести метров — по пьяни я промахнулся, набрав восемь очков, Крабов с Воронцовым по десять очков.

Триста метров — я опять смазал, сорвав всего пять очков, Крабов взял девять очков, Артём по-прежнему десятку.

Четыреста метров — я вылетел, Крабов набрал семь очков, Воронцов все десять.

— Вот это да! — среди офицеров раздался шум.

Крабов сжал губы, покачал головой и приказал установить мини-прожектор на возвышающемся деревце на расстоянии полукилометра от столовой. Пятьсот метров — комбат набрал четыре очка, Артём всадил все выстрелы точно в десятку.

— Ну нихр*на се! — воскликнул майор. — Ну-ка, ну-ка.

Шестьсот метров — Крабов изрядно мазал, набрав всего два очка, и вылетел. Артём сорвал девять очков. По офицерам прошелся вздох разочарования, но следующая очередь легла опять в десятку. Комбат многозначительно взглянул на меня, покачал головой.

— Я же говорил, — довольно прошептал я.

Семьсот метров — Артём смазал первые две очереди, набрав семь очков. Следующие три выстрела легли еще дальше, принеся Воронцову пять очков. Он опять прицелился.

— Всё, больше не могу, — произнес Артём и опустил оружие, — хватит.

В толпе повисла тишина. Только из столовой раздавались звуки музыки, где танцевала прекрасная половина общества. Раздался щелчок предохранителя, и офицеров словно прорвало: как-то все сразу заговорили, кто-то хлопал Артёма по плечу, где-то в сторонке жарко спорили о назначении Воронцова лейтенантом… Я прислушался. Двое летёх что-то говорили о майоре и его разговоре с капитаном Сидоренко… Ага, не так прост наш комбат, как кажется!

— Тишина! — Крабов поднял ладонь, призывая всех к замолчать.

Все мгновенно замолкли.

— Еще раз поздравляю всех с Новым 2199 годом! — Крабова немного качнуло в сторону, он икнул, потряс головой и продолжил. — Все вы имели возможность познакомиться на празднике с космополитом младшим сержантом Воронцовым. Так вот, высшим командованием, — он демонстративно показал на себя большим пальцем, — было решено приставить Воронцова Артёма Евгеньевича к званию лейтенанта армии Содружества Республик!

Опаньки. Вот и решение всех загадок. Всё-таки послушал меня майор, назначил Артёма летёхой. Офицеры ободряюще загудели.

— Поздравляю, — я хлопнул ошалевшего Артёма по спине, — кос-полит лейтенант. Пойдем, выпьем за тебя.

Глава III. Отлет

— И как долго нам трястись в этой тарантайке? — недовольно проворчал Артём, держась рукой за бортик кузова, чтобы не клюнуть носом в соседа при резких взлетах грузовика.

— Несколько часов, — коротко бросил я, прощальным взглядом провожая серую равнину. — Терпи.

Театрально вздохнув, Артём отвернулся от скученно сидящих рядовых и вслед за мной уставился на уходящую вдаль дорогу.

Вот и всё — мы уезжаем из КУТЛа. Всё, чему успели научиться мои ребята, они научились, пусть и в спешке. Ну, а кто не успел, тому не судьба… От этого становилось грустно. Русский менталитет, выраженный в щедрости души, гнал на смерть молодых ребят, многие из которых вряд ли переживут и половину срока обязательной мобилизации. Впрочем, так было всегда. Русские всегда побеждают, но какой ценой достаются эти победы…

Я взглянул на своего коллегу. Артём едва сидел на месте, постоянно морщась от боли в ноющих мышцах. Я сдержал свое слово, данное Крабову, и старался натаскать парня на соответствующий уровень подготовки. Будет жаль, если такой одаренный интеллект помрет под корягой на чужой планете… Курсы офицера малец прошел поразительно быстро и эффективно, летные навыки освоил не хуже самих пилотов, и на финальном экзамене выделывал такие пируэты, что только диву даешься.

Физподготовка, конечно, давалась хуже. Оно и понятно, мозги здесь не особо помогут, разве что в технике выполнения упражнений молодой лейтенант показывал удивительную приспособляемость, что помогало в тренировках. Впрочем, растущий организм быстро освоился с нагрузками, и за четыре месяца Артём здорово покрупнел. Ныл, конечно, нещадно — я представляю, с какими испытаниями ему пришлось столкнуться, если даже мне, отслужившему два года в группе быстрого реагирования, было нелегко.

