Скорая 2024

Константин Мазуренко, 2023

Опыт переосмысления своего настоящего, не претендующий на истину в последней инстанции.Приключенческая история по спасению жизней "утопающих" (фантастика, мистика)…Первые несколько строк не отражают жанр романа. Всего лишь эпиграф к первой главе.

Скорая. Актриса

— Глааш! — раздался в телефонной трубке голос подруги. — Ты дома?

— Конечно, я дома, Анфиса. Привет!

— А муж на работе?

— На работе, — подтвердила Глафира, после этого ни секунды не сомневаясь о цели звонка.

— Ну да, ну да! — задумчиво проговорила подруга, раздумывая над чем-то своим. — Где ж ему еще быть… Такую семью прокормить — дело сложное…

— Конечно! — коротко ответила, даже не пытаясь облегчить жизнь подруги, Глафира. Она знала к чему эти вопросы, но знала, что и задача, которую перед ней поставит подруга, если решится, будет заковыристой…

— Может, ты выйдешь вместо меня? — наконец, осмелилась произнести Анфиса.

— Ты же знаешь, как к этому относится мой благоверный. Я не могу. Будет скандал. Я не хочу скандалов.

— Пожалуйста! У меня очень сложный клиент, я не могу между ними разорваться! Вся оплата и всё остальное твоё!

— Всё? — переспросила Глафира, удивившись такой щедрости подруги, готовой отдать все награды за своего клиента.

— Всё. Обещаю!

— И кто он-она? — от сложности навалившегося решения охрипшим голосом спросила Глафира.

— Актриса.

— Ну, нет! — решительно запротестовала Глафира. — Сравнила себя и меня! Ни одна актриса на меня не клюнет! Она даже в сторону мою не посмотрит!

— Да ладно! Скажи мне, кто смог мимо тебя пройти, кроме того единственного?

— Никто не смог.

— Вот именно! Не дури мне голову и не отмазывайся! Сходи, пожалуйста! Тем более это, скорее всего, и в твоих интересах… — Анфиса замялась и, понизив голос, с опаской спросила: — Он ведь не замечает, что ты почти на нуле, да?

— Не замечает… — вынужденно призналась Глафира.

— Вот-вот! Иди уже!

— Ладно, уговорила! Скинь место встречи и фото…

Через час Глафира в полном обмундировании стояла в гримерке областного театра, куда на гастроли приехала небольшая столичная труппа.

Дверь открылась и послышался гневный голос мужчины, возможно, режиссера, отчитывавшего актрису:

— Это бездарно! Даже для такого театра, как этот, это бездарно! Так нельзя играть! Весь спектакль должен был на тебе сойтись, а ты оказалась самым слабым звеном. Мальчишка — босяк сыграл свои полторы минуты лучше, чем вся твоя игра сегодня! Твои полтора часа не стоили его полутора минут. Что ты сегодня пыталась всем показать? У меня даже нет сил скрывать свое возмущение…

Грохочущие мужские шаги удалились. Вошла эффектная актриса лет 50, уставшая и надеющаяся подпитаться любыми положительными эмоциями от чего угодно, чтобы восстановить силы. Сейчас хотелось покоя, но увидев уборщицу в гримерке, поморщилась и решила ретироваться, чтобы не тратить остаток сил на обслугу.

— Заходите-заходите! Я уже ухожу, всё убрала, простите, что вы меня здесь застали… — вежливо извинилась Глафира.

Актриса молча вошла и устало села в кресло перед своим зеркальным столиком. Она, казалось, даже не заметила, что уборщица все еще стоит и пялится на нее в зеркало…

— А вы считаете меня второсортной, да? — прищурившись и внимательно изучая, спросила Глафира.

Актриса удивленно посмотрела в зеркало. Она не думала, что эта «швабра» умеет что-то говорить, кроме: «Да! Конечно! Сейчас уберусь и выметусь!»

— Вы ведь небожительница, талант, гений, а уборщица — шлак…

Актриса не была дурой и так не считала, но безусловно полагала, что у нее есть Божий дар, который, так же однозначно, не надо путать с яичницей уборщиц.

На это и был расчет Глафиры.

Актрисе не хотелось вступать в полемику, но и допустить, чтобы ее считали такой кромешной дурой, она не могла. Да и уборщица выглядела как-то совсем не агрессивно, а скорее наоборот… Была в ее взгляде какая-то странная добрая отзывчивость…

— Вы поморщились, когда вошли и увидели меня… — объяснила свою фразу уборщица, чтобы актрисе не пришлось тратить силы на лишние вопросы.

