Напоминание о нем

Колин Гувер, 2022

Колин Гувер – автор, которому читатели доверяют свое сердце. Она – мировой тренд, литературный феномен нашего времени, троекратная обладательница премии Goodreads Choice Award в номинации «Любовный роман». Ее произведения переведены на десятки языков. Продажи книг Колин Гувер превысили продажи Стивена Кинга и Джорджа Мартина. Более 3 000 000 000 просмотров в TikTok. «Напоминание о нем» – это история о том, что иногда, чтобы расправить крылья, нужно найти силы простить себя. Птица – главный символ этой книги. Кенна – запертая в клетке птичка. Она мечтает избавиться от разрушительного прошлого, чтобы снова стать свободной. Такой же свободной, как души тех, кого уже нет рядом с нами. Именно об этом думал Лэджер, когда посмотрел в небо. Они живы, пока есть то, что нам о них напоминает. «Может, лучший способ смириться с потерей тех, кого мы любим, – это умение видеть и находить их везде, где только возможно. И если люди, которых мы потеряли, как-то могут нас слышать, нужно просто не переставать разговаривать с ними». Отсидев пять лет в тюрьме за трагическую ошибку, Кенна возвращается в город, надеясь воссоединиться со своей четырехлетней дочерью. Ей нужны деньги и поддержка, но как бы сильно Кенна ни старалась все исправить, сожженные мосты невозможно восстановить. Леджер, владелец местного бара, готов принять неудобную правду о Кенне. Может, он – тот самый человек, который сделает ее счастливой? Разрываемый противоречиями, Леджер делает свой выбор. Готовы ли герои пойти за истиной, куда бы она ни привела? И можно ли испытывать страсть к тому, кого ненавидишь?

3

Кенна

Скотти, милый.

Представляешь, они открыли бар в старом книжном. Вот такая фигня…

Интересно, что они сделали с тем диваном, на котором мы сидели по воскресеньям?

Клянусь, все это похоже на то, как если бы весь город был большой доской для игры в «Монополию», а после твоей смерти кто-то взял доску и смешал все карточки.

Все стало другим. Все кажется незнакомым. Последние пару часов я бродила по центру и жадно разглядывала все вокруг. Я шла в продуктовый, а потом отвлеклась, увидев скамейку, на которой мы ели мороженое. Я села и какое-то время наблюдала за прохожими.

В этом городе все кажутся такими беззаботными. Люди просто идут по улице, как будто в их мире все правильно, как будто они не могут в любой момент упасть с тротуара и оказаться на небесах. Они просто переходят из одного момента в другой и знать не знают о матерях, которые бродят вокруг, потерявшие своих дочерей.

Наверное, мне не стоило идти в бар, особенно в первый же вечер по возвращении. Не то чтобы у меня проблемы с алкоголем, та ужасная ночь была исключением. Но последнее, чего я хочу, так это чтобы твои родители узнали, что я зашла в бар раньше, чем зашла к ним.

Но я-то думала, что там все еще книжный, а в книжных обычно продают кофе. И я так расстроилась, что зашла внутрь, потому что день был долгий, я ехала сюда на автобусе, а потом на такси. И рассчитывала на большее количество кофеина, чем то, что есть в диетической коле.

Может, в этом баре и кофе есть. Я пока не спрашивала.

Может, мне не стоит тебе говорить, но я обещаю, что к концу письма станет понятно, зачем я это делаю — я однажды поцеловала охранника в тюрьме.

Нас застукали, и его перевели в другое место, и я переживала, что из-за нашего поцелуя у него возникли неприятности. Но он разговаривал со мной как с человеком, а не с номером, и, хотя он мне даже не нравился, я знала, что нравилась ему, так что, когда он поцеловал меня, я ответила. Таким способом я поблагодарила его. И, думаю, он это понял, и его это устраивало. Прошло уже два года с тех пор, как ты касался меня, так что, когда он прижал меня к стене и обхватил за талию, я думала, что почувствую что-то большее.

И я грустила из-за того, что не почувствовала.

Я говорю тебе все это потому, что он был на вкус, как кофе, но кофе лучше, чем тот, что давали в тюрьме заключенным. Это был дорогой кофе за восемь долларов из «Старбакса», с карамелью, взбитыми сливками и вишней. Вот почему я целовалась с ним. Не потому, что мне нравился поцелуй, или он сам, или его руки на моей талии, но потому, что я так соскучилась по дорогому ароматному кофе.

И по тебе. Я скучаю по дорогому кофе и по тебе.

С любовью, Кенна.

