Последняя битва

Клайв Стейплз Льюис

Власть в Нарнии захвачена самозванцем, и последний король собирает преданное ему малочисленное войско на последнюю битву. Джил и Юстас готовы помочь королю Тириану восстановить мир на благословенной земле. Сумеет ли войско, сражающееся во имя добра и жизни, сохранить свет в сгущающейся тьме?

Глава первая

У Каменного Котла

В последние дни Нарнии далеко к западу, за Фонарной Пустошью, у самого Великого Водопада, жил Обезьян.

Лет ему было столько, что никто уже не помнил, когда поселился он в этих местах, и был он умнейшим, безобразнейшим, самым морщинистым обезьяном, какого только можно себе вообразить. Звали его Хитр, и жил он в развилке большого дуба в деревянном, крытом листьями домике. В этой части леса редко встречались говорящие звери, люди, гномы или какой-нибудь иной народ. Однако у Хитра был сосед и друг, осёл по имени Лопух. По крайней мере они называли себя друзьями, но со стороны вам показалось бы, что Лопух скорее слуга Хитра, чем друг, — ведь любая работа доставалась ему. Когда они вместе ходили на реку, Хитр наполнял водой большие кожаные бурдюки, но обратно их тащил Лопух. Когда им нужно было что-нибудь в городе, ниже по течению, именно Лопух спускался вниз с пустыми корзинами на спине и возвращался с полными. А все те лакомства, которые он привозил, съедал Хитр, ещё и приговаривая: «Ты ведь знаешь, я не могу есть траву и колючки, значит, справедливо вознаградить себя чем-нибудь другим». Лопух всегда отвечал: «Конечно, Хитр, конечно, я знаю». Лопух никогда не жаловался: он считал, что должен быть благодарен уже за то, что такой умный обезьян дружит с таким глупым ослом. Если Лопух и пытался иногда возразить, Хитр говорил: «Я, Лопух, лучше тебя знаю, что надо делать. Ты ведь неумён». И Лопух всегда отвечал: «Да, Хитр, это совершенно верно, я неумён», — вздыхал и делал, что ему велели.

Как-то утром в начале года оба они гуляли по берегу Каменного Котла — так называется глубокая котловина сразу под обрывами на западном краю Нарнии. Огромный водопад низвергается в озеро с непрерывным грохотом; с другой стороны вытекает Великая река, вода под водопадом беспрестанно бурлит и пенится, словно её кипятят; отсюда и пошло название Каменный Котёл. Ранней весной, когда в горах к западу от Нарнии тает снег, водопад вздувается и становится особенно бурным. Когда друзья смотрели на Каменный Котёл, Хитр вдруг указал на что-то чёрным лоснящимся пальцем.

— Смотри! Что это?

— О чём вы? — спросил Лопух.

— Что-то жёлтое только что проплыло по водопаду и упало в Котёл. Смотри, вот оно опять плывёт. Мы должны узнать, что это.

— Должны? — переспросил Лопух.

— Конечно, должны, — сказал Хитр. — Может, это что-нибудь полезное. Будь другом, слазай-ка в Котёл и вытащи эту штуку. Тогда мы сможем её как следует рассмотреть.

— Лезть в Котёл? — спросил Лопух, прядая длинными ушами.

— А как же иначе мы её достанем? — сказал Обезьян.

— Но… но… — начал Лопух, — может, вам лучше вытащить её самому? Видите ли, ведь это вам интересно, что это, а совсем не мне. И потом, у вас есть руки, вы можете что-нибудь ухватить не хуже человека или гнома. А у меня только копыта…

— Да, Лопух, — сказал Хитр. — Не ждал от тебя… Я о тебе думал лучше.

— Что я такого сказал? — робко спросил осёл, ибо Обезьян казался глубоко оскорбленным. — Я хотел только…

–…чтобы я полез в воду, — сказал Хитр, — как будто ты не знаешь, какие у обезьян слабые лёгкие и как легко они простужаются! Прекрасно. Я полезу. Я уже продрог на этом ужасном ветру. Но я полезу. Возможно, я умру. Тогда ты пожалеешь. — Голос Хитра задрожал, словно он сейчас расплачется.

— Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо, — не то проговорил, не то прокричал по-ослиному Лопух. — Я не хотел сказать ничего такого, Хитр, правда. Вы ведь знаете, я ужасно бестолковый и не могу думать о двух вещах сразу. Я забыл про ваши слабые лёгкие. Конечно, я всё сделаю. Вы не должны сами лезть в воду. Обещайте, что не полезете, Хитр!

