Небольшие обстоятельства

С. Жолудь

В небольшом городке происходит убийство молодой девушки, местные сыщики начинают расследование, которое приведёт к непоправимым последствиям. Книга содержит нецензурную брань.

© С. Жолудь, 2021

ISBN 978-5-0053-8892-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НЕБОЛЬШИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

Глава 1

Счастье переполняет женщину не так, как мужчину. Казалось ей с высоты своих пусть и небольших, но всё же прожитых лет. Женщина хочет делиться им со всеми вокруг. Выплеснуть из себя потоком удивительной и яркой силы. Мужчины наоборот, прячут поглубже, словно боясь расплескать. От мужского счастья веяло скукой и серостью. Хотя, возможно, ей попадались не те мужчины. Да, и счастье не в количестве. А сегодня она была счастлива. В это обычное необычное утро. Букет ромашек на подушке напомнил о светлых чувствах. О любви, о нежности, о муже. Да, о муже. Часто стала о нем забывать. Тепло тела было, тепла души не хватало. Иногда даже в одной постели. Но он, все же, мог её удивить. Он старался. И в такие моменты она, конечно, всё прощала, всё забывала. Эта странная женская жертвенность жила в ней с самых ранних лет. Уже тогда считала себя во всём виноватой, а вокруг замечала только светлое. Часто не понимая, что говно есть говно. Не важно, в какой упаковке.

Судьба, думала в десять, когда от них ушел отец. Просто в один из дней закрыл за собой дверь и больше не открывал. Наверное, иначе не мог. Ведь, если бы мог, то, наверное, остался. С таким наивным оправданием она ещё больше к нему проникалась. Бесспорным благородством наделила отцовский поступок, но в то же время жалела мать. Уходила из дома, когда та запиралась в ванной и плакала. Готовила, помогала по квартире, старалась в школе, лишь бы уберечь маму от хлопот. Когда появились ухажеры, ласково всем улыбалась и испарялась в душном пространстве их небольшого жилища, боясь потревожить чужое счастье. Казалось честным — одинаково любить обоих родителей.

Это необычное утро ещё было и необычно прекрасно. Яркий аромат последнего осеннего солнца так и дурманил. Она сладко потянулась в кровати. До мурашек на коже. Ещё раз влюбилась в букет цветов на подушке и зажмурилась от радости. Жаль, муж уже на работе, как же сейчас захотелось его расцеловать. Поделиться всем своим светом, всей радугой наполнивших её эмоций.

Закрутились в голове цветочные хлопоты. Быстрее за водой. Такую красоту, такой миг хотелось сохранить навечно. Пусть не монументально, пусть в вазе. Ещё прекраснее. Чтоб в тяжелые моменты вспоминать или просто благодушно лицезреть на своём окошке. Красота спасает мир и каждую его живую частичку. Хочется вставать, дышать и делиться этим счастьем.

Вскочила с кровати и быстро запрыгнула в тапки. Пол в доме был холодный. Видимо, котёл не работал. Три прожитых здесь года так и не приучили к этому холоду. По началу даже заболевала. Осень и зиму ходила сопливая, пока не утеплилась вязанными носками. Помогло.

Жили они на окраине возле парка, в частном секторе. Свекор, свекровь, муж и его младший брат. Такая небольшая дружная семья приняла её тепло и совершенно обыденно. Она просто переступила порог и стала здесь жить. В один из дней, совсем неважно какой. Если в доме живет счастье, календарь на стене не нужен. Семья приросла одним человеком, не потеряв своего значения. И ей, спустившейся с гор своих прожитых детских и юношеских переживаний, здесь стало совершенно чудесно, словно дома. Того дома, которого у неё не было. Глядя на семью мужа, она стала понимать, что такое дружба, привязанность, простота и честность. А, главное, что такое любовь. Теперь уже по-другому вспоминала своих родителей. Не осуждала, просто по-другому. Без тех чувств, которые были раньше. Как этап жизни, который остался позади.