— Я поморщилась не при виде вас, простите, если обидела, я поморщилась тому, что не могла упасть сразу в кресло, чтобы выдохнуть… — Актриса развернулась лицом к уборщице на вращающемся кресле.

— Я поняла, — улыбнулась Глафира, снимая перчатку с руки. — Глафира! — протянула она руку актрисе.

— Какое странное имя! — удивившись имени, актриса просто пожала руку в ответ, даже не задумавшись: стоит это делать или нет.

Глафира присела на корточки рядом с креслом актрисы и посмотрела снизу вверх. Это было беспроигрышно: любого заинтересует такой маленький и незначительный человечишка, которого легко унизить мгновенно, одним движением колена. Подобная власть играет злую шутку с поддавшимися на такую уловку.

— А вы понимаете, что мы, уборщицы, тоже гениальны и тоже обладаем Божьим даром? Только он у нас другой! Никогда не замечали, что уберет одна, и сразу на этом месте тут же возникает бардак, а уберет другая — и можно месяц к этому месту не прикасаться, только пылинки сдувать…

У вас же есть тоже талантливые-талантливые, а есть просто актриски, владеющие мастерством… Так же и у нас: есть талант убираться так, чтобы место светилось чистотой! Просто надо любить свой талант, и всё получится! А мне показалось, что вы стали своим тяготиться!

— С чего вы решили? — насторожилась актриса.

— Обычно актер, отдавший себя на сцене целиком, без остатка, возвращается эмоционально полным сил, да так, что через край, да так, что не знает, куда деть! А вы притащились еле живая… Глафира медленно погладила руку актрисы.

Тело актрисы ответило легкой дрожью на этот странный, непрошенный контакт. Захотелось плакать. Она сдержалась.

— Я, правда, устала. Театр, съемки — это нормально! Но эта жизнь блогера на показ изматывает и доводит до ручки! Позитив от спектаклей не перекрывает того негатива, который льётся из сети: не так сидишь, не так стоишь, не то жрёшь: слишком скромно, слишком дорого, не так одета: слишком просто, слишком вычурно, не то сказала тому, не то сказала этому. Я предназначена показывать людям то, что играю, а не свою жизнь!

— Перестаньте! — Глафира встала резко и серьезно посмотрела на сидящую актрису, теперь сверху вниз. И та позиция: снизу, на корточках, дала теперь ей право смотреть на нее сверху, давая советы, невзирая на ранг профессии.

— Что перестать?! — опешила актриса.

— Перестать быть нараспашку! Вы имеете право давать людям то, что хотите отдавать, и не давать то, чего не хотите.

— Но они ждут, они требуют…

— А потом распинают, когда вы не соответствуете их ожиданиям…

— Это точно! — актриса согласилась, а потом мгновенно поняла аналогию…

Глаза расширились, мысль начала судорожно работать, приводя в порядок внешнее устроение души.

Глафира молча наблюдала, чуть заметно улыбаясь…

— И вы считаете, что я могу обойтись без всех этих бесконечных стримов и видосиков, фоток и бесконечной погони за новым ракурсом? — искренне спрашивала актриса, забыв, что перед ней уборщица.

— Абсолютно точно! Вы в этих фотках тиражируете и теряете себя! Вы становитесь доступной и, в конечном счете, неинтересной. Кому-то эта доступность приносит кайф и наполняет энергией. Только не вас. Вас она истощает, не оставляет ничего для живого зрителя и себя…

— Вы правы, — лицо актрисы просветлело. — Я не могла решиться и, кажется, начала зависать в таком тупике, что это простейшее решение даже не могло найти тропинку к моему сердцу, чтобы там навести порядок, как вы верно заметили. Почему мне никто не сказал этого раньше?

— Им не приходит в голову, что актрису это может тяготить… А вы не хотели ни у кого просить помощи!

— Спасибо вам! Вы уверены, что вы — уборщица? — широко улыбнулась актриса.

— Можно сказать, уборщица, можно сказать, и еще что-то другое… Все мы в какой-то мере уборщики… В голове тоже стоит убираться, — улыбнулась Глафира. — Я пойду… Мне пора, извините, муж, дети…

Глафира вышла из театра, оставив позади отпустившую свои заморочки актрису, готовую изменить свою жизнь и идти дальше.

На площади перед театром стояла Анфиса, прислонившись к своей новехонькой машине.

