Поцелуй под смоковницей

Кейт Хьюит, 2018

Что может быть общего у миллионера и уборщицы? Есть ли у них вообще шансы встретиться? Мейси Добсон рано потеряла родителей и вынуждена была браться за любую работу, чтобы вырастить оставшегося у нее на руках младшего брата. Но жизнь приготовила ей еще один сюрприз, и Мейси оказалась в чужой стране без языка и собственных средств, в полной зависимости от человека, которого едва знает. Обычным нью-йоркским вечером обычная девушка пришла на свою обычную работу – прибираться в офисе. Но там ее ждал очень необычный человек. И ее жизнь полностью изменилась.

Глава 2

— Господи… — еле слышно выдохнула Мейси. — Мне очень жаль.

Антонио неловко пожал мощными плечами:

— Спасибо.

— У меня тоже есть младший брат. Страшно подумать… — Она не могла себе представить, что может потерять Макса. После всех ее утрат потерять еще и его — это было немыслимо. У нее не было никого и ничего в мире, кроме брата, и теперь, когда он окончил университет и захотел жить самостоятельно, она одновременно чувствовала и гордость за него, и одиночество. Она утешала себя тем, что теперь может отдавать все время и силы осуществлению собственных планов, и это действительно было так, но временами ей было очень тоскливо. — Но я могу понять, что вы чувствуете. У меня родители погибли пять лет назад.

— Как это случилось?

— Автокатастрофа.

Его плечи напряглись, и он тихо спросил:

— Пьяный водитель?

— Нет, не пьяный. Просто быстро ехал, выскочил на красный свет на перекрестке и врезался почти лоб в лоб. — Мейси с трудом втянула воздух. Прошло пять лет, но ей было все так же больно. Да, это уже не была жгучая боль свежей раны, но глухая парализующая боль где-то глубоко внутри, певшая тоненьким противным голоском: «Я буду с тобой всегда…» — Они умерли сразу. Повезло.

Антонио горько улыбнулся.

— Да уж, повезло.

— Хоть так, — тихо ответила Мейси. Иногда ей казалось, что это единственное везение в ее жизни. — Как умер ваш брат?

Антонио промолчал, но Мейси инстинктивно чувствовала, что он хочет выговориться, но не знает, насколько может довериться ей.

— То же самое, — ответил он наконец. — Автокатастрофа. — И после паузы: — Так же, как твои родители.

— Мне очень жаль.

Он только коротко кивнул в знак признательности.

— Я знаю, это жуткое ощущение, — продолжала она, — что чья-то секундная неосторожность навсегда лишает тебя тех, кого ты любишь.

— Да, — сказал Антонио ровным голосом. — Невыносимое.

— А как…

— То же самое, — оборвал он ее сухим голосом. — Просто быстро ехал.

Мейси запоздало сообразила, что он может не захотеть вдаваться в такие детали.

— Извините, — выдохнула она и, неожиданно для себя, погладила его по руке.

Рукав его белоснежной рубашки был закатан, и ее пальцы скользнули по теплой и упругой коже. В ту же секунду будто искра проскочила от кончиков ее пальцев в самые интимные глубины ее тела. Мейси от неожиданности чуть не отдернула руку, но почему-то не сделала этого. Просто не смогла. Так они и стояли — посреди унылой серой комнаты, освещенные холодным светом офисных ламп, глядя друг другу в глаза и не решаясь пошевелиться. Мейси хотела только утешить его, по крайней мере, так она думала, но теперь ее с головой накрыло совершенно иным, незнакомым чувством.

— Сколько лет твоему брату? — тихо спросил Антонио.

Этот вопрос словно снял с Мейси чары. Она убрала руку, чувствуя, что уже скучает по теплу его кожи.

— Двадцать два.

— Значит, ему было семнадцать, когда умерли твои родители. И как же ты справлялась? Без родителей?

Мейси с улыбкой пожала плечами:

— Пошла работать.

Ей не хотелось пересказывать ему всю эту жуткую историю — внезапная смерть родителей, ее шок и дальнейшие никому не интересные подробности. До этого они с Максом жили как обычные молодые люди, не особенно задумываясь о семейном бюджете. После смерти родителей внезапно выяснилось, что они не оставили сбережений, а их дом давно заложен. Да, у их семьи всегда были проблемы с деньгами, но Мейси и не представляла себе, какой это кошмар, пока родители не умерли и она не осталась с братом на руках. Вряд ли такой человек, как Антонио, со всеми своими домами и яхтами ее поймет. Так что незачем и говорить.