Ваза обнаружилась на кухне. Набрала воду и поспешила обратно в спальню. Дома уже никого не было. Разбежались по делам. Иногда кто-то задерживался, дозволяя невестке подольше поваляться в кровати. Она любила такие моменты. Тепло, сонливость, нежность. И конечно, не любила сама хлопотать в котельной. Как для квартирного ребёнка с центральным отоплением, для нее возня со спичками была крайне непростой, а часто и опасной. Даже за опытом проведенных здесь лет, всё ещё частенько что-нибудь резала, колола или ломала. Муж смеялся, свекровь причитала, а свекор поучал. Поучал уже неоднократно много раз, но всё равно беззлобно, полюбовно. Лишь часто напоминая о медведях в цирке.

В цирке она была один раз. В шестнадцать лет. Мама отвела ее туда на окончание школы. Словно исполняя какую-то обязательную программу в воспитании ребенка, но забыв о его возрасте. Конечно, пытаясь наладить свою личную жизнь, она часто забывала о дочери, но это не значит, что она ее не любила. В ее понимании любовь была проста и монохромна. Она дала ей жизнь, крышу над головой, еду и одежду. Что это, если не любовь?

Спустя еще год у матери обнаружили опухоль. Сообщили обыденно, сквозь толстые врачебные линзы в темном коридоре. Пахло там хлоркой и раскаянием. Запах успел приклеиться. Она наоборот. Уже ничего не успела. Не наладила свою личную жизнь. Не встретила своего единственного. Не родила сына. Не успела переоформить дачный участок. У нее было очень много не законченных дел. Но болезнь не выбирала. Она не хотела ждать, одаривать шансом или отсрочкой. Болезнь просто захватила её тело, и тело это вскоре сдалось. Она лежала, стонала от боли, а дочь все это время находилась рядом. По началу пыталась что-то совмещать. Учебу, личную жизнь, друзей. Но не смогла. Исключили. Из университета, из дружной компании, из списка контактов. Впрочем, не жалела. Приоритетов уже не осталось. Как могла обеспечивала уют в квартире, облегчала страдания родного человека, старалась всегда быть рядом. Сама не заметила, как за это время повзрослела, но высохла. До килограмм сорока. Иногда мать, в шутку за длинные худые ноги и маленькое тельце называла ее циркулем. И ей это нравилось. Нравилось, когда мама шутила. Те редкие мгновения так застряли в памяти, что часто и теперь снились по ночам. Ты — мой родной циркуль. Смеялись её глаза, полные слез, и черно-белая любовь наполняла комнату всеми цветами радуги. Почему люди так редко говорят друг другу о своих чувствах? Она не знала. Может, они просто не умеют? Может, не знают таких слов? Или потому что привыкли молчать? Молчала и она. В те минуты в той комнате в той тишине. Просто гладила маму по руке.

Блеснуло сквозь решетку. Трещало сухое полено. Обрадовалась огоньку в котельной. Разожгли. Не придется теперь мучаться. Лишь подбрасывать дрова и поддерживать тепло. Ответственно, но привычно. Это она могла, с этим справиться. Какие же они все-таки родные! Закружилась, порхая по дому. Легко ей стало, весело. Заботливо поставила цветы в вазу и убрала на окошко. И так потеплело, так похорошело. Даже захотелось сбросить тапки и выбежать в это осеннее утро. Насладиться им сполна, но обязательно босиком.

С мужем она тоже познакомилась осенью. Конечно, не такой прекрасной, как эта, но осенью. Да и какая она еще могла быть — в ту осень она похоронила мать. Ничего не помнила, летала по городу как привидение. Бездыханно существовала изо дня в день. Жуткие мигрени, язва желудка и еще много чего сжирали ее крошечное тельце. А главное, не было никаких сил противостоять им. На борьбу ничего не осталось. Всё закопали в той могиле. Так она и пустовала в оставшемся ей мире. Ни отца, ни матери, ни друзей, ни веры. Благо была соседка. Пухлявая тетка-кладовщица. Она её и спасла.

В один из дней силком выволокла из квартиры и притащила на завод. В отделе кадров усадила на лавку под дверью и приказала ждать. Ждала недолго. Минут пять. Дверь открылась и перенесла её на склад готовой продукции. Как в сказке. Как на ковре-самолете. По чудесному велению если не золотой рыбки, так щуки определенно. Волшебство её спасло. Простое, человеческое волшебство. По имени доброта и сострадание.

Этот призыв вставать по утрам, умываться и вываливаться наружу в мир полный людей подействовал, как глоток свежего воздуха. Утопающего одарили шансом. Осталось только выгрести. И она старалась.

