Подчиниться его приказу

Кейт Хьюит, 2014

Оливия работает экономкой в парижском особняке арабского шейха Азиза, красавца и плейбоя, ведет тихую жизнь и не собирается ничего менять. Но когда шейху оказывается нужна женщина, которая смогла бы на время притвориться его невестой, он выбирает Оливию. Не в силах сопротивляться вспыхнувшей страсти, она открывает ему мучительные тайны своего прошлого. Обретут ли они совместное счастье?

Глава 4

В малой столовой, предназначенной для приватных встреч, был накрыт романтический ужин на двоих, и от зажженных свеч по комнате плясали тени. Азиз выгнул бровь. Оливия будет недовольна. Ему никогда еще не встречалась женщина, способная так противостоять его обаянию.

Хотя, когда Азиз ее поцеловал, она не сопротивлялась. Он чувствовал ее первый шок, все ее тело напряглось, словно натянутая струна, а затем она поддалась, растаяла, сжала его плечо. Он был не уверен, что сама Оливия в полной мере осознавала, как реагировала, как притянула его к себе, как разомкнула губы. Хотя он дразнил ее, говоря, что надо сдерживаться, но не думал, что его слова окажутся правдивыми.

И в ответ на ее реакцию он ощутил внезапное, шокирующее желание, даже потребность сделать поцелуй глубже, скользнуть языком в ее рот и попробовать шелковистую сладость.

Хорошо, что он не поддался порыву. Жители Сиада хотели увидеть невинный поцелуй будущей королевской четы, но настолько откровенная демонстрация сексуального влечения их бы оскорбила.

— Ее высочество королева Елена, — объявил слуга, распахнувший двери.

«Хоть одного человека она обманула», — довольно подумал Азиз. Оливия вошла в комнату. Темные волосы были уложены сложным завитком, несколько локонов обрамляли лицо. На ней было серебристое вечернее платье; сверкающий лиф облегал тонкую талию, а подол расходился невесомыми складками. Азиз никогда не видел ее такой — великолепной в своей красоте, нашедшей должное обрамление. От желания у него на секунду перехватило дыхание и потемнело в глазах.

Оливия ответила на его восхищенный взгляд своим упрямым.

— Платье выбирала не я, — заявила она. — Я даже не знаю, откуда оно взялось.

— Я заказал несколько нарядов.

— Для настоящей королевы или подменной?

— Какая разница? — Азиз говорил нарочито мягко.

— Не знаю. — Мгновение она казалась растерянной, лед в глазах уступил уязвимости. Но затем она устало и решительно покачала головой. — Это так странно.

— Согласен. Но и от странного можно получать определенное удовольствие. — Азиз подошел к ней. Его сжигало первобытное, примитивное желание мужчины, оказавшегося наедине с красивой женщиной: прикоснуться, насладиться ею. А не обсуждать, насколько ситуация странная или опасная. — Сейчас ты выглядишь как настоящая королева, — сказал он вместо прикосновения. — Ты прекрасна.

Она зарделась и выгнула изящную бровь:

— Мне казалось, ты способен на более оригинальные комплименты.

— Вот как? — Он усмехнулся уголком рта.

— Я слышала, как ты сравнивал женщину с лепестком розы.

— Боже, боже, как банально.

— Ей определенно понравилось. Вы ушли в спальню еще до десерта.

К удивлению Азиза, ему не хотелось об этом говорить, хотя он никогда не стеснялся своих романов. В пятнадцать лет он обнаружил, что нравится женщинам; для одинокого несчастного мальчишки это оказалось мощным афродизиаком. Может, их привлекало только его тело, его обаяние, но этого было достаточно. Азиз не собирался никому отдавать свое сердце. Он слишком хорошо знал, чем это заканчивается. Но теперь его почему-то волновало мнение его экономки.

— Мне надо подумать над подходящим сравнением. — Он взял Оливию за руку. Ее ладонь оказалась прохладной и мягкой. — Может, снежинка?

Сверкающая, совершенная и очень холодная.

— Больше похоже на критику.

— Ну… — с волчьей улыбкой ответил Азиз, — снежинкам свойственно таять.

На это Оливия действительно немного растаяла, снова порозовела и крепче сжала его пальцы. Восхитительная реакция.

