Механическая принцесса

Кассандра Клэр, 2013

Англия, Лондон, викторианская эпоха. Получив письмо от пропавшего брата, Тесс Грей приезжает в Англию. Оказавшись в Лондоне, она обнаруживает Нижний мир, по улицам которого бродят вампиры, могущественные чародеи и оборотни. Письмо брата оказывается ловушкой, и Тесс попадает в беду. Спастись ей помогают Сумеречные охотники, но тучи снова сгущаются. Целая армия безжалостных роботов создана, чтобы уничтожить Охотников. Таинственный Магистр мечтает заполучить Тесс, ведь она – недостающий элемент темного плана. Уилл и Джем готовы на все ради ее спасения…

4

Быть разумным и влюбленным

Ведь быть разумным и влюбленным трудно.

— Уильям Шекспир, «Троил и Крессида»^[5]

— Я думал, у тебя уже готова песенка, — сказал Джем.

Уилл с любопытством взглянул на друга. Хотя Джем и просил Уилла прийти, он, похоже, был не в настроении. Он молча сидел на краю кровати в чистой рубашке и брюках, но рубашка была ему велика и подчеркивала нездоровую худобу. На ключицах юноши еще виднелись капли засохшей крови, и, казалось, будто шею его обвивает какое-то жуткое ожерелье.

— Песенка о чем?

— О битве с червем, — усмехнулся Джем. — Ты ведь так и сыпал шутками…

— Последние несколько часов мне было не до шуток, — признался Уилл и скользнул глазами по окровавленной одежде, сваленной горой возле тумбочки, и по полупустой склянке с розоватой жидкостью.

— Не опекай меня, Уилл, — сказал Джем. — Все меня опекают, и это просто невыносимо. Я позвал тебя, потому что знал, что ты этого делать не будешь. Потому что ты рассмешишь меня.

— О, с удовольствием, — всплеснул руками Уилл. — Как тебе такое?

Ура, мне не нужно больше твердить,

Что с хворью вам прежним уже не быть.

Увы, пришлось нам червя убить,

Чтоб мне голословным больше не слыть.

Зато теперь вас легко убедить!

Джем расхохотался.

— Ну и жуть!

— Это экспромт!

— Уилл, есть такая штука, размер называется… — Смех Джема сменился кашлем.

Уилл подскочил к другу. Джем содрогался всем телом, склонившись над кроватью. На белой простыне расплывались алые пятна.

— Джем…

Джем махнул рукой в сторону шкатулки, стоявшей на тумбочке. Уилл дотянулся до нее, заметив на крышке до боли знакомый рисунок с женщиной, льющей воду из кувшина, — один ее вид был ему противен.

Он открыл шкатулку и замер. Серебристый порошок едва прикрывал деревянное дно. Может, часть его Безмолвные Братья использовали для лечения Джема — этого Уилл не знал. Зато он знал наверняка, что порошка должно было быть намного больше.

— Джем, — обеспокоенно сказал он, — неужели это все, что осталось?

Джем уже не кашлял. У него на губах была кровь. Не в силах пошевелиться, Уилл наблюдал, как его друг промокнул рот рукавом рубашки, и ткань стала алой. Казалось, Джема лихорадило, его бледная кожа горела.

— Уилл, — тихо сказал он.

— Два месяца назад, — начал Уилл и тут же понял, что неосознанно повышает голос, и сдержался. — Два месяца назад я купил столько инь-феня, что его должно было хватить на год.

В печальном взгляде Джема был вызов.

— Я стал принимать его чаще.

— Чаще? Насколько?

Джем отвел глаза.

— Я принимал вдвое, а может, и втрое больше.

— Но наркотик убивает тебя! — воскликнул Уилл и, когда Джем ничего не ответил, задал лишь один вопрос: — Зачем?

— Я не хочу жить полужизнью…

— Но так твоя жизнь и до одной пятой не дотянет! — крикнул Уилл.

