Друг

Константин Сергеевич Логутов, 2021

Бывший военный, который остался не у дел. Грубый циник со своим видением добра и зла, прозябающий жизнь в захолустном пригороде Владивостока. Воспитанный интеллигент из элиты Санкт-Петербурга, студент лучшего в стране университета, мечтающий о научной карьере. История непростой дружбы двух непохожих людей, чьи судьбы оказались втянуты в конфликт вселенского масштаба – столкновение человечества с пугающей инопланетной цивилизацией, опережающей на миллионы лет развития. Объединившись, друзья противостоят захватчикам, изо всех сил пытаясь предотвратить вторжение. Удастся ли им удержать в себе всё человеческое и не сойти с ума в борьбе с превосходящими силами противника? Получится ли им сохранить свою дружбу, несмотря ни на что? Содержит нецензурную брань.

Часть I. Фёдор

Пролог

Величественные космические просторы. Бесконечная глубина вселенской черноты. Миллиарды звезд, отстоящих друг от друга на миллиарды световых лет. Вечная, не имеющая ни начала, ни конца история Великого Космоса, в безвременье которого плавают многомерные сферы вселенных. И в каждой свои законы, свои правила космологии, подчиняющиеся только Единому Распределению Великого Космоса.

Пугающая своей безграничной изобретательностью природа.

От осознания своей собственной ничтожности перед такими силами шерсть на загривке встает дыбом, заставляя ерзать внутри скафандра. Вожак клана, конечно, сразу заметит волнение и недовольно прищемит паникеру хвост, чтобы остальным стало стыдно за свою слабость. Никто не должен подводить свой клан. Но всё же…

Невероятное совпадение. Число вариантов Распределения Великого Космоса не поддается счету, но всё-таки это случилось: нашлась вселенная с уникальным набором космологических констант. Альтернативный набор, способный создать атомы, зажечь термоядерные реакции, создать еще одну бесконечность звезд.

Способный создать соперничающую органическую жизнь.

От этого становится страшно. Хочется домой, обратно в свою уютную нору, к жене, только что родившей девятерых наследников. Еще неизвестно, когда получится наконец-то вылизать и принять в семью малышей.

С тех пор, как клан разведчиков нашел эту молодую вселенную и уродливых бесхвостых созданий, расселенных, словно сорняк, по всем галактикам своей Нити, жизнь Ксао, рядового ратуса клана ученых, изменилась навсегда. И вот теперь он здесь: на корабле, летящем сквозь Великий Космос к юной расширяющейся вселенной, где еще слишком высока скорость света. Где в очередном витке развития зарождаются воинственные цивилизации существ с уникальной цепочкой нуклеиновых кислот — существ, раскиданных по галактикам, не уступающих по своим амбициям цивилизации ратусов.

Это сильно напугало и одновременно обрадовало Вождей Гегемонии. Насчитывающая миллионы лет цивилизация ратусов нуждалась в Исходе — глобальной эвакуации миров в новую вселенную. Расселившаяся по всем Нитям, поглотившая и уничтожившая все иные разумные формы жизни, Гегемония должна жить дальше, должна развиваться. И вслед за разведчиками исследовать новую вселенную бросились другие — все кланы старались угодить Вождям, выполнить свой долг перед цивилизацией ратусов.

И Ксао исполнит свой долг. Он не имеет права позорить свой клан.

Глава I. Трудное утро

Непрекращающийся и перекрывающий друг друга стрекот насекомых заглушал шум экипировки, скрадывал отдельные похрустывания веточек под ногами. Тяжелый жаркий воздух дышал мне прямо в лицо, мерзко прилипнув к открытым щекам и лбу, докуда не доставал УРН — универсальный разведывательный набор. Прекрасная вещь для тайных операций. Масочка удобно облегает глаза и нос, закрывает виски, фиксируясь магнитным замочком на затылке. Прорезиненный материал не соскальзывает с мокрых потных волос, в то же время, давая коже дышать. На височных пластинах можно нащупать не заметные издали кнопки управления визором, меняя оптическое увеличение бинокля, режимы подсветок, радаров и тому подобное. Даже удивительно, откуда капитан достал такое чудо в нашем нищем, богом забытом полку, видимо, «скосмополитил» из личного арсенала майора. Честь и хвала кос-политу капитану, однако.

— Тсс! — рука впереди идущего разведчика резко взлетела вверх, призывая замереть на месте.

Слегка приподнятая для шага нога аккуратно опустилась назад на землю, предательски хрустнула еще одна веточка. Черт. Ну не разведчик я. Рука нащупала на виске пупырышек настройки ультразвукового сканера, на экране очков замелькали сполохи помех, но сразу явственно выделялся источник беспокойства ведущего.

— Машина, — еле слышно проинформировал он, повернувшись в мою сторону.

Я кивнул. И как только он без всяких приборов ориентируется? Рука нащупала расстегнутую кобуру. Сейчас, конечно, командует движением этот парень с кошачьей грацией из разведроты, но операцией в целом руковожу я. И если понадобится, применю все силы для ее выполнения.

К счастью, применять пушки не пришлось. Порычав движком, машина проползла по грунтовке мимо джунглей, направляясь в сторону недалекой деревушки — цели нашей миссии. Квадрат полкилометра на полкилометра, ничем не выделяющийся среди других местных деревень ангольцев, но теперь мы точно знали, где засел противник. Позиция до жути удобная: целый километр пустого пространства перед воротами, трава скошена и убрана, со всех других сторон окружают строения как бы дружественных туземцев. Не подкрасться и не выкурить огнем, не окружить. Только штурм, где мы положим очень много ребят. А надо ли оно нам?

Начальство решило, что всё-таки надо. Из всех расположившихся поблизости частей наш полк оказался наиболее близким к цели, нам и дали карты в руки. Точнее, модуль лазерного целеуказателя для орбитальной бомбежки. Мощная штука.

Проблема в том, что плотность наводящего лазерного луча падает пропорционально квадрату расстояния до цели. Поэтому надо подобраться как можно ближе, чтобы бомбардировщик смог засечь сигнал и не промахнуться, зарядив по окрестным деревням. Попробуйте всадить снаряд с высоты половины мегаметра в маленький квадратик площадью четверть километра… то-то же. Вот я и сижу в этой мерзкой духоте, схватившись за кобуру.

— Вперед, — военный жест разведчика.

Подобраться мы смогли на расстояние чуть меньшее километра, пристроившись в сваленном огромном стогу сена, собранного с окружающих полей. Убедившись, что нас не засекли, достаю из рюкзака коробочку целеуказателя. Так, проверить резонансный лучевой генератор, аккуратно снять чехольчик с нежных чистых зеркалец… уф, всё в порядке. Включить экранировку от ЭМ-помех, из-за которых увеличивается энергетическая расходимость лазера. Расчетный модуль сразу предрек устойчивость сигнала на полтора километра… отлично, запас по расстоянию нам не помешает. Итак, включаем установку и уходим.

В следующие пять минут мы сидели и ждали апокалипсиса, спрятавшись от греха подальше в джунглях. Наконец, в небе показались три черные точки. Они росли, постепенно приближаясь к земле, крепло ощущение, будто они свалятся прямо на нас. Послышался вой, сначала почти незаметный, он постепенно наращивал силу. И странно, откуда ему взяться, на таком расстоянии-то… То уменьшаясь, то снова нарастая, звук бил по голове, вызывая боль. Пытаясь унять неприятное ощущение в висках, я встряхнул головой, и…

* * *

Открыл глаза. Ночь. Скосил взглядом в сторону разбитого окна, из уходящей вдаль улицы светил прямо в глаз фонарь — недолговечная роскошь для загородного района Владивостока. На стекле появились новые трещины, покосившаяся оконная рама висела на честном слове, и ветер весело гулял по комнате, посвистывая в узеньких щелках.

Где-то за забором скреблась и выла кошка, жалуясь своему Кошачьему Богу на плохую жизнь, и я понял причину своего выхода из блаженного забытья. Мысленно послав эту тварь к тому же самому богу, я перевел взгляд в другую часть комнаты, в сладкую полутьму, в которой только что пребывал. В свете далекого фонаря отражалась разлитая по столу жидкость, переливались осколки стекла, валялись куски хлеба. Черт, как больно-то… Повращав зрачками, я понял: открылся только один глаз, а другой лишь сильно болел и не двигался вследствие жутко распухшей скулы и вообще правой стороны лица. Проклятье.

Давненько ж мне война не снилась, давненько… с чего бы. Впрочем, больная голова услужливо напомнила с чего. Понемногу, по капельке стал распаковываться архив данных под названием Память, обнаруживая всё новые ошибки чтения. Я вспомнил, что вчера пришла листовка из райкома, где власти призывали «добровольцев» явиться на «мобилизацию для защиты интересов дружного космополитического народа». Вместе с ней в сцепке из степлера прилетела и повестка из военкомата, уже принудительная, дескать, Фёдору Правко срочно явиться к Центру Занятости для мобилизации из запаса. Проще говоря, билет на смерть, потому что только псих согласится лететь на войну, на чужую планету за черт знает сколько световых лет, где в случае неудачи солдата ждет быстрая погибель, и ничего больше.

Вспомнил, как с досады решил напиться в местном баре и спьяну сжечь проклятую бумажку в камине. Как встретил по пути в бар своих районных друзей, к которым пришла такая же повестка. Припомнил, как вместе опустошили нижнюю полку с водкой у бармена и подрались с какими-то молодчиками из Партизанских, как потом нас вместе с противниками выкинула за дверь охрана. Вспомнил, как мы продолжили потасовку на улице, пока не приехали отморозки похлеще и к тому же с табельным оружием — наша родная милиция. Как затем путано отмазывались, объясняясь с представителями исполнительной власти, которые всё-таки усадили в «обезьянник» четверых самых бойких, а меня и моего близкого друга Семена отпустили. После милицейского отделения мы закупились алкоголем и поплелись ко мне в дом, по дороге встретили заплутавших после ночного клуба, не совсем трезвых девчонок. Оценив свое и наше душевное состояние, они присоединились к нашей компании. Последнее, что я помню, это усиленная пьянка у меня дома, во время которой я не выдержал нагрузки алкоголем и отрубился прямо на спине одной из наших новых знакомых.

Точно! Где-то здесь, в пределах дома, должны находиться еще как минимум три человека, про которых я начисто забыл. Я встал с дивана, ответившего мне жалобным скрипом, и подошел к месту на стене, где торчал крохотный переключатель освещения, вырванный из розетки еще с год назад во время какой-то вечеринки. Палец босой ноги с разбегу ткнулся во что-то острое, и я не замедлил крепко выразить свое негодование, на что тяжелая голова ответила кошмарным головокружением и болью. Вслепую поковырявшись в розетке и всё-таки умудрившись включить свет, я с некоторым удивлением обнаружил отсутствие одежды, разбросанной вчера ночью по всей комнате, как и самих собутыльников. Услужливая голова, оправившись от резкой перемены положения, индуктивно подсказала, что они удрали через окно, испугавшись моей отключки, как раз по пути поставив новые трещины и высадив внутреннюю раму. Впрочем, пугаться было отчего: в пьяном виде, да еще с распухшей после драки с ментами рожей я и впрямь походил на оживший вдруг труп. Достав из-под дивана тапок и вытащив из чудом уцелевшей люстры второй, я пополз на кухню, где была возможность найти питьевую жидкость. Хм, целая люстра?

Я вышел в коридор. Черт! Мать точно ругаться будет! Память меня всё-таки не обманула. Осторожно отодвинув закованной в броню плотного тапка ногой осколки от разбитой в холле люстры, я кое-как дошел до кухни. Как всегда, после всех попоек в холодильнике не нашлось ничего, кроме кучи синтетических приправ и загадочной кастрюльки с неизвестным веществом месячной давности, которую мы вчера не решились трогать. С раздражением захлопнув холодильник, я подошел к умывальнику и прямо из-под крана стал пить ледяную воду. Наконец-то утолив жажду, я присел на стул и вдруг взглядом задел ту злополучную повестку из военкомата. Документик лежал кверху голографическими подписями и печатями, и в глаза бросалась жирно напечатанная надпись, заверенная лично нашим заврайона:

«Прибыть 5 сентября 2198 года».