Утренние ручейки из работников и работниц, стекающиеся на проходную, манили её необычайной силой. Ей нравилось идти плечом к плечу с ними в одной колонне. Чувствовать причастность к чему-то значимому, быть нужной и ответственной. Даже просто касаться их своим телом. И пустота внутри постепенно уступала отчетам и инвентаризациям, стеллажам и полкам, накладным и заявкам. Работа снова превратила нечто в человека.

Трудились все одинаково. Выбора в городе ни у кого особо не было. Да, и какой выбор в запертой клетке. Просто маленькая жизнь маленького города совсем крошечного человечка. Будущий муж иногда захаживал к ним на склад. Между прочим, как бы невзначай. Пока бригадир не видел. Мялся в углу, якобы по делу, чуть застенчиво глазея на молодую кладовщицу. Тетки по старше подначивали ее, посмеивались за спиной, а чаще прямо в лоб. Она краснела и убегала по делам, но пряталась углами и занималась тем же. Так и следили друг за дружкой. Тайком влюбляясь.

Однажды он набрался смелости и проводил её до дома. Дорогу молчали. Он курил, она смотрела под ноги. Ей, конечно, хотелось, услышать его голос. Хотелось много узнать о нем, почувствовать его. Но он стеснялся и боялся, и был неопытен. И это стало так понятно даже ей, что в конце она мило улыбнулась и поцеловала его в щеку. Потом всю ночь не спала. Крутилась с бока на бок, смяла всю простыню и успокоилась лишь под утро. Дурёха.

Так они гуляли до её подъезда около месяца, но в один из дней он остался. Всё произошло быстро и не понятно. Он, как ей показалось, уже этим занимался, но спросить она постеснялась. Они просто оба молча уснули. Наверное, улыбались, что он, что она. Этот шажок во взрослую жизнь ей понравился. Хотелось, чтобы ему тоже.

Пролетали дни. То приносили, то уносили с собой новые эмоции. Жизнь её наполнилась новыми смыслами. Пережитая боль постепенно уходила. Испарялась в красоте дней и романтическом настроении.

Потом наступила суббота. Особая суббота. Будто единственная или первая в её жизни. В тот день он позвал её замуж. При чём она, как знала об этом заранее. С самого утра почувствовала внутри какую-то необъяснимую тревогу. Волнительность. А увидев его — всё поняла. Как обычно, он ждал её на проходной. Проводить домой. Мялся с ноги на ногу. Вероятно, подыскивал в голове нужные слова. Может, даже сценарии. Нервничал жутко, что было заметно невооруженным глазом. Но она не подала вида. Взяла его нежно под ручку и кокетливо, насколько получилось, двинулась в сторону остановки. В автобусе он также неловко улыбался, перебирал её пальчики в своей руке, пытался отвлечься. Она была не против. Ей очень нравилось, когда он её гладил. Особенно трепетно щекотал.

До дома оставалось метров сто, и они вошли в темную арку. То ли темнота придала ему смелости, то ли просто закипало нуждой совершить мужской поступок, но он решился. Отпустил её руку, вырвался вперед. Она чуть опешила. Догадалась: вот — тот самый момент. Дыхание перехватило. Сердце застучало быстрее. Намного быстрее. Он положил руки ей на плечи и то ли хотел встать на колено, то ли просто выдержать нужную дистанцию, но попятился чуть назад. Буквально, на один шаг. И тут же пропал. В мгновение. Она даже не успела моргнуть. Вот он стоял перед ней, а вот его не стало. От удивления застыла. В голове что-то не укладывалось. Мысли хаотично протыкали затуманенное сознание, крутились по серпантину и улетали в потёмках в пропасть. Лишь только его тихий стон привел её в чувства. Зажег ближний свет. Его почти беззвучное, но протяжное кряхтенье. Дошло, долетело. Разглядела в той кромешной темноте еще более мрачное пятно на асфальте. После поняла, что это канализационный люк. И в конце — что люк этот отсутствует. Будущий муж неловко угодил в него. Сломал ногу. Сидел на пятой точке, но хихикал сквозь боль. И она с радостными от слез глазами прошептала ему, что согласна.

