Спорим, будет больно!

Кира Фарди (2024)

— Даже не подходи ко мне! — я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора. — И что будет? — он криво ухмыляется. — Увидишь! Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок. — Ты не отвертишься от меня, куколка. Я сгибаю колено. — Спорим, будет больно? — Больно будет тебе, — короткий гортанный смешок, — когда я тебя брошу. * * * Артур Уваров нацелился на меня. Не дает дышать, преследует повсюду. Но я же понимаю, что мы живем в разных мирах, и ничего хорошего из наших отношений не получится. А то, что сердце бешено колотится, когда он просто проходит мимо, так это ерунда, временное помешательство. Я не собираюсь выполнять прихоти мажора, но… наше противостояние приводит к беде.

Глава 3

Когда эта троица входит в автобус на промежуточной остановке, я напрягаюсь.

Эмоции бьют через край, доза адреналина в крови зашкаливает и будоражит все тело. Глаза сами расширяются, показывая даже не высшую степень шока, а самый настоящий ужас.

«Что они здесь делают? Зачем остановили автобус?» — мелькают в голове панические вопросы.

Еле сдерживаюсь, чтобы не выкрикнуть их вслух, но Зинка хватает меня за руку. Я встряхиваюсь от прикосновения и смотрю в упор на мажора, который с невозмутимым лицом расплачивается за проезд.

— Варь, Варь, смотри! Это они за нами следили?

Я кошусь на подругу: ее глаза лихорадочно блестят, она возбуждена и взволнованна. Усталость, поступление в вуз, потеря кроссовки и нагоняй от родителей ее уже не интересует.

— Не придумывай! — осаждаю ее горячий порыв.

— А вдруг они мне хотят отдать кроссу?

— На добреньких самаритян эти говнюки не похожи, — едва слышно шиплю сквозь зубы.

— Вечно ты плохое в людях видишь, — фыркает Зинка. — Осторожная чересчур.

— Зато ты безалаберная! Увидела смазливую мордашку и растаяла.

— Да ну тебя!

Зинка надувает губы и отворачивается. Так-то лучше, может, удастся доехать без приключений на свой зад. Сколько раз уже вытаскивала простодушную Зинку из передряг, перечесть.

Но парни спокойно, никого не задевая, наоборот, вежливо здороваясь, проходят между сидений и останавливаются за нашими спинами. Арчи даже не смотрит на меня, словно я пустое место.

Немного расслабляюсь, хотя не понимаю, что этим буратинкам нужно в скромном пригородном автобусе. Ну, сломалась у них машина, вызвали бы такси. Мани-мани есть в кармане. Нет, полезли в автобус. А что дальше?

— Не придумывай, — уже миролюбиво толкаю подружку в бок. — Хотели бы, сразу отдали бы.

— А вдруг они забыли? Или не знали, чья обувь.

— Слушай, ну чего ты пристала ко мне? — Поворачиваюсь всем корпусом к подруге. — Объясни, зачем им нужна одна женская кроссовка? Постебались над нами и выбросили в урну.

— Спроси, Варь! Трудно тебе, что ли? — канючит Зинка.

Ее обиженный голос сверлом проникает в мозг и устраивает там бандитский беспредел.

— Твоя обувь, вот и спрашивай, — упрямо не сдаюсь я.

— Я не умею, как ты, во рту все пересыхает от страха.

Тут я вытаскиваю из сумочки телефон и демонстративно читаю смс. Мне хочется послушать, о чем говорят незнакомцы, а болтовня Зинки мешает.

Но парни тоже перекидываются фразами так тихо, что ни слова разобрать не удается. Зато постоянно чувствую между лопаток колючий взгляд. Рука так и тянется почесать это место, но боюсь даже пошевелиться.

И тут низкорослый парень обращается к Зинке с вопросом. Я напрягаюсь, но старательно смотрю в окно. Подружка стреляет в меня взглядами, но отвечает, растерянно, невпопад, все же тоже не уверена в благих намерениях незнакомцев. Нам еще домой идти от площади. А если они увяжутся?

Я нервно смотрю на время и тянусь к телефону. Папа отвечает сразу после первого гудка. Держа телефон на вытянутой руке, я оборачиваюсь.

— Пап, ты встретишь нас с Зинкой на остановке?

