Бабочкой средь фейерверков

Кирилл Ронед

Действия книги происходят недалеко от Иркутска в небольшом городке металлургов.Главный герой – клоп. Единственный кто желает разобраться, отыскать личную, а не общую гармонию за пределом себя и колеи. Читатель и герой поставлены перед ликом тупой гримасы неизбежности, работы на заводе и смерти от паленой водки. Куда занесет его это? Книга содержит нецензурную брань.

1

— Я тут прочитал про внутригрупповой фаворитизм. Только представь, люди презирают друг друга без видимых на то причин, потому что человек напротив них, допустим, не болеет за ту же самую футбольную команду. И так может быть с любыми группами, главное, чтобы они занимались разной деятельностью, даже необязательно враждебной. Интересно, правда?

— Да уж. Но каким боком тут групповуха?

— На самом деле не при делах. Хотя если в одной групповухе только женщины, а в другой парни, то им не все нравится.

— Заебал, пей пиво, Кирюха. Расскажи лучше, как жизнь твоя. Все ли гладко? — заткнул меня Андрей

— Все хорошо вроде как. Наверное, через несколько лет смогу ответить точно.

— Ну ладно.

По идее, я должен радоваться, но накрывало какое-то отчаяние. Быть может, потому, что с утра будет сильно болеть голова, или же потому, что я свернул совсем не туда, где хотел оказаться. Но проще было откинуться и перестать думать об этом.

Всплески холодной воды из бассейна, кто-то скинул девчонку туда, радостные крики, попсовая музыка. Вот она — молодость! Прожигай ее, друг, вопила атмосфера. Да как-то не хочется, может, не в другой раз?

Мне больше по душе проводить ее в другой компании. С дешевым вином, толстыми разукрашенными бабами. Там все гораздо скоротечнее, чувствуется дух авантюризма, еще не все решают деньги. Это все хрупкое и нежное, весьма дорогое.

Кажется, весь дух приключений несколько лет назад находился недалеко от Иркутска. Если вам послышалось слово «сука», вы почти угадали место. Это невзрачный городок металлургов, из труб идет дым, смешанный с мужеством и химикатами. В принципе, во всей Сибири такое, поэтому тут все необычно. Например, сибирская музыка и литература держатся особняком от мира сего. Это все отбилось от своих истоков, начало жить своей жизнью по новым законам и порядкам. Похоже, что так будет даже лучше. Для любителей классики и архаичных книг работают библиотеки и труды великих бессмертны.

Все начало меняться или рождалось новое, когда в один из дней из труб пошли какие-то странные химикаты. Да такие, что нам с Почтальоном вздумалось проверить на горючесть старые «гоповки» какого-то деда! Я утверждал, что они не горят, а лишь тлеют. Почтальону было все равно, может быть, потому, что прозвали его так за любовь к маркам, либо же он тоже не представлял, что могло произойти.

Мы стояли в старом деревянном заброшенном гараже, где валялись эти зеленые штаны. Там была еще гора какого-то мусора, а за стенами дул бешеный ветер. Он кружил пакеты в небе, колючими снежинками резал газетные лица непредусмотрительных прохожих людей. Чтобы спокойно перекурить, приходилось прятаться от этой стихии. Она и сигарету за тебя скурит, и руки все холодом обожжет. Я, закрывая двумя руками свою вечную зажигалку «Федор», поднес ее к штанам. Они совсем не хотели гореть, поэтому я подкинул к ним свой бычок, чтобы наверняка и мы ушли в сторону болота, или же, как ласково говорилось, — «Питера». «Питер» — это для кого-то канализационный колодец, а для нас — место силы.

Спустя полчаса с другого конца города мы увидели высокий черный столб дыма. Сначала показалось, что штаны не могут так гореть, но потом стали всплывать детали. На этих портках были три полоски, а в этой куче еще несколько таких. Поэтому так и ебнуло. Я даже задумался, а не сожгли ли мы часть души какого-то деда-гопника? Если бы в России снимали «Гарри Поттера», то наверняка бы тот, чье имя нельзя называть, спрятал бы часть своей души в дырявых штанах. Потому что кто кроме нас догадался бы их сжечь? Гарри бы даже не подумал про это.

По итогу выгорело несколько гаражей, к счастью, в них был лишь мусор. Полиция пыталась искать этих пидоров, то есть нас, но безуспешно. Да и делала это только для успокоения жителей, ведь на самом деле ничего плохого не произошло, у властей нет денег, чтобы эти помойки убрать, а тут их кто-то сжег. Ну благодать же.

— Эх, как праздник и веселье, только все наоборот. Чем-то мне это даже напоминает апокалипсис: сирены гудят, снег падает и постоянно серое небо над головой, как будто ядерная зима, — порадовался я, пытаясь разрядить обстановку.

