Опасное увлечение

Керриган Берн, 2016

Красавица Милли Ли Кер – восходящая звезда европейской театральной сцены – с первого взгляда заметила среди зрителей эффектного незнакомца, не отрывавшего от нее глаз, и играла в тот вечер лишь для него одного. Бедная молодая женщина и представить не могла, что человек, так поразивший ее воображение, – высокооплачиваемый наемный убийца Кристофер Арджент, получивший от таинственного нанимателя заказ на ее смерть. Однако выросший среди воров и убийц Кристофер вдруг понял, что не может поднять руку на доверчивую Милли, пробудившую в нем давно забытые чувства. Более того, из жестокого охотника он готов обернуться бесстрашным защитником прекрасной актрисы…

Глава седьмая

Несмотря на панику, Милли ощутила его возбуждение у своих ягодиц. Прежде она уже оказывалась в таком же положении.

Но тогда еще не знала об истинной опасности. Он не одержимый поклонник. Его захват был твердым, но безболезненным. Он слегка ослабил руку у ее рта, чтобы она не ранила губы зубами.

Однако член у ее ягодиц вызвал такую дрожь ужаса, что по воде пошла рябь.

— Я обещал мистеру Макгивни, что вы у меня не закричите, — прорычал он ей на ухо. Влажную чувствительную кожу ее шеи обдало жаром его дыхания, однако тон был ровен и холоден, как Темза. — Не заставляйте меня обманывать, а то пожалеете. Мы поняли друг друга?

Милли, пытаясь успокоиться, подавила всхлип ужаса. Паника ей не поможет. Ради себя самой необходимо сохранить рассудительность.

Она кивнула, и он отпустил ее рот. Она облизнула губы и тотчас пожалела. На них были его пот и вкус. Но они не вызвали отвращения.

И черт ее побери, если не из-за них у нее напряглись соски!

— Чего вы хотите от меня? Что вы сделали с мистером Макгивни? — прошептала она, ненавидя свое тело за реакцию на его близость.

Затем у нее в голове пронеслась другая мысль, разжигая бешеную ярость.

— Если вы только прикоснулись к Якобу, я…

— Я и близко не подходил к вашему сыну.

Его руки стальным захватом обняли ее за талию.

— Это угроза? — прошептала она.

— Это факт.

Ее горло сдавила тревога.

— Не делайте этого, — прохрипела она. Страх испарился, сменившись решимостью и отчаянием. Ее жизнь ничего не значила перед лицом угрозы Якобу. — Я сделаю все, что вы захотите.

Он замер и не подавал признаков жизни, лишь его мужское достоинство, ровно пульсируя, упираясь в ложбинку между ее ягодицами.

— Все, что я захочу? — наконец выдохнул он ей на ухо.

Тяжесть ее предложения ударила ее между глаз так, что у нее подкосились колени.

— Кто вы? — потребовала она с бравадой, которой и близко не чувствовала. — Я знаю, что Бентли Драмл — имя вымышленное.

— У каждого из нас есть персонажи, которых мы играем, — таинственно проговорил он, положив руку ей на плечо и прижимая ее к себе. — Но будьте уверены, я никогда не причиню вреда вашему сыну. Я не убиваю детей. Меня зовут Кристофер Арджент. Меня нанял адвокат Джеральд Дэшфорт, чтобы вас убить.

Милли не могла поверить. Он произнес это как джентльмен, представляющийся в гостиной. Таким тоном он мог бы сказать: «Привет, я — лорд такой-то, приятно познакомиться».

— Вы убийца или наемник? — спросила она, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе, чтобы не спровоцировать его на насилие.

— И тот и другой. Един в двух лицах.

Отлично. Это ничего не значило.

— Вы говорите, этот человек, этот Джеральд Дэшфорт, заплатил вам, чтобы меня убить?

— Да.

Холодно. Его голос был настолько холоден, что она задрожала.

— Я женщина небедная, мистер Арджент. Я могу заплатить вам двойную цену за свою жизнь.