Последний месяц был особенно тяжелый. Если раньше порядок десантирования проходили исключительно в симуляционных кабинках, то теперь нас часто гоняли на орбиту, для отработки полученных навыков в реальной ситуации. Пилотируемый взлет, полчаса невесомости, затем резкое пикирование на поверхность с последующим десантом. Высадка в горы, в пустыню, на воду. Пилотирование в центре тайфуна над Тихим океаном. Отрабатывали и аварийные ситуации в экстремальных условиях. Например, сброс с шаттла над Антарктидой на высоте пятидесяти километров, где еще толком нет воздуха для парашюта, и приходится использовать реактивные микродвигатели скафандра для подтормаживания. Последующее приземление в ледяной пустыне со средней температурой в — 60 градусов Цельсия, переход к точке сбора.

Конечно, выдерживали не все. Космический десант — это вам не шутки, господа. Но особо выбора для штрафных батальонов нет: либо ты мобилизуешься в авангард Третьего Корпуса, либо по статье дезертирства отправляешься прямиком на «лучшие» космические стройки Титана. Остальные, мобилизованные не по статье, будут десантироваться за нашими спинами, когда штрафники хорошенько удобрят своей кровью плацдарм для высадки.

Вот позади осталась Третья Линия — высокий забор с колючкой наверху, непосредственно окружающий сам лагерь. В принципе, ничего особо важного эта Линия не выполняет: офицеры имеют право свободно выходить за пределы КУТЛа подышать свежим воздухом, не загрязненным выхлопами от машин и прочей техники. Сам я регулярно пользовался такой возможностью. Сейчас же — в середине апреля — всё голо и безжизненно, нет и следа от того цветочного ковра, что был когда-то в сентябре. Даже грустно как-то прощаться с такой мертвой равниной.

Через несколько минут мы подъехали ко Второй Линии — перевалочному пункту между лагерем и внешним миром. Здесь уже кончается та эфемерная свобода, подаренная нам государством. Иногда между Третьей и Второй Линиями командование устраивало развернутые учения и стрельбы, правда, особо не прижимаясь к запрещенной зоне и не нервируя часовых. Стена из армированного бетона не раз выдерживала нападения войск Туркестана в прошлом, когда здесь еще была военная база мятежников. В башенках наблюдения ведется круглосуточное дежурство, на воротах действует контрольно-пропускная система. Приближаться к Линии без соответствующего разрешения строго запрещается, а ее пересечение автоматически приравнивается к дезертирству и побегу. И всё — дальше только депортация на Титан, если не расстрел. Последний раз я ее пересекал вместе с комбатом, когда мы ехали забирать тело Семена… Эх, Сема-Сема.

С*кины дети пристрелили его из крупнокалиберного пулемета, гнезда которых установлены по периметру всей Первой Линии — самого последнего внешнего рубежа. Прорваться через него немыслимо, даже дойти до ворот очень сложно — пространство между Линиями засеяно сплошным минным полем, среди которого одиноко петляет асфальтированная дорога. В карауле здесь стоит отдельный охранный гарнизон для обороны лагеря от внешних угроз. Построили Первую Линию уже после передачи Содружеству, из нуль-гравитационной легированной титаном стали, отлитой в невесомости. Пропускная система здесь еще более строгая, ориентированная на контрразведку и выявление шпионов. Минут двадцать мы стояли в пробке, пока дежурные сверяли пропуска и документы.

И вот мы на проселочной дороге, вдали от лагеря, едем к станции маглева в Халкабаде. Поезд доставит нас на космодром, где дожидаются более полутора тысяч катеров для доставки на транспортник. Сейчас на корабле техники лихорадочно проводят последние проверки функциональности.

— Лейтенант Гиря, о чем задумались? — глумливо спросил Артём.

Вот ведь дите! Самый лучший стрелок в батальоне, а всё туда же.

— Для тебя я Фёдор Григорьевич, — подмигнул я ему, — лейтенант Артём.

Бойцы молча слушали нашу шутливую перепалку.

