Война, которая спасла мне жизнь

Кимберли Брубэйкер Брэдли, 2015

Ада в жизни не видела травы и деревьев. Она ни разу не отмечала Рождество. Она никогда не выходила из дома – весь её мир состоял из маленькой комнаты, вида из окна на четвёртом этаже, брата Джейми и вечно недовольной мамы. Нельзя Аде из дома выходить, у неё ведь нога… Да и как выйти, если ходить она почти не может? Но когда из-за войны Джейми с другими детьми эвакуируют, Аде ничего не остаётся, как встать на ноги и пойти – вслед за ним, чтобы не остаться одной и чтобы выжить. И только тогда она понимает, как велик этот мир и как много в нём всего разного, сложного и… хорошего. И пусть война – это страшно, но, возможно, именно она подарит Аде шанс на жизнь.

Глава 9

Вдобавок ко всему прочему, мисс Смит ещё купила новые батарейки в радиоприёмник. Кой у кого на нашей улице они были, радиоприёмники, так что в целом с таким явлением я была знакома, но, как всегда, только отдалённо. Приёмник мисс Смит стоял на лакированном деревянном комоде в главной комнате. Вечером, как только мы вернулись, — это была суббота, — она заменила батарейки и включила приёмник. Из него раздались голоса, послышался разговор.

Мисс Смит вздохнула.

— Хотелось музыку послушать, — сказала она, протянула руку и выключила его. — А теперь, наверно, придётся вечно слушать про эту войну. — Она зевнула и снова застыла в своём кресле.

Я подумала о еде, которую мы накупили. О яблоках. Мясе. Я встала.

— Мисс, хотите, я чай поставлю? — предложила я, вроде как не настаиваю. — Могу хлеба вам сделать со смальцем.

Она хмуро взглянула на меня:

— Конечно, нет.

Я разочарованно опустилась на своё место. Опять очень хотелось есть. А мы за день уже два раза ели, если считать хлеб, который умяли с утра перед выездом.

— Скоро пора ужинать, — сказала мисс Смит. Она улыбнулась мне, но, как и у мамы, видно было, что улыбается она не от хороших мыслей. — Ужин я сама приготовлю. Это моя забота за вами следить.

А, ну да.

Однако она таки встала и пошла приготовила ужин. Огромный. С мясом. Картошкой. Маленькими зелёными шариками — горох, или как-то так, из жестяной банки. Ещё там были помидоры вроде того, который Джейми спёр, только она их на толстые куски порезала. Ещё хлеб, со сливочным маслом. И всё такое разное, столько цветов, столько форм, столько запахов. Горошинки, например, так и перекатываются во рту, а когда раскусишь, сочно лопаются.

Ужин был настоящее чудо — подумать только, такая куча съестного сразу. А Джейми до того вымотался, что теперь сидел букой и отказывался брать в рот любую еду, кроме ветчины. Мне захотелось его ударить. У него под носом еда, мясо, всё горячее. Может, мисс Смит и не очень-то нас хочет, но кормит отменно. Это я уж не говорю про свой личный ботинок. А ведь он значит, что она готова отпускать меня наружу.

— Да оставь его, — устало сказала мне мисс Смит, когда я начала отчитывать Джейми. А ему добавила: — Пока не откусишь хотя бы по одному кусочку от всего, что лежит у тебя на тарелке, никакой добавки не получишь.

На столе под вилками лежали сложенные тряпочки. Прежде чем приняться за еду, мисс Смит положила свою себе на колено, и мы сделали то же. Теперь Джейми взял эту тряпочку, накинул её себе на голову и сквозь неё пробубнил:

— Хочу ветчину.

— Получишь ещё, когда попробуешь по кусочку от остального, — повторила мисс Смит. — Потом можешь говорить, что не нравится, но только если ты это пробовал. И убери с головы эту салфетку.

Джейми запустил тарелкой об стену. Тарелка разбилась вдребезги. Мисс Смит взвизгнула.

Я схватила Джейми. Подняла с пола кусок помидора и сунула ему промеж зубов. Он сплюнул его мне в лицо.

— А ну жри! — завопила я. Сгребла горох с тарелки и запихнула ему в глотку. Он закашлялся и засипел. Мисс Смит попыталась разнять мою хватку.

— Ада! — крикнула она. — Ада, прекрати! Ему же больно!

Больно, видите ли. Ему. Ему, который сам же не слушается.

— Так, Джейми, ужин окончен, — отрезала мисс Смит и схватила его за руку, которой он отчаянно молотил в воздухе. — Мыться и спать! — Она потянула его с пола, и, хотя он вовсю орал и пинался, потащила его наверх.

Убью его, решила я. Прирежу просто, раз он так себя ведёт.

Я потянулась за костылями и встала на ноги. Собрала осколки тарелки и остатки разбросанной еды. Вытерла воду, которая пролилась, когда я случайно опрокинула свой стакан. Сверху доносились вопли Джейми. Мисс Смит его либо купала, либо пытала, и я была согласна на оба варианта.

Покончив с уборкой, я поднялась наверх по ступенькам. На костылях это плёвое дело. Крики к тому времени стихли.

— Я набрала тебе новую ванну, — раздался голос мисс Смит. — Ты как, доела?

Я кивнула. Есть ещё очень хотелось, но в животе до того скрутило — какая там еда, кусок в горло не пролезет.