Звучало не так отчаянно. Она могла быть похожей на него. Деловой, краткой, логичной.

— Это было бы… Беспрецедентно. — Он сделал паузу. — Непременно станет известно, что я ради денег переметнулся на другую сторону. Тогда каждая из моих мишеней будет торговаться. Станет известно мое лицо. Узнают, на кого я работаю. Отличный способ попасться.

Когда умерла надежда, ее место заняла ярость. По непонятной причине ее больше разозлил его тон, а не слова. Если он собирается убить ее, он сначала получит от нее сполна.

— Вы — душевнобольной, — процедила она сквозь зубы.

Он снова надолго замолчал, и она с удовольствием поняла, что ошеломила его.

— Кто?

— Вы меня слышали.

Не обращая внимания на свою наготу, она принялась молча извиваться, как делал Якоб, когда малышом хотел вырваться из ее объятий.

— Наврали мне, взяв дурацкое имя из Диккенса. Рискуя жизнью, проникли в мою квартиру посреди морозной ночи. Зачем? Поиграть со мной, запугать меня? Поцеловать меня? И вот опять вы, в центре проклятого города, прямо среди бела дня в моей ванне, в чертовой рубашке и брюках рассказываете, что не убиваете детей. И что не можете разорвать контракт из-за репутации в бизнесе. Говорю вам, вы полоумный. Сумасшедший.

— Предпочли бы видеть меня голым?

— Нет! Боже! Нет… Я просто… — Все ее попытки вырваться закончились ничем, кроме все более тесного сближения с этим пугающим возбуждением под его мокрыми брюками. — Гад, поверните меня лицом к себе! Я заслужила смотреть своему убийце прямо в глаза.

К ее огромному удивлению, он подчинился.

Но не посмотрел ей в глаза. Только не в них, а так, с расстояния вытянутой руки всю ее обшарил взглядом. Колонну шеи, груди, впадины и равнины живота, курчавый куст лобка.

Милли не забыла, как он выглядит, но была не совсем готова увидеть его снова. Или не в такой ситуации. Они стояли в столпах яркого солнечного света, и он больше напоминал не наемного убийцу, а вдохновенного архангела, и от этого несоответствия у нее опять перехватило дыхание.

Невозможно было не признать, что он красив. Красив, как молния или прилив. Восхитителен и абсолютно смертоносен. Оказаться рядом с ним — как наткнуться в лесу на волка или медведя. Страшно и в то же время инстинктивно понятно, что этот хищник — редкое и совершенное творение. Чей каждый мускул, каждое сухожилие созданы специально для охоты.

Для убийства.

Его золотисто-рыжие волосы горели в солнечных лучах. А намокшая белая рубашка переливалась всеми цветами радуги и, облепив его тело, куда лучше костюма подходила такому варвару, как он. Рельефные грудные мышцы и мощные руки отметали всякую мысль о побеге, но одновременно будили нечто иное. Нечто первозданное и тревожащее. То был мужчина, победивший всех других мужчин. Такие некогда вели легионы и свергали тиранов.

Или сами становились тиранами.

«Сопротивляется ему бесполезно, — подумала она с ужасом. — Сбежать — невозможно». Абсолютная сила его мускульных рук этого не допускала. Она ощущала это в грубых ладонях, сжимавших ее плечи.

Он продолжал следить за ней. Точнее, рассматривать своими бледными, отрешенными глазами. И если прежде Милли чувствовала себя голой, то теперь просто выставленной напоказ.

И как гроза, как перехват дыхания за миг до того, как дикое животное перегрызает горло, нервное напряжение ее страшного ожидания разрешились в крике:

— Давайте уже! Чего вы ждете?

Он нанес удар без предупреждения, но удар был не смертельный.

Вместо этого его рот впился нее.

Слишком потрясенная, чтобы оказать сопротивление, Милли невольно задохнулась и, раздвинув губы, позволила его языку ворваться в рот.