— Пойдем, — он повел ее за собой к столу, — нас ждет ужин.

— Как романтично, — заметила она, забирая свою узкую, хрупкую ладонь.

Азиз неохотно выпустил ее. Логически он понимал, что не может следовать желанию, которое вызывает у него Оливия. Это усложнит всю ситуацию — его брак, его правление. Если все сложится, завтра Оливия улетит в Париж, а он найдет Елену…

Словно читая его мысли, Оливия спросила:

— Этот Халиль… Он может причинить вред королеве Елене?

Тревога в глазах Оливии отражала чувства, от которых у Азиза все скручивало в животе.

— Не думаю. Это бессмысленно. К тому же она королева. Похищение — уже плохо, но причинение вреда подведет Халиля под международный трибунал.

— Разве Халиль сам этого не понимает? — нахмурилась Оливия.

— Кадар не входит в международные союзы, — невесело улыбнулся Азиз. — Пока, по крайней мере. Мой отец правил железной рукой. Люди любили его за то, что он был сильным лидером и поддерживал стабильность в стране. Но он все делал по-своему и не позволял никому вмешиваться в то, что происходит в наших границах.

— Но правительство Талии должно выдвинуть протест!

— Если узнают, что случилось.

— От них ты тоже это скрываешь?

— Я вынужден скрывать это от всех. Но я найду Елену. — Он положил салфетку на колени Оливии, чтобы найти повод прикоснуться к ней. Ее тело отозвалось дрожью. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Приятном.

Оливия поиграла с ножкой хрустального бокала, гладя ее длинными тонкими пальцами. Ее губы изогнула улыбка.

— Боюсь, ничего в голову не приходит.

— Неужели мы вдвоем ничего не придумаем? — усмехнулся Азиз в ответ. Его голос звучал ниже, чуть хрипло. Он не собирался флиртовать, но это получалось само собой. И, судя по тому, как Оливия пробежала язычком по губам, она это заметила.

— Уверена, ты все время думаешь о чем-то «приятном», — сказала она. — Хотя я раньше не слышала этот эвфемизм.

— Очень невинный.

— Не флиртуй со мной, Азиз. Я понимаю, что это привычка, но раньше ты держал себя в руках.

— Привычка? — со смешком переспросил он.

Оливия посмотрела на него в упор:

— Ты плейбой. С этим ничего не поделаешь.

— Звучит как хроническая болезнь, — сухо усмехнулся Азиз.

— Надеюсь, ты все-таки умеешь держать себя в руках, потому что меня ты в свою коллекцию не добавишь.

Азиз догадался, что их флирт задел Оливию, и откинулся на спинку стула.

— Привычка или нет, но мне нравится твоя улыбка, твой смех. Раньше я слышал его всего раз, и то случайно. Ты была в кухне и не знала, что я вошел в дом. И смеялась. — Азиз сделал паузу, видя, как Оливия бледнеет, как шире раскрываются глаза. — У тебя замечательный смех. Богатый, глубокий… сексуальный. Интересно, что тебя рассмешило.

— Я… я не помню.

— При мне ты так не смеешься.

— Может, ты не смешной, — парировала она, снова защищаясь, и Азиз с улыбкой кивнул.

— Это вызов, Оливия.

— Тебе не победить. Зачем тебе слушать мой смех? Я экономка, я на тебя работаю. Ты меня даже не знаешь.

— Значит, могу узнать? — Он осознал, что ему действительно интересно, почему такая женщина — красивая, умелая, умная, обаятельная — скрывается от мира, работая экономкой в пустом доме.

— Нечего узнавать. Я живу тихо. Не то что ты.

— Это как, Оливия?

— Ты сам знаешь. Вечеринки до рассвета, новая женщина каждую ночь.

— Ты не одобряешь.

— Не мне судить. Но я сама не хотела бы так жить.

— Я уже понял, что мы полные противоположности. Но наверняка можно сойтись посередине.

— Где, например? — Она сверкнула глазами.

В постели. Азиз внезапно отчетливо представил Оливию на смятых шелковых простынях, роскошные волосы рассыпаны по подушке, губы розовые и припухшие от его поцелуев. В нем мгновенно пробудилось желание, хотя он и знал, насколько это неуместно.