Он шумно вдохнул. Выражение лица Джема изменилось, и Уиллу пришлось поставить шкатулку обратно на тумбочку, чтобы не швырнуть ее в стену.

Джем выпрямился. Глаза его сверкали.

— Жить — это не просто не умирать, — сказал он. — Посмотри на то, как живешь ты, Уилл. Ты сияешь, как звезда. Прежде я принимал ровно столько наркотика, чтобы поддерживать в себе жизнь, но не чтобы чувствовать себя хорошо. Может, немного больше перед битвами, чтобы прибавилось сил, но в остальное время — полужизнь, серые сумерки жизни…

— Но теперь ты изменил дозировку? Когда? После помолвки? — бушевал Уилл. — Из-за Тесс?

— Ты не можешь ее в этом винить. Это мое решение. Она о нем не знала.

— Она бы хотела, чтобы ты жил, Джеймс…

— Да я ведь не жилец! — Джем вскочил на ноги, его щеки вспыхнули — Уилл никогда еще не видел его таким сердитым. — Я не жилец! Но у меня есть выбор: либо отдавать ей всего себя и сиять ярче звезд, пусть и недолго, либо влачить жалкую полужизнь чуть дольше и все это время мучить ее. Это мой выбор, Уильям, и здесь решать не тебе.

— Может, и мне. Это ведь я покупаю тебе инь-фень…

Джем побледнел.

— Если ты откажешься, я буду покупать его сам. Я бы раньше и покупал сам, если бы ты не вызвался. А что до этого… — Он снял с пальца фамильный перстень Карстерсов и протянул его Уиллу. — Возьми.

Уилл скользнул глазами к перстню и снова посмотрел на Джема. В голове промелькнул десяток ужасных вещей, которые можно было сказать или сделать. Нельзя вот так разбрасываться друзьями. Он так долго притворялся грубым, что и теперь пытался защититься своим панцирем, как человек случайно сворачивает в сторону дома, где прожил много лет, забывая о том, что переехал.

— Теперь ты хочешь жениться на мне? — наконец спросил он.

— Продай кольцо, — сказал Джем. — Оно стоит немало. Я же говорил, не следует тебе платить за мой наркотик. Однажды я заплатил за твой и чувствовал себя ужасно.

Поморщившись, Уилл посмотрел на фамильную драгоценность Карстерсов, лежащую на бледной ладони Джема. Он нежно прикоснулся к пальцам друга и сомкнул их на кольце.

— С каких это пор ты так безрассуден? И с каких пор я так осторожен? С каких это пор мне нужно защищать тебя от самого себя? Ведь это ты всегда оберегал меня. — Он посмотрел в глаза Джему. — Помоги мне понять тебя.

После долгого молчания Джем сказал:

— Вначале, когда я понял, что влюблен в Тесс, я решил, что меня исцеляет любовь. У меня очень долго не было приступов. И, попросив ее руки, я сказал ей об этом. Сказал, что любовь — мое лекарство. Но потом это случилось снова, и теперь я уже не мог признаться Тесс: ведь она могла подумать, что я уже не так сильно ее люблю. Я увеличил дозу наркотика, чтобы справиться с болезнью. Вскоре мне пришлось принимать все больше и больше, чтобы просто держаться на ногах, — раньше такого количества хватало мне на неделю. Мне остались считаные годы, Уилл. А может, даже считаные месяцы. И я не хочу, чтобы Тесс об этом знала. Пожалуйста, не говори ей. Не ради нее, а ради меня.

Сам того не желая, Уилл все понял. Ведь он и сам пошел бы на что угодно, на какую угодно ложь, на какой угодно риск, чтобы только Тесс любила его. Он решился бы…

Почти на все. Он не мог лишь предать Джема. На это он не был готов. И Джем стоял перед ним, надеясь найти в друге сочувствие и понимание, и Уилл держал его за руку. Как мог Уилл его не понять? Он помнил, как сидел в гостиной Магнуса и мечтал провалиться в геенну огненную, только бы не пришлось прожить еще хотя бы час той жизнью, которой он больше не мог выносить.