Его поцелуй был брутален. Или, Милли была уверена, ему хотелось таким его сделать. Однако для мужчины со столь суровым ртом его губы показались ей удивительно мягкими. Ошеломленная и обезоруженная, Милли не могла ни пошевелиться, ни закрыть глаза на нежеланный отклик своего тела на его интимный вкус.

Он прижал ее к себе, ненасытно впиваясь в нее. Его щетина царапала ей кожу, пока он властным языком исследовал ее рот. Неожиданно Милли поняла, насколько все вокруг мокрое и скользкое. Ее кожа, его язык, ее гениталии, его рука, переведенная ей под затылок притянуть ее ближе. Чтобы погрузиться глубже.

Она ощущала, как, упираясь в нее, растет, пульсируя будто сердцебиение, его возбуждений орган. Как обещание или неизбежность. Другой рукой он скользнул вниз по ее спине к изгибам ягодиц.

Интимное прикосновение вывело ее из пораженного оцепенения. Издав сдавленный стон, она резко оторвала губы от его рта и расцепила его хватку.

Он отпустил ее, а его губы остались приоткрыты. Он стоял ровно, но по вздыманию мощного торса и взгляду на Милли создавалось впечатление, что она поразила его.

Почему-то это смутило и разозлило ее еще сильнее.

— Вы так жестоки, — обвинила его она, поднятыми руками прикрывая груди и сжимая бедра, отчаянно силясь не замечать сладкого покалывания затылка после прикосновения его пальцев. От поцелуя его губы, казалось, сделались полнее и заблестели. — Почему вы так мучаете меня? Почему каждый раз, пытаясь меня убить, вы меня целуете? Это какая-то извращенная игра, в которую вы играете со всеми своими жертвами? А я не желаю вас бояться! Я отказываюсь быть игрушкой ваших больных забав.

Ее голос взлетел и сгустился, как пар в воздухе, и она проклинала зазвеневшую в нем пронзительную нотку истерики.

— Если вы собираетесь убить меня, давайте, убивайте и будьте прокляты!

— Я не собираюсь вас убивать, — сказал он ей ровно, хотя его ноздри раздувались при каждом вдохе.

— Что? — моргнула она. — Почему?

Вопрос был абсурден, но ей больше ничего не пришло на ум.

— Потому что… — и он посмотрел ей в глаза. Почти.

И в его глазах не было никакой жестокости. Вместо нее в их сапфировых глубинах таилось нечто совершенно неожиданное. Кроме огонька похоти. Точно определить это она не могла. Потрясение? Нерешительность?

— Я решил встретиться с вами и принять ваше предложение, — сообщил он ей. — Сегодня вечером.

Ее сердце колотилось, надежда и восторг разгоняли его до бешеного аллюра, словно жеребца.

— Вечером у меня спектакль, — совершенно запыхавшись, поспешно проговорила она. — К тому времени я смогу достать деньги и передам их вам в театре. Просто скажите мне сколько.

— Нет.

Его пальцы скользнули по ее плечу, смахивая с него в бассейн капли воды и оставляя за собой влажную дорожку на ее шее, где он погладил бьющийся под нежной кожей пульс.

— Другое предложение.

— Но другого не было… — У нее пресеклось дыхание. Но оно было.

Она сказала, что сделает все, что он захочет.

О боже!

Увидев на ее лице проблеск понимания и поднимающийся страх, он опустил руку.

— В обмен на ночь с вами я защищу вас и вашего сына от тех, кто хочет вас убить.

У Милли пересохло во рту, и она не осмеливалась поднять глаза на возбуждение, пульсирующее под его тонкими брюками прямо над поверхностью воды. Невольно отступив на шаг, она ощутила слабость в коленях и опустилась на приступку под водой.

— Не смешно.

— Я никогда не смеюсь.

Почему-то в этом она не усомнилась. Настолько мрачен был изгиб его рта. Милли поставила бы все свои деньги на то, что он и вправду никогда не улыбался.

