Квартира в Париже

Келли Боуэн, 2021

Не бойся погрузиться в тайны прошлого, ведь его подводный мир бывает прекрасен. Душераздирающий исторический роман Келли Боуэн рассказывает о тайнах поколений. «Парижская квартира» сочетает в себе лучшее от женской художественной литературы. Это пронзительное и захватывающее путешествие, разворачивающиеся на фоне объятой войной Франции. Секреты защищают ее прошлое, но правда – ключ к ее будущему… 1942 год, Париж. Эстель Алар, наследница богатой французской семьи, едва ли хорошо знает родителей и находит семью в тесном кругу друзей. Счастливая жизнь рушится, когда начинается война, и теперь Эстель рискует навсегда потерять тех, кто ей дорог. И тогда девушка принимает судьбоносное решение. 2017 год, Лондон. Когда бабушка Аурелии умирает, она оставляет внучке маленькую парижскую квартиру. Аурелия еще не знает, что найдет в квартире коллекцию украшений и платьев, а одна из картин окажется ключом к разгадке главной тайны ее бабушки. Вместе с Габриэлем Сеймуром, реставратором с загадочным прошлым, героине предстоит раскрыть правду, скрытую в стенах парижской квартиры. «Удивительный взгляд на жизнь сильных женщин, рисковавших всем во время Второй мировой войны». – Карен Уайт «Трогательная история об опасностях и интригах, любви и потерях, которая разворачивается на фоне Парижа. Настоящее сокровище». – Кристина Уэллс Романы Келли Боуэн были переведены на итальянский, французский, японский и румынский языки.

Глава 3

Эстель

БЛИЗ МЕЦА, ФРАНЦИЯ, 17 июня 1940 года

Двадцать две вдовы.

Из числа раненых, которых Эстель Алар не довезла живыми до полевого госпиталя на своем санитарном автомобиле, у двадцати двух на руках были обручальные кольца. А солнце едва перевалило за полдень.

Она не помнила точно, с каких пор начала обращать на это внимание и почему эта мелочь ей показалась столь важной, ведь каждого раненого, что она вывозила с передовой, женатого или холостого, кто-нибудь да любил. Наверное, ей всегда было интересно, каково это — любить и быть любимой настолько, чтобы дело дошло до брака. Чтобы кто-то любил другого со всеми недостатками. Может, даже за них.

Что значит любить так глубоко и бесповоротно, что дальнейшее существование в разлуке теряет всякий смысл?

При мысли о такой любви охватывала зависть вперемешку с ужасом, ведь ее можно потерять в считаные секунды. Как случилось с теми двадцатью двумя женщинами, что уже никогда не дождутся возвращения своих возлюбленных.

Видавший виды автомобиль Эстель мчался по полю, проваливаясь в глубокие рытвины, но, заметив ряды носилок с ранеными, она затормозила, и машина, вздрогнув, замерла на месте. Кругом были ряды корчащихся от боли, кричащих, истекающих кровью людей, но еще страшнее казались те, что просто лежали, не издавая ни звука. Таких много. Слишком много.

— Алар, где тебя черти столько носили? — рявкнул на нее изможденный врач, едва она распахнула дверь кабины, сползла с жесткого сиденья и, пошатнувшись, спрыгнула на землю.

— Жером, я тоже рада, что ты жив.

— Что-то долго ты пропадала, — Жером де Кольбер пропустил мимо ушей ее приветствие, склонившись над одним из распростертых на земле тел. — Проворней надо.

— Так горючего нет, — вяло отпарировала она.

Вечно приходится задерживаться из-за этого горючего. Не только ей, всем водителям.

Сейчас в баке машины плескались остатки того, что удалось раздобыть на заброшенной ферме в миле к югу отсюда, обитатели которой бежали, бросив все, в страхе перед немецкими оккупантами.

— А Рашель скоро появится? — выпрямляясь, спросил он.

— Наверное.

По правде говоря, со своей лучшей подругой она рассталась еще на рассвете, а потом они только разминулись во дворе фермы, где расположился полевой госпиталь.