Думала ли, гадала когда — какой у неё будет муж? Не помнила. Если и мечтала, то редко. И точно не о принце. Не мечталось о таком в двушке на третьем этаже хрущёвки. Не мечталось. Конечно, иногда представляла его красивого высокого сильного. Чтобы рядом до скончания времен. Но не более. В детстве была влюблена в дядьку из квартиры над головой. Русые волосы, голубые глаза, тонкое симметричное лицо. Умный, начитанный, интеллигентный. Сантехник из ЖЭКа. Пушкина наизусть читал, конфетами часто угощал. Спился, не выдержал своей интеллигентности. Лежал под подъездом, бранился с невидимым оппонентом. Орал: «Закройте рот бутылкой или дулом. Лучше дулом. Как вам такое предложение? Обещайте подумать».

Вызвали скорую. Приехали санитары, погрузили, увезли, прокапали. Вернулся — повесился. Видимо, обдумали его предложение. Одобрили и утвердили просьбу. Больше она не влюблялась. Ни разу, до него.

В шкафу висело новое платье. Купила его на распродаже в универмаге. В тайне от мужа. Неописуемо прелестное. Она редко, что-то покупала себе, но от этого платья отказаться не смогла. Красота и радость наполнили её, когда примерила, а потому цена уже не имела никакого значения. Почувствовала себя настоящей женщиной. Бесспорно, большое удовольствие — купить себе новую вещь. Надеть, гордо улыбнуться своему отражению в зеркале. Поёрничать над собой той, которая еще минут пять назад была в старом потертом свитере, и завидовать себе новой. Всё это случилось и с ней в той примерочной кабине универмага. К тому же, она хотела порадовать мужа, хотела, чтобы он любовался ей. Как раньше. Как мужчина любуется любимой женщиной. Ведь, он её еще любит?

Да, иногда, стала сомневаться. Особенно в последнее время. Он стал неоднократно и необоснованно груб и резок, очень ревнив и подозрителен. По привычке винила себя, но сделать ничего не могла. Уж так вышло, что спустя год замужества она расцвела. Счастьем залечились былые раны и болячки. Её женское тело напиталось силой, теплотой и заботой. Она, и правда, стала красавицей. Стала часто ловить на себе мужские взгляды, но никогда никому не давала повода зайти дальше. Да, и одевалась весьма скромно и серо, иногда даже чересчур. Свекровь смеялась и предлагала поменяться гардеробами. Но муж все равно ревновал. Поначалу, старался не подавать вида, но с трудом сдерживался. Выпивши, мог поднять руку, хотя не ударил ни разу. Стала часто представлять, что будет, если не совладает. Если ударит. Как быть? Как поступить? Уйти, остаться, терпеть, возмутиться или пожаловаться его родителям. Нет, не знала. Оттого боялась этого момента, больше чем боялась боли. Потому и закутывалась в серые шарфы и камуфляжи.

Да, он стал несчастен. И не только из-за ревности. Была и другая причина. Та, о которой она всё меньше и меньше хотела думать, но получалось, что думала о ней постоянно. И было страшно, что его несчастье кроилось в ней, а сделать она ничего не могла. Нельзя было переодеться или спрятаться от судьбы.

Аккуратно положила свое прелестное платье на кровать. Но только не сегодня. Нет, не в такой день. Отогнала прочь дурные мысли. Да, и как еще?! В этот счастливый день она решила обрадовать его, решила показать ему свою любовь, несмотря ни на что. Она отказалась верить, даже думать, о том, что его чувства угасли. О том, что он не тот человек, с которым она проживет всю жизнь. Нет. Он — её муж, её половина, её опора. Тем более, этот букет любимых ромашек. Что это, если не признание? Он страдает. Ему стыдно. Переживает и, наверняка, борется со своими внутренними демонами. Но, кто из нас не без греха? Точно решила, что вечером будет в новом. Пусть и ненадолго, все же, сегодня в ночную смену. Но обязательно наденет для любимого. Вот только дождется с работы.