Спрашиваю, а сама в упор смотрю на красавчика мажора. Он прищуривается, в синей щелке мелькают искры.

— А сама до дому не дойдешь? — спрашивает недовольно отец.

— Нет, страшно.

— Ишь, чего придумала!

— И биту с собой захвати.

«При слове «бита» Арчи удивленно поднимает брови, Тоха хмыкает, а мелкий шустрик крутит пальцем у виска.

— Кукушкой поехала, что ли, курица? — громко брякает он.

Это он делает зря: папка сразу настораживается.

— Погоди, а кто там тявкает не по делу? — я включаю громкую связь. — Я этой шавке хвост прищемлю, пусть только покажется на глаза. Доча, жди на остановке, я еще с собой дядьку Павла прихвачу.

Я торжественно сбрасываю звонок, Зинка сидит, раскрыв от удивления рот и хлопая ресницами.

— Девушки, к вам молодые люди пристают? — кричит с переднего сиденья кондукторша и поворачивается к водителю: — Семеныч, тормози! Надо этих паразитов общества высадить.

И тут Арчи встряхивается и впервые подает голос.

— Простите, леди, вы о ком сейчас говорите? — холодно спрашивает он. — Мы едем в Давыдово, никого не трогаем. Наоборот, отпустили такси и сели в автобус, потому что видели, как эта девушка потеряла кроссовку. Хотели ее отдать.

— Да, правда!

Мелкий шустрик вытаскивает из сумки Зинкину кроссу и протягивает ей.

— Это ваше?

— Д-да, — лепечет та.

— Берите!

Зинка медлит, смотрит то на меня, словно ждет команды, то на злополучную кроссовку, не решаясь забрать.

— Как-то несправедливо за добрый поступок нас называть паразитами и высаживать, согласитесь? — продолжает воспитывать кондукторшу Арчи.

— Девушка, это ваша вещь или нет? — сердито спрашивает та.

— Д-да.

Зинка вытягивает ногу в проход между сиденьями, показывая всем, что она босая.

Я медленно заливаюсь краской и закрываю глаза.

До самого поселка мы едем без приключений. Мажоры сзади болтают, Зинка зависает в интернете, благо связь есть, а я делаю вид, что слушаю музыку, закрыв глаза.

Именно делаю вид, потому что все мысли и чувства сконцентрированы на красавчике за спиной.

А он, гад, опять показал свою изворотливую натуру. Не только ловко вывернулся сам, еще и меня поставил на место, обернул скользкую ситуацию себе на пользу.

Значит, умен.

Нет, не так!

Не умен, а хитер, может расставить ловушку и понаблюдать, как корчится в ней пойманная дичь.

Это расстраивает: неизвестно, сколько у него таких приемчиков в запасе.

И тут мысли принимают другое направление.

«Интересно, они действительно едут в Давыдово, или так просто говорят?»

Я толкаю Зинку локтем.

— Чего? — отрывается от экрана та.

Подружка в целом довольна: она получила кроссовку назад, теперь не надо отчитываться перед суровой матерью. Я показываю на свой телефон, где на ходу пишу смс:

«Надо за мажорами проследить. Выяснить, к кому они едут?»

Зинка тут же включается в игру.

«Зачем?»

«А если они врут?»

«И что с того?»

«Вдруг пойдут следом, узнают, где мы живем».

«Да плевать! Нас же твой папка встретит».

Точно!

Вот голова садовая! Совсем забыла, что просила отца. Тревожное чувство в груди мгновенно поднимает голову. Мой папка превращается в зверя, когда речь идет о защите его семьи. Еще устроит разборки с мажорами, а те…

Додумать не успеваю: автобус тормозит на площади нашего поселка. В окно вижу отца и его друга дядю Павла. Родитель воспринял мои слова серьезно.

Вот черт!

Я оборачиваюсь к мажорам, от смущения пылаю огнем, но выхода другого нет.

— Чего тебе? — грубо спрашивает Тоха.

— Парни, вы не торопитесь выходить, — предупреждаю их.

— Не учи пацана против ветра ссать, — хмыкает мелкий шустрик и оттопыривает указательный палец и мизинец.

Я чувствую, как уши и щеки заливает краска: и куда лезу? Но все же заканчиваю мысль:

— Ну, понимаете… мой отец…

— Сама устроила кипиш, коза деревенская, а теперь бздишь! — дергается ко мне Тоха.