— Вопрос требует обсуждения, — легко ответил он.

Оливия только покачала головой.

Вошел официант с первой переменой блюд. Пока он накрывал на стол, оба молчали, и Оливия не поднимала головы, хотя пробормотала негромко «спасибо». Когда он ушел, Оливия вернулась к разговору:

— Ты будешь скучать по такой жизни? Вечеринки, женщины… После свадьбы и восхождения на трон все наверняка изменится.

— Да, наверное. — Азиз взял вилку и принялся играть с листком салата. — Но я не буду скучать по прошлому. — Сам пораженный собственной честностью, он постарался говорить как ни в чем не бывало. — Такой я легкомысленный.

— Легкомысленный человек не боролся бы так за свой трон.

— Может, я просто хочу власти.

— А если честно, почему? — спросила она. — Почему ты хочешь быть шейхом? Раньше Кадар тебя не интересовал. Ты сам говоришь, что редко сюда возвращался.

— Вопрос не в желании, — мгновение спустя ответил Азиз. — Это мой долг.

— Раньше долг тебя не интересовал, — заметила Оливия.

Азиз изобразил, что морщится.

— Ты не сдерживаешь удары, Оливия.

— Зачем сдерживаться?

Азиз рассмеялся:

— Действительно. Но вопрос резонный.

Азиз не хотел на него отвечать, но ощущал странную потребность быть честным. В его жизни было слишком много притворства. Оливии, с ее прямотой и безыскусностью, можно было доверять — по крайней мере, в малом.

— Отец никогда не хотел, чтобы я стал шейхом, — после паузы ответил он. — Он был во мне разочарован.

— Но почему?

Потому что отец любил Халиля. Даже зная, что это не его сын, даже изгнав его, шейх Хашем тосковал по любимому сыну и отвергал Азиза. Однако на этом честность Азиза заканчивалась — он не хотел жалости.

— Мы просто во многом расходились. — Мягко говоря. Он до сих пор помнил, как издевался над ним отец в ответ на любую попытку ему угодить. Однажды Хашем втащил его в комнату, полную помощников и советников, и приказал наизусть читать конституцию Кадара. Азиз сбился всего один раз — но Хашем безжалостно насмехался над ним, а потом дал пощечину и выставил прочь. Таких воспоминаний у Азиза были десятки, сотни. Пока наконец он не потерял девственность — с одной из любовниц отца — и не узнал, что есть другой способ жить. Ни о чем не заботясь.

— Ты держался подальше от Кадара из-за отца? — спросила Оливия. Азиз моргнул, прогоняя воспоминания, и легко улыбнулся. — Но это не объясняет, почему ты решил вернуться и стать шейхом.

— Думаю, из чувства противоречия, — медленно ответил Азиз. — Я хочу доказать отцу, что он был не прав. Доказать, что я могу быть шейхом, и весьма хорошим. — В его голосе зазвучали страсть и напор, и Азизу стало неловко за свой порыв.

— Значит, ты все равно позволяешь отцу контролировать тебя. Принимаешь решения ради него, — подумав, сказала Оливия. — Он выигрывает.

Азиз отшатнулся. Оценка Оливии задела его сильнее, чем он ожидал, но он не мог не признать, что она права. Отец все еще контролировал его решения. Хотя теперь это не так бросалось в глаза, но он все еще жаждал одобрения отца. Его любви.

— Я об этом так не думал, — как можно беззаботнее сказал он. — Но да, ты, наверное, права.

Оливия негромко сказала:

— Когда кто-то обладает такой властью над твоей жизнью, освободиться трудно. Даже решив его игнорировать, ты делаешь его центром своей жизни. Тратишь все свои силы и время на то, чтобы о нем не думать.

— Ты знаешь, о чем говоришь, не понаслышке, — сказал Азиз.

Оливия пожала плечами:

— Я, как и ты, не особенно близка с отцом. Он жив, но мы не разговаривали много лет.

— Я не знал. — Азиз был знаком с ее отцом — общительным и располагающим к себе человеком, делающим карьеру дипломата. — Он порекомендовал тебя на должность экономки.

Оливия сухо кивнула:

— Наверное, считал, что мне должен.

— Должен?

Она покачала головой, явно жалея, что проговорилась.