Загремел телефон. Заполнил тишину дома своим противным лепетом. Звонила свекровь. Напомнила в обед похлопотать о хозяйстве. Кабанчик, свинка и два десятка курочек. Небольшое подворье. Зато своё. Не уставала восхищаться всему в этом доме. Особенно его родителями. Их трудолюбием и человечностью. Все чаще хотела назвать их мама и папа, но стеснялась. Потому звала по имени и отчеству. Хозяйство у них было действительно небольшое, но вполне крепкое. Так ей казалось. Многие зимы незаметно пролетели именно благодаря домашним трудам. Да, и рассчитывать на заводскую зарплату не приходилось. Уж так приучен был местный человек: надеялся только на себя и на хороший урожай. Хотя трудились все исправно и не знали, что такое больничный лист или отпуск за свой счет. Ей иногда казалось, что, как и многие, вполне можно ничего не делать и получать те же деньги. Но какая-то невидимая сила была важнее её видимой лености. И она старалась трудиться честно. Хотя бы перед самой собой.

Вспомнила, когда впервые вошла в сарай. В этот новый для неё мир. Было ужасно страшно, но в то же время интересно. Свиньи тогда незнакомкой всполошились. Огромное животное с заплывшими от жира глазами принюхивалось к ней или к еде. Было не понятно. Ещё и жутко. Прекрасно знала, что они всеядные. И волне возможно, что для свиньи она и была едой. Пусть худой, костлявой, но все же молодой и свежей. Ведро запаренного комбикорма тянуло в сторону. Едва удерживала равновесие, чтобы не плюхнуться на пол. Сделала несколько шагов вперед к корыту, но кабан перегородил путь. Он все еще старательно обнюхивал незнакомку. Она тихо-тихо как можно ласковее стала умолять уступить ей дорогу. Намекнула на лакомство. Такое вкусное и полезное. Но тупое безмозглое животное с заплывшими от жира глазами не понимало её.

— Вот, посмотри, — как смогла, протянула к нему огромное ведро, доказывая, что не врет.

Но кабан не поверил. Ткнул его мордой, и незнакомка со всей своей немалой ношей грохнулась на настил, расплываясь в навозе, опилках и варенной каше. Теперь она уже с улыбкой вспомнила тот момент. Тот оглушающий ужас, что даже вскрикнуть о помощи не вышло. Это было невероятное зрелище, но нелепейшая ситуация. А кабану, как ни странно, было все равно. Он спокойно стал слизывать свой обед с пола, повернулся к дурочке спинкой и подставил бочок. Она с трудом, но догадалась, что упрошено почесать. И тут уже вовсю расстаралась. Да так, что кабан забыл о еде и несколько минут лишь хлопал ушами от удовольствия. Так у них завязалась дружба. И уже эти умные и добрые глаза на заплывшей от жира морде перестали её пугать.

Теперь умела уже очень многое. Накормить хозяйство и приготовить ужин для семьи не доставляли особых хлопот. Хотя все равно провозиться пришлось до самого вечера. После старательно разгладила рабочий комбинезон и, непременно, своё прелестное платье. Ждала мужа. Конечно, через каждые пять минут любуясь собой в зеркале. Без этого никак, девочка все-таки. Примерно за пол часа до его вероятного возвращения, чтобы не испортить сюрприз, набросила поверх любимый сиреневый халат. Укуталась, ждала с восхищением и приятным волнением.

Но первым вернулся его младший брат. Сперва это показалось чуть странным: в другие дни он возвращался позже остальных. Но, поразмыслив, решила не придавать событию большое значение. Тем более, настроение у него было хорошее, а значит, вряд ли произошла какая-то напасть, загнавшая домой так рано. Он улыбнулся ей своими светлыми глазами, что-то произнес, второпях снимая верхнюю одежду, и поспешил в свою комнату. Чаще всего так и делал. Ненавязчиво, весьма спокойно и мило соседствовал с ними, как ей казалось, в своём тихом и скромном мире. Что говорить, за три года он ни разу не доставил ей никаких хлопот, а если и тревожил, то только в случаях крайней необходимости. Пересчитать по пальцам одной руки. Да, иногда они общались на совершенно простые обыденные темы, но и тогда, чаще всего, ей приходилось вытягивать из него каждое слово. Клещами, по ниточке. Они с братом были такие похожие, но, в то же время, такие разные.

