Глава 4
Под крылом стелилась пустыня — не такая уж темная в свете молодой луны. Привычный взгляд выхватывал то какой-то караван, удаляющийся от Адмара — длинные тени казались настоящими верблюдами, а сами животные не более чем точками, — то оазис, то одинокую скалу посреди пустыни…
Справа сверкнуло море, и я устремился к нему, чтобы лететь вдоль береговой линии. Я и так не потеряюсь — на что мне звезды? — но лучше не углубляться в пустыню: там хватает сюрпризов помимо коварных ветров и пыльных бурь. В песках и джаннаи водятся, в чем я теперь был совершенно уверен, и много тварей пострашнее, и чем дальше от людских поселений, тем больше подобных существ. Не то чтобы я их опасался, но зачем тратить время? Тем более я знаю Фергию: она ведь увлечется, заинтересуется, захочет подманить какого-нибудь песчаного монстра на наши припасы, потом попытается его приручить… Нет уж! Пускай занимается подобным без меня! Не то мне эту тварь еще и тащить на себе придется, если она окажется бескрылой и не способной преодолевать любые расстояния в мгновение ока, как джаннаи… А мы так не договаривались!
Я попытался вспомнить, о чем именно мы договаривались, но… Кажется, все ограничилось словами «Летим скорее к Иррашье». Ну, раз так, лишних обязательств я на себя не взял, уже хорошо. Я даже не знаю, где именно Иррашья обитает, а как ее намерена искать Фергия, спросить не успел, но исправился на первом же привале — мы приземлились в незнакомом оазисе, когда солнце было уже высоко. Никого нет, вот и замечательно…
— Вейриш, — сказала Фергия, выслушав мой вопрос, — я вам в который раз повторяю: все ваши соседи, и не только соседи, а даже придворные, если не знают, то догадываются, что вы не человек. А давно ли вы в Адмаре? Ну, я хочу сказать — вы ведь относительно молоды для дракона, в отличие от Иррашьи, не так ли?
Я вынужденно согласился.
— Одним словом, достаточно будет расспросить местных, и мы узнаем, где ваша троюродная прабабушка или кем она там вам приходится.
— Или она узнает. Наверняка у нее есть осведомители. Да и не одной же дичью она питается, стало быть, покупает что-то в поселке или городе…
— Вейриш, вы в самом деле умеете думать, — похвалила Фергия, уписывая скромный завтрак за обе щеки. — Просто обычно вам лень это делать, я уже заметила. Словом, рано или поздно, так или иначе, но мы найдем Иррашью. И не коситесь на вьюки: если вдруг у нас закончится провиант, мы просто ограбим караван.
Я лишился дара речи.
— Да-да, пойдут слухи, и тогда Иррашья уж точно явится навести порядок в своих владениях. Кстати, вы не знаете, какого она цвета?
— Красная, кажется. Или медная. Дядя говорил, да я запамятовал.
— Жаль, вас за нее не выдашь, если только глиной обмазать…
Что верно, то верно — после встречи с дочерью Золотого Змея я сам сделался золотым, хотя прежде был темно-бурым. За медно-красного меня можно выдать разве что на закате, когда садящееся солнце окрашивает всю пустыню багрянцем. Глина-то осыплется, стоит мне пошевелиться, да и где ее взять посреди пустыни?
Зачем я это сказал?…
— Это будет запасной план, — тут же произнесла Фергия. — Но, думаю, прибегать к нему не придется. Не загадывайте слишком далеко наперед, Вейриш, это дело безнадежное. Придумаете что-то одно, поверите в это, а все пойдет наперекосяк, да так, как вы и предвидеть не могли! Аю бы вам сказала: места незнакомые, люди и драконы тоже, ничего не разглядишь.
И верно, Аю хорошо провидит то, что может случиться в нашем ближайшем окружении, даже и в Адмаре, но не в состоянии узнать, как там дела у дяди Гарреша в его очередном путешествии. Не настолько хорошо она его знает, а еще расстояние…
— Что вы скуксились, Вейриш? — спросила вдруг Фергия. — Вспомнили дом, уютную постель, накрытый стол, любимую жену? Понимаю, после стольких лет безделья лететь куда-то сломя голову — поступок неординарный. Но вы это сделали, так гордитесь же собой!
— Я вовсе не о том думаю, — отмахнулся я.
— О чем же?
— О нас с Аю. — По загривку побежали мурашки, будто я готовился выдать тайну. Впрочем… а что я сейчас делал? — Чем вы с ней занимались столько времени наедине?