— Лейтенант Гиря, а вы знаете что-нибудь о полете? — Артём, держась левой рукой за бортик, правой шутливо отдал честь.

Черт, а ведь нам и правда ничего путного не сказали перед выездом. Последний месяц прошел в таком темпе, что об этом просто забыли. Или специально не сказали. Черт их всё-таки дери.

— Нет, ничего, — нахмурился я.

Надо будет найти на космодроме Крабова и расспросить подробней. Если только у ФСБ-шника найдется время для бесед. И полномочия.

— Ой… — Артём изучающе взглянул на меня. — Фёдор, ты чего?

— Воронцов, хоть тебе и дали лейтенанта, мы с тобой не друзья, и не пытайся держать меня на равных, — в кузове раздалось одобряющее ворчание рядовых. — Хоть ты и смышленый, но… — я стрельнул в него взглядом, повернул голову в сторону подчиненных — те моментально затихли — и отвернулся снова глазеть на дорогу. — В общем, забудь.

Остальную часть дороги до вокзала мы проехали молча. Трясло кузов немилосердно, все старались уткнуться носом в теплый ворот куртки и подремать. Артём еще что-то пытался говорить, но его никто не поддержал. Солдаты, многим из которых далеко за тридцать, не воспринимали девятнадцатилетнего пацана как командира. Что из этого выйдет, я не берусь гадать.

До космодрома мы добирались около полутора суток. По плану, который Крабов всё-таки соизволил показать, Третий Корпус должен погрузиться на «Полет» в течение месяца — не так-то легко отправить на орбиту сорок восемь тысяч человек. Конкретно с этого порта, расположенного у границы Туркестана с Содружеством, отбывают две дивизии. По спискам очереди, наш батальон должен улететь через две недели после прибытия в городок.

Поселили нас в каком-то загаженном «крысятнике», прямо посреди рассады забегаловок, зазывающих дешевой выпивкой и проститутками. Чтобы рядовой состав не спился в первую же неделю, комбаты приказали сдать на хранение все деньги и прочие ценности. Впрочем, батальонных алкашей это не остановило, взводным то и дело приходилось разбираться с драками и ограблениями.

К счастью, вскоре пришел наш черед улетать. В соответствии с Уставом космопехотных войск, мы с Артёмом должны сидеть вторыми номерами при пилотах, поэтому мне даже не удалось в последний раз взглянуть на голубой шар родной планеты. Совсем некстати вспомнились галлюцинации, когда я лежал в отключке в больничке пограничников. Привидение первой любви стояло перед глазами и умоляло не улетать… Нет, хватит об этом думать! Я встряхнул головой. Надо думать о будущем.

* * *

Корабль-космолет А-2 «Полет» превзошел самые смелые ожидания, это настоящий летающий город! Собранный в космосе, он не предназначен для посадки на планеты и обречен весь срок службы находиться в безвоздушном пространстве. Внешне, правда, тот еще уродец — неуклюжее нагромождение пересекающихся под разными углами балок, мачт и надстроек, ни малейшего намека на обтекаемость или аэродинамику — но звездолету это и не нужно.

Сейчас главные двигатели были выключены, космолет по широкой параболе обходил Землю, подравнивая курс за счет боковых корректоров. Примерно к моменту погрузки армии, он закончит обход и включит маршевые ускорители, с помощью которых корабль сможет выйти из плоскости эклиптики. Это поможет избежать встреч с тоннами космического мусора, вращающегося вокруг Солнца наряду с планетами — меньше энергозатрат на противометеоритную защиту обшивки корабля. Как специалист по бортовому ремонту в невесомости, я понимал это лучше других.

Ну а пока звездолет проходил последние проверки, мы исследовали внутренности нашего космического дома. После того, как наш катер состыковался с кораблем в одной из множества стартовых шахт, человек в оранжевом комбинезоне местной техслужбы проводил нас через огромный ангар до лифта, на котором мы уже попали в жилые сектора. Двадцать две вплотную набитых солдатами палубы, в коридорах не протолкнуться, и далеко не сразу мы нашли свой блок и казарму. Тем более, что пока корабль дрейфует на орбите, на борту была микрогравитация, и рядовые от непривычки кувыркались и отлетали от стенок. Потом, когда основная масса людей всё-таки растеклась по приписанным по плану казармам, стало легче: в общем гардеробе нашлись закрепленные за взводом башмаки с магнитной подошвой, и офицеры наконец обрели возможность отправиться к точке сбора в столовой, как приказал комбат.