* * *

— Вам долить? — спрашивает бармен. Его руки покрывают татуировки, уходящие вверх под рукава рубашки. А рубашка на нем темно-бордовая, такой цвет нечасто увидишь в тюрьме.

Я как-то не задумывалась об этом, когда была там, но тюрьма такая бесцветная и монотонная, что какое-то время спустя ты начинаешь забывать, как могут выглядеть деревья осенью.

— А у вас есть кофе? — спрашиваю я.

— Конечно. Сливки и сахар?

— А карамель у вас есть? И взбитые сливки?

Он закидывает полотенце на плечо.

— Ну да. Соевые, обезжиренные, миндальные или цельные?

— Цельные.

Бармен смеется.

— Я пошутил. Это же бар — у меня есть кувшин кофе, заваренного четыре часа назад, и вы можете выбрать — пить его со сливками, с сахаром, и с тем, и с другим или вообще без ничего.

Цвет его рубашки и то, как она идет к цвету его кожи, сразу теряют привлекательность. Придурок.

— Просто принесите хоть что-нибудь, — буркаю я.

Бармен уходит, чтобы принести мне обычный тюремный кофе. Я вижу, как он поднимает кофейник и подносит к носу, чтобы понюхать. Морщится и выливает все в раковину. Наполняет его водой, одновременно подливая кому-то пива, и принимается варить новый кофе, одновременно рассчитываясь с кем-то, еще и улыбаясь — достаточно в меру, но не слишком.

Я никогда не видела, чтобы кто-то двигался так плавно и ловко, как будто у него семь рук и три мозга и все работают одновременно. Когда смотришь на то, как кто-то хорошо делает свое дело, тебя буквально завораживает.

А я не знаю, что я делаю хорошо. Не знаю, есть ли в этом мире хоть что-нибудь, что я могла бы делать так, словно это не требует усилий.

Есть вещи, которые я хотела бы делать хорошо. Я хотела быть хорошей матерью. Всем своим будущим детям, но особенно дочке, той, что я уже принесла в этот мир. Я бы хотела сад, чтобы сажать в нем всякое. То, что росло бы и не умирало. Я хотела бы научиться говорить с людьми так, чтобы не жалеть тут же о каждом сказанном слове. Хотела бы что-то чувствовать, когда парень обнимает меня за талию. Хотела бы жить хорошо. Хотела бы, чтобы это получалось у меня легко и без усилий, но до сих пор мне удалось только усложнить свою жизнь настолько, что с ней с трудом выходило управляться.

Закончив приготовление, бармен подходит ко мне. Пока он наливает кофе в кружку, я смотрю на него, наконец по-настоящему оценивая, что же вижу. Он красив в том смысле, что девушка, которая пытается вернуть себе опеку над своей дочерью, должна держаться от такого подальше. Его глаза явно кое-что повидали, а руки наверняка кое-кому да врезали.

Волосы у него такие же текучие, как и движения. Длинные темные пряди, спадающие на глаза и двигающиеся вместе с ним. Он не коснулся своих волос ни разу за все время, что я тут сидела. Он позволял им делать, что хотят, и только иногда слегка встряхивал головой — такое мимолетное движение, — и волосы ложились так, как он хотел. Такие густые ладные пряди, волосы-в-которые-хочется-запустить-руки.

Моя кружка уже наполнена, но он поднимает палец и говорит: «Секунду». Разворачивается, открывает маленький холодильник, вынимает пакет цельного молока и наливает немного мне в кофе. Ставит пакет обратно, открывает другой холодильник — сюрприз, взбитые сливки. Тянет руку куда-то назад и достает вишенку, которую осторожно водружает поверх моего напитка. Двигает кружку поближе ко мне и делает руками пассы, словно колдуя.

— Карамели нет, — говорит он. — Это лучшее, что я могу соорудить, учитывая, что у нас тут не кофешоп.

Наверное, он думал, что просто готовит навороченный напиток для избалованной девицы, привыкшей каждый день пить кофе за восемь долларов. Он даже не представляет, как давно я не пила приличного кофе. Даже в те месяцы, что я провела на временном содержании, нам давали тюремный кофе для тюремных девиц с тюремным прошлым.

Я готова расплакаться.

Я поддаюсь этому желанию.

Как только он отходит в другой конец бара, я делаю глоток своего кофе, закрываю глаза и плачу, потому что жизнь может быть очень жестокой и несправедливой, и я уже много раз хотела покончить с ней, но вот такие моменты напоминают мне, что счастье — не какая-то постоянная штука, которой мы все хотим добиться, а нечто мимолетное, что появляется то здесь, то там, иногда крошечными дозами, и даже этого бывает вполне достаточно, чтобы продолжать бороться.