— Пошла работать, — медленно повторил Антонио, вглядываясь в ее лицо так внимательно, будто пересчитывал веснушки на ее носу. — Тебе пришлось заботиться о брате?

— Да.

Мейси не могла сдержать горечь. После смерти родителей у нее не было никого, кроме Макса. Она все еще не привыкла к тому, что они теперь живут порознь. Она скучала по нему и даже боялась в глубине души, что теперь, когда он больше от нее не зависит, она окажется ему не нужна.

— Как его зовут?

— Макс. Прошлой весной закончил университет, теперь стажируется на Уолл-стрит.

— Уолл-стрит! — присвистнул Антонио. — Кажется, ты хорошо о нем заботилась.

— Я старалась, — ответила Мейси. Но от нахлынувших воспоминаний и страхов в сочетании с усталостью она совсем раскисла и потому решила поменять тему. — А как звали вашего брата?

Антонио нахмурился, и Мейси поняла, что вторглась на запретную территорию.

— Паоло, — ответил Антонио после паузы. — Он был на пять лет младше меня. Сегодня десять лет как он умер.

— Сегодня…

— Потому и пью. — Он снова улыбнулся своей странной улыбкой — уголки рта поползли вниз. — Шестнадцатое января для меня самый тяжелый день в году.

Ей снова захотелось прикоснуться к нему — просто ради поддержки, но она не решалась.

— Я понимаю, — прошептала она. — Врагу не пожелаешь.

Антонио бросил на нее быстрый взгляд.

— Ты хороший человек, Мейси. Добрый. Щедрый. Открытый.

Мейси невольно засмеялась.

— Почему-то это звучит так, будто я прирожденная жертва.

— Вовсе нет. — Он удивленно вскинул брови. — Почему ты так говоришь? Тебе кажется, что ты жертва?

Да, потому что в глубине души ей всегда казалось, что брат не любит ее. Во всяком случае, не так, как она его. Что она и любит его больше, и дает ему больше, чем получает взамен. Но их отношения всегда были такими. Между ними всего два года разницы, но Мейси всегда была для него нянькой, а потом ей пришлось стать ему и матерью, и отцом. Нет, она с удовольствием заботилась о нем, но… временами ее жизнь казалась такой тоскливой, такой безрадостной.

— Может быть, немного, — призналась она, чувствуя себя совсем несчастной, и тут же устыдилась и своих мыслей, и своего уныния. Еще не хватало, чтобы она жаловалась на свою жизнь и на своего брата человеку, который даже близко себе представить не может, что такое забота о куске хлеба. — На самом деле нет…

— Тсс… — Антонио осторожно приложил палец к ее губам, заставив замолчать. — Тебе не нужно извиняться за свои чувства. Я догадываюсь, как нелегко тебе пришлось и как многим ты пожертвовала ради своего брата.

— Откуда вам знать? — с досадой заговорила Мейси, но вся досада улетучилась, когда она обнаружила, что чувствует прикосновение его пальца при каждом движении губ.

Его взгляд был темным и теплым, когда он ответил:

— Потому что это написано у тебя на лице. Потому что ты вся светишься любовью и добротой.

В устах другого человека это прозвучало бы как сентиментальная лесть, но Антонио говорил так нежно и печально, что Мейси едва не расплакалась. Никто никогда раньше так с ней не говорил. Никто ни разу даже не заметил, как она выбивалась из сил, стараясь дать брату достойное образование, и вообще всего того, что она делала для Макса. И как ей приходилось ущемлять себя ради этого.

— Спасибо, — прошептала она, но Антонио крепче прижал палец к ее губам, и Мейси снова почувствовала эту ласку всем телом.

Наверное, это было написано у нее на лице, потому что Антонио улыбнулся.

— Такая светлая, — прошептал он, проводя по ее губам кончиком пальца. — И такая милая.

Мейси была потрясена его прикосновением, ей казалось, что он водит пальцами прямо по ее душе. Она несколько раз пыталась встречаться с парнями, и в беззаботные юношеские годы, и после смерти родителей, но ничего серьезного не было. Поцелуи ни одного из них не вызывали у нее того отклика, какой вызвал Антонио Росси, просто проведя по ее губам кончиком пальца. Ничего подобного она никогда не чувствовала. Полузадушенный голос разума шептал ей, что нужно немедленно прекратить эту ерунду и вернуться к работе. Закончить смену, пойти домой, через несколько часов встать и пойти на занятия, и выбросить из головы эти минуты и не отравлять себя мечтами о том, чего никогда не будет.