И адрес. Ба-а! Да это же сегодня! Вот незадача: в таком виде предстать перед светлыми очами заведующего районом. Тот обязательно напишет жалобу на нашего участкового, дескать, плохо смотрите за молодежью, кос-полит Семецкий, вам это зачтется. Семецкий вообще добрый мужик, многих прикрывает, но когда бьют по карману, кому это понравится? В итоге «левой» окажется мать, а ей и без того забот хватает.

Следующие полчаса я только и занимался, что тщательно маскировал следы вчерашних приключений. Надо признаться, мне это удалось — человечество не зря за три тысячелетия придумало столько примочек, что даже обезьяну можно загримировать под человека. Еще несколько минут ушло на всякие бытовые проблемы, коих у обычного русского человека всегда достаточно, и где-то в начале восьмого я вышел из дома.

* * *

Чтобы с малыми затратами добраться из той дыры, где находится моя скромная половина домика, который я делю с матерью, до местного Центра Занятости, где заседали все райкомовские шишки, нужно затратить массу времени и сил. Владивосток сильно разросся за последнее столетие — в основном, благодаря международному договору с Японией о совместном использовании территориальных вод, где японцы построили первый плавучий космодром. Со стороны которого, кстати, периодически прилетают довольно опасные тучи, накрывающие город зловонным кислотным колпаком.

Покувыркавшись около часа в общественном транспорте, я добрался с пересадками до места. Около здания уже собралось немало народу, в основном парни призывного возраста, но встречались и ветераны. Кое-где светят задницами незнакомые мне девицы, явившиеся, видимо, за компанию со своими ненаглядными. Сосаться, конечно, не смеют, так как в толпе постоянно мелькают синие спины регулировщиков из ментовских, моментально пресекающих подобные эксцессы. По флажкам я разглядел и наш район Артёмовский, названный в честь одноименного городка, исчезнувшего в агломерации Владивостока. Замелькали знакомые лица. Вон еле стоит после вчерашних приключений позеленевший Семен, в сторонке нервно курит мрачный Козел, с удивлением я заметил и синюшного после побоев придурка Фила, загремевшего вчера в «обезьянник». Первым делом я подошел, конечно, к Семе.

— Ну ты зомби, мля! Испугались мы конкретно, вот и свалили по-быстрому! — начал оправдываться тот в ответ на мой невинный вопрос. — С*чки эти вообще выть начали, когда ты отключился. В натуре подумали, что ты коней двинул!

Сема никогда не переваривал наезды на себя, даже такие безобидные, как этот.

— А пацанов что, уже из «обезьянника» выпустили? — я не собирался так просто отпускать его без ответов.

— Нет, Гирь, ну я тебе что ли справочная? Если тя так заботит, иди и спроси у них! — Семен быстро ретировался.

— Хорошо, — я зашагал к Филу, который в это время стрелял сигаретку у собравшихся неподалеку от нас, но по пути меня перехватил Козел и отвел в сторону.

— Слух, Гиря, а шо, улетать заставят, да? — Козел выглядел на удивление взволнованно.

Странно, эту гору мышц заставить переживать невозможно, даже после похорон матери он пошел на свою любимую точку возле подпольного секс-клуба нейронных симуляций, где отбирал деньги у озабоченных малолеток. Вообще, Козла не любили. Что значит не любили? Если этот бандюган, в которого он превратился за последние два года, влетит в проблемы с законом или мафией, то местные только помогут ему утонуть. Недолго думая, на районе его окрестили Козлом, что сразу прижилось, как говорится, как литое. Во-первых, у него фамилия Козлов. Во-вторых, ударившись после дембеля в криминал, Козел быстро заработал репутацию ненадежного «кидалы» и изгоя, и с ним никто больше не хочет иметь дела. Разумеется, на этой почве он постоянно находится в конфликтах со всей районной братвой. У меня же с ним никаких терок не бывает, делить мне с ним нечего, да и с криминалом у меня дорожки почти не пересекаются. Зову я его исключительно по имени: Петр или Петруха, и, пожалуй, я единственный, у кого с ним нормальные взаимоотношения. Тем более, кое-что общее у нас с ним есть: боевые друзья, вместе в Африке воевали, вместе дембельнулись в один год, в девяносто шестом, вместе приехали домой.

— Да, Петрух, придется. В принципе, если «листиков» накопишь, скажем, штук пятнадцать евриков, то мож проскочишь. Но с малолеток столько бабла не набакланишь, верно? Поэтому придется улетать, — мельком я успел пожалеть, что выложил ему всю правду, этот отморозок вполне может от безнадежности сломать мне челюсть, несмотря на былую дружбу.

— Ну ты бл*, утешил, нечего сказать! — Козел лишь засопел и пошел докуривать початую пачку «Амурских», дешевых сигарет местного производства.

Да кстати, Гиря — это я. Частично от моего отчества — Григорьевич, частично благодаря одному случаю, когда я случайно разгромил магазин спорттоваров. Добываю денег я себе на жизнь честным путем, подрабатывая то вышибалой у клуба, то сторожем на разных объектах. Денег всегда не хватает, и тем более велико было мое огорчение, когда меня «кинули» с покупкой двухпудовой гири, пустив по бесконечному кругу проверку моего чека. Разозлившись, я приставил к стенке менеджера по продажам, и надо же такому случиться, что в этот момент какие-то сумасшедшие отчаянные парни решили обчистить магазин. Прямо голыми руками, из оружия только биты. Ввязавшись в драку, я побил немало витрин в тот день. Милиция меня, конечно, после разбирательства выпустила, но местные из братвы до сих пор считают, что пару связок с баблом я всё-таки успел припрятать. Гирю, кстати, мне отдали.

На сегодняшний же день оружия, холодного и огнестрельного, на улицах развелось полно. После переворота первые пару лет политических границ не существовало, да и сейчас про пограничников редко вспоминают — знаю по армейской службе. Страну заполонили иностранцы, в основном азиаты, в нашем дальневосточном округе это преимущественно китайцы и индонезийцы. До сих пор со стороны Китая прибывает много нелегального оружия по тщательно выверенным торговым каналам, и молодая власть космополитов ничего не может с этим поделать. Да что говорить, даже у меня, сроду не промышлявшего ничем незаконным, дома лежит Матроскин с двумя магазинами и коробкой патронов и американская штурмовая винтовка R-70. Уж не знаю, где ее достал тот хитрож*пый китаец, продававший за бесценок американское вооружение тридцатилетней давности, но оно того стоило. Пожертвовав пять патронов, я пристрелял автомат, и надо сказать, вещь отлично себя показала в точности.

У Базиля, по слухам, вообще целый арсенал убойного лучевого оружия. Самые распространенные и дешевые — это газовые лазеры первого поколения с одноуровневой накачкой на фтороводороде, ужасно ненадежные и перегревающиеся, без автоматики контроля температуры, чаще всего индийского и китайского производства. При слишком частой стрельбе, не давая стволу остывать, и без должного ухода стрелок рисковал взрывом активной среды прямо во время боя. Особенно этим грешат компактные пистолеты кустарного производства, где из-за ограниченности в размерах экономят на радиаторах. Из стандартной армейской комплектации Содружества лучевые пушки одноуровневой накачки убрали еще до моей службы, попользоваться ими я просто не успел, к моему счастью.

Вот, кстати, и Базиль. Я поморщился: придется вступать с ним в разговор, у нас обоюдная личная неприязнь на высоком уровне. Не враг, как говорят, но придушил бы… И сейчас он стоит рядом с Филом, уже стырившего у кого-то сигарету и теперь жадно затягивавшегося индонезийским кретеком¹, популярным у портовых иностранцев. Я вошел в облачко сладковато пахнущего дыма.

— Здоров, Гирь! Как дела?

Ммать, Фил есть Фил. Очень многословный по характеру, по «фене» и с кучей слов-паразитов, он выбесит любого в разговоре. Еще, дебил, за американцами повторяет — что за привычка спрашивать ни о чем?

— Всё ровно, Филяк! О чем точите?

— Да так, о пустом, — влез в разговор Базиль.

«А тебя, с*ка, и не спрашивали!!!»

— Понятно. Так, Базиль, мы можем с Филом перетереть кой о чем?

«Только пикни, пад*а!»

— Конечно, — поспешно согласился тот. Видимо, взгляд у меня недобрый.

Базиль быстро убежал к своим, а я пошел с Филом к мелькающему поблизости Семену.

— О! Филяк! Когда это вас успели выпустить? — Сема первый нас увидел, вынырнув откуда-то сбоку.

— Здоров, Сем! Как дела? — вежливый кивок Семена. — Да типа седня утром высадили! Подогнал, короче, «мерин», и вылезает оттуда типа такая вот морда, — Фил характерными жестами показал размеры этой морды, — и ко входу прет. Это, типа, какой-то центровой фраер… ну, короче, полковник какой-то, х*р их разберет, и, короче, влетает через пару минут типа та гнида, что еще лупцевал нас дубинкой вчера, помните?

— Помним, — сдержанно ответил я, медленно закипая, — продолжай.

От милицейского отделения у меня остались не очень приятные воспоминания.

— Ну, короче, подрывается весь в г*вне со страху и впаривает, чтобы мы, типа, быка не пороли и подтерли, что мы…э-э… типа все чичи в уличном замесе подхватили. Ну, с*ка, думаю, встречу тебя как-нибудь в тихом месте и кранты тебе, — сказал он немного по-другому, но некоторые выражения вопреки уличному жаргону будут опускаться. — Ну, короче…

— Ну давай тогда короче! — Сема не выдержал первым.

— Я и так тащу! Не кипишуй, бро! Короче, вымели нас по центру, построили, а я чую, что фраерок-то не фуфлыжный, типа из спецслужб, как бы. Ну я, короче, вытянулся, как в армии учили, он ко мне и подвалил. Короче, спрашивает, типа, кто таков да чем дышу. Ну я типа как на рапорте одним выдохом вытрясываю, типа, «Филипп Эдуардович Городецкий, семьдесят третьего года рождения, сержант в запасе!». Он паскудно так подщерился и типа че-то прошлепал смотрящему. Меня, короче, тут же из строя дернули, и двинул я в передивалку…то есть, переодивалку…то есть…

— Давай дальше! Понятно!

— Ну а че дальше? Ну я зачехлился, ну приканали еще двое левых каких-то зачушенных, ну вывели типа на улицу. Потом, короче, в бабон посадили, и нам бомбила за баранкой типа чешет, чтобы мы не сачковали и всё по пучку будет…

В этот момент двери Центра раскрылись, и на приподнятую на метр сцену перед площадью предстал сам кос-полит управляющий Северо-Восточным Округом агломерации Владивостока, неофициально прозванный за упитанные габариты Кабаном. За ним гуськом из дверей потянулись «кабанята» — его многочисленная свита из секретарей, замов и других кабинетных паразитов космополитического общества. Управляющий прошел к трибуне, поправил микрофон и начал речь.

— Сограждане! Перед нашей страной…

— Ну-у заладил, свин! Филяк, что дальше-то было?

— Ну, короче, притаранили нас куда-то типа в центр, брякнули поменьше светить моргалами и жухать прямиком в отделение. Какое там нах*р отделение?! Это не обычный гадильник мусорской, а бл*, управа янычаров!

–…и сегодня, в час великой нужды, мы не преклонимся пред захватчиками… — тем временем раздавалось с трибуны.

С интересом я наблюдал, как вытягиваются от безнадежности лица у окружающих парней, как перестали щебетать и вилять задницами девицы. Кабан это воспринял как хороший знак, что у него получается впечатлить толпу, и с удвоенной силой «накачивал» в микрофон.

–…ну, короче, гайнули нас до срока, тока сбрякнули обязалово прикандыбать сюда, а то, типа, махнете срок мотать в дальник на Титан. Так что, короче, пацаны, это вам не из гадиловки свинтить! Шухер типа не на шутку поднялся, раз безопасники впряглись…

— Почему сразу госбезопасность? Мало ли…

— Бл* буду, там янычары филина при мне шерстили!