Весь день Эстель изо всех сил старалась отгонять дурные мысли о том, что с ней могло случиться.

Пыталась не представлять Рашель раненой или убитой, в искореженном или сожженном автомобиле, попавшем под массированный артналет.

Даже сейчас стоял не утихающий рев и грохот орудий, почти заглушающий стоны раненых и умирающих в ожидании перевозки. В горле першило от спертого воздуха, в котором пороховая гарь и дым перемешались с вонью крови и мочи. Эстель на мгновение схватилась за дверцу машины, чтобы прийти в себя, и поспешила к новой группе раненых, дожидающихся переправки в госпиталь.

Она села на корточки перед солдатом с полностью замотанной грязным окровавленным тряпьем головой, застывшим на носилках, свесив руку набок.

— Оставь его, — угрюмо велел Жером. — Этот уже готов. Лучше вон того рядом проверь, а я сейчас вернусь, помогу погрузить.

Она взяла безжизненную руку солдата и аккуратно положила ему на грудь. В пробивающихся через хмарь солнечных лучах блеснуло золотом обручальное кольцо.

Двадцать три вдовы.

Она коснулась кольца. На нем виднелась знакомая надпись на иврите…

— Нет.

Оцепенев на мгновение, Эстель принялась искать под грязной гимнастеркой именные жетоны. На липких от запекшейся крови пластинах удалось разобрать: Ален Уайлер.

Эстель уронила жетоны и отпрянула от тела, словно отстраняясь от того, о чем уже догадалась. Горло сдавили спазмы, и она едва не рухнула в рыданиях на землю, только в такой массе страданий, смертей и утрат от этого не было бы никакого толку. Попыталась подняться, но перед глазами все поплыло, земля начала уходить из-под ног, и она оказалась на четвереньках, борясь с тошнотой.

— Господи, Алар, ты давно ела? — Жером присел рядом, коснувшись ее плеча.

— Вчера? — силилась припомнить она, но куда там, целые дни сливались в памяти сплошной чередой.

— Держи, — тяжело вздохнул Жером, сунув ей под нос что-то напоминающее засохший кусок колбасы. — Ешь. Черт, еще тебя не хватало в списке потерь.

Эстель села на пятки и подчинилась. Потом взяла предложенную фляжку и отхлебнула немного тепловатой воды.

— Ты спала?

— Достаточно.

Урвала час с небольшим между полуночью и двумя. Сейчас было не до сна.

Туман перед глазами рассеялся, тошнота отступила, хотя ком в горле никуда не делся, как и застарелая ноющая тоска, засевшая глубоко в груди. Она в последний раз коснулась руки Алена.

— Знакомый?

Красные усталые глаза Жерома неестественно яркими пятнами выделялись на покрытом копотью и грязью лице.

— Да, — с трудом выдавила она.

— Кто?

— Брат Рашель.

Чуть не сказала «мой брат». Он и был ее братом во всех отношениях, только что не по крови. Хотя, судя по ее опыту, когда дело касается семьи, кровное родство не главное.

— Жена осталась. Ханна. Дочка, три года. Авива.

— Черт, — Жером склонил голову и повторил: — Черт.

— Я сама скажу Рашель.

— Давай, Алар, — буркнул он. — Беда-то какая.

Эстель вернула фляжку.

— Да уж…

Жером выпрямился и подал ей руку, помогая встать. «Какие у него добрые глаза, — машинально отметила она, принимая помощь, — цвета плавленой карамели, спокойные и…»

За санитарной машиной вдруг раздался взрыв, и Эстель распласталась на животе под градом земли и обломков, взметнувшихся вверх словно после извержения гейзера, накрывшего их с Жеромом и ранеными. Что-то обожгло лицо возле виска, но она не обратила внимания.

— Проклятые боши! — заорал Жером в сторону линии фронта. — Сволочи, уймитесь хоть на минуту, дайте поработать, черт побери!