По пути мы встретили Петруху. После повышения Артёма на новогоднем празднике Козлова перевели командиром в восьмой взвод вместо лейтенанта Конопли, вконец сорвавшегося с катушек и избивавшего в лагере рядовых. Искренне порадовавшись успехам физически покрупневшего Воронцова, Петруха вместе с нами направился в сторону расположения столовых.

Помещения столовых находятся в центральном блоке, герметично отделенном от остальных с помощью шлюзовых переходов, кроме того, здесь расположены стрельбища, тренажерные залы, симуляционные кабины. Вообще, каждый сектор имеет свою независимую систему воздухообеспечения, что повышает выживаемость корабля при разгерметизации. В самом центре корабля расположен огромный спортзал, где при невесомости проводят соревнования по различным видам спорта, в том числе по знаменитому спейсболу, популярному среди космолетчиков.

По первости ощущений меня затянуло. Игра довольно простая, отдаленно напоминает регби, но со своими особенностями. В зал выпускают несколько массивных металлических шаров, которые нужны для движения игроков в условиях невесомости. Используя принцип суперпозиции, нападающий должен пролететь к кольцеобразным воротам в конце поля и забросить мяч — маленький тяжелый шарик массой в несколько килограмм, обитый резиновыми накладками, чтобы не травмировать игроков. Задача противоположной команды, защитников и вратаря, соответственно, помешать забить гол в свои ворота.

Звучит просто, но не привыкшим к долгим перелетам в невесомости людям даже передвигаться по полю почти невозможно: необходимо на подсознательном уровне учитывать суммарный импульс металлического шара и своего тела, чтобы не улететь в другой конец зала. Да что там говорить, даже на воротах надо быть настороже. Иначе мяч, хоть и легкий, но обладающий высокой скоростью, придаст вратарю ненулевой импульс, и простофиля медленно влетит в собственные ворота вместе с мячом под восторженное улюлюканье толпы. В общем, поиграв с опытными спейсболистами несколько раундов, я быстро потерял интерес к игре.

* * *

И вот, наконец настал момент старта. Звездолет закончил обходить Землю, последние батальоны расквартировались в казармах, отыграли финальные матчи спейсболисты. Несколько часов космолет вздрагивал, синхронизируя работу двигателей, то и дело нас дергали в разные стороны кратковременные ускорения. Ближе к корабельному вечеру все ощутили мощный толчок и появление сначала незаметной, а потом всё более существенной силы тяжести.

Это было радостное и одновременно тяжкое ощущение. Радостное, потому что под ногами наконец-то появилась опора, и больше не приходилось болтаться в магнитных башмаках, словно привязанные аэростаты. И тяжкое, так как ускорение на корабле довольно быстро достигло значения в два «же», вызвав мучительные напряжения в суставах и мышцах. Первые сутки все лежали с синдромом космической адаптации, пока сердечно-сосудистая система снова привыкала к весу крови в сосудах, в ежедневный рацион вошли пастилки с гемоглобином, помогающим переносу кислорода к отяжелевшим мышцам.

По очень широкой дуге «Полет» постепенно вышел из плоскости Солнечной системы, радиальное ускорение при этом было настолько мало, что было почти незаметно на фоне основного маршевого. При общей массе в половину миллиона тонн, космолет вскоре дошел до скорости в семьдесят процентов от световой — максимум, до которого может разогнать импульсный термоядерный движитель без подпитки ксионным полем. Основанный на реакциях соединения изотопов водорода с гелием-3, двигатель космолета за всё время разгона выходит в расчетный потолок мощности в пять миллиардов гигаватт — один факт из потока бесполезной информации, выливаемой Артёмом во время наших тренировок.

Тренировались мы без остановки, без дела не сидел никто. Несмотря на удвоенную силу тяжести, комбаты проводили учения по стрельбе, рукопашному бою, организовывали соревнования, симуляционные турниры. Разумеется, не без наблюдения у врачей, ежедневно проверяющих солдат на электрокардиографе. Кроме того, всем пришлось пройти кажущийся бесконечным курс профилактической фармакотерапии от множества болезней чужой планеты, обладающей своей уникальной микробной биосферой. Если сказать своими словами, задница болела нещадно от ежедневных уколов.