— Да че ты так! Откосим, че раньше не косили что ли? — Сема жизнерадостно хлопнул Фила по спине.

— Да не, Сем, сейчас серьезно, — проговорил я. — Послушайте, что Кабан говорит.

Кабан тем временем уже нес полную ахинею, тем не менее благозвучную для окруживших его полукругом «кабанят». Замы стоят с красными рожами, надувшись как индюки от важности, впечатленный речью секретарский девичий «цветник» прихлопывает в ладоши на резких фальцетах своего босса.

–…во имя всеобщего равенства мы должны помочь нашим собратьям отбиться от коварного врага, жестокого и кровожадного! Наши братья находятся в опасности, они защищаются от врага, подобного Западу в Третьей Мировой Войне, ибо только варвары готовы сжечь родную планету в огне атомных взрывов! Так поможем же мирным людям, спасем их от кровавой тени полного разрушения!..

И вдруг случилось нечто, отчего над площадью повисла оглушающая тишина.

–…а самих себя им слабо защитить? Мы че, дохнуть ради них должны?!

Прерванный на полуслове Кабан замер, пытаясь сообразить, как реагировать. Краем глаза я заметил, как сбоку от сцены выскочили массивные люди в черном и кинулись в толпу искать смельчака, дерзнувшего перебить кос-полита управляющего.

— Я понимаю, вы все настолько шокированы таким дерзким нападением этих террористов на беззащитных людей, что не можете себя полностью контролировать, — наконец через пару секунд продолжил Кабан. — Но прошу вас, молодые люди, держите себя в руках! — и теперь пошел его официальный тон, который я слышал не раз по головизору на партсобраниях космополитов. — Все, кто не придет вовремя в отделы мобилизационной подготовки, отправятся в ссылку на Титан на исправительные работы! По трибуналу, как военные преступники!

Толпа возмущенно загудела. По горячим сводкам СМИ, постоянно орущим по головизору, с Титана ежемесячно прилетает космолет, битком набитый цинковыми гробами «рабочих», обустраивающих спутник Сатурна для жизни. Добровольно работать туда никто не собирался с самого старта программы по терраформированию Титана, поэтому тридцать-сорок лет назад, еще при России, там организовали колонии-поселения для каторжников. Отправиться туда в ссылку равнозначно смертному приговору, введенному космополитами после переворота. Только мучиться подольше придется.

Вдруг где-то в толпе раздались крики, звуки драки и характерный треск электродубинок, которыми вооружается большинство охранников. Я нервно огляделся, прервав разглагольствования Фила — за многочисленными спинами не было видно потасовки, но похоже, разозленные парни вступились за побитого смельчака. По толпе постепенно разливалось волнение и гул. Кто-то вымученно застонал, взвизгнула баба, затем вдруг БА-АХ! — грянул выстрел, и народ словно ожил. Первую порцию охраны тут же смяли, как бумагу, раздались еще хлопки выстрелов. Шальная пуля угодила в окно второго этажа прямо над головой Кабана и его прислуги, и управляющий поспешно скрылся. Через несколько секунд из той же двери выскочила вторая волна охраны, вооруженная уже автоматическим оружием. Какой-то отморозок сразу же от входа пустил длинную очередь по лезущим на сцену людям, оттуда незамедлительно раздались отчаянные крики раненых. Озверевшая толпа захлестнула автоматчиков, завязав рукопашную.

Твою ж мать!.. Я схватил за шиворот Семена и стал спешно пробираться сквозь толпу прочь с площади. Моему безмолвному совету последовали и многие другие, кто не хотел связываться с бандитами в назревающем «хаче» — массовой кровавой разборке. Пропал из виду Фил, затерялся Козел, теперь в голове пульсировала одна мысль: убраться подальше отсюда, вытащив по возможности Сему, пока не прибыли силовики.

Не судьба.

ВЖИ-И-ИХ! раздалось где-то за спиной, в воздухе резко запахло озоном. Лазерный разряд из лучевой пушки — старина Базиль достал свой ствол. Я оглянулся. Братва достала свое оружие, замелькали биты, ножи и пистолеты. На сцене у трибуны горело тело охранника — загорелась экипировка от выстрела из лучевого пистолета, огонь уже начал перебегать на деревянную стойку трибуны. Послышались сирены. Черт! Только я повернулся, чтобы рвануть дальше, как драка докатилась и до нас.

Сразу стало не до побега. Я потерял из виду Сему, сильный толчок в бок швырнул меня на асфальт. Следом на меня навалился еще кто-то, не глядя, я пнул его коленом под ребра, выхватил выпавший пистолет и только хотел дать деру, как передо мной возник новый противник. Это был бандит из блатного пригорода Партизанска — извечные враги Артёмовских в криминальной среде. Недолго думая, я наставил пистолет, нажал на спусковой крючок… и ничего. Черт! Пришлось со всей силы долбануть рукояткой прямо по скуле, бандит отлетел в сторону. Тут и там среди людей начали мелькать темно-зеленые жилеты силовиков, в ход мастерски пошли милицейские дубинки и шокеры.

Снова вспышка света, на этот раз где-то в толпе, и тут же оглушительный взрыв, ударивший по перепонкам, как будто взорвался газовый баллон под давлением. От неожиданности я даже присел. Среди дерущихся возникла паника — взрыв раскидал людей, как тряпки, в разные стороны полетели куски от самых неудачливых. Понятно, что произошло: отморозок Базиль доигрался со своей смертоносной пушкой. Разумеется, недисциплинированные бандюки редко чистили оружие, и этот болван не был исключением. Учитывая плотность водорода в ячейке активной среды, думаю, его даже опознать не получится, впрочем, как и окружавших его людей.

Драка продолжалась еще минут пять, пока судьба-злодейка не повернулась ко мне задом — сзади кто-то изумительно больно врезал мне по спине, я согнулся в поясе, и тут спереди подскочивший силовик замахнулся прикладом автомата.

«Ну всё, кранты!»

Последнее, что я видел, это вырезанная на прикладе оружия фигурка какого-то зверя, скорее всего, ручной работы. Последнее, что я слышал, это хруст собственного носа.

Глава II. Блуждание во тьме

— Давайте, дети, знакомиться! Меня зовут Алла Борисовна, я ваш первый учитель! Я буду учить вас и давать первые знания!

Передо мной возникла стройненькая фигурка моей первой учительницы, «тети Али», как мы ее называли. Она стояла у голографической доски, поигрывая копной волос при резких поворотах головы, рисуя пальцами на плоскости доски голограммы разных животных. Дети, сидевшие в классе, внимательно слушали девушку, периодически что-то нажимая в своих планшетах и синхронизируя доску с устройствами.

Влюбился я в Аллу Борисовну моментально: слепо, по-детски, как может влюбиться маленький мальчик в ласковую и добрую тетю. Позже она стала эталоном красоты всех женщин, с которыми мне приходилось встречаться.

— Мальчик на третьей парте, как тебя зовут?

С третьей парты центрального ряда поднялся худенький паренек, на котором мешком висел пиджак с широкими плечами, а узенький воротничок стягивал горло, что причиняло ему значительные неудобства. С тихим ужасом я понял, что мальчик — это я сам в далеком 2180 году.

— З-здрасте! Меня зовут Федя Правко, мне пять лет. Сегодня я п-пошел первый раз в школу. М-мне здесь нравится.

— Ты, Федя, обещаешь мне хорошо учиться?

— Д-да, обещаю, я люблю учиться! — парнишка совсем растерялся от смущения.

— Вот и отлично! Всегда старайся, и всё будет у тебя хорошо! — мое сознание оказалось в теле мальчика, и прямо перед собой я увидел огромные зеленые глаза тети Али. Вот откуда мое бессознательное предпочтение изумрудных глаз…

Согласно госпрограмме, я, как и все дети, пошел в школу с пяти лет. Первый звонок, счастливые родители с цветами, знакомство с будущими одноклассниками, общение с внимательной и отзывчивой Аллой Борисовной, учеба и уроки. Но продолжалось это недолго, всего-то пару месяцев, пока добрая сказка не обернулась ночным кошмаром.

Когда это произошло, я ничего не понимал, мне просто было страшно. Навсегда я запомнил растерянное лицо Аллы, хныканье встревоженных детей, когда прямо на уроке в класс ввалились трое одетых в черное людей с автоматами, представившихся «службой безопасности». Пахло от них чем-то плохим: тяжелым и металлическим, и отдавало холодом. Тогда я еще не знал, что так пахнут кровь и смерть. Двое остались у входа, один подошел к «тете Але» и потребовал Фёдора Правко. Помню ужас на лице нашей Аллы, когда она поняла всю безысходность положения. Помню, как меня посадили в черный автомобиль и увезли, как потом держали взаперти до утра в голой комнате. Много позже я понял, что тогда происходило.

Ноябрь 2180 года. После очередного всемирного съезда Сообщества Независимых Наций — правопреемника ООН после Третьей Мировой — произошло крушение самолета с делегацией от Российской Федерации, в их числе были президент и руководители правящей партии. До сих пор осталось загадкой, было это диверсией или нет. Для страны это стало ударом. Благодаря тотальному неравенству в слоях населения обстановка была накалена до предела, катастрофа стала последней каплей, переполнившей чашу беспорядков. Через пару дней на внеочередном собрании Совета Федерации космополитическая партия, активно пропагандирующая идеологию о мировом гражданстве и мире без войн, устроила резню и захватила власть. На улицах городов начались бои, несколько месяцев по России шагала настоящая гражданская война. Произошел раскол Российской государственности, всех вооруженных сил. Войскам космополитов помогали армии мятежников стран Прибалтики и Восточной Европы, позже включенных в общий союз. Весной 81-го образовалось новое государство: Содружество Объединенных Космополитических Республик, или кратко СОКР.

Почему люди всегда недовольны окружающими, недовольны властью в стране, недовольны городом, в котором живут? Позже те, кто поддерживал космополитов в войне, осознали, что совершили большую ошибку, да было уже поздно. Новая власть пропагандировала всеобщее равенство всех во всем мире, ставила человека выше его нации на общемировой уровень. На практике это означало открыть границы, убрать визы и таможни, ввести «Законы Космополитов». Это такие наднациональные законы, распространенные в колониях Внешней Планетной Ассоциации с общей макроэкономической зоной интересов. Законы космических бродяг, как их называют в заграничных политпередачах. В итоге страну наполнили беженцы со всех уголков планеты и Системы, приравненные по правам к гражданам СОКР. Содружество захлестнула тотальная безработица, с последствиями которой разбираются до сих пор. Через пару лет, после ряда поправок границу всё-таки закрыли, а всех оставшихся решили поделить на две группы граждан, за год с небольшим сформировав список критериев. Такого взлета коррупции и преступности мир еще не видел, люди использовали любые средства, чтобы попасть в высшую категорию. В итоге образовались два слоя граждан: «космополиты» — люди с достатком, с максимумом прав и привилегий, и так называемые «безнационалы» — приезжие беженцы, наемные иностранцы и россияне, которым не хватило денег на полное гражданство.

Конечно, всю бывшую верхушку власти арестовали как «государственных изменников». Вернее, арестовали тех, кто вовремя не слинял за границу или по глупости решил, что «проскочит». Григорий Семенович Правко, крупный государственный деятель и мой отец, просто не успел. Точнее, успел, но наступили непредвиденные обстоятельства: арестовали в школе его сына, Фёдора Правко, и обещали казнить. Не верить им не было причины: в гражданскую войну расстрелы были частым явлением. За добровольную сдачу отца помиловали, и он был сослан вместе с семьей в дальневосточный поселок в ссылку.

* * *

…зеленые глаза Аллы исчезли, и вдруг я оказался в лесной чаще. Не наша русская тайга, а густые заросли африканских джунглей, с тяжелым смрадом гниющих растений и вечной полутьмой под раскидистыми кронами деревьев. Излюбленное место моих ночных кошмаров… Память сразу подсказала, где я. Северо-восточный регион Анголы, конец 2194 года, война СОКР за алмазные месторождения.