Эстель с трудом поднялась на ноги. По щеке текло что-то теплое, и она раздраженно утерлась рукавом.

Жером обернулся и бросил ей пустой бикс.

— Поезжай, — хриплым от крика голосом велел он, стряхивая обломки с плеч. — Привези побольше бинтов, а то приходится убитых раздевать, чтобы форму на повязки пустить. Так долго не продержаться.

Эстель взяла коробку и бросила в кабину, потом вернулась помогать грузить выживших в кузов.

— Возвращайся скорее, — пропыхтел Жером, с грохотом захлопывая борт. — Пожалуйста.

— Хорошо, — ответила она. — Смотри не умри тут без меня.

— Взаимно, Алар.

Эстель вскочила в кабину и выжала сцепление. Мотор натужно взревел, и автомобиль, немилосердно сотрясаясь всем корпусом, тронулся с места. Какой-то солдат в кузове закричал от боли. Она вывела машину на неровную дорогу и прибавила газу на подъеме, стараясь ехать как можно быстрее. Но уже где-то через полмили пришлось ползти как черепахе из-за толпы беженцев с неумолимо приближавшейся линии фронта. Большинство передвигалось пешком, многие с детьми на руках.

У некоторых были тачки или запряженные собаками тележки. Самые везучие ехали на телегах, запряженных лошадьми, волами или на велосипедах, а впереди виднелся даже трактор, изрыгающий клубы черного дыма. Лица у всех были усталые и испуганные.

Еще несколько мучительных минут она тащилась по дороге, потом свернула на обочину и погнала через поле по тропе, вытоптанной скотом.

Прорвавшись сквозь живую изгородь, она оказалась совсем рядом с самым новым полевым госпиталем, только вчера развернутым в брошенном скромном особняке. Операционные оборудовали в кухне и бывшей гостиной. В остальных помещениях все свободное место занимали раненые в ожидании своей участи — выжить или умереть.

Машина зачихала и остановилась у амбара и пустых загонов для скота. Военные в форме вышли встречать Эстель. Они выгрузили раненых, но не понесли их в особняк, а направились к амбару.

— Погодите, — запротестовала она. — Им нужно в дом. Им нужен врач.

— Там уже нет места, — пробормотал военный, перехватывая носилки. — Дом переполнен. И всем нужен чертов врач.

Глядя им вслед, Эстель бессильно опустилась на край открытой сзади машины. Она положила голову на руки, крепко закрыв глаза ладонями. Она устала. Очень устала.

Эстель заставила себя поднять голову. Она никогда не пасовала перед трудностями, не собиралась и сейчас, после того как Ален и его товарищи пожертвовали всем ради нее и своей страны.

Вернувшись в кабину, проверила горючее. Осталось совсем мало, сгонять до передовой и обратно не хватит.

Эстель встала. Может, за последний час кто-нибудь нашел горючее или привезли запасы из…

— Эстель!

Услышав свое имя, она оглянулась и увидела бегущую навстречу Рашель, растрепанную и в грязи с головы до пят. Увидев подругу целой и невредимой, Эстель облегченно вздохнула, но тут же опечалилась и с трудом сглотнула.

— Эстель, — повторила Рашель и крепко ее обняла. — Я так беспокоилась. Говорят, шальные снаряды в тыл залетали и… — Она отстранилась. — Ты ранена.

Рашель потянулась к виску Эстель, и ее пальцы обагрились кровью.

— Пустяки, — прошептала Эстель.

Слезы, которые она сдерживала перед Жеромом, сейчас ручьем хлынули по щекам.

— Что? Что случилось?

Эстель хотела ответить, но не смогла выдавить ни слова.

Рашель отшатнулась.

— Ален?

Эстель кивнула.

Ее подруга схватилась за дверцу перевозки.

— Он?..

Похоже, и у нее язык не повернулся такое сказать. Как будто замалчиванием можно что-то изменить.

— Мне очень жаль, Рашель. Очень.

Рашель пошатнулась и рухнула как подкошенная на край машины.