— Я не хочу защиты от такого человека, как вы.

— Вы не выживете без такого человека, как я.

— Я пойду в полицию, — предупредила она.

Он приблизился.

— Вы уже были в полиции. Наняли личную охрану.

Он быстро окинул взглядом пустую комнату.

— А я тем не менее здесь.

Да, он здесь. Большой, сильный и смертельно опасный. Эта истина тревожила ее больше, чем ей хотелось признать.

Он сложил руки на груди, напомнив ей статую Нептуна в фонтане, некогда виденном во Флоренции. Только без бороды.

— Если до вас добрался я, доберутся и другие. Но меня им не миновать. А я в своем деле — лучший.

Произнес он это без бравады или претензии, не ожидая ее возражений или подтверждений.

Новый страх скрутил ей живот.

— Сколько… сколько еще других придут за мной? И вы говорите, что они придут и за Якобом? Кто желает нам зла? Этот мистер Дэшфорт, который вас нанял, я его не знаю. На кого он работает? — В голове у нее закружилось и застучало, и она знала, что дурно ей стало не только от жары.

Стоявший пред нею убийца молчал.

— Мне в голову не пришло спрашивать, — сощурившись, посмотрел он на нее. — Сами-то вы представляете, кто может хотеть вашей смерти?

Она могла думать только об одной угрозе. Погибшей, как она полагала, с ее самой дорогой подругой пять лет назад.

— Отец Якоба, — прошептала она.

— А кто он?

Милли закрыла глаза, набираясь храбрости.

— Я… не знаю.

Еще одна уже знакомая ей пауза.

— Вы не знаете?

— Была вечеринка, за визит на которую мне заплатили, — солгала Милли. — Для богатых и могущественных. На всех были маски. Отцом Якоба мог быть… любой из них.

Все в порядке. Пусть она покажется ему проституткой, из них двоих в этой комнате, в этой ванне, ее преступление все равно менее тяжкое. Или нет?

Две самые старейшие продажные профессии. Два тягчайших греха.

Блуд и убийство.

Собрав свою храбрость, она взглянула на него и не увидела ожидаемого отвращения или осуждения. Только выражение задумчивости.

— Мне нужно узнать у Дэшфорта, кто его заказчик.

— Подождите, — закричала она. — Но я еще не согласилась на ваше предложение — мы не договорились.

— Договоримся. Вы непременно согласитесь. — Он снова посмотрел на ее тело, и неожиданно она села на уступ, пытаясь спрятаться в воде, скрестила руки на груди, выражая несогласие за неимением лучшего.

— Вы так в этом уверены? Я с вами пересплю? Только потому, что вы — лучший? Какое высокомерие!

— Это вовсе не высокомерие. Вы — лучшая актриса на лондонской сцене, а я лучший…

— Убийца? — перебила она.

— Да. Помимо всего прочего.

Она вздрогнула от мысли о том, что он мог иметь в виду. Стоп, он только что сказал ей комплимент? Милли прижала руку ко лбу, поскольку комната еще не перестала кружиться перед глазами.

Он не шевельнулся. Ни разу. Но почему-то показалось, что его голос стал ближе.

— Одну ночь, — повторил он. — Одну ночь в вашей постели, и я не позволю убить вас и вашего сына и гарантирую охрану до тех пор, пока не минует угроза. Разве эта цена настолько высока?

Она не могла ответить. Цена была выше, чем он думал.

Так что ее соблазняло? Почему исходящая от этого жесткого мужчины холодная опасность отвечала первородной части ее души? Неужели желание и страх могут питать друг друга?

— Зачем? — прошептала она. — У вас могла бы быть куча денег, зачем променивать их на ночь со мной? Это абсурд.

— Деньги у меня уже есть, — ответил он. — Вы сами говорили, что я не могу оторваться от вас, от ваших рук. Губ. Не могу спокойно находиться с вами в одной комнате. Без желания овладеть вами.