После смерти отца нам с матерью разрешили переехать в пригород Владивостока, где я отучился бесполезные десять лет в сельской общеобразовательной школе. После года армейской службы на границе с Китаем я поступил в техническое училище на вакуум-плазмосварщика, в надежде вырваться в космос в составе ремонтных бригад для кораблей. Но спустя три года учебы на выпускной медкомиссии врачи выявили какую-то патологию на состояние невесомости, в результате чего я получил диплом с жирной красной пометкой «Профессионально непригоден». После такого сюрприза я, недолго думая, подал заявление на службу по контракту в Африке, куда как раз проводился набор…

…в руках у меня заляпанная грязью штурмовая винтовка АН-89 системы Набокова — реконструкция на базе автомата Калашникова, известного еще до Мировой Войны. На лбу держится лямкой бинокль, который каждый раз норовит сползти вниз, вызывая периодические тихие ругательства.

— Правко, суч*нок, ты нам всю операцию сорвешь, — шипит сквозь зубы наш командир. — Харэ стекляшками сверкать!

— Кос-полит² сержант, у меня технические неполадки с биноклем, — объясняю я.

— В ж*пу засунь свой бинокль! — прошипел тот.

Один из самых первых боевых выходов. Тогда, после краткой месячной «учебки», я еще совсем был «зеленкой». В Анголе меня сразу определили на полевую работу, в группу оперативного реагирования. Я особо не возражал: оперативникам платили больше, чем штабным, да и кормили лучше… И вот я здесь — сижу в засаде в составе команды, которая будет отвлекать противника, пока диверсионная группа не проберется к центру связи. Рядом со мной сидят, не шелохнувшись, пулеметчики Степан и Петр, которого через пару лет окрестят Козлом, позади нас пристроился командир с АН-89, в густых зарослях слился с землей снайпер с лазерной винтовкой.

И не подумаешь, что тут может быть главный коммуникационный центр противника. А с виду — обыкновенная деревенька туземцев посреди пустынной песчаной долины, окруженной джунглями. Охраняет деревню небольшой отряд надзирателей Северо-Американской Коалиции, на въездах в деревню стоят несколько КПП, посреди песка одиноко петляет полузасыпанная асфальтированная дорога. «Миротворцы», как их называет местная радиопропаганда.

— Так, вперед! — командир махнул рукой.

Задание у нас простое: устроить как можно больше шума у центрального КПП, сымитировав нападение и отвлекая гарнизон до тех пор, пока диверсанты не проберутся внутрь. Первым вступил в дело Петр. Дернув по очереди чеки, он ловко метнул своей силищей пару наступательных гранат прямо под шлагбаум блокпоста, где дежурили двое американцев. Еще не успело рвануть, а я с командиром на пару уже бегу вперед. До КПП всего метров семьдесят, и мы успели пробежать около половины, отсчитывая про себя секунды, прежде чем бухнулись мордами в горячий песок. И вовремя! Впереди дважды шарахнуло, над головой тяжело просвистел кусок шлагбаума, мы мгновенно вскочили и ринулись к блокпосту. Сзади нас догоняли нагруженные тяжелыми пулеметами Петр и Степан.

От самого поста осталось немного: одну из стен разворотило взрывом, поднявшим в воздух кучу песка, асфальт почернел, где-то вспучился, рассыпав мелкие камешки из покрытия. Маленькая будочка из кирпичной клади наполовину осыпалась, внутри лежало разорванное осколками тело одного из постовых. Второй лежал через дорогу в неестественной позе, заваленный обломками развороченной стены. Неподалеку горела припаркованная автомашина. Залетев внутрь, мы рассредоточились.

С неотвратимым чувством наступающего кошмара я знал, что будет дальше. Этот эпизод мне снился не раз, и каждый раз я просыпался в поту, с вытаращенными глазами и сухой от крика глоткой… Потому что в тот день всё вышло из-под контроля, тот бой чудом пережили только двое: я и Петруха. Своеобразное боевое крещение смертью.

Вдруг грохнуло вторично, в спину ударил огромный огненный кулак, и взрывной волной меня бросило на асфальт. Поспешно я перекатился под защиту металлического ограждения, тянущегося вдоль дороги, что спасло мне жизнь, так как с противным визгом мимо пронеслась дверца от взорвавшегося автомобиля. Мгновение спустя летающая смерть собрала свою кровавую жатву: был убит Степан, один из пулеметчиков, как раз находившихся около автомобиля. Петруху сильно контузило, отбросив как куклу на несколько метров. Прошипев сквозь зубы ругательство, командир ринулся в деревню, я — за ним.

Беспорядочно сон бросал меня в разные моменты боя, вскрывая жуткие пласты воспоминаний. Вот яркой вспышкой мелькнул выстрел из снайперской винтовки, разорвав прямо передо мной вражескому бойцу ключицу и подпалив ему волосы. Фейерверк из мяса и крови, вонь горелого и крики. Вот я бегу на помощь Петрухе, которому наперерез выскочила целая толпа угрожающе гудящих туземцев.

Вообще, приказом главнокомандующего нам запрещалось причинять вред местным жителям, так как официально мы «сдерживали западного агрессора». Северо-Американская Коалиция, правда, точно так же сдерживала «атаки восточных террористов», не упоминая никого конкретно. СНН не видело никаких противоречий в этих трактовках. Однако коренное население куда больше сотрудничало с американцами, чем с нами, постоянно подбадриваемое впрысками гуманитарной помощи и поставками медикаментов от Коалиции. А мы что? Сами себя прокормить не можем, что там говорить об ангольцах.

Честное слово, мы старались уговорить, мы не нападали! Толпа почти голых туземцев, вооруженных максимум старыми древними револьверами, угрожающе надвигалась, стараясь оттеснить нас массой. Я зачарованно глядел в глаза черной женщины, они, эти глаза, меня боялись, но, тем не менее, женщина шла вперед, прямо на полуопущенное дуло винтовки. Одно движение пальцем, и от нее ничего не останется, кроме мешка мяса с костями… Женщина что-то шептала, может, какие-то молитвы, и неумолимо надвигалась.

Первым не выдержал Петр, он просто заорал и начал лупить, не целясь, из пулемета под ноги толпе. Случайные рикошеты от асфальтированного покрытия полетели во все стороны, и один из них получила эта женщина, пуля угодила ей прямо в лицо. Мгновенно исчезли глаза, крупный калибр стер все черты. Женщину откинуло назад, она легко упала и также легко, без звука умерла. Оцепенение спало, одно скупое движение большим пальцем, Щ-ЩЕЛК — винтовка перешла в автоматический режим, и я навел оружие на туземцев.

Кто сказал, что толпа неразумна? Как-то все сразу заметили мое движение, и, зарычав, ангольцы бросились на нас. Я заорал и, отступая, принялся беспорядочно стрелять, рядом без остановки палил Петр, да так, что широкий веер бесконечной очереди скосил сразу передний ряд нападающих. Но озверевшей толпе было всё равно… После этого задания командование представило нас к награде за выполненную миссию и внеочередному званию. Предварительно, правда, мы отсидели месяц в медицинском боксе-карцере, пока военная милиция разбиралась с местными властями по поводу гибели туземцев. Целый месяц нас с Петрухой отпаивали валерьянкой и водкой, не давая в руки оружия. Но стоило вспомнить тот бой, как весь хмель моментально испарялся, а затылок покрывался холодным потом.

…вспышка. Где-то сзади сержант заорал команду сбора — саперы успешно заминировали опоры коммуникационных антенн. Мы с Петрухой начали активно отступать, отстреливая лишь самых резвых патриотов деревни, бросающихся вперед. На перекрестке, соединяющем асфальтированную дорогу и грунтовую, откуда наступал отряд американцев, мы встретились с раненым командиром, удерживающим в одиночку противника с соседней улицы. С руки у него хлестала кровь… Оставив Петра сдерживать туземцев, я начал помогать огнем командиру и пристроился за обугленным остовом недавно взорвавшейся автомашины, дожидаясь приказа к отступлению. Противник между тем забросал дымовыми шашками проселочную дорогу, в белом облаке тут и там вспыхивали выстрелы. Благодаря численному преимуществу американцы смогли приблизиться почти вплотную, окружая со стороны углового дома, стоящего на перекрестье дорог.

— По вспышкам бей, Правко! — проорал сержант с другой стороны обгорелого корпуса машины. — Приготовиться к…

Надсадный свист очередей и многочисленные рикошеты от металлического скелета автомобиля помешали сразу сообразить, что случилось. Улучшив момент и оглянувшись на командира, я увидел… Какой-то американский супермен всадил пулю нашему сержанту в единственное уязвимое на бронешлеме место: в нижнюю часть лица. Он упал и судорожно дергался, раскинув руки, винтовка лежала рядом, зацепившись ремешком за плечо.

— Петр! Сюда! — теперь против американцев был тяжелый пулемет, Петруха принялся щедро поливать белое облако огнем.

Воспользовавшись передышкой, я подбежал к командиру и содрогнулся. Не знаю, как он продержался в сознании, но сержант был еще жив, он смотрел прямо на меня. Глядел сквозь запыленный защитный шлем полными мук глазами и сделал едва заметное движение рукой, призывая отступать. Я ухватился за его экипировку, намереваясь тащить, коснулся горячих пальцев, измазанных в крови… Выпрямившись, крикнул Петру команду отхода.

…вспышка. Наступил сущий ад: противник начал штурм, сообразив, что командир убит. Всё вокруг засвистело, воздух наполнился летающей смертью, содрогнулся от боевых криков. Я дико заорал в ответ. К обычному долгу солдата и личной неприязни к Коалиции прибавилось чувство мести за потерянного боевого друга. Сколько веселых анекдотов у костра, сколько вместе спетых песен с гитарой, сколько всего!

— Дохните, с*ки! Жрите, уроды! — орал я и стрелял, орал и убивал, орал и…

* * *

— Проснись, проснись же! Гиря, очнись! — вещал громовой голос сверху, наверно, какого-то сверхчеловека или бога.

— Какого нах*р бога?! Бл*, он ваще бредит вроде!

— Ну ты и муд*к! Ты ему на носяру глянь! У него вместо мозгов одни сопли остались!

— Конкретно ж ему вмолотили! Гиря, просыпайся!

— Бл*, у него опять глаза закатились!..

…голос бога затерялся где-то в небесах, затихли вдали остальные звуки. Я огляделся. Растворился вдали блокпост, пропали враги, исчез Петруха, осталась только какая-то непонятная сероватая дымка вокруг меня. Меня? Мозг дал команду вытянуть руку, но ее не было… У меня не было ничего: ни рук, ни ног, ни тела в целом.

В тумане начал вырисовываться силуэт тоненькой фигурки, и я пошел… Нет, поплыл! навстречу Алле Борисовне. Не узнать ее было невозможно, внутренним чутьем я знал, что это она. Девушка стояла в своем школьном костюме, с заколотыми строго по школьному уставу волосами.

— Что случилось… Алла? — последний раз я говорил с ней восемнадцать лет назад, в день ареста.

— Здравствуй, Федя! — она натянуто улыбнулась, но два изумруда в ее глазах остались неподвижны и холодны. — Ну как ты?

— Н-нормально, живу сейчас во Владике, отучился уже, — мне захотелось ущипнуть себя за руку, уж очень реально всё выглядело. Но рук не было… — А вы… ты всё так же красива! Только грустна стала.

— Спасибо! — она наконец подарила мне настоящую улыбку. — А грустно мне из-за тебя, Фёдор. Уезжаешь ты… в пропасть. Погибнешь там…

Что-о?! Я онемел от неожиданности. Откуда?.. Неужели это мое воображение так шутит?

— Откуда ты?.. Как ты?.. Ты разве?.. — я просто выдохся, миллион вопросов рвался наружу.

— Тебе сейчас делают операцию, Фёдор, — сообщила Алла, — но ты будешь жить, я обещаю. Умрешь ты не скоро… и не здесь, — она опустила глаза.

— Это всё бред! Я просто брежу!

Какой дрянью меня так накачали?!

— Ты действительно бредишь, тебе вкололи сильный анестетик для наркоза, — не стала спорить она, — это всё галлюцинация.

— Но тогда где мы? И встретимся ли мы еще?