— А у меня дед за нацистов воевал, — наверно, уже в сотый раз он сказал это мне.

На протяжении нескольких месяцев мне доводилось разглядывать фотокарточки каких-то похожих немцев. Слушать их биографии, смотреть фильмы. Это настоящий кошмар, но приходилось терпеть, друг как никак.

— Да блядь, Ярик, заебал. Ты хоть обрадуйся или огорчись, мы праздник горожанам устроили! В городе ничего интересного за последние 5 лет не произошло, а тут такое.

— Дед воевал, — с отчаянием сказал он как будто сам себе.

Почтальон, наверное, испытывал самые разнообразные чувства в этот момент. То ли оттого, что мы сожгли такие классные штаны, либо же просто испугался сесть на бутылку правосудия, а может, понял, что его вещи могут так же.

Как только дым рассеялся, а вьюга раскидала пепел нам по шапкам, мы пошли за сигаретами к теть Зое. Это была лучшая женщина в нашей жизни, с ней можно и в карты зарубиться, и чая попить с конфетами, но в этот раз мы шли к ней с бизнес-планом.

— Теть Зой, открывайте! Холодно — пиздец! Сейчас яйца отвалятся! — кричали мы в маленькое окошечко «Эмпориума».

— Опять вы, ладно, заходите, — даже радостно сказала нам теть Зоя.

Вообще, она нам не тетка, мы у нее сигареты покупали в школе, чтобы нескучно на переменах было.

Старый ящик LG, море блестящих и дешевых товаров, два стула с помойки, которые мы притащили несколько лет назад, чтобы не сидеть на холодном полу. Кстати, Зоя до сих пор не знает, что они с помойки.

— Видели, гаражи горели? — сообщил я.

— Да, опять бомжи, сволочи, сожгли.

— Нет. Это мы подожгли, — хвалясь, сказали мы с Почтальоном почти одновременно.

— Вот черти, блядь.

— Может, в картишки перекинемся? — предложил Ярик.

— Давай, что еще с вами делать.

Теть Зоя достала свои уже старые карты, помнится, там не хватало девятки бубей. Мы этими картами еще с ней играли, когда под стол ходили.

Партии редко доходили до конца: либо все поругаются, либо нас выгонят или просто теть Зоя начнет рассказывать про свою жизнь и там уже становится не до игры. Так случилось в этот раз.

— Вот вчера взяла себе пива пару банок, думала, посижу спокойно, сериалы по телевизору посмотрю. Пришел сосед, притащил самогон, сало, огурчики, помидоры маринованные. Ну вот как я могла его пустить? Я сразу поняла, что ему от меня надо. Какой мужик будет делиться таким добром с бабой? У меня же там все днище уже прогнило, как на «Москвиче» деда, — уже позабыв о картах, говорила она.

— Да, прогнило, — пытаясь поддержать разговор, сказал Ярик.

— Вот в прошлом месяце дочка женилась у моей подружки. У нее такой страшный жених, значит, и дети такие же будут. Зачем только за таких замуж выходить?

— Теть Зой, хотите насваем торговать? — произнес Почтальон.

— А что это? Наркотики какие-то?

— Ну что вы. Это просто куриное говно с известью, — промолвил Ярик тоном настоящего профессионала.

— Вот делать нечего мне — навозом торговать.

Бизнес-план провалился, мы сильно даже не настаивали. Уже стало скучно сидеть в этом ларьке, да пора было уже на гулянку выбираться, поэтому надо было идти в магазин закупаться. Мы попрощались, взяли несколько сигарет в долг, чтобы дотянуть до гулянки.

У нас были деньги только на вино и сигареты, а остальное предстояло стащить из магазина, чтобы повкуснее было. Обычное дело, ничего интересного.

Сегодня мы собирались у мелкого Аркаши. Маленького человека во всех смыслах, очень жадного и отчаянно пытавшегося быть хитрее и умнее окружающих.

Вступительный взнос был около двухсот рублей, мы собирали каждую копейку, чтобы купить как можно больше суррогата и как следует отдохнуть в конце недели. Хата Аркаши находилась где-то в просаке, между городом и СНТ «Дорожник». Зато у него был частный дом с собакой и уличным туалетом для гостей.

На вечеринку пришло сразу аж две девчонки! Это большая редкость для нашей планеты обезьян, мы смотрели на них как на умных инопланетян. Хотя нет, это слишком громко сказано. Еще там был депрессивный гитарист-романтик Стас, мы ласково называли его Деволюб за особое внимание к дамам на улице. У меня к нему всегда было хорошее отношение, он никак не подгаживал мне. Иногда даже казалось, что, если обратиться к нему за помощью, он не откажет. Друг, подумали вы, но нет, у нас с ним абсолютно разные взгляды на жизнь. Он хочет в будущем учить детей искусству, а я этих малолеток ненавижу.