Эстель, глядя на застывшую в молчании подругу, мучительно пыталась сообразить, как ей помочь, что сказать.

Через несколько секунд Рашель встрепенулась и подошла ближе к подруге.

— Сколько у тебя осталось горючего?

— Что? — удивленно встряхнула головой Эстель.

— Сколько у тебя горючего? Моя машина не на ходу, лопнула передняя ось, когда я…

— Рашель, — перебила ее Эстель. — Ты что надумала?

— То, что одобрил бы Ален, — ответила та дрожащим голосом. — Там остались люди, его товарищи, соратники, которые сражаются до сих пор. Им нужна наша помощь. Он бы не хотел, чтобы мы сейчас расставались.

Она крепко стиснула руку Эстель.

— Рашель…

— Сейчас плакать не буду, — сказала она и сильнее сжала руку Эстель. — Если начнешь, то не остановишься. А сейчас не до этого. Нужно найти горючее.

— Да.

Рашель отпустила ее руку.

— Нужно возвращаться к Жерому.

Обе женщины пошли через двор, обходя пристройки. Но пройдя какой-то десяток шагов, Эстель вдруг обратила внимание на непривычную тишину во дворе и остановилась. Кругом брошенный транспорт, все посты опустели. Краем глаза она заметила молодого солдата, бегущего к сараю.

— Что происходит? — крикнула она.

— Сообщение по радио, — ответил он, замедляя ход. — Правительственное.

Подруги переглянулись, и впервые за долгое время перед ними промелькнула надежда. Эстель поспешила вперед в надежде услышать долгожданную новость. О том, что каким-то чудом удалось собрать новые силы, и скоро подтянется подкрепление, что проклятых бошей отбросят туда, откуда пришли, и их, казалось неудержимый, натиск будет остановлен, пока еще не поздно.

Двери сарая были распахнуты, и Эстель с Рашель вошли вовнутрь. Справа вдоль стены на соломе лежали раненые. Ближайший к ней с ампутированной ниже колена левой ногой стонал и бредил. Остальные лежали без движения, лишь провожая ее измученными, полными боли взглядами.

В дальнем углу сарая около стоящего на бочке радиоприемника с длинной антенной, тянущейся через сеновал на крышу, сгрудились люди в форме разных родов войск. Эстель ускорила шаг от нетерпения услышать сообщение, Рашель не отставала.

Но только они дошли до цели, кто-то выключил радио, и в сарае воцарилась гробовая гнетущая тишина, нарушаемая только стонами раненого у двери.

Эстель вздрогнула. На лицах людей отразилась широкая гамма эмоций — от печали до испуга, от ярости до отчаяния. Один солдат, совсем пожилой, наверное, побывавший в схватке с немцами двадцать лет назад, не смог сдержать слез.

Она схватила за руку ближайшего медика.

— Что случилось?

— Мы капитулировали.

Эстель растерянно уставилась на него.

— Не понимаю.

— Рейно ушел в отставку, премьером стал Петен и первым делом запросил у немцев перемирия.

— Не может быть!

Значит, все жертвы и лишения последних месяцев оказались напрасными. В том числе и смерть Алена.

— Может.

Медик вырвал руку и двинулся прочь.

У Рашель вырвался сдавленный вопль, и она рухнула на колено, зажав рукой рот.

Остальные постепенно расходились, и вскоре Эстель с Рашель остались одни, уставясь в пустоту, где только что была толпа, а теперь остались лишь пылинки, пляшущие в луче света, льющегося из открытого люка на сеновал.

А ведь генералы в сверкающих мундирах и политики в строгих костюмах уверяли Эстель и остальных, что Франция готова к войне с Германией. Заявляли, что Франция ответит на любые враждебные поползновения немцев сокрушительным ударом. Утверждали, что линия Мажино, изобилующая тоннелями, войсками и вооружением, совершенно неуязвима и непреодолима. А вторжение через Арденны или реку Мёз с тактической точки зрения просто невозможно. Франция никогда не падет.

Все это оказалось ложью.