— Не знаю. То, где мы находимся, много сложней, чем обычный мир. Больше, чем вся Вселенная, — Алла подняла глаза и посмотрела на меня. — Великий Космос так же не похож на остальные миры, как Вселенная на рисунок малыша, впервые увидевшего звезды на небе.

— Что… что это значит? Я что, умер? — всякие глупые мысли о загробном мире начали лезть в голову, я вдруг ясно осознал, что вел далеко не праведную жизнь.

–…мироздание подобно луковице, с которой снимают шелуху. Умирая, ты снимаешь следующий слой. Ничто не бессмертно, ничто не вечно, всё когда-то рождается и умирает.

— И так до бесконечности? Есть ли конец этому процессу?

— Ты когда-нибудь доходил до конца Земли? Когда люди научились летать от звезды к звезде, долетели ли они до края Вселенной? Конца этому процессу нет, хотя он и ограничен.

— Не понимаю.

— Скоро поймешь, — она увидела, что я задумался, глядя куда-то в серый туман. — Нет, ты не умер, Фёдор. Операция закончится с минуты на минуту.

— Какое-то жжение в голове, пульсирующее такое, — я поморщился.

— Заканчивается действие наркотика, и ты просыпаешься.

— А что со мной произошло в той драке?

— Тебе сломали кость в переносице, осколок вошел вглубь. Кровоизлияние в мозг, и у тебя начались галлюцинации, — Алла внимательно следила за моим лицом.

— Жжение… сильнее становится… — голова начала невыносимо гудеть.

Алла растворилась в тумане. Всё вокруг завертелось-закружилось, пелена вращающегося тумана превратилась в темнеющую серую стену. Состояние сонливости постепенно захватывало голову, вскоре вокруг разлилась бархатная чернота. Жжение в голове выродилось в ужасный гул, заложило уши. Я мысленно закрыл глаза и мгновенно заснул.

Глава III. Вербовка

Голова дико кружится и гудит, словно огромный пустой котел под ударами кувалды, периодически гул переходит в свист и писк на высоких нотах. Обтянутое бинтами лицо невыносимо горит, волны огня в такт пульсу разливаются от области носа. Веки вымазаны в какой-то мерзкой высохшей пасте, слиплись и не дают открыть глаза. Носоглотка сухая и першит, горло сжалось от недостатка влаги. Сильно хочется пить. В общем, очнувшись, я попал в такое состояние, когда жалеешь, что вообще жив.

Где-то в стороне глухо раздаются голоса, они что-то говорят, но ничего разобрать я не могу. Хочется провалиться в небытие и не просыпаться как можно дольше… Но поспать мне не дали: правая рука вдруг почувствовала холодные пальцы, они пробежались по вене, затем я ощутил резкий укол вытащенной иглы. Пальцы перепрыгнули на шею и задержались на гортани. Затем холодок исчез, но вновь появился на щеке. Мгновение спустя он перебежал на правый глаз и попытался его раскрыть.

В еще мутное сознание резко ударил поток света, когда веки наконец-то раскрылись. Затем свет ударил снизу и сбоку. Я зажмурился, пытаясь закрыть глаз, но его опять с силой разжали. Потом посветили с другой стороны и разрешили его закрыть. Моментально я провалился в глубокий бессознательный сон.

Проснувшись, почувствовал себя гораздо лучше. Ощущение времени пропало. Голова больше не гудела и не кружилась, меня не тошнило, а по лицу текла живительная влага, охлаждая пульсирующий нос. Вода смочила губы и попала в рот, потекла в ноздри и на глаза, и поперхнувшись, я чихнул. От мышечного усилия глаза раскрылись, впустив яркий свет.

— Ну, Гирь, с возвращением!

Это было настолько неожиданно, что я растерялся. С трудом сфокусировав взгляд на большом темном предмете перед собой, я понял, что это Семен.

— Здх…Зхд…ствуй, — прохрипел я пересохшим горлом.

— Да ты пей, пей! Ты два дня в отключке лежал, капельницу утром унесли, — я вспомнил резкий укол, — пей сколько влезет.

Осторожно, стараясь не шевелиться, я оглядел помещение. На первый взгляд обычная больничная палата, разве что более чистая, чем городские, но на окнах — решетки. Стекла из бронированной поликарбонатной пластмассы, такие не разбить при всем желании. На потолке не обычное панельное освещение, а проекционные диски, наподобие как в головизорах, только вместо голографического изображения они просто освещают помещение. Хм, такие я видел в армейском госпитале… Такие диски не дают острых осколков при разрушении и не способны порезать.

— Слушай, Сем, а мы где? На больницу не похоже.

— Это военный госпиталь пограничников, нас сюда сразу после собрания привезли, когда поняли, что дело плохо. С тобой и со мной. Остальных, кто выжил, «мясники» на грузовиках увезли, — рассказал Семен.

Я вспомнил темно-зеленую форму силовиков ОМС — отдела мобилизационных сил — спецподразделение, отлавливающее в мирное время «уклонистов» от армии.

— А с тобой что?

— Мне электродубинкой прилетело, а потом в толпе затоптали. Сам знаешь, как тесно там было. Но, конечно, я легко отделался, не то, что ты, — Сема нашел в себе силы хохотнуть.

— Да уж, одного удара хватило, — я мрачно усмехнулся, сразу заболело внутри носа. — И я что, два дня в отрубе был?

— Ага, тебе переносицу вправляли, осколок вытаскивали, а то двинул копыта бы уже, — сообщил Сема. — Видел бы себя, пока бинты не сняли! Мумия мля… Жаль смарты отобрали, сфоткал бы.

— Да я знаю про операцию, — я рискнул махнуть рукой, — и про нос сломанный знаю.

— Откуда?! Ты же в бреду был! — удивился Семен. — Нес хр*нь какую-то про богов!

— Мне подруга одна сказала, — я криво улыбнулся краешком губ так, чтобы не потревожить нос. — Ладно, как там пацаны? Где они?

— Я ж говорю, ОМС их увезли, не знаю куда. Может, судить будут… Хотя какой там суд! На «мясо» отправят и все дела! Все там передохнем!

— Ладно, не каркай. Поживем — увидим.

— С каких пор ты таким суеверным стал? — покосился на меня Семен. — Подруга приучила?..

— Заглохни, — я болезненно скривился. — Глюки ловил просто, и всё. Кто из Артёмовских остался?

— Ж*па полная! Эйнштейна убили, Базиля убили…

— Он сам себя убил.

–…да неважно! Морзе убили, Гарика убили, он тут, на операции умер.

— А Козел где?

— Нах*р тебе Козел?! Лучше бы Козла грохнули, а не Морзе! Этот суч*й потрох опять выкрутился! Отделался парой царапинок!

Сам Семен выглядел ужасно. На голом торсе виднеется след от электрического удара дубинкой, над бровью красуется свежий, уже зашитый рубец. Бока и плечи синие от многочисленных гематом, лицо опухшее, с красными пятнами разбитых капилляров в глазах.

— М-да… Крепко же тебя… — протянул я.

— Ты себя еще не видел, — усмехнулся тот.

— Долго еще здесь торчать?

— Врач сказал, пару-тройку деньков проваляться придется, потом нас заберут к остальным.

Следующие два дня мы лежали и лечились, нас пичкали таблетками, каплями, уколами и прочими атрибутами больничного арсенала. Поправлялся я быстро — на следующий день после операции мне разрешили вставать, выходить в коридор и туалет, общаться с другими пациентами. В соседней с нами палате лежали двое пограничников, попавших под жидкий огонь на китайской границе во время прорыва контрабандистов. Ничего, кстати, нормальные ребята, разумные и рассудительные парни. От них мы узнали, что всех до единого контрактников у них мобилизовали для отправки в космос, оставив на границе только молодых пятнадцатилетних пацанов — бывших школьников.

На третий день в палату вошел главврач, тщательно осмотрел нас с Семеном и приказал собираться. Вместе с нами на первом этаже госпиталя сгоняли и остальных, кто-то был в гражданском, кто-то в застегнутых армейских гимнастерках — на улице была сентябрьская прохлада. Вскоре через десять минут ожидания подъехали несколько полувоенных автомашин, из них вылезли темно-зеленые бойцы ОМС для сопровождения, образовав у выхода из здания живой коридор.

Растолкав по кузовам всю толпу, нас повезли в мобилизационный центр. Видно дороги, конечно, не было, слишком уж тесно было внутри, но догадаться, куда везут, было нетрудно. Управление ОМС находится в здании бывшего УМВД России по Приморскому краю, и ехать там — всего-то один квартал проехать да повернуть на перекрестке. Дольше собирались. Вновь образовав коридор из бойцов ОМС наизготовку с укороченными АНУ-89, нас препроводили внутрь здания, в холл прямо к регистратуре, где сидела в ожидании дородная баба в форме с каменным лицом истукана. Не меняя выражения на физиономии, она еще раз заставила пройти внимательный осмотр через полное раздевание, ДНК-сканером зафиксировала каждого в базе и раскидала всех арестантов по камерам. Наиболее опасных и неадекватных сразу отправила под усиленным конвоем в «одиночки», остальных же, и меня с Семеном в их числе, в камеры общего содержания.

— Вот тебе и суд! — успел я шепнуть Семену, прежде чем нас впихнули в полутемную комнатушку с такими же «счастливчиками».

* * *

Сидел я недолго. В камеру заглянула обрюзгшая морда дежурного лейтенанта с маленькими злыми бегающими глазками. Прорычав мою фамилию, он требовательно постучал дубинкой по открывшемуся маленькому окошку, через которое надевают арестантам наручники. Злобно дернув за вытянутые запястья, он не слишком аккуратно зацепил кольца, прищемив мне при этом кожу на руке. Сволочь. С лязгом дверь отворилась, и рыхленький, с нависающим брюшком лейтенант указал дубинкой на выход.

— Лицом к стене!!! — рыкнул он. — И не двигаться!

В коридоре меня ожидал для сопровождения молодой солдатик с автоматом. Под его бдительным взглядом я уткнулся лицом в когда-то белую стену, стараясь незаметно от него оглядеть коридор. Ничего особенного: заплеванный, со следами грязных подошв пол, покрашенные облупившейся зеленой краской примерно по плечи, а выше по идее белые, а сейчас какие-то желтые стены, такой же закопченный потолок. Видимо, не обновляли лет пятьдесят, если не больше — наследие России. Тем временем толстый лейтенант, звеня ключами, запер дверь и повернулся ко мне:

— Пшел за мной!

На мое удивление, дежурный повел меня не вниз в допросные, а к выходу из здания. Непроницаемая баба в диспетчерской достала мне из гардероба заношенную гимнастерку пограничника, небрежно накинула на плечи, и мы вышли наружу. Впереди на безопасном расстоянии шел лейтенант, сзади с автоматом в руках плелся солдатик-конвоир, пресекая любые мысли о побеге. Да и какой тут побег, с «браслетами»-то…

К еще большему удивлению, повели меня не куда-то погулять, а в высотное здание Управления ФСБ через дорогу. Пристроившиеся на скамеечках люди заинтересованно разглядывали меня, пока мы шагали мимо парковой зоны к входному крыльцу. Медленно внутрь меня закрадывались смятение и страх.

Несколько минут мы ходили по лестницам и полупустым переходам, поднимаясь всё выше и выше, пока не поднялись на этаж с широкой надписью «Департамент военно-космической контрразведки» над широким двустворчатым входом. Вот черт… На площадке было совершенно пусто, только солдатик-часовой нес службу у закрытого входа, да и у одного кабинета дальше по коридору стояли двое постовых. Напротив них на скамье в ожидании сидел человек в гражданском. Я пригляделся…

— Садись и жди, бандит! — выплюнул из себя лейтенант и с вежливым стуком прошмыгнул в кабинет. Сопровождающий меня солдатик развернулся и направился обратно к лестнице, оставив меня под охраной бойцов ФСБ.

— Слух, Гиря, а шо, тебя тоже притащили? — ожидающим оказался Петруха собственной персоной, с широкой бугристой царапиной на горбинке носа.

Глупые вопросы — обычное амплуа Козлова, я даже не удивился.