Аркаша с Почтальоном развлекали гостей, разливали ужасные вина цвета крови, травили шутки, придумывали подробности к ним и еще больше заливались смехом. В гостиной сидел и что-то выл «любитель карманного боулинга». Так мы его прозвали за страсть к своим шарам. «Хоть не к нашим», — так всегда дополнял меня Стас, когда мы кому-то рассказывали происхождение этого прозвища. Мы с ним тогда придумали текст для нашей дебютной песни, не помню наверняка, хотели ли мы создать свою группу. Но могу сказать точно: текст был и остался самым отстойным, который я когда-либо слышал и писал. Стас с любителем боулинга его выучили к этому дню, чтобы исполнить и произвести впечатление на дам. Или лучше будет сказать — баб. Не понимаю, что они в них нашли, в этих ста килограммах и в полутора метрах роста, скорее всего, обе стороны были уже нужной кондиции.

Деволюб перебирал струны под аккомпанемент затихающих голосов и скрежета старой советской мебели. Как же он мерзко выл, может быть, это кому-то и нравилось. Гален торопился, забывал слова, не попадал в ноты, но все равно создавал прекрасную и приятную атмосферу.

Музыка сыграла, ставки зашли. Я вышел покурить, а когда вернулся, в комнате уже ярко запахло кожей баб. Их парфюм очень сильно напоминал освежитель воздуха, но, несмотря на это, он мне чертовски нравился, как бы я ни воротил нос от сала, его хотелось. У одной из них зазвонил телефон, по выражению лица можно было догадаться, что это был ее суженый. С этим персонажем нам еще предстоит познакомиться, подумал я, потому что, очень вероятно, этот мужчина будет не в восторге, что его баба с нами.

Возможно, сейчас приедут и всех побьют, но было как-то не до этого. Не впервой уже.

Я лежал возле открытого окна, гоняя по легким морозный воздух, предвкушая невозможное продолжение этой уже ночи. Как вдруг Почтальон обрадовал меня, сообщая о том, что мы переезжаем к одной из девчонок, а именно к Геле. Она тоже жила в этом просаке буквально через несколько домов. Собравшись, я прихватил то, что плохо лежало и что недопили.

Только когда мы уже располагались в новом месте, пришло осознание того, что мы позабыли об Аркаше и еще одной девчонке. Но мне так было на него наплевать, что я даже пренебрег его позвать с нами. Главное, что нам тут лучше. Стас сразу же увел Гелю куда-то в бесконечные комнаты этого дома.

У нас образовался кружок бесполезных парней, поначалу я даже думал, что мы просто сидим в очереди, но нет. От скуки я начал какой-то бестолковый монолог.

— Я тут почитал рассказы эмо. Они почему-то все начинались с того, что ему надо вставать в школу, и того, как он сильно ненавидит будильник. В красках описывал, как его бьют обычные парни из нулевых, но, какими бы они отстойными ни были, эти истории плохие, это все надо пережить, прочувствовать и излить на бумагу. Правильно же?

Почтальон молчал будто в рот воды набрал.

— А что, если мы все — игрушки, а единственный настоящий — это БаззЛайтер? — произнес я, держа в руках какую-то детскую безделушку.

— Чел, это, конечно, все очень занимательно, но ложись ты спать уже, — пробормотал Почтальон. — Завтра обсудим, если хочешь.

— Завтра, значит, завтра. Постоянно приходится ждать завтра, — на выдохе шептал я.

Я встретился с ним в абсолютно пустой комнате с яркой белой лампой. Там не было ни мебели, ни окон, ни дверей.

— И ради этого мы так пыхтели? — возмущенно спросил я. — Где все, вообще?

— Вечность неукротима, друг мой. Сошел бы с поезда, сделал бы выбор. Здесь ни черта, ни Бога… Так же ты говорил? — раздался знакомый и, может, даже родной голос.

— Ну писал, а что?

— Так что не сделал-то? Почти же пришел к ответу, но сбился уже под конец. Я так ждал, что у тебя все-таки все получится. Что не закончишь, как я свою жизнь. Жизнь свою собачью.

— Следил, получается? Ты кто вообще такой?

— Нет, говорю, что вижу. Тут более чутким, внимательным становишься. Учишься на ошибках.

— Ничего не понимаю вообще. Как я тут очутился, да еще и с тобой? Еще тут есть кто-нибудь?

— Не так быстро, — тяжело вздыхая, ответил кто-то.