— Ну уж точно не любовью, мы обе предпочитаем мужчин, — тут же сказала Фергия. — Хотя…
— Да я не об этом, развратная вы женщина!
— Так вы формулируйте точнее, Вейриш, а то мы еще и не до такого договоримся.
— Вы мне не даете слова сказать! Аю спрашивала вас о… о детях?
— Да.
— И что?
— И ничего.
— В каком смысле?
— Вейриш, сядьте прямо и дышите глубже, — попросила Фергия, — не то упадете в костер, а мне придется сбивать с вас пламя.
— Да говорите вы уже толком!
— Ничего я вам не скажу, потому что это тайна той, что обратилась ко мне за помощью.
— Я ее муж, если вы запамятовали, — процедил я.
— Ну и что? Хоть отец, хоть дед, хоть сам Забытый верхом на золотом алефанте с крылышками, — невозмутимо ответила Фергия. — За мое молчание платят, Вейриш, и платят дорого. Я не работаю задаром.
— Я заплачу втрое больше, — я скрипнул зубами, — только скажите правду!
— Вы что, всерьез намерены перекупить судебного мага? Наивный…
Я не стал тратить слов понапрасну, я встал на колени.
— Вейриш, вы рехнулись! — Фергия вскочила и попятилась. — Уйдите от меня… только не слишком далеко, нам лететь скоро… Вейриш!
— Я дам вам любую клятву, — сказал я сквозь зубы, — только расскажите, что вы… о чем вы… с Аю… Она молчит, а я не умею угадывать, я не вижу будущего, я же… просто дракон!
Тишина оглушала. Едва слышно шелестел в барханах ветер, где-то высоко прокричала хищная птица, вот и все звуки.
— Вы так ее любите? — негромко спросила Фергия.
— Зачем вы спрашиваете? Знаете же… Мать вам наверняка рассказывала!
— Одно дело ее рассказ, другое — услышать это от вас.
Я долго молчал, пытаясь подобрать слова, но ничего не выходило. Фергия не тратила времени понапрасну, она варила ойф.
— Это не просто любовь, — сказал я наконец. — Я помню, Флоссия удивлялась, когда я попросил отдать Аю мне в жены. Аю ведь даже по сравнению с ней была некрасивой.
— Ну спасибо на добром слове!
— Так Флоссия думала, я-то при чем? Вы, кстати, посимпатичнее матушки, — добавил я зачем-то. — Или просто моложе, а лет через сто…
— Вейриш, вам, кажется, хотелось что-то узнать? А еще неплохо бы вздремнуть, пока солнце не село: я что-то сомневаюсь в вашей способности лететь сутками напролет даже после моего ойфа. Вы этак выдохнетесь прежде, чем мы полдороги одолеем.
— Не стану я пить вашу бурду, мне жизнь дорога, — огрызнулся я. — Ладно… Вынужден извиниться за сказанное сгоряча о вас и Флоссии. И еще…
— Вейриш, покороче, умоляю! — Фергия выразительно закатила глаза. — Вы в этом своем Адмаре разучились говорить по-человечески, что ли? Непременно нужно наплести столько словесных кружев, что не только на королевский наряд, а и на всех придворных хватит! Извинились — и довольно. Тем более я не обиделась, а мама вас не слышала. Давайте уже к делу. Вы сказали — это не просто любовь. А что же?
— Как я вам опишу, если вы не дракон?
— Но-но, мы же выяснили, что я вам дальняя родня!
— Мало ли у нас такой родни… Огонь в людях вы все равно видеть не можете.
— А вы покажите, — коварно предложила Фергия. — Маме же показывали. А хотя не поможет — тут не на кого взглянуть. На вас — ослепнуть можно, она говорила, а на себя… Как-то я позабыла зеркало захватить, на кой оно мне?
Я не стал говорить, что она вполне может вызвать воду и посмотреться в лужу или вон хоть в начищенный котелок, но не стал. Не хочет — мне же легче. Это с одной стороны, а с другой — как я объясню-то? «Словами через рот», — наверняка сказала бы Флоссия, а дядя Гарреш согласно кивнул, и я снова собрался с мыслями.
— Если совсем просто, то нас привлекает этот самый огонь. Он у всех людей разный, у кого-то ярче, у кого-то совсем слабый, у некоторых и вовсе погас…
— А у меня какой? — тут же спросила Фергия.
— Сильнее, чем у Флоссии, но намного слабее, чем у Лауриня.
— Это почему же? — озадачилась она, а я только развел руками.