Хитр обещал, и Лопух зацокал копытами по каменистому берегу, ища спуск. Не говоря уже о холоде, совсем не шутка лезть в бурлящую и пенящуюся воду. Лопух целую минуту стоял, поёживаясь и набираясь решимости. Но тут Хитр окликнул его: «Может, всё-таки лучше мне?» — и Лопух поскорее сказал: «Нет, нет. Вы обещали. Я сейчас». — И вошёл в воду.

Волна с силой ударила его в морду, забила рот и ослепила. Потом он на несколько минут ушёл под воду, а вынырнув, оказался совсем в другой части Котла. Тут водоворот подхватил его, закружил всё быстрей и быстрей, отнёс под самый водопад и потянул вниз. Оказавшись почти на дне, Лопух подумал, что больше не вынырнет; а когда всё же вынырнул, увидел, что загадочный предмет тоже понесло к водопаду и тоже утянуло на дно, а всплыл он ещё дальше, чем прежде. В конце концов, смертельно уставший, продрогший, весь в синяках, Лопух схватил-таки его зубами. Он вылез, таща эту штуку перед собой и путаясь в ней передними ногами, так как была она размером с хороший ковёр, очень тяжёлая, холодная и склизкая.

Он уронил её перед Хитром и остановился, дрожа, отряхиваясь и пытаясь отдышаться. Но Обезьян даже не спросил, как он себя чувствует, даже не посмотрел на него: он был слишком занят — ходил вокруг вытащенного предмета, расправляя, поглаживая и обнюхивая его. Наконец нечистый блеск появился в его глазах, и он сказал:

— Это львиная шкура.

— Э-о-о-о-х, неужели? — с трудом выговорил Лопух.

— Интересно… интересно… интересно… — бормотал Хитр в глубокой задумчивости.

— Интересно, кто убил бедного льва? — подхватил Лопух. — Надо его похоронить.

— О, это не был говорящий лев, — сказал Хитр, — об этом можешь не беспокоиться. Выше водопадов в Западных Дебрях нет говорящих зверей. Эту шкуру носил дикий, бессловесный лев.

Кстати, так оно и было. Человек-охотник убил и освежевал этого льва в Западных Дебрях несколькими месяцами раньше. Но это не имеет отношения к нашей истории.

— И всё же, Хитр, — сказал Лопух, — даже если эта шкура принадлежала дикому, бессловесному льву, приличней было бы устроить скромные похороны. Я хочу сказать, что львы — это вообще довольно… довольно серьёзно. Сами знаете, из-за кого. Понимаете?

— Кончай рассуждать, Лопух. Ты в этом не силён. Из этой шкуры мы сделаем тебе шубу.

— Я не хочу, — сказал осёл. — Это будет… я хотел сказать, другие звери могут подумать… ну, в общем, я не хотел бы…

— О чём это ты? — раздражённо перебил Хитр.

— Я думаю, будет неуважением к Великому Льву, если такой осёл, как я, начнет расхаживать в львиной шкуре.

— Перестань, пожалуйста, спорить, — сказал Хитр. — Что такой осёл, как ты, в этом понимает? Ты не умеешь думать, Лопух, так предоставь это мне. Почему ты не хочешь относиться ко мне так же, как я к тебе? Я знаю твои сильные стороны и ценю их. Я позволил тебе лезть в Котёл, потому что знал — ты сделаешь это лучше меня. Но почему я не могу делать то, что я умею, а ты — нет? Позволят мне хоть что-нибудь делать? Будь же справедлив.

— Ну конечно, раз так… — сказал Лопух.

— Вот и я говорю, — подхватил Хитр. — Чем рассуждать, лучше бы пробежался до Чипингфорда и посмотрел, нет ли там апельсинов и бананов.

— Я так устал, Хитр! — взмолился Лопух.

— Конечно, — сказал Обезьян, — и промок, и замёрз, а бег рысцой — лучший способ согреться. Кроме того, сегодня в Чипингфорде базарный день.

Лопух не стал спорить.

Оставшись один, Хитр тут же заковылял к своему дереву то на двух, то на четырёх лапах. Перемахивая с ветки на ветку, он забрался наверх, болтая и скаля зубы. В своём доме он нашел нитку, иголку и большие ножницы — он был умный Обезьян, и гномы научили его шить. Засунув в рот моток ниток (это была очень толстая нитка, скорее даже бечёвка), отчего щека у него оттопырилась, словно он сосал огромную ириску, Хитр взял иглу в зубы и ножницы в левую лапу. Затем спустился с дерева и заковылял к львиной шкуре. Присев около неё на корточки, он принялся за работу.