Почти сразу же следом возвратился муж. Узнала его по шагам ещё на веранде. Он привычно топал, обивая с обуви грязь. Два раза шморгал подошвой по коврику у входа. Даже саму дверную ручку поворачивал, как ей казалось, иначе, нежели остальные, по-своему. Она любила в нём все эти мелочи. В них, думалось, и есть он настоящий. По привычке муж сел на табурет у стены и стал разуваться. Вечерами уже холодало, потому утеплялся он как следует. Почти как зимой. Любил укутываться, перенял от отца. Долго стягивал теплые ботинки, а она наблюдала. Ей это очень нравилось. Нравилось, как он кряхтел, как с трудом вылезал из объятий потертого бушлата, а затем еще пару секунд разматывал вязаный шарф. Так просто, без сложностей.

Обыкновенно она поставила на стол кружку горячего чая и бутерброд на керамическом блюдце. Поймала себя на мысли, что выходные без всех этих церемоний казались уже какими-то неполноценными. Нелепица.

— Привет, — поцеловала его в холодную щеку.

— Привет, — также холодно ответил он.

— Как твой день?

— Нормально.

Он прошел к столу по пути бросив пачку сигарет на холодильник.

— У меня для тебя сюрприз, — улыбнулась она.

— Что?

Он безучастно глянул на неё из-подо лба и сразу же принялся жевать.

— Секунду.

Она поспешила в спальню и уже через мгновение стояла перед ним. Вся такая улыбчивая и красивая. Закружилась в новом платье. В одну сторону, затем обратно. Легко и нежно, словно на сказочном балу, куда не достать приглашение, если у тебя нет такого же прелестного наряда. Он отложил бутерброд. Нахмурился:

— Ты на работу собралась или на блядки?

Она еще раз покружилась. Затем снова. И снова. Не знала, что сказать. Дурацкая улыбка застряла на губах. Ноги не слушались. Всё кружились и кружились. А внутри в один миг всё рухнуло. Дурацкое платье осталось, а остальное обрушилось с невероятной скоростью.

— Поесть можно спокойно? Мало мне на работе?

Он психанул. Вскочил из-за стола. Достал из пачки сигарету и нервно закрутил её в руке. И у неё всё тоже закрутилось. Какие-то сожаления, какие-то обиды, а между ними лезвием горечь и боль. Её счастье этого прекрасного дня улетучивалось вместе с табаком из его руки. Крошилось на пол, под его ноги. И он топтался.

Она почувствовала жар на своём лице, прилив крови, и несколько капель из носа упали на пол. Такое уже случалось. Когда сильно нервничала, когда было плохо, когда становилось невыносимо. Давление и прочее, объясняли врачи, а ей казалось, что вместо слёз. Испачкалось и платье. Пятно на груди размером с грецкий орех украсило его, словно недостающей брошью. Видимо, иных украшений она не заслужила. И ей стало так горько. Так невыносимо горько от всего, что только могло или уже случилось в её жизни. Так горько, что захотелось убежать, унестись куда-либо прочь, подальше от всего и всех.

Так она и сделала. Схватила в спальне куртку и вырвалась из клетки. В темноту осеннего вечера, в поднявшийся ветер. Бежала не замечая грязь под ногами, быстро, не оглядываясь. Лишь запомнив его застывшую на кухне возле стола фигуру.

В парке не было освещения. Точнее, когда-то оно было, но вряд ли уже кто вспомнит, когда. Она выбралась на незнакомую тропинку и уже не так быстро, но все же уверенно двигалась вперед. Вдалеке светились огни заводской трубы, на них и шла. На этот свет впереди, ибо идти вперед на свет было сейчас её единственным желанием. В голове всё также шумело. Может, и давление. Постаралась не обращать внимания на этот шум, не обратив внимания и на другой.

Удар пришелся сзади, в темя. Быстро и сильно. Сразу же упала на землю. Лицом в опавшие листья. Вдохнула раз. Двигаться не могла. Не чувствовала себя. Дыхание перехватило, и легкие внутри сжались. Кто-то придавил её еще крепче. Как и чем не знала. Натянулась кожа на груди, на затылке. Не понимала, как крепко, чувствовала лишь упрямую тяжесть. Кто-то что-то пытался сделать. У него не получалось. Он злился. Она уловила треск разорванного платья. Затем снова боль. Кровь попала в глаза. Наверное, кровь. Точно не знала, но огонек вдали пропал.

— Сука, — прошипел кто-то и замолчал.

И стало тихо-тихо. Как будто ничего не было. Абсолютно ничего. Боли точно. Лишь стало холодно. По-настоящему холодно.