— Значит, ты умираешь ради любви, — наконец произнес Уилл натянутым голосом.

— Умираю немного быстрее ради любви. Люди умирают и ради вещей похуже.

Уилл выпустил руку Джема. Тот бросил короткий взгляд на перстень и снова посмотрел другу в глаза.

— Уилл…

— Я пойду в Уайтчепел, — ответил Уилл на его невысказанный вопрос. — Сегодня же. Я скуплю весь инь-фень, который у них найдется, чтобы у тебя не было в нем недостатка.

Джем покачал головой.

— Я не могу просить тебя поступать против совести.

— Совесть… — прошептал Уилл. — Ты моя совесть, Джеймс Карстерс. Я сделаю это ради тебя, но возьму с тебя одно обещание.

— Какое обещание?

— Несколько лет назад ты просил меня не искать для тебя настоящее лекарство, — сказал Уилл. — Я прошу тебя освободить меня от этого обещания. Позволь мне хотя бы попытаться. Позволь возобновить поиски.

Джем удивленно посмотрел на него.

— Стоит мне только подумать, что я знаю тебя вдоль и поперек, как ты снова меня удивляешь. Да, я освобождаю тебя. Ищи. Делай что должен. Я не могу сдерживать твои благие намерения, это было бы жестоко. Да и я на твоем месте поступил бы точно так же. Ты ведь это знаешь?

— Знаю. — Уилл подошел ближе к другу и положил руки ему на плечи, с мукой в сердце осознавая, насколько хрупким стал Джем, какие тонкие у него кости. — Это не пустое обещание, Джеймс. Поверь, никто лучше меня не знает, что такое боль несбывшихся надежд. Я буду искать. Если можно найти хоть что-то, я найду это. Но до тех пор твоя жизнь принадлежит лишь тебе, так что ты волен сам решать, какой жизни ты хочешь.

— Разумеется, — неожиданно улыбнулся Джем. — Но очень любезно с твоей стороны напомнить мне об этом.

— Да я сама любезность! — хмыкнул Уилл и посмотрел в лицо Джему, родное и знакомое, как его собственное. — И решимость. Ты меня не покинешь. Только через мой труп.

Глаза Джема округлились, но он ничего не сказал. Говорить больше было нечего. Развернувшись, Уилл вышел из комнаты.

Сесили стояла посреди тренировочного зала, сжимая в руке кинжал. Прицелившись, она метнула его, и клинок вошел в стену за пределами мишени.

Разговор с Тесс не успокоил ее, а только еще больше разволновал. Тесс окружал ореол печали и смирения, который встревожил Сесили. Как бы она ни злилась на Уилла, она чувствовала, что Тесс боится за него, но держит этот страх так глубоко в сердце, что никогда бы в нем не призналась. Сесили отчаянно хотела узнать, с чем он связан. Как она могла защитить брата, если не знала, от чего его защищать?

Вытащив кинжал из стены, она снова замахнулась и метнула его. На этот раз нож воткнулся еще дальше от цели, и девушка гневно вздохнула.

— Uffern nef!^[6] — воскликнула она по-валлийски.

Мама бы ужаснулась ее сквернословию, но мамы, по счастью, рядом не было.

— Пять, — донеслось из коридора.

Вздрогнув, Сесили обернулась. На пороге стоял Габриэль Лайтвуд. Его каштановые волосы были взъерошены, зеленые глаза сверкали. Он был таким же высоким, как Уилл, а может, и выше, но не таким крепким, как брат.

— Я вас не поняла, мистер Лайтвуд.