— Понятия не имею. Наверно, даже самые старшие не знают, от каких именно качеств зависит этот огонь. Я уже сказал — бывает, он вовсе гаснет, а бывает — разгорается ярче. У Аю он особенный…
— Это я тоже помню, мама говорила — ей Гарреш показывал. Какой-то неопределенный — то полыхает до небес, то едва теплится. Это потому, что она ашшу, верно?
Я кивнул.
— У нее дар нестабильный, не то что ваш. Она не может им управлять, а проявляется он вот таким образом. Ну, для нас. Для людей — только пророчествами.
— Да-да, и вы собирались взять ее в жены потому, что дар этот крайне редок, — задумчиво проговорила Фергия, — и Аю могла бы передать его вашим потомкам.
— Так мы сказали Флоссии, потому что… слишком долго объяснять! Она торопилась к тому же, а такие вот мотивы ей намного понятнее высоких материй, не правда ли?
— Это да, стремление к выгоде маме знакомо, — согласилась Фергия и передвинулась в тень пальмы — солнце палило со всей полуденной силой. — А что, вы не только эти цели преследовали?
— Говорю же — долго объяснять, — устало повторил я. — Я даже слов подобрать не могу. Просто бывает — видишь кого-то и понимаешь: вот твоя судьба. Знаю, знаю, звучит пафосно и даже пошло, но…
— Но я погорячилась, сказав, что вы умеете плести словесные кружева.
— Пожалуй. Я никогда не был особенно хорош в этом деле.
— И что же, все похищенные знатные невинные девицы — судьба? — любопытно спросила Фергия.
— Нет, конечно. Иногда их похищают так… по обычаю, из хвастовства и азарта, наконец. Таких девушек потом отпускают, вознаградив за приключение.
— Угу, то-то радуются их родные…
— Еще бы. Девица не опозорена — будто это сложно проверить! — да еще такое приданое… Вот сами девушки обижались, — добавил я справедливости ради, — забавно, правда?
— Куда уж забавнее, — проворчала Фергия. — Но некоторым, значит, везет?
— Ну да. Мне вот не везло. Но судьба есть судьба: кто-то воровал принцесс и купеческих дочерей, потом… потом то ли звезды так встали, то ли произошло сопряжение небесных сфер — и он повстречал дочку трактирщика или свинарку, да и пропал.
— Или рабыню.
— Или рабыню, — согласился я.
Сложно оказалось вот так рассказывать обо всем этом — среди дня, под ярким безжалостным солнцем. В сумерках было бы легче… возможно.
— А что, согласия этой самой судьбы не спрашивают? — спросила вдруг Фергия. — То есть вы-то спросили, и то лишь потому, что Аю была маминой рабыней, а Гаррешу явно не хотелось идти на кражу. Или, если бы мама отказала, вы бы все-таки выкрали Аю?
— Ну, Флоссия явно не была против. Это Аю сказала «нет». Наверно, я действительно утащил бы ее, унес подальше в надежде, что она простит меня за это, привыкнет и…
— Я знаю. Но если бы мама не стала спрашивать, чего там желает рабыня, а просто продала ее вам, тогда что?
Я не знал ответа.
«А если бы не опасность, грозившая Флоссии, опасность, о которой Аю даже предупредить хозяйку не могла… да та бы и не поверила! Так вот, если бы не это, если бы не условие, которое Аю мне поставила, а мы с дядей и остальными выполнили, согласилась бы она стать моей женой? Или она сделала это только в обмен на спасение Флоссии? — Я невольно встряхнул головой, будто это могло помочь навести порядок в мыслях. — Нет, чепуха! Может, с Флоссией бы вовсе ничего не случилось! Аю же сказала, что не вполне уверена, она тогда не слишком четко видела, что произойдет…»
— Судя по вашим гримасам, вы додумались до чего-то крайне неприятного, — заметила Фергия, попивая свое чудовищное варево. — Хотите, угадаю?
— Не надо. Мы же вернулись к тому, с чего начали, верно? — медленно выговорил я. — К вопросу о детях.
— Как-то у вас, Вейриш, мысль странно развивается, с завихрениями.
— Нет, почему же? Просто если так, то все сходится. — Я немного помолчал, потом все-таки решился: — Я говорил Флоссии, что потомство у нас с людьми появляется почему-то только тогда, когда девушка не знала других мужчин. Аю была нетронутой, это точно. Соплеменники никогда бы не посмели надругаться над ашшу, а торговцы… у них есть товар получше. Но кое о чем я тогда умолчал, Фергия. Не потому, что забыл, а потому, что считал сказками.
— Ну, не томите! — поторопила она. — А то я спать хочу.