— Не хочу проблем, — огрызаюсь я.

Добрый порыв мгновенно сходит на нет. Да и беспокоюсь я больше о папке, чем об этих богатеньких паразитах.

— Мы поняли, спасибо за предупреждение, — отвечает спокойно краш.

— Арчи, ты что?

— Не пыли, Виталя, у нас другая цель.

Другая цель?

Эти слова бьют по мозгам сильнее кувалды.

Это о чем он?

Намек? Но на что?

«Другая цель!» — пульсирует в висках, пока спускаюсь по ступенькам.

«Другая цель!» — отбивает каждый шаг, пока иду к отцу.

На душе становится все тревожнее, нарастает настоящая паника. Вроде бы мне ничего плохого сейчас не сделали и не сказали, а отчего-то плохо. А еще я волнуюсь, зная взрывной характер отца. Сердце устраивает в груди настоящий военный парад.

Хочется обернуться. Очень! Но держусь изо все сил.

Бросаюсь к папке.

— О, девчонки! Приехали!

Он обнимает меня за плечи, кивает Зинке.

— Здрасте! — мы дружно здороваемся с дядей Павлом.

Хочется оглянуться.

Спиной чувствую напряжение, между лопатками опять свербит.

— Ну, показывай, кто посмел нагрубить моей девочке? — хмурит брови отец.

— Да, кто посмел? — оглядывается и папин друг.

— Вот…

Открывает рот Зинка, поворачивает голову, но я ее перебиваю:

— Те мерзавцы вышли раньше, пап. Я просто перепугалась. Пойдем домой, устала.

Я подхватываю отца под руку и тащу подальше от остановки и автобуса.

«Не оглядывайся! Не оглядывайся!» — внушаю себе.

Зинка тащится следом в паре с дядей Павлом. Отец расспрашивает о поданных документах, о вузе. Я отвечаю невпопад, постоянно прислушиваюсь к шагам за спиной. Лишь когда мы сворачиваем на знакомую улицу, я оглядываюсь. Из-за поворота виднеется длинная тень.

Нет, три тени.

Вот же сволочи! Не услышали предостережения, пошли за нами? Я напрягаюсь, сжимаю папину ладонь.

— Варь, кого-то увидела?

Теперь мы все дружно смотрим вдоль дороги. Из углового двора с лаем выбегает собачонка и бросается на соседнюю улицу. Тени смешиваются и исчезают.

— Показалось.

— Варь, пока, — торопливо целует меня в щеку Зинка, она живет через дом от нас. — На связи.

— Ага. Звякни вечером.

— Что за птичий разговор? — сердится папка и смотрит на друга: — Паш, заходи на чай.

— Чай у меня и дома есть, — смеется тот.

— Тогда на пивко? Посидим в беседке вечерком по-домашнему.

— А это дело.

Остаток дня тянется долго, я не нахожу себе места, постоянно думаю о мажорах. Любой оттенок синего цвета напоминает мне о глазах Арчи. Это какое-то наваждение, от которого невозможно избавиться.

«Потерпи, все пройдет со временем», — внушаю себе, пытаясь заняться делом. Я постирала и развесила белье, убралась в своей комнате, приготовила книги и учебники, которые мне больше не понадобятся, чтобы отнести их в местную библиотеку.

Неожиданно сердце сжимается от тоски: впереди ждет совершенно новая столичная жизнь, и в ней будет полно нагловатых мажоров, отравляющих существование девчонкам.

Родители сидят в беседке, смеются, громко разговаривают, угли в мангале тлеют и иногда вспыхивают искрами, запах шашлыков висит в воздухе и щекочет ноздри.

Но я не могу ни есть, ни пить, настолько выбита из колеи сегодняшней встречей. Образ Арчи преследует меня. Его красивое лицо ухмыляется из ведра с водой, из зеркала, из оконного стекла. Когда на небе появляется луна, и на ее желтом диске вижу ненавистную физиономию. И она подмигивает мне и говорит голосом мажора:

— Тебе будет больно, когда влюбишься в меня, а я тебя брошу.

Чертовщина, да и только!

— Ни за что! — шепчу себе под нос. — Никогда! Мы больше не встретимся!