— Ваш бросок, — объяснил юноша и повел рукой в сторону мишени. — Я оцениваю его на пять баллов. Над техникой, пожалуй, еще стоит поработать, но у вас, определенно, врожденный талант. Вам просто нужно тренироваться.

— Меня тренирует Уилл, — сказала Сесили.

Габриэль подошел ближе и слегка улыбнулся.

— Что и требовалось доказать.

— Полагаю, вы подготовлены лучше меня.

Помедлив, он подошел к стене и вытащил кинжал. Клинок блеснул, когда Габриэль ловко перевернул его.

— Вероятно, — протянул он. — Я учился у лучших и сам тренировал мисс Коллинз и мисс Грей…

— Я слышала. А потом вам это надоело. Пожалуй, от учителя обычно ожидают большей отдачи.

Тон Сесили был прохладным. Девушка знала, что Уиллу Габриэль не по нраву, и сохраняла дистанцию, хоть и помнила, как замерло ее сердце, когда Габриэль помог ей подняться в саду Лайтвудов.

Габриэль прикоснулся пальцем к острию кинжала, и на подушечке выступила капля крови. Пальцы юноши были грубыми, а на тыльной стороне ладоней пестрели веснушки.

— Вы сменили доспехи.

— Я вся была в крови и слизи. — Сесилия смерила Габриэля взглядом. — А вы, похоже, решили не переодеваться.

На лице Габриэля промелькнуло какое-то странное выражение, но тут же пропало. Впрочем, от Сесили эти перемены не ускользнули: ведь она не раз видела, как скрывает свои чувства Уилл.

— У меня нет с собой одежды, — признался он, — и я не знаю, где именно буду жить. Я мог бы вернуться в один из домов нашей семьи, но…

— Уж не думаете ли вы остаться в Институте? — удивленно спросила Сесили. — Что говорит Шарлотта?

— Она позволила мне остаться. — Внезапно Габриэль изменился в лице, и маска суровости спала, показав его уязвимость. — Здесь мой брат.

— Да, — кивнула Сесили, — и мой тоже.

Габриэль ответил не сразу, как будто бы раньше это не приходило ему в голову.

— Уилл, — произнес он. — Вы очень на него похожи. Это… пугает. — Он покачал головой, словно освобождаясь от наваждения. — Я только что видел вашего брата. Он бежал по парадной лестнице, как будто за ним гнались все четыре всадника Апокалипсиса. Вы, случайно, не знаете, куда он так спешил?

Сердце Сесилии подпрыгнуло. Она вынула кинжал из руки Габриэля, не обратив внимания на его немой протест.

— Не имею ни малейшего представления, — ответила она, — но намереваюсь это выяснить.

Как только лондонский Сити опустел под конец рабочего дня, Ист-Энд вернулся к жизни. Уилл шел по улицам, уставленным палатками, где продавалась поношенная одежда и обувь. Старьевщики и точильщики ножей толкали тележки по переулкам, хрипло перечисляя названия своих товаров. На пороге мясных лавок, в витринах которых висели свежие туши, стояли мясники в окровавленных фартуках. Женщины развешивали выстиранное белье и громко болтали между собой на таком великолепном кокни^[7], что если бы они говорили по-русски, Уилл и то, наверное, понял бы больше.

Моросил дождь. Уилл перешел дорогу напротив закрытой табачной лавки и свернул за угол на узкую улицу. В отдалении виднелся шпиль уайтчепельской церкви. Сгущались тени, было туманно. Пахло железом и мусором. Прямо посреди улицы петляла канавка, заполненная грязной водой. Впереди виднелась арка, по обе стороны от которой висели газовые лампы. Дойдя до арки, Уилл резко свернул внутрь, выставив перед собой руку.

Раздался вскрик — и вот он уже схватил за плечо невысокого человека, одетого во все черное. Перед ним оказалась Сесили, поверх доспехов которой был небрежно наброшен бархатный плащ. Из-под капюшона волнами струились темные волосы, синие глаза пылали гневом.

