Спорим, будет больно!

Кира Фарди (2024)

— Даже не подходи ко мне! — я сжимаю кулаки и смотрю в упор на ненавистного мажора. — И что будет? — он криво ухмыляется. — Увидишь! Одним неуловимым движением он оказывается рядом, жестко хватает меня за подбородок. — Ты не отвертишься от меня, куколка. Я сгибаю колено. — Спорим, будет больно? — Больно будет тебе, — короткий гортанный смешок, — когда я тебя брошу. * * * Артур Уваров нацелился на меня. Не дает дышать, преследует повсюду. Но я же понимаю, что мы живем в разных мирах, и ничего хорошего из наших отношений не получится. А то, что сердце бешено колотится, когда он просто проходит мимо, так это ерунда, временное помешательство. Я не собираюсь выполнять прихоти мажора, но… наше противостояние приводит к беде.

Глава 6

Врываемся во двор, запыхавшись, обегаем дом и застываем: в палисаднике топчется папа и косит траву между клумб.

— Вы чего? — поднимает он голову. — За цветами пришли?

— Д-да, — отвечаем хором, просто ничего больше в голову не приходит.

— Хотите Серафиме Альбертовне отнести?

— Зачем?

Папа выключает триммер и удивленно смотрит на нас.

— У старухи сегодня юбилей. Она все же директором вашей школы была.

— Т-точно!

— Гостей много приехало, гудит весь поселок. Даже дочь из столицы прикатила. Говорят, у нее своя торговая компания. Сама в роскоши живет, а мать в деревне держит. И куда мир катится?

Папа снова включает триммер, а мы с Зинкой тайком оглядываемся, еще надеясь увидеть чужой след под моим окном. Увы, земля скрыта под скошенной травой, да и в вечернем полумраке ничего разглядеть невозможно.

— Тогда Серафиме Альбертовне садовые цветы не подойдут.

— Что? — папа поднимает голову.

— Ничего. Пока, пап!

Мы убегаем, садимся в беседке. Наше расследование заходит в тупик. Зинка крутит в руках мобильник, словно ждет звонка, и это меня настораживает. Я протягиваю руку.

— Чего?

Зинка смотрит на меня, подняв брови.

— Мобильник дай.

— Зачем? — она прячет телефон за спину.

— Тогда сама удали номер.

— Ну, Варь! Не сходи с ума! — хнычет подруга.

— Я не хочу больше никаких контактов с этими людьми. Ты видишь, как ловко они сумели нас с тобой поссорить?

— Это ты ерундой занимаешься.

— Ерунда не ерунда, но я хочу все это прекратить.

— Да парни уже уехали в столицу, можешь не волноваться, больше ты их не встретишь.

Зинка демонстративно открывает телефон, нажимает на пару кнопок и показывает мне экран.

— Вот и отлично! — я встаю. — А теперь пошли за бутылкой.

— Зачем? Мы де уже все решили!

— На всякий случай. Это улика против них, будет нам с тобой защитой.

— Да ты точно кукухой поехала, прав был Виталя.

— Зин, не буди во мне зверя, — я пристально смотрю на нее. — Иначе…

— Да пошли уже, пошли, — вскакивает и она. — На сто процентов уверена, что это обычная вода.

Но и здесь нас ждет разочарование: Зинкина мама вылила воду, бутылку выбросила в мусорное ведро, а его вынесла.

Мусорные контейнеры тоже были пусты.

Так ничего не выяснив, мы расстаемся, недовольные друг другом и жизнью в целом. Но теперь я настороже: закрываю на ночь окно в комнате, задвигаю штору и все снимаю на камеру, чтобы утром не засомневаться опять в своих действиях.

«Забудь о мажорах! Забудь! — приказываю себе, уже погружаясь в сон. — Ты больше их никогда не увидишь.

Утром не успеваю я умыться, как звонит подруга.

— Слушай, сегодня юбилей у бабки Серафимы, целый день в поселке будет праздник, — возбужденно тарахтит она. — Василий Андреевич расстарался, хочет чествовать старуху с помпой! Целая программа.

— Неужели?

Я внимательно разглядываю штору, между полотнами которой появился просвет шириной с ладонь. Сейчас он меня интересует гораздо больше, чем массовые гулянья местечкового значения.

— Ага! Афиша висит на доске объявлений, на торгушнике и на остановке. В Доме культуры будет концерт, в магазине — ярмарка и скидки, а в кафе пекут вафли для мороженого.

— Даже вафли? В кафе вафельниц нет.

— Это дочь бабки привезла оборудование и поваров. И угощение для всех будет бесплатным.

— Ого! Вот у кого-то денег куры не клюют.