Продолжался этот ад при удвоенной силе тяжести почти четыре месяца, а точнее, сто двенадцать суток корабельного времени. На Земле, правда, за это время прошло сто двадцать три дня, но… Но у нас на одиннадцать дней меньше. Никогда не пойму этих релятивистских штучек. К моменту, когда закончился первый этап разгона, корабль отдалился от Солнечной системы на одну десятую светового года.

Второй этап разгона ознаменовался включением исполинского ксионного кольца. Личный состав встречает этот этап в криогенных камерах — специальных устройствах для защиты от перегрузок, когда тело человека замораживается по специальной технологии в растворе, предотвращающем необратимое повреждение клеток при образовании кристаллов льда. Ускорение на корабле возрастает до пяти «же», длится этот этап всего сутки, так как нужен только для проверки всех систем в работе до финального прыжка. Офицеров собрали для краткого инструктажа, еще раз пробежавшись по порядку десантирования на Кассид. Накачав всех важностью внезапности нападения, Крабов приказал всем ложиться в криокамеры.

Потом, через сутки, будет третий и последний этап полета. Космолет полностью перейдет под контроль автоматики и ускорится до трехсот «же», вплоть до достижения световой скорости. Достичь такой непредставимой мощности можно только с помощью ксионного кольца, так как ни один тип двигателя не сможет сохранять такое безумное ускорение так долго, учитывая, что масса корабля возрастает по приближению к световому пределу… Опять непонятная мне релятивистика.

Конечно, на самом деле можно достичь только скорости, очень близкой к световой — старина Эйнштейн недвусмысленно об этом предупреждал. Расширенная теория относительности, учитывающая многомерность, вывела новые пределы для элементарных частиц — очень близкие к световой скорости, при которых происходит произвольное ксионное взаимодействие, и частицы уходят из нашего пространства. Здесь, если честно, я еще меньше понимаю, что к чему, да и то благодаря разъяснениям Артёма.

Проще говоря, в этот момент скорость скачком перепрыгивает через световой барьер, и корабль совершает прыжок. По определенной многомерной траектории, рассчитываемой бортовыми системами перед скачком, космолет «выныривает» обратно. Артём что-то рассказывал еще про законы сохранения квантового состояния, благодаря чему корабль из потока элементарных частиц «собирается» обратно в себя, но там я совсем не понял. Дальность прыжка зависит от ускорения космолета в момент скачка. Как будто бросаешь камень под углом к горизонту: чем сильнее кинешь, тем дальше он полетит.

Тихо зашипели воздушные насосы криованны, заполняя кабину чистым отфильтрованным воздухом. Сбоку замигали зеленые индикаторы, сообщая, что пациент готов к заморозке. Ноги обдало щиплющим холодком, постепенно поднимающимся вверх по телу, захватывая руки, грудь и голову. Но настоящего холода я не почувствовал — всё мгновенно немело, нервы отключались под действием сильнейшего анестетика. Вскоре ухудшилось зрение, пропал слух. Как будто умираешь.

Я хотел в последний раз вздохнуть, но не успел.

Глава IV. Первое поражение

Пробуждение было нелегкое. Мириады иголок вонзились в мозг, корябая едва проснувшееся сознание. Еще в лагере я узнал, что головная боль после криогенной заморозки — это неизбежный побочный эффект, проявляющийся в девяноста процентах случаев. С запуском процедуры размораживания давление в криокамере падает, амортизирующий физраствор, в котором плавает пациент, постепенно откачивается из кабины и тела человека. На смену раствору через капельницы поступает разогретая до определенной температуры кровь, спустя пару минут срабатывает автоматика водителя ритма сердца. Еще через несколько минут человек приходит в себя, с тяжким ощущением эффекта «затекшей мышцы» во всем теле и жуткой головной болью. Я недовольно зажмурился, пытаясь прийти в себя.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

9

Подкусок — на армейском жаргоне младший сержант (прим. Фёдора).

10

Летёха или лейтяха — на армейском жаргоне лейтенант (прим. Фёдора).

11

Квад — подразделение из четырех человек, реже — из пяти (прим. Фёдора).