— Не важно. Старая история, — отмахнулась она, но на лице проступило напряжение, кулаки сжались от давнишней боли. Потом она усилием воли расслабилась. — Лучше говорить о будущем, чем о прошлом. Если ты успеешь найти Елену, думаешь, сумеешь ее полюбить?

Азиз изумленно замер. Он не собирался никого любить или быть любимым, не хотел открываться навстречу сложным эмоциям, ненужным осложнениям. Любовь и так принесла ему много боли, когда на нее отвечали равнодушием или даже ненавистью.

— Мы с королевой Еленой обсуждали характер нашего брака, — сообщил он. — И достигли взаимно удовлетворяющей договоренности.

— Это не ответ, — хмыкнула Оливия.

Азиз развел руками с улыбкой:

— Мы едва друг друга знаем. Мы встречались всего два раза. Я понятия не имею, смогу ее полюбить или нет. И скорее всего, нет. Давай лучше поговорим о тебе, уверен, что это намного интереснее.

— Совсем нет, — твердо покачала головой Оливия.

— Ты дочь дипломата. Росла в разных странах. — С этим Оливии пришлось согласиться. — Какой город ты называешь домом?

— Париж.

Азиз догадался, что она имеет в виду его особняк. Неудивительно, что работа была для нее так важна. Вряд ли она где-то жила дольше.

— Я провела несколько лет в Париже ребенком, — продолжила Оливия. — Ходила в детский сад. Мне там всегда нравилось.

— А где ты жила подростком?

— В Южной Америке, — ответила она после паузы.

— Там должно было быть интересно.

— Просто маленькое сообщество иммигрантов, — слишком ровным тоном сказала она. У нее явно были секреты. Азиз вспомнил ее мелодичный смех, полную муки игру на пианино. Она скрывала все эмоции: и радость, и боль. Но почему?

По той же причине, что и он?

— Если я правильно помню твое резюме, ты всего год провела в университете.

— Один семестр, — поправила она, не выдавая эмоций, но лицо ее стало совсем пустым. — Решила, что высшее образование не для меня.

Однако костяшки ее пальцев побелели, и Азиз не стал поддаваться искушению узнать больше. Пока.

— У меня тоже не сложилось с учебой, — легко сказал он. — Наверное, слишком много вечеринок.

Оливия заметно расслабилась.

— Ты уже тогда был плейбоем?

— Наверное, это в генах. — Учитывая, сколько любовниц было у его отца, это даже могло быть правдой. Но Азиз знал, что сознательно выбрал такой образ жизни, несмотря на душевную пустоту. Скорее ради нее.

— Но ты не глуп, — после паузы сказала Оливия. — Ты открыл свой собственный бизнес.

— Мне повезло: цифры даются мне легко, — пожал плечами Азиз. Но на самом деле он невероятно гордился своими достижениями. Он ни копейки не брал у отца после университета и при этом жертвовал огромные суммы в благотворительные фонды Кадара, работавшие с женщинами и детьми. Он не любил хвастаться или пытаться произвести впечатление своими профессиональными успехами.

Однако, если он надеется сохранить трон, возможно, придется.

— А ты, Оливия? Ты же не всегда хотела быть экономкой.

— В работе экономки нет ничего плохого, — сверкнула глазами она.

— Конечно нет. Но ты молодая, умная, можешь получить образование, сделать карьеру. Думаю, мой вопрос вполне ожидаем. — Азиз следил за игрой эмоций на ее лице: удивление, неуверенность… сожаление.

— Я собиралась заниматься музыкой, — крайне неохотно сказала она наконец. — Но бросила.

Азиз снова вспомнил ее игру, страсть и безнадежность на ее лице.

— И никогда не хотела к ней вернуться?

— Не имело смысла, — решительно сказала она.

— Почему?

Оливия поджала губы, глядя куда-то вдаль.

— Музыка… ушла, — сказала она наконец. — Желание играть… и талант. Я не смогу их вернуть, даже если захочу. Но я не хочу. — В ее как будто равнодушном голосе звучала печаль. Под прохладными, отстраненными манерами скрывалось горячее сердце, скованное болью.

Но почему? Он хотел спросить, но не решился. Они оба стремились сохранить свои тайны. Тем не менее Азиз хотел больше узнать об этой женщине.