— А вечером — дискотека. Все наши собираются. Ты в деле?

— Конечно!

В другой момент я бы заплясала от возможности развлечься, но не сегодня. Сейчас я разглядываю окно, створка которого оказывается не закрытой на задвижку. Сердце начинает колотиться так сильно, что кладу ладонь на грудь.

— Зин, беги ко мне.

— Что, что случилось? — пугается подружка.

— Увидишь.

Я отключаюсь и несусь во двор. Мама поднимает голову. Она стоит у будки Бруно и накладывает ему еду.

— Варь, завтрак на столе, поешь сама, — говорит она.

— Мам, ты в комнату мою заходила утром?

Сердце продолжает маршировать по ребрам, я даже не могу вдохнуть полной грудью.

— Да, ты спала так крепко, что лишь перевернулась, когда я твое окно открывала. Душно сегодня.

— Душно, — шепчу я и опускаю руки: опять зря всполошилась. Но все же уточняю на всякий случай: — А вчера тоже ты шторы раздвинула?

— Да. Что, солнце помешало выспаться? — смеется мама. — Гулять меньше надо.

Зинка влетает во двор с перекошенным лицом. Ее губы подергиваются, глаза-монетки лихорадочно блестят.

— Что? Что случилось?

Я тащу ее в беседку, оглядываюсь и шепчу:

— Все нормально. Проверка бдительности.

— Вот, дуреха! Напугала. У меня чуть сердце не остановилось, — у нее слезы облегчения выступают на глазах.

— Раз сегодня праздник, пойдем, прогуляемся?

— Ты серьезно?

— А то.

— А мажоры?

— Ну, не факт, что они приехали в гости к бабке Серафиме. Это раз. И потом, чего нам их бояться? Мы у себя дома.

— А то!

Мы быстро собираемся и бежим на площадь, где разворачивается основное действо. Народу много, все жители поселка решили развлечься. Однако я не могу расслабиться, постоянно оглядываюсь.

Вот вдали мелькает статная фигура, и паника мгновенно охватывает голову.

Я хватаю Зинку за руку, с силой сжимаю пальцы. Тело рвется бежать. Не знаю, почему так реагирую на этого парня, но все внутри кричит от страха, а ощущение опасности сводит с ума.

— Ой, ты чего? — вскрикивает подруга.

— Смотри, там, впереди, не мажор разве?

Зинка прикладывает ладонь козырьком ко лбу и приглядывается.

— Ты чо, Варюха, сбрендила? Веньку не узнала, что ли?

— Веньку?

Теперь, когда парень подходит ближе и поворачивается, я вижу, что ошиблась. Но звоночек тревожный: так и до психоза можно дойти с этими мажорами.

Мы побывали на ярмарке, заглянули в Дом культуры на концерт оркестровой музыки, прошлись по магазину: оценили скидки. Я успокоилась, даже начала получать удовольствие от прогулки, а Зинка прикупила себе пару вещей. К обеду ноги гудели от усталости, а головы — от перегрузки эмоциями.

— Все, больше не могу! — заявляет Зинка. — Пошли в кафешку, закусим мороженкой и домой.

Уже издалека замечаю сквозь витринные окна, что в кафе нет свободных столиков.

— Может, ну его это мороженое? — спрашиваю подружку, а сама сомневаюсь: запах свежеприготовленной вафли тянется на всю улицу просто умопомрачительный.

— Смотри, там Венька с приятелями! Айда к ним!

Зинка взлетает по ступенькам и врывается в зал, полный народу. Я бегу за ней, ни на кого не глядя.

— О приветики! — поднимает руку тощий и длинный, как жердь, Венька.

— Мы с вами, подвиньтесь!

Зинка тут же сталкивает со стула коротышку Гришку Морозова, которого за низкий рост и упитанную фигуру прозвали в школе Колобком.

— Ты, Соловьева, оборзела! — стискивает кулаки тот.

— Не пыли, Колоб, — Венька придвигает стулья, — всем места хватит.

— А что она?

Но мы не обращаем на Гришку внимания, привыкли к его вечно недовольной мордахе. Мы садимся. Компания собралась большая. Кроме нас с Зинкой, Колобка и Веньки, я вижу Глеба и его подружку Наташу. Заметив меня, она недовольно хмурится: у нас давние терки. Наташка ревнует своего Глебушку, который не пропустит ни одну юбку мимо себя. Вот и сейчас он убирает руку с плеча подруги, отодвигается и спрашивает, глядя мне в глаза:

— Какое мороженое будете, девчонки.

— А какое есть? — Зинка оглядывается на стойку и меняется в лице. — Варь, смотри.