Сразу прикинув, что туловище шкуры великовато для Лопуха, а шея коротковата, он отрезал большой кусок от туловища и смастерил из него длинный воротник для длинной ослиной шеи. Затем он отрезал голову и пришил воротник между головой и плечами. С обеих сторон шкуры он продел бечёвку, так чтобы она завязывалась у осла на брюхе. То и дело над ним пролетали птицы, и Хитр останавливался, озабоченно поглядывая наверх. Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел его работу. Но все эти птицы были неговорящие, так что он мог не волноваться.

Лопух вернулся поздно вечером. Он не бежал, а устало трусил.

— Апельсинов нет, — сказал он. — И бананов тоже. И я очень устал. — И он лёг.

— Иди сюда и примерь свою новую львиную шубу.

— Надоела мне эта шкура, — ответил Лопух. — Я примерю её утром. Сегодня я слишком устал.

— Какой же ты злой, Лопух, — сказал Хитр. — Если даже ты устал, что же говорить обо мне? Пока ты разгуливал по долине, я не покладая рук трудился над твоей новой шубой. Мои лапы так устали, что еле держали ножницы. А ты даже не сказал спасибо, даже не взглянул, тебя совсем не трогает, — и… и…

— Дорогой Хитр, — мгновенно поднялся Лопух, — простите меня, негодного! Конечно, я хочу её примерить. Она просто потрясающая. Примерьте её на меня сейчас же.

Пожалуйста.

— Ладно, стой здесь, — сказал Хитр. Шкура была слишком тяжела для него, но наконец, пыхтя и отдуваясь, он напялил её на осла, завязал бечёвку под его брюхом, привязал ноги к ногам, а хвост к хвосту. Тот, кто видел настоящего льва, не ошибся б и на секунду. Но тот, кто льва не видел, глядя на Лопуха в львиной шкуре, мог бы принять его за льва, если, конечно, не подходить слишком близко, или при слабом свете и если Лопух не стал бы кричать по-ослиному или стучать копытами.

— Ты выглядишь замечательно, просто замечательно, — сказал Обезьян. — Если кто-нибудь увидит тебя сейчас, он подумает, что перед ним сам Аслан, Великий Лев.

— Это было бы ужасно, — ответил Лопух.

— Нет, напротив, — возразил Хитр. — Все бы делали то, что ты прикажешь.

— Да я не хочу ничего приказывать.

— Подумай только, сколько добра мы могли бы сделать! — сказал Хитр. — Я бы тебе советовал, конечно. Я бы придумывал мудрые указы. И все подчинялись бы нам, даже король. Мы навели бы в Нарнии полный порядок.

— Мне казалось, что в Нарнии и так полный порядок, — сказал Лопух. — Разве нет?

— Как! — вскричал Хитр. — Полный порядок?! При том, что нет ни апельсинов, ни бананов?

— Ну, знаете, — сказал Лопух, — не так уж многим… я думаю, вряд ли они нужны кому-нибудь, кроме вас.

— И сахар тоже, — добавил Хитр.

— М-да, — промолвил осёл. — Его бы хорошо побольше.

— Итак, решено, — сказал Хитр. — Ты выдаёшь себя за Аслана, а я советую тебе, что говорить.

— Нет, нет, нет, — испугался Лопух. — Не говорите таких ужасных вещей. Так нельзя, Хитр. Я не умён, но это я знаю. Что с нами будет, если вернётся настоящий Аслан?

— Надеюсь, он будет очень рад, — сказал Хитр. — Возможно, он послал нам львиную шкуру специально, чтоб мы навели порядок. Как бы то ни было, пока он не возвращается.

В этот самый момент прямо над ними раздался страшный удар грома, и земля задрожала под ногами. Оба зверя потеряли равновесие и повалились на землю.

— Вот, — с трудом выговорил Лопух, когда к нему вернулся дар речи. — Это знамение. Мы сделали что-то чудовищное. Сейчас же снимите с меня эту ужасную шкуру.

— Нет, нет, — возразил Обезьян (голова у него работала очень быстро). — Это совсем другое знамение. Я только что хотел сказать, что настоящий Аслан, раз уж ты его помянул, пошлёт нам землетрясение и гром, чтобы выказать своё одобрение. Я почти уже начал, но знамение произошло раньше, чем я успел произнести хоть слово. Теперь ты просто должен. И пожалуйста, не будем больше спорить. Ты прекрасно знаешь, что не разбираешься в таких вещах. Что может осёл понимать в знамениях?