На край любви за 80 дней

Кей Си Дайер, 2020

Роми Кини, работающая в маленьком книжном магазине дяди, мечтает однажды поступить в киношколу и поехать в Париж. Но мирная жизнь Роми рушится в одночасье, когда здание книжного выкупает новый хозяин. Единственный способ спасти его от разорения – найти высокооплачиваемую работу. Поэтому Роми решает устроиться на стажировку в компанию, воссоздающую по заказу богатых клиентов знаменитые путешествия литературных героев. И ее задание – организация тура по следам Филеаса Фогга из всем известного романа «Вокруг света за 80 дней». Казалось бы, что может быть проще в наше время? Но увы, задание не такое простое, как кажется на первый взгляд. Хотя бы потому, что у Роми всего семь недель на его выполнение, а пользоваться коммерческими авиалиниями категорически запрещено. Вдобавок ко всему у Роми есть соперник? – красавец Доминик Мэдисон, племянник бизнесмена, нацелившегося на магазин ее дяди… Но Роми намерена принять вызов и отправиться навстречу увлекательным приключениям и, конечно же, большой и настоящей любви!..

Глава 11

Снимок: Палуба «Острова Гернси»

Инстаграм: Роми_К [Атлантический океан, 18 марта]

#ПосадкаЗакончена #ПервоеИзСемиМорей

11 ♥

Краснолицый оказывается портовым агентом. Он называет свое имя, которое я тут же забываю. Я прохожу за ним в кабинет, где нас ждет сотрудница иммиграционной службы. Несмотря на позднее время, она в полной форме, включая серую фуражку и пистолет в кобуре. При этом с лица женщины не сходит доброжелательная улыбка. Поставив печать, она протягивает мой паспорт сурового вида мужчине, стоящему рядом. Он одет в бордовый свитер толстой вязки, обтягивающий могучий живот, и синюю шерстяную шапочку, натянутую на пышные брови. Он ничем не напоминает щеголеватого капитана с «Титаника» и не тянет даже на капитана Кирка из «Звездного пути» и все-таки оказывается капитаном по имени Герхардт Анхельм.

При виде меня его лицо принимает слегка удивленное выражение. Оказывается, до вчерашнего дня каюта была зарезервирована пожилой семейной парой из Швеции, которая часто путешествовала таким способом и превратилась практически в постоянных клиентов.

Я вхожу вслед за капитаном Анхельмом в небольшой лифт.

— Вам очень повезло получить эту каюту, — говорит он с сильным немецким акцентом. — Эйнар, видно, совсем плох. В последнее время он жаловался на здоровье.

Двери лифта открываются, и мы оказываемся на головокружительно высокой платформе, откуда можно перейти на судно. Я жутко боюсь высоты и приковываю взгляд к крошечной дырочке на спине капитанского свитера, от которой тянется оторвавшаяся нитка. Томми бы в два счета ее заделал. Да еще вышил бы поверх что-нибудь морское и мужественное, и стало бы лучше, чем было.

Но Томми далеко. Я совсем одна, и тевтонский рыцарь с пышными бакенбардами, совсем не похожий на капитана, ведет меня навстречу верной гибели.

Вверху на трапе нас бодро приветствует член экипажа. Капитан хватает его за плечо и быстро спрашивает о чем-то по-немецки. Глаза мужчины увлажняются. Я не знаю немецкого, но общий смысл ответа улавливаю: Эйнар Свенссон, каюту которого я заняла, скончался. Оба вытирают глаза, и меня передают женщине, которая занимает должность второго помощника. Она вешает мне на шею бейджик с именем и провожает в каюту.

По дороге мы проходим мимо других кают, где наверняка есть отдельные санузлы, но они, очевидно, заняты в этом рейсе членами экипажа. Я — единственный пассажир и вынуждена довольствоваться каютой, которая предназначалась для шведской четы. Судя по размерам этой каморки, у них были чрезвычайно тесные отношения.

Как я и предполагала, душа в каюте нет, только раковина и унитаз за перегородкой.

Я успеваю немного обустроиться и прочесть врученную вторым помощником информационную листовку, как вновь раздается судовой гудок. В окно — то есть в иллюминатор — стучит дождь, и «Остров Гернси» отходит от причала.

Несмотря на непогоду, судно движется плавно и уверенно. Стены каюты трясутся от гула двигателей. Я выглядываю в иллюминатор. Там нет ничего интересного, кроме нависших облаков и пелены дождя. От вибрации под ногами меня охватывает паника, и я бегу в санузел.

Я впервые за много лет уезжаю из Нью-Йорка и покидаю свою страну. И впервые в жизни — свой континент. Темнота в иллюминаторе сменяется сияющей в ярком свете фигурой. Статуя Свободы. Она смотрит через океан на свою родную Францию — страну, которую я скоро увижу собственными глазами.

Кажется, меня сейчас стошнит. Я наклоняюсь над унитазом. Наверное, так чувствуют себя люди перед смертью. Ничего не происходит, во всяком случае, пока. Внезапно меня охватывает лихорадочное, дикое, радостное возбуждение. Я никогда в жизни не испытывала такой бури эмоций.

Волнующее предвкушение длится примерно девять часов. Большую часть этого времени я провожу во сне.