Пальцы Антонио соскользнули с ее губ на подбородок, затем вниз по сливочной шее с нежными поперечными бороздками в ямку над ключицей, где бешено молотился пульс. Здесь пальцы замерли, и Антонио посмотрел на нее тяжелым взглядом из-под полуприкрытых век. Пальцы медленно двинулись дальше, ухватили язычок молнии ее синего комбинезона с логотипом клининговой компании на нагрудном кармане и потянули его вниз, открывая простую белую футболку, которую Мейси носила под форменной одеждой.

Шок и желание накрыли Мейси двойной волной, бокал с виски выскользнул из ее дрожащих пальцев и упал на пол, напиток растекся по ковру, наполнив воздух резким запахом алкоголя.

Она ахнула и растерянно посмотрела вниз.

— Ой, нет…

— Не обращай внимания.

— Я не могу! Это же моя работа!

Она потянулась за жидкостью для чистки ковров, но Антонио поймал ее руку и крепко сжал. Его горячий взгляд и легкая улыбка сказали Мейси, что он не позволит таким пустякам остановить его на пути к желаемому. Но неужели же этот магнетически сексуальный миллиардер желает ее?

Она не понимала его. Она не понимала себя. Она не понимала, как она могла всем телом откликнуться на такое непристойное предложение.

Секс с незнакомцем. Хотя, возможно, Антонио вообще не думал о сексе; возможно, он просто дразнил ее, шутил над ней.

Не в силах шевельнуться, Мейси смотрела, как Антонио нашел флакон с чистящим средством для ковров и щедро распылил его, а потом опустился на колени и стал тереть пятно щеткой. Потом бросил все обратно в ее тележку, выпрямился и повернулся к ней с жестокой и сексуальной улыбкой.

— Проблема решена. На чем мы остановились? Мейси вспыхнула до корней волос, и Антонио не мог не заметить этого. Так же, как он не мог не заметить дрожи, которой она откликнулась на его прикосновения. Но и сам он откликнулся на них, и не только телом.

Когда Антонио сказал ей, что она светлая и милая, он имел в виду именно это. В тот момент ему казалось, что она самый безыскусный, честный и добрый человек, какого он когда-либо встречал. И это привлекало его в Мейси так же сильно, как и ее тело. Ок, почти так же сильно.

Мейси слегка наклонила голову, ее глаза вспыхнули изумрудами.

— Так на чем же мы остановились? — спросила она дерзко, будто кидая ему вызов и одновременно приглашая.

Антонио улыбнулся.

— Мне кажется… — протянул он, снова проделывая пальцами тот же путь — губы, подбородок, бархатистая шея… — Я остановился где-то здесь.

Мейси закрыла глаза и стиснула зубы, как будто еле выносила его прикосновения. Но Антонио видел, как дрожало ее тело, будто она была натянутой струной, которую он перебирал пальцами.

— Зачем вы это делаете? — прошептала она, не открывая глаз.

— Что «это»? Я пока даже не поцеловал тебя.

Она открыла глаза, полные робости и страсти, и хрипло переспросила:

— Пока?

— Да, пока, — подтвердил Антонио. — Ты же понимаешь, что это все равно произойдет, Мейси. Ты хочешь меня, я хочу тебя. Я очень сильно тебя хочу.

Медленно, чтобы у нее было время отказаться, если она захочет, он привлек Мейси к себе. Их бедра соединились, ее груди коснулись его груди. Ее тело дрожало, а глаза были похожи на две огромные стеклянные чаши, в которых плескалась морская вода. Ему хотелось запустить руки в ее рыжие кудри, впиться в ее пухлый рот, кинуться в нее, как в море, без единой мысли, ведомому одним только желанием.

Но, конечно, он не мог этого сделать. Мейси была слишком искренней и нежной для такого грубого обращения. Так что Антонио приcтрунил себя.

— Ты очень милая, — повторил он, накручивая на палец огненную прядь ее волос. — Очень, очень милая.

— Вы тоже, — ответила она со смущенным смешком. — Нет, серьезно, вы же наверняка знаете, какой вы красивый.

Антонио рассмеялся, не в силах устоять против такой бесхитростной откровенности.

— Нет, не знаю. Докажи мне это.

— Но… Я не знаю, как.

— Ты могла бы поцеловать меня. Прелестный розовый румянец залил ее лицо.

— Я… не могу.

— Уверен, что можешь.

— Я не знаю, как, — повторила она, зардевшись еще сильнее.

— То есть ты предлагаешь, чтобы я один проделал всю работу? Хочешь, чтобы я соблазнил тебя? — поддразнил ее Антонио.