Теперь оборачиваюсь и я, а колокольчики внутри новый перезвон устраивают. Широко улыбаясь, к нам идет Арчи собственной персоной. На нем длинный фартук обслуги, а в руках меню. Периферийно я замечаю и его приятелей, одетых точно так же.

«Что они тут делают?» — вспыхивает паническая мысль.

Но Арчи лишь слегка наклоняет голову в знак приветствия и кладет на стол папку с меню.

— Прошу. Сегодня любое мороженое на выбор.

— Пошли отсюда, — я хватаю сумочку и встаю.

— Девушка, обижаете. Это угощение от Серафимы Альбертовны, — улыбается уголками губ Арчи, а глаза смотрят пристально и холодно.

— Варь, ты чего?

Зинка дергает меня за руку, я плюхаюсь на стул.

— Здесь есть ванильное мороженое, малиновое, карамельное, клубничное, фисташковое, с печеньем и без него, — перечисляет Арчи и перелистывает страницы. — С шоколадной крошкой, с орехами, с кофейным сиропом.

— Хватит! — вскрикиваю я в панике.

Мажор листает меню так быстро, что я не успеваю разглядеть ни одного блюда. Друзья сидят, вытаращив глаза. Я вижу, как Наташка приосанивается, взбивает пальцами пышную челку и приоткрывает яркий ротик.

— Ой, а я хочу клубничное. Есть оно?

— Конечно, — Арчи смотрит только на меня. — Даже земляничное и морошковое. Посмотрите, какая красота.

Он низко наклоняется. Его дыхание обжигает шею, мурашки бегут по спине.

— Слушай, отвали! — я толкаю его в грудь.

— Нет, а на этой странице спрятался шедевр: финское радужное мороженое.

Я вижу, что мажор издевается, но сижу, зажатая с одной стороны столом, а с другой — Арчи, и задыхаюсь от нехватки кислорода и личного пространства.

— У тебя прямо дар бесить людей! — вскрикиваю уже громче, отталкиваю его и вскакиваю. — А ну-ка не вынуждай меня повторять!

Мы стоим друг против друга, глаза в глаза. Он смотрит сверху вниз, я опять чувствую себя мухой, вот только не простой жужжалкой, а настоящей цеце: еще одно его движение, и вцеплюсь зубами в глотку.

— И не думал, — спокойно отвечает Арчи и мило улыбается залу, замершему в предвкушении развлечения. — Не хотите мороженое, как хотите.

«Вот гаденыш!»

— Что случилось?

Из-за барной стойки выходит элегантная женщина неопределенного возраста. Ей можно дать и тридцать, и сорок, и пятьдесят лет, настолько ее лицо ухожено и безэмоционально. На ней тоже фартук, и чувствуется, что именно она хозяйка банкета. Она идет через зал, переступает красивыми ногами в туфлях на высоком каблуке, и взгляды всех мужчин прикованы только к ней.

— Вот это мадам! — присвистывает Венька, но, поймав стрелу из глаз Арчи, захлопывает рот.

— Ничего, мама, все в порядке, — поворачивается к даме мажор.

Вблизи виден возраст, умение властвовать и повелевать тоже наложило свой отпечаток на лицо леди. Она улыбается, показывая идеальные зубы, но синие глаза такие же холодные и равнодушные, как у сына.

— Простите, девушка, мой сын очень серьезно относится к работе. Так, какое мороженое вам принести?

И я тушуюсь под двойной атакой.

— Фисташковое, пожалуйста.

— Два шарика или три? — спрашивает Арчи, глядя мне прямо в глаза.

Я вижу в его зрачках свое отражение, но не могу отвести взгляда. Чувствую себя кроликом, парализованным ядом смертельно опасной змеи.

— Один.

Чертов голос дрожат.

— Сиропом полить?

— Н-нет.

А теперь заикаюсь. Совсем спятила!

Но Арчи разворачивается и идет к стойке бара. Ни плечом не шевельнет, ни лопаткой, и я наконец выдыхаю.

— Варь, что это было? — наклоняется ко мне Венька.

— Ничего.

— Нет, явно между вами кошка пробежала. Вы уже знакомы?

Вдруг одноклассник шарахается в сторону, словно только что не прижимался к моему боку.

— Что за?

Рука в белоснежной рубашке ставит перед моим носом розетку, на которой лежит вафельная трубочка с тремя разноцветными шариками мороженого, хорошо сдобренного кленовым сиропом.

— Ваш заказ, барышня, — говорит ехидно Арчи надо мной.

Я поднимаю голову и цежу сквозь зубы:

— Ну ты и козел, Арчи!