— Да, Петрух, притащили, — терпеливо подытожил я, оглядывая дверь перед собой и конвоиров. Ни надписей, ни номера на двери, на солдатиках черная форма оперативников ФСБ, без знаков отличий.

— Как думаешь, это из-за того, что мы с тобой в Африке воевали? — тут же задал новый вопрос Козел.

А это уже интересная мысль. Проклятье! Вот мы «попали»…

— Да откуда я знаю-то, — вырвалось у меня, — чего вообще им от нас нужно…

Вдруг дверь отворилась, выглянул толстяк-лейтенант и махнул рукой, призывая меня зайти. Один из бойцов посторонился, пропуская меня, и я проскользнул за порог.

— Сюда, — негромко скомандовал интеллигентный, уверенный в себе баритон, и я взглянул на человека в кресле перед собой. — Лейтенант, вот сюда, пожалуйста, на стульчик.

«Бл*, лучше б под суд!» — мысль зайчиком запрыгала по извилинам мозга. Я даже не заметил, как меня посадили.

— Ага, спасибо, лейтенант. Можете быть свободны, — на стол звякнули магнитные ключики от наручников.

Я внимательно разглядел человека передо мной. На первый взгляд, обычный интеллигент из сословия «космополитов», с темно-русыми волосами под армейский «ежик», с европейским лицом и арийскими строгими скулами, высокий и подтянутый. Но опытный взгляд, натренированный в армии на командирах, сразу замечает отличия от типичного обывателя Содружества. Голубые глаза человека внимательно простреливают в ответ, буквально впиваются, отмечая и анализируя каждую мелочь, отслеживая малейшее изменение позы, положения плеч и ног, выражения лица. Чувствуется большой опыт в допросах. У самого же не дергается ни одна черточка, бесстрастная маска робота, только глаза бегают туда-сюда, холодные и жестокие. Вдруг он встал.

— Ну, здравствуй, Фёдор, — почти приветливо обратился он ко мне, не меняя своего змеиного взгляда.

Подсознательно я отметил четкие, отработанные до автоматизма движения человека, по-военному экономные и быстрые, как у пантеры. Или как у стелс-разведчика, отряда Призраков, про которых ветераны травили байки вечерами… Осанка не просто военного, это выправка многолетней службы, отточенная до мелочей.

— За какие проступки такого профессионала выгнали сюда, в дальневосточную глушь? — задал я созревший вопрос вместо приветствия.

Едва заметная черточка ухмылки промелькнула на лице ФСБ-шника.

— А ты, смотрю, орешек крепкий, так? Или считаешь себя таковым.

— Обстоятельства покажут, насколько крепкий, — не принимая его попытку завязать допрос, холодно ответил я. — Что вам от меня надо?

Почему-то вспомнился эпизод из фильма про Третью Мировую, где русских пленных пытали дотошные французы.

— Спокойно, не суетись, Фёдор, — он вышел из-за стола, захватив маленькие ключики от «браслетов», и зашагал ко мне.

Отлично, только отстегни их…

–…и не советую творить глупостей, парень. У тебя на морде всё написано.

Вот ведь глаз-алмаз, ясновидящий он, что ли? Точно из элиты разведчиков.

— Ты нужен нам, — прямо, как отрубил, сказал ФСБ-шник. — Нужен как взводный штрафного десантного батальона для атаки на Кассид, — сзади послышался треск магнитного ключа.

Кассид. Дружественная Земле планета, где местные жители оказались под угрозой тотального уничтожения. Место, куда отправят мобилизованных молодых парней навстречу смерти. Я растер затекшие запястья.

— Штрафбат значит… Я этого ждал… — в голове еще крутились варианты со ссылкой на Титан или уход в нелегалы. — П-почему я?

Для ухода в подполье сначала надо свинтить отсюда… Черт, нереально.

— Ну, скажем так, кроме штрафников, тебе никуда больше не светит попасть. Кроме того, у тебя огромный опыт командования, — он вернулся к столу и развернул бумаги, — Алмазная война в Африке. Грех будет не использовать твое положение лейтенанта запаса. Более двадцати вооруженных столкновений. Из них пять удачных операций под твоим командованием.

— И две неудачных…

— Неважно. Ты нам нужен, — его голос моментально потвердел, даже не знал, что можно еще жестче. Ощущение смятения моментально превратилось в липкий противный страх. — Я не хочу тебя заставлять… Но если придется, то заставим. Будешь восстановлен в лейтенанте, несмотря на…

— Вы не имеете права…

–…ты теперь не имеешь права даже дышать! — прошипел тот. Вся интеллигентность улетела, словно листья на ветру. — Вы что натворили, бандиты?! Вы устроили разборки, и где?! На площади перед Центром Занятости, в центральной части города! Да вас на «мясо» всех пустить — самый безобидный из вариантов. Долбаное отребье, управы на вас нет…

— Сейчас искать, кто прав, кто виноват, бессмысленно.

— Правильно. Вас всех, кто был на собрании, заочно приговорили к казни или ссылке на Титан. На твое счастье, сейчас страна нуждается в таких отбросах, поэтому я вынужден сидеть и копаться в мусоре, отыскивая таких, как ты.

— Что нужно от меня вам, гэбэшникам? — бросил я. — Мобилизацию проводит Содружество, этим должны заниматься госорганы… А не контрразведка ВКС³.

Еще одна еле заметная ухмылка на лице ФСБ-шника.

— Успел вывеску прочитать у лестницы? Да, ты в контрразведывательном управлении. Нам нужна полевая агентура в рядах авангарда штрафников, под моим координированием…

Внезапно раздался стук, и дверь тут же открылась. В кабинет виновато заглянул мой недавний знакомый толстый лейтенант.

— Кос-полит майор…

— Лейтенант, — лениво обратился к нему ФСБ-шник, — я вроде бы не звал вас. Вы мне мешаете работать, вам это неясно? — словно дуновение холодной смерти прошлось по кабинету, даже я захотел провалиться под землю.

— Н-но-но… — у толстяка краска сошла с лица, но он всё-таки нашел силы возразить. — Вас просят…

— Закройте дверь. Войдете, когда я позову, — тоном, не терпящим возражений, приказал ГБ-шник.

— Так точно, — тот поспешно ретировался.

Возникла неловкая пауза. Взгляд на меня.

— Да не горюй так. Отвоюешь пару лет, вернешься на Землю. Сейчас на Кассиде военное положение, план мобилизации на два года службы. Ничего такого, о чем паникеры по головизору треплют…

— Мы не вернемся. Что тут непонятного? Черт пойми что творится на планете, какие-то бомбы с черными дырами у дикарей, непонятно чей вражеский космофлот… Вы просто гоните живую силу в «мясорубку», как это было во всех Мировых.

Тот недовольно поморщился.

— Слишком много передач на «спейс-гээл» смотришь, у них ни одной настоящей голограммы не увидеть! Журналюгам лишь бы…

— Дыма без огня не бывает, так ведь? — перебил я его. — Видел я интервью с беженцами-колонистами, голокадры с места взрывов…

— Потому тебе и предлагают командование, чтобы эти смерти не были напрасными. Чего ты добьешься рядовым? А сотрудничество с федералами даст тебе шанс избежать «котлов», которые, несомненно, еще будут, говоря честно. Мы своих агентов на «мясо» не бросаем… А вообще, ты еще многого не знаешь про Кассид. Подробнее узнаешь на уроках в КУТЛ…

— Где? Что это такое?

— Чтобы вы действительно не передохли там сразу, несколько месяцев будет учебка в специальном мобилизационном лагере. Ну, так что, согласен?

— Как будто у меня есть выбор…

— Есть. Можешь отправляться рядовым, прямо сейчас в лагерь отправлю.

— У… у меня непереносимость невесомости, — признался я. — За штурвал космопехотного ботика такого командира не посадят…

— Не проблема, — невозмутимо ответил ФСБ-шник, — в твоем дипломе это отмечено. У нас есть специальные средства. Через пару месяцев ты от болезни избавишься.

— Ого… Ну хорошо, я согласен, — мои пальцы от волнения выбивали по сиденью стула между ног ударные аккорды ангольских музыкантов-шаманов.

Бледная улыбка пробежала по лицу майора.

— Будем знакомы, Фёдор, — он протянул руку, я автоматически пожал. — Майор Крабов, отдел по борьбе с космическим терроризмом в департаменте контрразведки. Отныне ты лейтенант Правко, боец. Бумаги будут позже. Лейтенант! — позвал он толстяка.

Дверь немедленно приоткрылась, и в кабинет виновато заглянула обрюзгшая морда.

— Да, кос-полит майор?

— Проводите лейтенанта Правко обратно в отделение.

— Так точно, кос-полит майор! — тот отвернул голову назад в коридор и обратился к ожидающему Петрухе. — Эй, ты, пошел!

Про наручники никто как бы и не вспомнил, изо всех сил я старался не подать виду, что меня это беспокоит. Толстяк подошел ко мне и грубо подтолкнул к двери на выход, вместе мы прошли из кабинета мимо бугая Козлова. Вместе с Козлом за дверью скрылись оба сопровождающих конвоира, и в коридоре остались только мы вдвоем. Так-так…

— А ну, пошел вперед, бандит.

Теперь он шел сзади, метрах в полутора поодаль, прямо сама беззаботность: пистолет в кобуре, дубинка в чехольчике на поясе. Вальяжный неуставный шаг тыловой крысы, голова забита непрерывными ругательствами на начальство и вездесущих ФСБ-шников. Часовой у дверей лишь окинул нас ленивым скучающим взглядом. Самое оно…

— Ну че, ФСБ-шники вас за яйца конкретно ухватили, да? — издевательски обратился я к лейтенанту, когда мы вышли за двери в лестничную клетку. К счастью, на площадках было пусто, у всех курильщиков в управлении есть специальные комнатки.

Сзади послышалось едва сдерживаемое рычание, и через секунду кончик дубинки больно ткнул меня под почки. Козлина…

— Посмотрим, как на Кассиде запоете, бандиты! — процедил сквозь зубы толстяк. — Всех вас там укатают, отбросов…

Так, один лестничный марш пройден, дальше медлить не стоит.

— То-то вы, крысы кабинетные, туда-сюда забегали, — продолжал я, искоса наблюдая за тенью лейтенанта, — гэбэшникам давно пора всех вас…

Вот оно! По силуэту тени догадавшись, что дубинка опять летит в меня, на этот раз в ребра, я резко поворачиваюсь, на мгновение перехватив растерянный взгляд мента. Очень удобная позиция у меня, снизу на три ступеньки… Поставив блок левой рукой под дубинку, одновременно выбрасываю правую ногу прямо в коленную чашечку противника, точным ударом выбивая мениск и ломая хрящ. Тоненько взвыв, толстяк падает на колено здоровой правой ноги, ухватившись для равновесия рукой за перила, дубинка выкатывается из ладони. Левая рука лихорадочно нащупывает кобуру с пистолетом, пытаясь расстегнуть кнопку. Да-да, сволочь, неудобно вытаскивать оружие из правосторонней кобуры левой рукой… В завершающий удар сверху вкладываю всю массу тела. Ладонь автоматически сжимается в кулак, и костяшки среднего и указательного пальцев впечатываются лейтенанту в скулу рядом с виском. Бесчувственным мешком толстяк валится вниз. Готово!

Ах черт, а костяшки-то неслабо болят после удара… Пальцы словно огнем обожгло, к тому же, дает о себе знать и предплечье левой руки, которой я блокировал дубинку — локтевая кость начинает заливаться ноющей болью. Хотя, уж всяко лучше, чем сейчас лейтенанту…

Так, пора действовать. Подбираю дубинку, закатившуюся вниз на площадку, вытаскиваю из кобуры пистолет… Ах ты паскуда, он даже не заряжен! Крыса кабинетная… Ладно, напугать пойдет, если что. Теперь вверх, на крышу! Внизу не пробиться, там охраны больше, чем на китайской границе, значит, только наверх, а потом спускаться по пожарным лестницам. Неужели мне удастся свинтить из гэбэшной конуры? Не каждому так везет…

Перехватив удобней дубинку, я поспешил по лестницам на крышу.