Никогда не любила американские горки.

В начальной школе, когда мы с классом ездили на Кони-Айленд, я всегда оставалась внизу. Пока сверстники с оглушительным визгом проносились у меня над головой, наслаждаясь каждой минутой полета, я стерегла их портфели.

Я тоже наслаждалась каждой минутой — по-своему. Мне не было плохо. Я не относилась к детям, которых заставляют сидеть возле учительницы, пока не пройдет головокружение. Я оставалась на твердой земле, раскладывая рюкзаки в алфавитном порядке, и ждала возвращения одноклассников, избегая ненужного риска. Меня это устраивало.

Теперь, когда я выросла, мне хватает подземки, без которой в Манхэттене не проживешь. Я каждый месяц покупаю проездной и постоянно им пользуюсь. Никогда не подозревала, что склонна к морской болезни. Горькая правда не заставила себя долго ждать.

Я просыпаюсь полностью одетая, лежа поверх покрывала на узкой кровати. Эйфория, охватившая меня накануне вечером, улетучилась без следа. Мои сны наполняла глубокая уверенность, что стоит человеку выйти из дома, как с ним случится нечто ужасное. Большой мир таит в себе множество опасностей, и я знаю по опыту, что из путешествий возвращаются не все.

Подавив рыдания, я протираю заспанные глаза и лишь тогда отдаю себе отчет, что у меня по лицу текут слезы. Я вытираю их углом простыни. Мне много лет не снились родители. Не успев сосредоточиться на этой мысли, я удивленно рассматриваю свои ноги в сползших носках. Я не делаю сознательных попыток ими пошевелить, но они почему-то вновь исчезают из поля зрения. Чемодан скользит по полу и с громким стуком ударяется в дверь.

Приняв сидячее положение, я наконец начинаю понимать, что судно медленно раскачивается. В иллюминатор плещет вода, а за стеклом виднеется серая линия горизонта с белоснежной каймой. Она проплывает мимо, и нос корабля вновь задирается вверх.

Следующие двое суток я вижу приблизительно одну и ту же картину, не считая внутренностей унитаза. Несколько раз ко мне заглядывает второй помощник, серьезная темноглазая итальянка Сильвия, обеспокоенная моим отсутствием на приемах пищи. Выяснив, что я не упала за борт, она периодически возвращается: в первый раз с каким-то ячменным сахаром, а во второй — с имбирным пивом.

Прежде чем я осмеливаюсь высунуть нос из каюты, проходит три дня, а мне кажется — целый год. Когда с утра до вечера обнимаешь унитаз, время тянется ужасно медленно.

Проснувшись утром на третий день путешествия, я понимаю, что судно вновь приняло нормальное положение, как при выходе из гавани. Неудивительно, что я умираю с голоду. Подкрепившись изрядной порцией спагетти болоньезе — никогда не ела ничего вкуснее, — я выслеживаю второго помощника, которая неохотно дает мне пароль от судового Интернета.

— Он спутниковый, — шепчет Сильвия с сочным итальянским акцентом и передает мне листочек с нацарапанным на нем паролем. — Не оставляй его где попало, — заговорщическим тоном продолжает она. — Некоторые члены экипажа смотрят порно и снижают пропускную способность.

— Да мне только проверить почту. И отправить отчет.

— Хорошая девочка. — Сильвия похлопывает меня по руке. — Я тебе верю. Ты не смотреть эту гадость.

Я начинаю задумываться, не пропустила ли что-то интересное. Вероятно, она это чувствует и не выпускает листок, пока я не клянусь, что не буду ничего загружать.

Зажав в руке клочок бумаги с драгоценным паролем, я включаю ноутбук, но через минуту он сдыхает. Не успев запаниковать, я вспоминаю, что предусмотрительно упаковала зарядные шнуры для компьютера и телефона. Они на дне чемодана, под утюжком для волос, которым я до сих пор ни разу не воспользовалась. Пообещав себе заняться этим после следующего душа, я с довольным видом вставляю шнур — и тут же выясняется, что в каюте нет розеток. Не может быть! Вот же настенный светильник, и он работает! Вытащив штепсель, я вижу какой-то странный кружок с двумя отверстиями, который категорически отказывается принимать мой зарядный шнур.

Делать нечего, приходится вновь искать Сильвию. Та объясняет, что система электроснабжения судна устроена по европейским стандартам, а кружок — это и есть розетка. К счастью, она может одолжить мне адаптер, и я возвращаюсь в каюту, упрекая себя за то, что совсем не разбираюсь в жизни. Могла загуглить, в конце концов! Но как можно загуглить то, о существовании чего не имеешь понятия?

Я начитанная. Образованная. Вроде бы должна знать, что весь остальной мир передает электричество не так, как американцы. Тем не менее я не знала.

Подключившись к розетке, я начинаю испытывать беспокойство по другому поводу: слишком много дел. Надо сфотографировать каждый уголок на судне и разобраться с дальнейшим маршрутом. Как только я вхожу в Интернет, возникает новая проблема: почтовый ящик ломится от писем Томми, обеспокоенных и укоризненных. Я решаю, что найду способ умилостивить Томми позже, и принимаюсь за свой первый отчет.