В ванной меня ждали горячая вода, мыло и полотенце. От одного вида станешь свежее, но вода так заманчиво плескалась, и я полезла мыться. Потом надела обновку, называется пижама — такая специальная одежда, чтобы в ней спать. И верх тебе, и низ голубенькие. Ткань оказалась такой мягкой, что мне тут же захотелось прижаться к ней щекой. Весь этот дом был мягким. Мягким, добрым и немного пугающим. У мамы я хотя бы знала, что я такое.

Когда я зашла в комнату для сна, Джейми лежал на кровати, свернувшись калачиком, и посапывал, а мисс Смит дремала в кресле рядом с кроватью. Нехорошая мисс Смит, напомнила я себе и легла спать.

Посреди ночи я резко проснулась — так у меня бывало, когда мама приводила домой гостей. Села рывком на кровати, схватилась за одеяла. Дыхание резкое, как бы клоками.

— Всё хорошо, — слышу голос мисс Смит. — С тобой всё нормально, Ада.

Поворачиваю голову. Мисс Смит до сих пор сидит в кресле со стороны Джейми. В окно льётся лунный свет, но лицо мисс Смит в тени.

Сердце у меня колотится. В голове свистопляска.

— Всё в порядке, Ада, — повторяет мисс Смит. — Тебе, наверно, кошмар приснился?

Кошмар? Я сама не знаю. Джейми лежит тут же, под боком — ротик полуоткрыт, дыхание ровное, мягкое.

— Нас бомбили? — спрашиваю.

Мисс Смит головой покачала.

— Да нет вроде бы. Я ничего не слышала, хотя тоже вот проснулась. — И подносит к лучу лунного света запястье. — О, давно за три. Надо же, случайно задремала. Вот уже и ночь почти всю проспала.

И по голосу её слышно, что улыбается.

— Давно не могу нормально уснуть. Со смерти Бекки не сплю как следует.

— А когда Бекки умерла? — спрашиваю.

Мисс Смит прочистила горло:

— Три года назад. Во вторник будет три года.

Она не спала три года?

— Отчасти поэтому я и не хотела вас брать, — говорит. — Конкретно с вами это никак не связано. Просто осенью мне всегда значительно хуже. Ещё дни такие короткие, и потом… да, собственно, зимой мне тоже не очень-то здо́рово. И никогда не было, даже в твоём возрасте. Ненавижу, когда темно и холодно.

Я кивнула. Тоже ненавижу темноту и холод. Зимой вечно ходишь с ознобышами на руках и ногах, они жутко чешутся, свербят.

— Бекки — это ваша дочка была? — спрашиваю.

— Моя дочка? — И как захохочет, отрывисто так. — О нет. Подруга. Лучшая подруга. Мы в университете вместе учились. Это её дом был, она мне его оставила.

— И Коржика тоже, — подсказываю.

— Она подарила мне Коржика задолго до своей смерти. Хотела, чтобы я тоже полюбила лошадей, как она. Не сработало.

— А от чего она умерла?

— От пневмонии. Это такая болезнь лёгких.

Ну, я кивнула. Паника моя, пока мы разговаривали, понемногу улеглась. Я выпустила одеяло из мёртвой хватки, легла головой на подушку.

— Вы можете, наверно, здесь поспать, — говорю мисс Смит. Джейми спит посередине кровати, так что с той стороны — ещё место.

Она покачала головой.

— Да нет, я… А впрочем, ладно. Один разок. — Смотрю, она скользнула в кровать рядом с Джейми, одеяло на себя потянула. Я тоже потянула за свой конец, и меня снова окутала нежданная мягкость и тепло.

Когда я открыла глаза, комнату уже заливал яркий свет, а в открытые окна доносились церковные колокола, и я услышала над собой голос мисс Смит:

— Ну Джейми, ты же в кровать напрудил.

Дома он никогда не писался. Мне сразу вспомнился тот хам в обувном, который жаловался, что приезжие дети в кровать писаются, и я так злостно уставилась на Джейми, что он разрыдался.

— Ладно-ладно, не важно, — протянула мисс Смит, хотя и несколько раздражённо. — Отстирается. В понедельник купим клеёнку, на случай если такое опять случится.

Вечно ей приходилось что-то из-за нас покупать. Чтобы как-то успокоить саму себя, я сказала:

— Вы, надо думать, богатая. — А какая ещё, с таким-то шикарным домом и кучей еды, не говоря уж о банке, где ей просто так деньги дают?

— Отнюдь нет, — ответила она. — Я живу на то, что выручила от продажи Беккиных гунтеров. — Она потянулась и встала. — Да сколько можно трезвонить! Что, уже так поздно? Наверно, надо было вас в церковь отвести, как нормальному опекуну полагается. — Она пожала плечами. — А теперь всё, поздно.

Мы спустились, и она пошла ставить чай, а Джейми сказала включить радиоприёмник. Из радио донёсся низкий глубокий голос, такой серьёзный, размеренный. Мы с Джейми почему-то сразу сели и стали слушать. Мисс Смит тоже подошла из кухни и устроилась на подлокотнике кресла.

Голос сказал:

— Сегодня премьер-министр официально объявил, что Великобритания вступает в войну с Германией.

Церковный звон прекратился.

Джейми спросил:

— Теперь нас будут бомбить?

А мисс Смит кивнула и сказала:

— Теперь да.