— Мощная тётка — эта актриса! Глубоко себя закопала, — встретила Анфиса подругу. — Ты заработала 400 баллов из 1000 возможных, с лёту, как здрасте! Я восхищаюсь тобой, Фира! Ты вытащила ее! Поздравляю! Надеюсь, тебе вместе с наградой за доктора хватит на пару месяцев!

— Ты меня обманула! Тебе не нужна была моя помощь! — еле заметно улыбаясь, грустно вздохнула Глафира.

— Зато как матерски! — просияла в ответ Анфиса. — Ты даже не заподозрила!

— Спасибо, Фи! — Глафира обняла подругу.

— Садись, подброшу. Я дешевле, чем такси…

— Что с клиентом? — приведя себя в порядок после работы с актрисой, минут через 15 спросила Глафира.

— Норм, еще пару раз и дожму… Я пока не умею, как ты, с лёту и в нужную точку… Поэтому мне обычно не дают таких мощных клиентов, как эта актриса. Ну, ты знаешь! Это первая, и я сразу к тебе… Ты же не отправляешь запросов…

— Да. Боюсь, что не успею, и Олег заметит и будет ругаться…

— А тебе нельзя, чтобы он тебя прибил или бросил по твоей вине…

— Да, — серьезно и спокойно произнесла Глафира.

— И ты согласна чахнуть…

— Ты же знаешь, это моя вина. Это моя ошибка. Не было вариантов.

— Были варианты, Фира, были! — возмутилась Анфиса. — Ты могла забыть и пройти мимо, как это делают все нормальные… Но ты же у нас ненормальная! Не прощаешь себе промахов! Должна всё исправлять до победного!

Глафира развела руками, понимая, что возразить совсем нечем…

— Глаш, доктор, который не заботится о себе, помирает первым, и потом не будет, кому спасать остальных.

— Ты права! Только не в моем случае… Я должна отработать ошибку.

— Даже ценой своего существования?

— Я как-нибудь… Спасибо, что беспокоишься!

Глафира закончила разговор, в тысячный раз подтверждая себе, что другого выхода у нее нет и не было. Дело в том, что работник Скорой за каждого клиента получал, кроме денежного, еще и вполне определенное дофаминовое вознаграждение, приход которого происходил сразу же за исцелением клиента от навязчивой идеи закончить свою жизнь самостоятельно здесь и сейчас. И оба вознаграждения количественно приравнивались к уровню энергии клиента, которая условно приравнивалась к конкретному значению по шкале от 1 до 1000.

И если денежная составляющая вознаграждения за спасенного клиента не особенно волновала Глафиру в этой ее, нынешней, ситуации, то дофаминовое вознаграждение нужно было как никогда ранее. Без его достаточного запаса работник Скорой не мог брать клиентов в работу. Переработать депрессивную составляющую уныния клиента в желание остаться жить не под силу обычному человеку. Чувство счастья от проделанной работы должно зашкаливать, чтобы суметь перемолоть негатив клиента и преобразовать его во что-либо светлое и позитивное.

В данный момент вознаграждения за редких клиентов Глафиры могли лишь поддерживать ее на плаву в ее непростой семейной жизни, где муж знал о ее работе, но был категорически против. Не зная ни методов, ни последствий отказа от работы, он делал настолько невыносимой жизнь жены, что выбирая между двух зол, ей приходилось жить на минимуме позитивной энергии лишь только доживая до конца отведенного ей срока.

Глафира уставилась в боковое окно машины. Скорость была такой офигенной, что всё за окном сливалось в простую белую туманную пену, но если уметь смотреть сквозь эту пену, дальше, за неё, можно было увидеть то, что лежало за пределами этой скорости…

Глафира выцепила мальчугана, лет 12, всмотрелась в него и подумала, что лет через 5-6 надо было бы его навестить, что-то в его окружении ей не понравилось.

Нет, она, конечно, знала, что за ним приглядывают и не дадут случиться ничему такому, о чем ей, Глафире, надо было бы переживать… Но ей было бы интересно заняться этим случаем, проработать его и сложить в копилку своих умений или в сундук достижений, если умение больше никогда не пригодится…

Она надеялась, что через 5-6 лет она станет уже наконец свободной от своего обещания!

Через минут 15 машина Анфисы остановилась возле дома Глафиры… Расстояние в 600 км было преодолено за 30 минут. Машина была что надо!

Глафира вбежала в дом и поняла, что всё спокойно: дети заняты своими делами, муж еще не вернулся и ее отсутствия не заметил.