Под пронзительным взглядом Азиза Оливия опустила взгляд, сосредоточившись на салате. Он задавал слишком много вопросов, и они словно срывали корочку со старых ран. Она не вспоминала о том жутком семестре в университете. Не думала о музыке, хотя пару раз поддавалась потребности играть, выплескивать боль в ноты. Но все остальное время она сдерживалась и ни с кем не сближалась. Так было проще и безопаснее.

Однако за несколько часов в обществе Азиза слишком много эмоций пробудились к жизни. Скорбь. Радость. Вина. Надежда. Азиз задавал вопросы, вызывал улыбку, поддразнивал… Она думала, что мертва внутри, но после поцелуя почувствовала себя восхитительно, мучительно живой.

Но та жизнь, в которой она могла это чувствовать, осталась в прошлом.

— Что ты будешь делать, если не найдешь Елену вовремя? — спросила Оливия, меняя тему.

— Это невозможно.

— Полагаю, Халиль тоже так думает. — Оливия не хотела влезать в сложности кадарской политики, но ей было любопытно. — Ты с ним встречался? — спросила она, вспоминая горечь в голосе Азиза при упоминании Халиля. Вот и сейчас он улыбнулся, но в глазах был холод.

— Да. Один раз. Я был ребенком. Тогда он жил во дворце и я был его конкурентом за трон.

— Как это?

— Я незаконный сын, от любовницы. Отец признал меня, когда изгнал Халиля. Боюсь, в народе это решение осталось непопулярным. — Он говорил словно ему все равно, но Оливия знала, что это не так.

— Поэтому теперь народ поддерживает Халиля?

— Его всегда поддерживали. Он покинул страну семилетним мальчиком, но оставался в сердцах народа — бедный маленький принц-изгнанник. А я наглый самозванец. — Тон оставался легким, но в глазах был лед.

— Похоже, твой отец не продумал свое решение, — негромко сказала Оливия.

Азиз невесело рассмеялся.

— Я часто гадал, почему он все-таки назначил меня наследником, хотя всегда давал понять, что его любимчик Халиль, а я лишь сплошное разочарование. — Его рот исказила кривая улыбка. — Наверное, он написал такое завещание, потому что хотел дать ему шанс.

— Но ты этого не хочешь. — Оливия посмотрела на него в упор.

Азиз вздернул подбородок.

— По праву правитель я, а не он.

— Но Кадар тебе даже не нравится, — надавила Оливия. — Ты сам не хотел здесь оставаться… — Она покачала головой, внезапно догадавшись. — Ты делаешь это назло отцу. Хотя он мертв.

В глазах Азиза вспыхнула ярость, но тут же сменилась сардонической улыбкой.

— Вы тонкий психолог, мисс Эллис.

— Сарказм — низшая форма защиты.

— Мне казалось, это низшая форма юмора:

— И это тоже, — признала Оливия. — Я не говорю, что ты не достоин быть шейхом, Азиз. Хотя…

— Хотя?

— Хотя не знаю, считаешь ли ты себя достойным.

Азиз уставился на нее, тяжело дыша, словно после пробежки.

— Ты права, — сказал он наконец. — Я не уверен. Мой народ не хочет видеть меня на троне, мой отец не хотел… Когда я прочитал завещание, то сначала думал уступить трон Халилю.

— Но не стал. Мне кажется, это о чем-то говорит.

Азиз взглянул на нее с тенью прежнего юмора.

— О чем? Что я упрямый идиот?

— Решительный и сильный, — ответила Оливия. — Азиз, ты же плейбой-джентльмен.

— Ты мне все время об этом напоминаешь. Я именно такой — очаровательный, поверхностный, безответственный. Я знаю.

— Очаровательный, да, — ответила Оливия. — Вся Европа готова есть у тебя из рук, и не только женщины. Разве ты не сможешь так же завоевать сердца своего народа? Раньше ты просто не пытался.

Азиз открыл рот, словно собирался что-то сказать, но вместо этого слабо улыбнулся:

— Спасибо за совет.

Снова легкомысленный тон. Это разочаровало Оливию, однако для одного вечера им обоим хватило эмоциональной честности.

— Хватит Кадара и политики, — сказал Азиз, наливая им еще вина. — Чем ты занимаешься в свободное время?