* * *

О-о проклятье! Знакомое ощущение разрывающейся головы пронзило мозг, ребра от каждого вдоха пылают пламенем. Левая рука, похоже, вообще вывернута, так как малейшая попытка пошевелить приводит к новой волне боли, от которой меркнет сознание. Я застонал.

— Ммать-перемать, Фёдор! — послышался знакомый голос интеллигента. — Я думал, мы по-хорошему договорились!

— Кхе… — вместо слов изо рта брызнули красные слюни.

Явственно чувствуется вкус крови на зубах. Языком ощупываю сочащуюся дырку вместо верхнего клыка и покосившийся соседний резец.

— Скажи еще спасибо, что ребята не сильно по тебе прошлись! Прибили бы придурка, твою мать… Ты какого рожна на Гошева напал, идиот?! — продолжал голос сверху.

Это наверно, тот толстяк, у которого я дубинку отобрал… А-а, как же болит левая рука!..

— Кхе… выговорился, п*дла? — с натугой пробурчал я, выплевывая кровь.

— Ты думал, я не замечу, что на тебя наручники не надели, кретин? И камеры тебя на лестницах не снимут? — голос Крабова вдруг стал далеким, майор обратился к кому-то в стороне. — Ребят, вправьте ему руку, хорош мучить.

Меня пошевелили, затем резкий ошеломляющий взрыв боли, и снова сознание поглотила темнота.

* * *

Тук-тук, тук-тук. Тук-тук, тук-тук. Равномерный, умиротворяющий перестук колес поезда, уносящего нас от дома. В неизвестность, навстречу новым испытаниям, лишениям и открытиям. Глаза, уставшие от размеренно плывущего мимо пейзажа, медленно закрываются, слегка дергаясь при резких шорохах парней внизу.

— Да они высосут нас! Какие там нах*р два года мобилизации?! Сожрут и выкинут, отправят на Титан, если сами не сдохнем…

Снова Семен разволновался, не может успокоиться.

— Да нее… — раздался глубокий размеренный бас Козла… а нет, простите, сержанта Козлова. — Да ты успокойся, Семя.

Это он зря, Сему бесит, когда его называют Семечкой или Семенем. Впрочем, Петрухе такие тонкости до одного места.

— Вот когда тебя резать будут паладины на Кассиде, ты вспомни мои слова, — назидательно пробурчал Сема, не решаясь ему в лицо высказать свое негодование.

— Это че еще за паладины? — глубокомысленно изрек тот.

Раздался шорох и скрип матраца. О черт, только меня не дергай…

— Слух, Гиря, а кто такие паладины? — тяжелая хватка Козловских пальцев за мою щиколотку.

— Рыцари-командиры благородных кровей в армии кассидян, — недовольно и не сразу ответил я, стараясь сильно не просыпаться. — Ты вряд ли когда прямо с ними пересечешься, это ровня наших генералов для туземцев…

— Перережут нас всех к х*рам там, — снова убежденно закудахтал Семен, — и вас тоже, предателей…

Ну, начинается. Достал уже за четыре дня пути.

— Ну а что ты предложить можешь? — вспылил я, уже просыпаясь окончательно. — Рабочим на Титан, чтобы сгинуть через месяц от дозы радиации? Если еще раньше не вспорят брюхо лазером за нытье твое…

— А мобилизация не так плоха, — вставил свою лепту Петруха, — мы с Гирей уже работали на Содружество…

— Которое казнило моих родителей?! — вскипел Сема. — Разрушило карьеру твоего отца? — а это уже выпад в мою сторону. — Вы записались в рабы к той самой власти, которую по идее так ненавидите!

— Заглохни уже! — гаркнул четвертый наш сосед по плацкартной кабине, которого подселили к нам в Чите. Сема сник.

Путь в космопехотный лагерь лежал по старой как мир Транссибирской магистрали, на таком же древнем, еще российского производства поезде. Названия конечной станции, где мы пересядем на современные линии маглева⁴ до маленького городка Халкабад в Туркестане⁵, не знал никто, кроме команды машинистов и, пожалуй, самого майора ФСБ.

Крабов, кстати, оказался вполне нормальным мужиком. Мой неудачный побег он замял и оформлять сопротивление властям не стал, а просто уже в наручниках отправил в отделение ОМС. Что, собственно, и положило начало моему уважению как к командиру… Держится он с нами, конечно, не на равных, но в той же со всеми степени терпит все прелести путешествий в российских плацкартах. За что его сослали в комбаты штрафников, майор так и не признался, эта тема своеобразное табу на наших собраниях. Собирает нас Крабов каждый день после ужина в своем плацкарте, где устроился с ротными капитанами — «командирская берлога», как прозвали их кабинку остальные. Созывает поротно на час-другой, рассказывая толику информации о наступившей войне и общей ситуации. Вводные инструктажи нас не особо обнадеживают, но на душе становится спокойней. Не зря говорят, что главный враг человека — неизвестность. Хотя бывают и совсем беспросветные подробности, о которых рядовому составу Крабов приказал не рассказывать.

Я взглянул на Сему. Морально раздавленный большинством, он недовольно бурчал что-то себе под нос, уткнувшись в свой смарт. Конечно, он не согласится добровольно лететь на Кассид, да и вообще служить Содружеству. Он рано лишился родителей, расстрелянных в гражданскую войну, чудом избежал детских коррекционных лагерей, куда сгоняли для перевоспитания всех детей противников нового режима. До тринадцати-четырнадцати лет Сема жил со старшим братом, отморозком похлеще того же Базиля, вскоре лишился и его. Брат его работал где-то в управлении военной милиции, откуда был выгнан за превышение полномочий и за тяжесть проступка сослан на Титан. Там он и загнулся через полгода, о чем известила запоздалая похоронка.

В коридорчике вагона раздался шум, и к нам завалился, пробираясь через полосу вытянутых ног, посыльный солдатик из соседнего с Крабовым плацкартного отделения. Покрутив головой, он увидел мое выглядывающее с верхней полки лицо.

— Лейтенант Правко? — вежливый кивок с моей стороны. — Майор Крабов приказывает собраться через пять минут в его отделении для ежедневного собрания, — дождавшись повторного кивка, солдатик затопал дальше по вагону в поисках остальных взводных.

Что-то сегодня раньше, чем обычно, комбат еще не собирал нас до ужина.

— Слух, Гирь, а шо, че-то важное, раз так рано? — очередной глупый вопрос сержанта Козлова не особо удивил.

— Да, Петруха, что-то важное, — терпеливо ответил я, слезая с полки.

* * *

Великая равнина. Огромная, необъятная, непознаваемая. На Земле конца XXII века тяжеловато найти пустынное место — трудности с перенаселением, обрушившиеся на Землю в последние годы, заставили человечество обживать и безжизненные пески Сахары, и ледяные пустоши Антарктиды. Но вояки вкупе с ФСБ постарались на славу: километров на пятьдесят вокруг КУТЛа, как уверял меня Крабов, нет ни единой души, каждая травинка и стебелек находится под наблюдением лиц, отвечающих за это головой. Даже мышь не проскочит, как хвастал в поезде майор. Впрочем, шансов выбраться отсюда не больше…

Что за пораженческие настроения, солдат! Будь оптимистичней, сделай, как говорил отец, «морду лопатой» и радуйся жизни! Старательные вояки убрали всю ржавую радиоактивную технику и прочий мусор с контролируемой территории, чтобы не мешала работе радаров и спутниковых систем. Зато сейчас степь такая, какая была, наверно, до Третьей Мировой: дикая, ровная, первозданная — настоящий луговой океан под голубым небесным покрывалом с редкими прорехами белых облаков. Иногда, ближе к вечеру, пробегал легкий ветерок, лаская в лучах заходящего солнца пожелтевшие и отцветшие травинки, заставляя, быть может, в последний раз наслаждаться летним теплом и светом. В полном смысле зимы, с сугробами и вьюгой, здесь не бывает — не тот климат — но температурная разница ощутима, особенно для растительного мира.

КУТЛ — это учебно-тренировочный лагерь, специальный центр подготовки космопехотных подразделений. Космическая пехота, как отдельный род войск ВКС, возникла одновременно с переносом театра боевых действий на пространство Солнечной системы и участвовала во всех колониальных конфликтах XXI и XXII веков. В многочисленных локальных войнах за независимость внеземных колоний выработались и основные принципы космического десанта, являющегося неотъемлемым элементом космопехоты.

И вот мы здесь. Прошло полмесяца, как мы прибыли сюда. Почти ровно две недели, как колонна грузовиков, груженная штрафниками со всей страны, приехала в эту пустынную местность с непонятной, меняющейся изо дня в день погодой. Не такая уже пустыня, какая была в Халкабаде, но и не совсем степь, где мы пересаживались на маглев — что-то среднее в субтропической полосе, с периодически встречающимися оазисами густой растительности. В распределительном городке нашу владивостокскую компанию разделили, разбросав по окрестным КУТЛам. Крабов из Артёмовских оставил в батальоне только пятерых: меня, Сему, Козла, Атаса и Драпу. Совсем ненормальных, в их число попал и придурок Фил, увезли на машинах в соседние лагеря, дифференцировав по своим каким-то признакам. Семе пришлось поутихнуть, всё-таки перспектива отправиться на космическую стройку Титана его пугала еще больше. Но длилось это спокойствие недолго.

В ночь на третий день после приезда Семен тихо ткнул меня в бок:

— Гиря, я сваливаю отсюда. Хана здесь всем будет, — прошептал он.

Как сейчас помню темноту, длинные ряды коек казармы, и решительное, отчаявшееся лицо Семена с испуганными глазами.

— Ты чего, Сем, совсем сбрендил? — остатки сна моментально выветрились из головы. — Раньше надо было бежать, из поезда прыгать, в крайний случай… Не дури!

— Я не буду служить убийцам моих родителей, — гневно бросил Семен. — Слушай, Гирь, бежим со мной, очкую я че-то один, — в его голосе раздались просительные нотки.

— Нет, Сем, делай что хочешь, но я не побегу, — твердо сказал я. — И тебе, кстати, не советую. Вспомни, я хоть раз неправильный совет давал?

Секунду-две он пристально смотрел мне в глаза. Затем встал.

— Как хочешь, я всё решил, — ответил он. — Прощай, Фёдор Григорьевич, — затем ушел.

Я снова упал на подушку, долго лежал и колебался, слушая, как Семен неумело старается незаметно выйти из казармы. Уверен, не только я один заметил его исчезновение в ту ночь… но никто его не остановил. Зря, наверное…

На следующий день, вечером в начале двенадцатого Крабова вызвали на блокпост Первой Линии — внешнего периметра лагеря. В этот момент я ошивался неподалеку от офицерского домика и вызвался его отвезти. Мы приехали, Крабов приказал ждать в машине, но через пару минут позвал на пост.

— Посмотри сюда, — глухо сказал он и указал рукой вглубь дежурки, где обычно принимают продовольствие в лагерь.

Преисполненный самых мрачных ожиданий, я пошел туда. И увидел Семена вновь. В ободранном камуфляже и с тремя рваными красными дырками на теле. Глядя в такое знакомое мертвое лицо друга, я спросил про всё дежурного.

— А кто их разберет, в темноте-то? — пожал тот плечами. — У нас приказ стрелять без предупреждения, мало ли какой шпион проберется. Вот мы и прошлись крупнокалиберкой разок-другой, чтоб для верности, — он взглянул на часы и засуетился. — Ладно, ребята, забирайте тело и уезжайте. В полночь сменка…

Вот так. Этого человека, кроме ночной смены, ничего не волнует. И то, что сегодня они пристрелили солдата, которого, по идее, должны охранять от любопытных глаз, не волнует тоже. Вот такая веселая у нас система. Черт, черт, Семе-ен!!!

— Он не виноват, Фёдор, — Крабов сочувственно сжал плечо, — он шкурой за охрану отвечает. Чуть что, и его самого в штрафники, «на мясо». Вот и стараются…

С*ки. Ср*ная мобилизация, ср*ное Содружество, ср*ный Кассид. Смерть Семы скрыли, той же ночью тело увезли в неизвестном направлении, а остальным объявили, что он отправлен на Титан за нарушение режима.

