Лбюовь

Катя Метелица, 2008

В новой книге известной журналистки, автора бестселлера «Дневник Луизы Ложкиной» собраны заметки и эссе, большая часть которых была опубликована в еженедельной колонке «Стиль жизни с Катей Метелицей» в «Независимой газете». Это остроумные и лирические, парадоксальные и меткие очерки современных нравов, наполненные личным опытом автора.

Безе

Недавно у нас зашел разговор о безе. И мы согласились с тем, что безе — одна из самых странных вещей, с которыми нам приходилось сталкиваться в жизни. Безе занимает какое-то непропорциональное себе место. По мне-то, хоть бы его и вовсе не было — приторное, неприятно царапается и скрипит во рту, даже напоминает асбест или пенопласт. Не помню, чтобы у нас дома когда-нибудь пекли это самое безе. И, однако же, слово «безе» я знаю с детства, как будто это некое важное и необходимое знание, вроде Ждыдва и Юпять.

Есть даже анекдот про безе: « — Девушка, что это у вас на витрине — такое белое, воздушное, такое все неземное? — Это? Да это же безе. — А! Ну, дайте, пожалуйста, две бутылки водки!» Мой самый любимый анекдот — потому что он как бы очень о многом. В частности, о соотношении сути и смыслов.

Смысл безе — «белое, воздушное, такое все неземное», со звучным и изящным французским именем, которое переводится как «поцелуй». (Ноздрев говорил: «Позволь же влепить тебе безешку!») На жаргоне baiser — трахаться. А суть его — всего лишь взбитые с сахаром и запеченные в духовке яичные белки — изначально скользкие, прозрачные, тягучие; и с этой неприятной штучкой, которая напоминает о несостоявшемся птенце… Впрочем, и суть поцелуя можно описать столь же малоаппетитно.

Суть — но не смысл.

Я обожаю: меню, поваренные книги, любую кулинарную литературу. Даже упаковки — всегда читаю, что написано на коробках и этикетках. Помещенный на них текст — конечный итог перехода сути в смысл. На рынке, на кухне процветает чувственный мир, там вкусы и запахи, лед и жар, свежесть и брожение. У рыб, грибов и овощей есть названия — но эти названия не довлеют. Попадая на стол и, тем более, на бумагу, материальные вещи осеняются названием. А иногда и становятся названиями — в большей степени, нежели продуктами. Салат «Мимоза» — в нем больше от мимозы и от 8 марта, чем от салата. Китайские блюда с названиями вроде «Великая битва тигра с драконом»: что здесь важнее — имя или банальный карп с еще более банальной курятиной? Или вот: унылый корнеплод — и картошка по-пушкински, овеянная легендой, осененная рецептом: «отваренный в мундирах картофель обжаривается в сливочном масле на углях»… На каких нафиг углях? А на электрической плите — не хотите ли? Однако же, незримый образ пушкинских поэтичных углей дает явный и чудный аромат.

У великих поваров и гурманов дать блюду свое имя считается огромной честью — как дать имя звезде. Графа Строганова помнят благодаря блюду, которое он особенно жаловал. Графиня де Сюбиз дала имя соусу с луком (сравнить: луковая подлива или соус сюбиз). Дюбарри — это все, что с цветной капустой; по имени фаворитки Людовика Пятнадцатого. Есть условные коды: например, «по-лукулловски» — это всегда с трюфелями, «а ля Романов» — почти всегда с шампанским, и всегда дорого. Здесь суть и смысл находятся в относительной гармонии — и поэтому высокая кулинария и вполовину не так интересна, как кулинария стихийная, фактически народная, кулинария родственных застолий, плохого общепита и сомнительных сборников рецептов. Это истинный пир названий; мое любимое чтение в сладостные часы душевного отдыха.

Фаршированный судак, подкрашенный свеклой, — рецепт озаглавлен: «Подарок молодого царя». Какого такого царя? Кому подарок? Куда смотрел в это время старый царь? А вот и рецепт «Морской царь»: 2 кг малосольной сельди, 15 яиц, мука, молоко, уксус, лук, соль; через мясорубку, взбейте, посолите, смешайте, вылейте в горшочки. Зачем солить, если и так солоно? Откуда взять такую пропасть горшочков? И что с ними делать — ставить в духовку или совать в холодильник? Нет ответа на эти вопросы.

Попадаются рецепты, столь же немыслимые, как и их названия. Борщ «Сытый карасик», уха «Овсянка, сэр!». А как вам нравится жареная килька «Почувствуй аромат»? Угорь «Змеюка»? Сом «Толстячок»? Щуку, естественно, нарекают «Зубастиком», как футболиста Роналдо. При этом рецепты восхитительно, как-то по-растамански неточны: «Возьмите 500 грамм мяса» — какого мяса? Да неважно, какого. Какое будет, того и возьмите.

Эти книги можно перечитывать просто так, наслаждаясь, а можно пытаться анализировать. Например: караси в сметане названы «Барская забава», а жареная салака — «Трущобы». Тут выразились социальные представления: безымянный автор относит себя то ли к среднему классу, то ли к верхушке пролетариата (что, несомненно, адекватно). При этом одно из наиболее невразумительных рыбных блюд названо ни много ни мало — «Забава к ланчу». К ланчу, понимаете. Не к чему-то там, а к ланчу. Забава, да.

Когда я дочитываю до этого места, мне всегда становится как-то грустно. «Забава к ланчу». Это просто Грин какой-то, «Алые паруса».

Есть прелестный зверек — енот-полоскун. Он известен тем, что инстинктивно начинает стирать любой предмет, который попадет ему в лапы. Если еноту дать безе, он старательно стирает и его, и пирожное быстро растворяется в воде. Енот обескуражен, он забавно недоумевает, ищет — куда пропало? Еноту дают новое безе, он и его стирает… Даже чересчур метафорично, с перебором.

Очень печальная вещь это самое безе.