Милли откинула голову назад и сразу поняла, что это была ошибка. Его бедра были на уровне ее глаз, и сразу над водой, в которой он стоял, прямо сквозь брюки отчетливо виднелась возбуждение как самое красноречивое доказательство.

Можно ли быть доходчивее? И ему не стыдно?

Разумеется, нет. Он стоял, как бог, скрестив руки на широкой груди, глядя на нее своим трезвым взглядом.

— Я хочу вас, — сказал он напрямик. — Признайтесь, и вы меня хотели, не зная, кто я такой.

Милли задохнулась. В тот момент она его ненавидела. Ненавидела за то, что он прав. Тогда она и на самом деле его хотела. Умоляла его, Бентли Драмла, ее поцеловать. Он разжег самые чувственные фантазии.

Она даже представляла его в своей постели.

Пока не узнала, что он за ней охотится. Пока мир не вышел из-под контроля.

Самое скверное, что ее тело продолжало хотеть его. Беспокойный жар пульсировал в лоне, на губах, только что прижимавшихся к его. И ей хотелось, черт побери, еще!

— Вы могли бы просто… Взять меня. В любое время. Зачем заключать чертову сделку?

Господи, о чем она говорит с человеком, лишенным совести? Она дура?

— Я никогда не насиловал женщин, — непоколебимо произнес он. — И никогда не изнасилую.

— А просто удерживать, значит, можно? — выпалила она.

— Да.

Его честность была почти какой-то… ужасающей в своей тупости. Это сбивало с толку. И одновременно удивительным образом успокаивало.

— Ответьте мне, — устало сказала она, — вы имеете отношение к недавно убитым в Лондоне пяти женщинам, матерям пропавших сыновей?

— Нет.

Она хотела посмотреть ему в глаза, чтобы понять, правду ли он сказал. Однако ей показалось, что он избегал смотреть в глаза.

— Откуда я узнаю, что вы говорите правду?

— Ниоткуда, но уверяю вас, я говорю все, что знаю. Мне нечего скрывать. Хотя не уверен, что эти смерти не связаны с вашей тайной. Это нам и предстоит разведать. Если, конечно… — Мысль он развивать не стал. Горячий, скандальный, невысказанный ультиматум.

Если согласится. Если ответит «да». Если сегодня вечером пустит его в свою постель.

А было ли, возникало ли вообще когда-нибудь это «если»? Только не тогда, когда на карту поставлена безопасность Якоба.

— Идет. — Она неловко облизнула внезапно ставшие сухими губы. — Согласна.

Он кивнул, и на мгновение ей показалась, что в его глазах вспыхнул огонек. Не жар, а… что-то более глубокое. То, чему невозможно дать название как сплаву стольких разных эмоций.

Возможно, ей просто показалось, потому что она этого хотела. Она опасалась, что именно эмоций Кристофер Арджент был лишен.

— Я собираюсь вызвать кое-кого, пока вы одеваетесь, — сообщил он ей. — Он поедет с вами за сыном и вместе с Эли Макгивни проводит вас в театр, пока я допрошу Дэшфорта.

Он потер подбородок и поднял голову.

— Потом я вернусь за вами.

Милли кивнула, чувствуя одновременно тревогу, головокружение, облегчение и испуг.

— Пообещайте мне, — проговорила она, — что не причините вреда ни мне, ни Якобу, и не станете нас преследовать в будущем. После того как все кончится, я не хочу больше вас видеть. Никогда.

— Даю вам честное слово, — сказал он и отпустил ее.

Милли внимательно посмотрела в его лицо в полном осознании своей уязвимости. В осознании абсолютной смертоносной силы возвышающегося над ней мужчины. Восхищающий. Отвратительный.

Возбуждающий.

Что бы она ни искала, найти ей не удалось. Его черты были разочаровывающе пусты.

— Ваше слово действительно что-то стоит, Кристофер Арджент?

Он помолчал и отвернулся от нее.

— Полагаю, мы скоро в этом убедимся.