Оливия только открыла рот, выбитая из колеи. Азиз сверкнул белозубой улыбкой. Внутри у нее что-то сжалось в ответ. Почему раньше она так на него не реагировала?

Потому что не позволяла себе. Потому что не проводила с ним время. Потому что не знала мужчину, скрывающегося за маской плейбоя-джентльмена, такого же обаятельного, но куда более внимательного и чувствительного.

— Хобби, Оливия. Тебе нравится читать? Ходить в кино? Вязать?

— Вязать?!

— Сказал наугад. — Он пожал плечами.

У Оливии вырвался невольный ответный смешок. Как ни удивительно, но ей нравилась эта болтовня. Нравились чувства, которые она вызывала.

— Боюсь, я не умею вязать.

— Не бойся. Я переживу разочарование. — Она снова рассмеялась, и у Азиза сверкнули глаза. — Вот он, этот чудесный звук. Я еще выясню, почему ты тогда смеялась в кухне.

— Глупости!

— Загадка!

— Я смеялась над белкой, — призналась она, все еще улыбаясь. — Она пыталась подобрать орех, который был для нее слишком большим. Неинтересная загадка.

Азиз покачал головой:

— Теперь ты меня еще больше заинтриговала. Почему раньше я не мог заставить тебя рассмеяться, а теперь могу? — Он встретил ее взгляд своим, уверенным, и у Оливии пересохло во рту. Такая эмоциональная связь куда опаснее просто физической.

Этот мужчина может вызвать у нее и смех, и жажду.

Она отвернулась.

— Оливия? — тихо позвал ее Азиз. А потом легко накрыл ее ладонь своей. — Что бы тебя ни сделало такой печальной, я рад разогнать эту печаль хотя бы на мгновение.

Оливия судорожно кивнула, не в силах выдавить ни слова, даже если бы знала, что хочет сказать.

Азиз забрал руку и отодвинулся.

— Я велю подать следующую перемену блюд.

Оливия была рада перерыву в разговоре. Когда официант подал горячее, Азиз стал расспрашивать ее о парижском особняке, и разговор больше не возвращался к серьезным темам.

Однако Оливия все равно думала о том, о чем не следовало. Мужчина то и дело приковывал ее взгляд. Вечерний костюм подчеркивал размер плеч, узкие бедра, совершенное тело. Свет играл в смоляных волосах. Все в нем было изящно, отточено. Даже то, как он держал вилку, завораживало: у него были длинные, тонкие, но явно сильные пальцы. Раньше она не замечала в Азизе сдерживаемую, скрытую силу. Может, теперь, когда он стал правителем, она увидела, что в нем есть что-то помимо богатства и обаяния.

Опасный мужчина.

Желанный мужчина.

Поэтому думать о нем совсем не стоит.

Свечи почти догорели к тому времени, как им подали кофе, густой и горький, сваренный по-арабски. Оливия поморщилась, и Азиз рассмеялся:

— К нему надо привыкнуть.

— Ты явно привык. — Азиз пил без гримас, даже не добавляя сахара.

— Не сразу, — признался он, допивая чашку. — Но со временем полюбил.

— И больше не скучаешь по своему американо? — улыбнулась Оливия, которая готовила ему кофе в парижском особняке.

— О, еще как скучаю! Но я решил употреблять только кадарскую еду и напитки.

— Чтобы продемонстрировать верность стране?

— Что-то вроде, — ответил Азиз, словно отмахиваясь. Оливия поняла, что он все время принижает себя. И вспомнила слова Малика: верных Азизу больше, чем он знает или верит. Азиз не верил в себя. Не верил, что народ Кадара примет его. И маска беззаботного плейбоя скрывала страх и сомнения.

Однако она не стала об этом говорить. Хватит. Нельзя еще больше сближаться с этим мужчиной, поддаваться его притяжению. Все закончится здесь и сейчас; завтра она вернется в Париж, а Азиз, надо надеяться, найдет Елену.

Она поднялась из-за стола с прохладной улыбкой:

— Спасибо за ужин.

Азиз выгнул бровь, давая понять, что понимает, что она делает. Что ее тянет к нему, и она этого боится.

Конец ознакомительного фрагмента.