И зря! Через два дня из лагеря драпанул Драпа, да простит мне Всевышний этот невольный каламбур. Драпанул глупо: зарезал на Второй Линии часового, забрал оружие и двинул вперед. На подходе к Первой Линии затеял стрельбу, где его и положили. С той же крупнокалиберки.

Эту смерть скрыть не удалось. На Второй Линии врубили тревогу, сиреной подняли оба батальона, и через час в часть привезли сразу два трупа, в одном из которых мы и узнали Драпу. С тех пор по всему лагерю, на всех зданиях вывесили листовки, где пригрозили высшей мерой наказания за побег.

В итоге нас осталось трое. Я, Петруха и тихушник Атас. Последнего звать, на самом деле, Станиславом — парень неплохой, хотя у меня с ним отношения всегда были холодные. Наверно, из-за его родни: отец его был оперативником в отряде особого назначения в управлении наркоконтроля, с репутацией неподкупного работника даже в условиях тотальной нехватки денег. После одной мутной истории с провалом операции по задержанию индонезийской партии героина, семья Стаса осталась без кормильца. В управлении их отца уважали, помогали чем могли, и у Стаса остались хорошие связи в органах наркоконтроля. На районе его прозвали Атасом, так как он исправно предупреждал местных наркоманов о рейдах, чем заслужил великолепную репутацию среди бандитского контингента. А может, просто кто-то по пьянке скаламбурил и всё.

Снова подул легкий ветерок, по травяному океану пробежалась широкая волна. Солнце уже заходит, пора в часть — скоро ужин. Я привстал, отряхнул прилипшие к одежде травинки и устало побрел назад. Денек выдался не из легких: сегодня нашу роту назначили на тренировки с перегрузками, на огромной центрифуге ускоряли до нескольких «же». Ох, не зря накануне в столовой вместо ужина выдали специальную полетную норму космопеха, которая не лезет наружу при маневрах корабля-носителя. Восприняв это как «закусон», почти вся рота достала свои заначки и нажралась еще с вчерашнего вечера. В итоге, сегодня половина всех горе-десантников обблевала каждый коридор «Галактики», филиала нашей учебки. Наш комроты был вне себя от злости… Меня и еще пятерых, как будущих взводных, вызвали «на ковер» и долго-долго полоскали мозги нудными нотациями и угрозами. Но нет худа без добра — зато мы узнали, что к нам прибывают новенькие, как раз на четыре взвода, недостающих для формирования полноценного батальона. Тогда же, где-то числа десятого-одиннадцатого октября, можно будет дополнить свои взводы до штатной численности в двадцать человек.

В легкой задумчивости я дошел до зданий. В казармах лагеря мы живем все вместе: и взводные, и рядовые, отдельный офицерский домик только у комбатов с ротными капитанами. На входе меня встретили подчиненные, сосущие какие-то изрядно чадившие самокрутки. Я подошел ближе, недовольно поморщился — воняло от них не меньше, чем от портовых бомжей во Владивостоке.

— Здоров, командир! — приветствовал меня нестройный хор голосов.

— Привет, ребята… Фу, что за хр*нь вы здесь курите?

— А нечего больше, командир, — пожаловался один солдатик. — Прапор не дает, говорит, на офицеров нормальные блоки ушли. Вот, тут бывалые посоветовали травку кое-какую скрутить…

— А вы, идиоты, им поверили? — меня пробрал смех. — Отравитесь, придурки… Прапорщик вам заж*пил просто, а вы повелись! Фу, бл*… Пойдемте, блок вам подгоню.

Дважды говорить не пришлось. Они, видимо, сами спросить хотели, да не ожидали такого сюрприза. Я зашел внутрь, за мной один из рядовых. В лицо ударил тяжелый запах жизнедеятельности почти сорока человек — примерно два взвода. Стараясь не обращать на вонь внимания, что весьма непросто после свежести лугового поля, я перешагнул через вдрызг пьяного Козла, свалившегося с койки, прошел к своему уголку и достал из тумбочки блок «Аральских» — местных папирос, выдаваемых в лагере по норме.

В общем-то, я не курю, давно бросил, еще в Анголе. Но отказываться от офицерской нормы в лагере, где табак — один из основных разменов на все случаи жизни, глупо. Так и валяются у меня в прикроватной тумбочке уже две недели, нетронутые.

— Вот, держи, курите на здоровье, — я понял, что сказал глупость, и поспешно замолк.

— Спасибо, командир, — солдатик уставился на блок, не обратив внимания на маленькую оплошность, — за нами должок, — щенячьими благодарными глазами он взглянул на меня, с энтузиазмом козырнул и исчез за дверью.

Я усмехнулся. Вот так и зарабатывают командирский авторитет… такими мелочами типа папирос, или выбитыми из прапора комплектами чистого целого белья для взвода. Я присел на койку, посмотрел на спящего на полу Козла… вернее, на Петруху. Он, кстати, сильно изменился в последнее время. Видимо, почувствовал конец гражданке, не знаю… Куда-то исчезло его любимое «Слух, Гиря, а шо?..», исчезли его глупые шутки и грубые манеры. Передо мной был здравомыслящий, интересный Петруха, каким он был в далекой Африке в девяносто пятом, а не глупый отморозок Козел. Правда, пил он не меньше, чем раньше, и спрашивается, откуда только они достают «бухло» на закрытом военном объекте? Сами гонят, что ли? Иногда, конечно, с очередным продовольственным караваном ящик-другой водки привозят, но на два батальона… Тем более Крабов с коллегой-комбатом моментально реквизируют весь алкоголь, не доверяя продажным прапорам. Так откуда?

Проснулся Петруха. Точнее, просто зашевелился, а я уж наподдал ему как следует. Тот недовольно поворчал и открыл глаза:

— Тебе чего?

— Скажи мне, Петр, откуда вы, мр*зи, «бухла» столько берёте?

— Да так, там… — снова храп.

М-да… Я оглядел полумрак казармы, пробежал взглядом по валяющимся в разных позах собутыльникам Козлова, набрал побольше воздуха и заорал:

— А ну, подъем, ленивые уроды!!! А ну, живо встать, построиться в шеренгу!!!

Достали… Обычно я не ору как контуженный в ухо, но сейчас заколебали. Хоть и пьяные, бойцы моментально распознали настроение командира, резво вскочили и построились.

— Так, бегом марш в столовку, — уже тише закончил я.

У входа в столовую в облаке дыма стоял Олег — как и я, будущий командир взвода, с которым я делю казарму и вскоре буду делить десантный космический ботик. Тоже, кстати, морока: целых три месяца вместе с пилотами мы будем учиться летать на этой штуке. На всякий случай, если не останется никого за штурвалом… В отличие от нормальных армейских частей, которым полагается по шаттлу на каждый взвод, штрафникам придется делить аппараты на сорок человек. К тому же, они давным-давно устаревшие, на которых десант высаживался еще на Марсе полвека назад. Как сказал Крабов, радуйтесь, что катера хотя бы техосмотр прошли.

— Здорово, Федь. Что, твои опять нажрались? — усмехнулся Олег, глядя на моих подопечных.

— Ну. С*ки, откуда только спиртягу берут? Слушай, Олег, ты про прибывающих ничего нового не слышал?

— А что тут нового? — пожал плечами тот. — Привезут, как и нас, ранним утром, десятого числа. Половину отправят к нам в батальон, остальных к соседям.

Следующие несколько дней мы замерли в ожидании нового «мяса». Петруха с компанией своих алкашей — а их в казарме человек пятнадцать, не меньше — по этому поводу решили устроить грандиозную пьянку, после чего они всей дурной силой полезли выяснять отношения в соседний батальон. Командиры, в их числе и я грешный, организовали свой праздник, но более культурно. Каждый подчистил свою заначку, Крабов достал нам еще коробку водки, мы собрали весь симпатичный женский коллектив КУТЛа: санитарок, поварих, официанток, техничек — и началось… В общем, праздник удался, если не считать единственного инцидента: на соревнованиях в стрельбе по бутылкам один офицер спьяну полез прямо под биссектрису пистолета, и выстрелом ему пробило фуражку. Ошалевший командир ринулся было в драку, но пьяный стрелок едва не отправил его на тот свет вдогонку за разбитыми бутылками, однако более трезвые разняли драчунов и отобрали оружие.

И вот, десятого октября к семи утра приехали шесть грузовиков с новичками. Если верить Крабову, прибывшие насчитывали восемьдесят человек. Один грузовик остановился прямо перед нашим зданием, и любопытных вывалила вся казарма, несмотря на кусачий морозец, даже старшина не пинал никого за безделье. Крабов с планшетом стоял в сторонке, наблюдая за процессом. Брезент с кузова убрали, и оттуда торопливо, по одному стали вылезать новоиспеченные солдаты. Как я и ожидал: небритые, затравленные лица с диким взглядом, некоторые сильно побитые. Наверно, думают, что угодили в современный концлагерь, и наверняка пара-тройка попытается сбежать. Появятся ненужные жертвы… Как всегда.

Я погрузился в воспоминания, в то время как глаза по-прежнему регистрировали происходящее. Вдруг мелькнуло что-то не то… Мозг вернулся обратно в реальность, и среди одинаково грубых, будто топором отмеренных физиономий с озлобленными глазами, не блистающими отягощенным знаниями разумом, я увидел… вот уж не ожидал! Юношу, похожего на Крабова, с такими же голубыми глазами, русыми волосами и строгим лицом с выточенными чертами интеллигента. Что он тут делает, этот «цвет Содружества», черт их всех возьми? Кого не думал здесь встретить, так это человека из первого сословия «космополитов»! Здесь, среди штрафников-отморозков, бандитов и прочих «безнационалов». Какие превратности судьбы забросили его сюда?

Новичок замер, оглядывая толпу вокруг и потягиваясь. В принципе, я его понимаю: наверняка несколько часов трясся в страшной тесноте от самого Халкабада, не в силах и пошевелиться. Около грузовика наступила тишина, солдаты глазели на новобранца. Крабов перестал что-то печатать в планшет и тоже рассматривал «космополита», один только старшина, заметив задержку, крепко выругался и толкнул новичка, чтобы поторапливался. Толкнул в правое плечо, тот резко дернулся, послал старшину в незамысловатое место и захромал по расчищенной от зевак дороге вслед за другими новобранцами. Из-под серой папахи, какие выдают всем рядовым на станции распределения, виднелся кусочек окровавленного бинта.

Раненый? Где же, интересно, этот интеллигент мог получить огнестрельную рану? Интересный малый… Надо обязательно, обязательно допросить этого паренька, откуда он и как тут оказался. Чего ж зазря гадать? Кабы до него отморозки местные не добрались… «Пощупать мозгляка», как выразился однажды в далеком Владивостоке Петруха. Надо, кстати, сказать ему, чтобы присмотрел за малым… Этот новичок, наверно, лет на семь-восемь меня младше… стоп, стоп! Ему явно больше шестнадцати, иначе никак! Мобилизация не трогает тех, кто не достиг совершеннолетия: школьников и призывного возраста. Ничего, на допросе выясним всё.

Следом за интеллигентом продолжали вылезать остальные новобранцы. Как обычно — грязные, заросшие лица, не обезображенные излишним интеллектом. Как и все здесь присутствующие. Как и все мы.

Конец первой части.

Примечания

1

кретек — сигареты, наполовину заполненные лепестками гвоздики и заправляемые различными специями (прим. Фёдора).

2

кос-полит — жаргонное обращение в Содружестве, сокращенно от «космополит», введенного в 2180 году вместо «товарища» и «гражданина» (прим. Фёдора).

3

ВКС СОКР — Военно-космические силы Содружества ОКР (прим. Фёдора).

4

маглев — поезд, основанный на технологии магнитной левитации (прим. Фёдора).

5

Туркестан — государство в Среднеазиатском районе, образованное после Третьей Мировой на месте Казахстана, Узбекистана, Таджикистана, Афганистана и т.д. С Туркестаном у Содружества ряд договоренностей и союзов (прим. Фёдора).