— Вы не обязаны, — ответила Мейси, отводя взгляд. — И я ничего не предлагаю.

Он тихо рассмеялся, наслаждаясь ее смущением и предвкушая поцелуй ее нежных губ.

— А я предлагаю, — сказал он. — На самом деле нет, я не предлагаю, я требую.

— Требуете?

— Требую: поцелуй меня, Мейси.

Она снова взглянула на него широко распахнутыми глазами. На секунду Антонио подумал, что она обиделась, но она уже смотрела на его губы, будто обдумывая его предложение, нет, его требование.

— Ты смотришь на мой рот, как будто это препятствие, которое тебе предстоит взять, — заметил он с иронией. Их тела едва соприкасались, но Антонио уже чувствовал, что ему трудно сохранять этот легкий насмешливый тон. Внутри его росло желание — неудержимое, мучительное, сводящее его с ума.

— Да, так и есть, — призналась Мейси. — Я не… Я не склонна к авантюрам.

— Но ты же хочешь меня поцеловать.

Это было утверждение, не вопрос. Он видел и чувствовал это в дрожи ее тела, в ее расширенных зрачках, в том, как ее розовый язычок быстро облизнул пересохшие губы.

— Да…

Антонио немного отстранился.

— Ты говоришь как-то неуверенно.

— Все это так непривычно для меня, — ответила Мейси со смущенным смешком. — Я чувствую себя так, будто попала в сказку или свалилась в кроличью нору.

— Тогда наслаждайся моментом, — предложил Антонио.

Он надеялся, что она понимает, что это будет только момент, только одна ночь. Он не хотел портить настроение вечера и обсуждать это с ней, но ведь это и так было очевидно, не правда ли? Длительные отношения не заводят с незнакомцами в пустом офисе в два часа ночи. Да, Мейси кажется неискушенной и бесхитростной, но ведь она же не дура.

— Наслаждайся моментом… — медленно повторила она, смакуя каждое слово, как глоток хорошего вина. — Мне кажется, я никогда раньше этого не делала.

Антонио поднял брови.

— Правда?

— Да, никогда. Точно, никогда.

— Тогда, может быть, сейчас самое время начать?

Мейси невольно улыбнулась. Антонио мысленно поздравил себя с победой: он знал этот взгляд. Она решилась.

— Может быть, — прошептала она и, приподнявшись на цыпочки, прикоснулась к его губам — совсем легко, будто провела по ним перышком, будто прошептала ему какой-то секрет, но не в ухо, а в губы. Антонио не торопил ее, просто позволял себя целовать и ждал, что она будет делать дальше. Но Мейси уже отступила, немного нахмурившись.

— Я что-то делаю не так? Тебе не нравится?

— Конечно, мне нравится, — успокоил ее Антонио. — Но как я могу быть доволен одним глотком, когда я хочу все блюдо? Когда я хочу целый пир? — Он посмотрел на ее губы. Это, безусловно, была самая необычная и интригующая прелюдия, какая у него была. — Поцелуй меня еще, Мейси.

Она так и сделала, но теперь прижавшись к нему всем телом и обвив руками его шею. Это был неумелый и неловкий поцелуй, но этим-то он и был прекрасен. На этот раз Антонио не смог удержаться — он обнял ее за талию, наслаждаясь мягкостью ее тела, и крепко прижал к себе. Он почувствовал, как Мейси вздрогнула, ощутив силу его возбуждения, и остановился, предоставив ей сделать следующий шаг.

Мейси поцеловала его снова, но теперь Антонио почувствовал, как ее язык коснулся его губ, будто застенчивая бабочка. Антонио не мог больше ждать, он проник языком в ее рот, исследуя его нежные глубины. Он собирался действовать медленно, быть осторожным, контролировать себя, но все его благие намерения улетучились в ту секунду, когда Мейси ответила на его поцелуй. Он подхватил ее на руки, понес к дивану и еле сдержался, чтобы не швырнуть ее на кожаные подушки.

Мейси потрясенно посмотрела на него:

— Антонио…

— Ты меня хочешь, Мейси?

— Да…

Но ее голос дрогнул, и Антонио проклял себя за то, что поторопил ее.

— Ты хочешь меня?

Мейси лежала на диване, ее губы были слегка приоткрыты, глаза распахнуты, и в них читалось откровенное желание. Но он, стиснув зубы, ждал ее ответа. Путь сама скажет.

— Да, — прошептала она наконец, и ее голова упала на подушки. — Да.