Я усилием воли проглотил ругательство и завершил мысль:
— Чувство должно быть взаимным, понимаете? Двое должны не просто делить ложе — это многим нравится само по себе, — а по-настоящему сделаться единым целым. И выходит, что все эти годы…
Вот тут-то я и полетел носом в песок — рука у Фергия оказалась, пожалуй, тяжелее, чем у ее матушки. Ну да чтобы сладить с дикой лошадью, сила нужна немалая…
— Вы с ума сошли? — выговорил я, отплевавшись от песка и взглянув вверх.
Фергия стояла надо мной, и вид у нее был крайне недобрый.
— Скажите спасибо, что ногой не добавила.
«Спасибо», — мысленно произнес я, потому что кованым сапогом по ребрам — это больно, помню, как меня били в Арастене… забудешь такое, пожалуй!
Вслух же спросил:
— Что на вас нашло?
— Да так, подумала, если вас встряхнуть, мозги на место встанут, — мрачно ответила Фергия и села на место, удостоверившись, очевидно, что я не собираюсь превращаться и убивать ее на месте. — Слышали бы вы себя со стороны, Вейриш… Удавить за такое мало!
— Что я сделал-то?!
— Не сделали, а сказали, а прежде того — подумали. О том, что Аю терпит вас столько лет исключительно из чувства долга: вы же выполнили свою часть сделки, не так ли? Спасли ее «аяйку»? Ну вот… Разве могла она вам отказать после такого? А вы, к слову, хороший муж по любым меркам: в постель Аю сразу не потащили, дождались, пока девочка вырастет и созреет, а к тому времени она к вам привыкла, привязалась… — Фергия перевела дыхание и продолжила: — Вы добрый и щедрый, сделали ее женой, разрешили распоряжаться в доме, отдали хозяйство в ее руки, даже шуудэ без ее разрешения и совета не покупаете. Такой мужчина у нее на родине — на вес золота, что уж говорить о незнакомых чужедальних краях! Что, скажете, я не права?
Я промолчал, поскольку Фергия озвучила именно то, что промелькнуло у меня в голове прежде, чем я получил затрещину.
— Только вы все-таки идиот, Вейриш, — закончила она, — как подавляющее большинство мужчин.
— Что, даже ваш отец?
— О, он особенный, как мама говорит. В смысле, ей ни разу не встречалось никого настолько… настолько… — Фергия отчаялась подобрать определение и махнула рукой. — Словом, он вам еще фору даст, пускай вы и долгоживущий дракон.
Я молчал — что тут скажешь? Заронить зерно сомнения легко, а в моем случае оно упало на благодатную почву. Сам виноват — думал, что верю Аю как самому себе, но несколько случайно брошенных фраз — и вот я уже подозреваю ее в том, что не была искренна… И как только люди ухитряются жить вот так годами? Слова не скажи, не взгляни — все это может быть истолковано превратно и использовано против тебя…
— Только не говорите, что это ваше проклятие виновато. — Фергия словно прочла мои мысли. — Вы прожили с Аю тридцать лет с небольшим. Я бы давно вас удавила, проклятие там или нет, а она вас любит. Может, не страстно, как пристало юной принцессе, едва лишь осознавшей чувства, но честно и верно. А если вам этого мало, то уж извольте дождаться, покуда Аю вас освободит, и только тогда летите на поиски новой избранницы!
— Я ничего подобного не имел в виду! Я хотел лишь узнать…
— О детях?
Я молча кивнул.
— У вас их нет, — любезно напомнила Фергия. — Но в этом нет ни вины Аю, ни вашей. Такое случается, Вейриш, безотносительно великой любви и прочего. Особенности организма. Вон у торговца Улуша от трех жен и нескольких шуудэ — только девочки. А стоило второй жене изменить ему с соседом, тут же родился мальчик. Или у стражника Вэйра — от жены никого, от шуудэ — четверо мальчишек.
— Что… не совпали? — Я нашел в себе силы улыбнуться.
— Да.
— И сколько я вам должен за ответ? Я ведь обещал.
— Нисколько. Аю уже расплатилась.
— То есть?…
— Вы полагаете, за тридцать с лишком лет она не изучила вас вдоль и поперек? И не догадалась, какой именно вопрос вы мне зададите? Бить вас некому, Вейриш, — внезапно добавила Фергия и зевнула. — Я спать ложусь, до вечера, а вы как хотите. Но если станете засыпать на лету, я вас живо взбодрю…
Я покосился на ее сапоги и согласился — взбодрит, еще как. У меня прочная чешуя, но Фергия как-то ухитрялась достучаться до моих ребер. А это, повторюсь, больно.