— Пусти меня!

— Совсем с ума сошла! Зачем ты следишь за мной на задворках Лондона? — Уилл слегка встряхнул сестру.

Глаза Сесили сузились.

— Утром ты был со мной любезнее!

— Здесь опасно, — сказал Уилл. — Ты ничего не знаешь об этих улицах. Ты даже не воспользовалась руной невидимости. Одно дело — заявлять, что ты ничего не боишься, живя за городом, и совсем другое — оказаться в Лондоне.

— Я не боюсь Лондона, — огрызнулась Сесили.

Уилл наклонился к сестре и, перейдя на валлийский, прошипел ей в ухо:

— Поможет ли, если я скажу тебе возвращаться домой?

— Нет, — рассмеялась Сесили, — совершенно не поможет. — И добавила по-валлийски: — Ты мой брат, и я хочу пойти с тобой.

Уилла поразили ее слова. До сих пор он слышал нечто подобное только от Джема. Хотя Сесили была совсем непохожа на его друга, кое-что общее у них все же имелось — непобедимое упрямство. Когда Сесили заявляла, что чего-то хочет, за ее словами стояло не смутное желание, а железная решимость.

— И тебе все равно, куда я направляюсь? — спросил Уилл. — Что, если я иду прямиком в ад?

— Мне всегда хотелось посмотреть, что там, в аду, — ответила Сесили. — Как и всем, надо полагать.

— Большинство людей отчаянно пытается избежать такой экскурсии, — возразил Уилл. — Если тебе интересно, я иду в логово ифритов, чтобы купить наркотики у жестоких и беспринципных негодяев. Если ты пойдешь со мной, они, вероятно, положат на тебя глаз и захотят тебя продать.

— Но ты их остановишь?

— Это зависит от того, какую цену они назовут.

Сесили покачала головой.

— Джем — твой парабатай, — сказала она. — Узы между вами скреплены Конклавом. Но я — твоя кровная сестра. Почему ради него ты готов совершить что угодно, а меня лишь вечно отсылаешь домой?

— Как ты догадалась, что наркотик — для Джема?

— Я не такая дура, Уилл.

— Как ни печально, — пробормотал Уилл. — Джем… Джем — это лучшая моя половина. Я не могу ожидать, что ты поймешь это. Я ему должен.

— Тогда кто же я? — спросила Сесили.

Уилл раздраженно вздохнул.

— Ты моя слабость.

— А Тесс — твое сердце, — задумчиво добавила Сесили. — Я же сказала, я не дура, — добавила она, увидев, как поразился брат. — Я знаю, ты ее любишь.

От этих слов у Уилла словно бы закружилась голова, и он приложил руку ко лбу.

— Ты кому-нибудь рассказала? Нельзя, Сесили. Никто об этом не знает — и я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал.

— Я бы никому не сказала.

— В этом я и не сомневался, — хрипло пробормотал Уилл. — Должно быть, ты стыдишься брата. Запретная любовь к невесте друга…

— Я не стыжусь тебя, Уилл. Какими бы ни были твои чувства, ты стараешься их сдержать. Мне кажется, все мы хотим того, чего получить не можем.

— Правда? — удивился Уилл. — И чего же хочешь ты?

— Чтобы ты вернулся домой.

Влажная прядь волос прилипла к щеке Сесили, как будто бы лицо девушки было залито слезами, хотя Уилл и понимал, что сестра не плакала.

— Мой дом — здесь, в Институте, — вздохнул Уилл и прислонился головой к каменной арке. — Я не могу весь вечер спорить с тобой, Сесили. Если ты решила идти за мной прямиком в ад, я не могу тебя остановить.

— Наконец-то ты это понял. Я, впрочем, не сомневалась: ведь мы как-никак родственники.

Уилл поборол в себе желание снова встряхнуть сестру за плечи.

— Ты готова?

Сесили кивнула, и Уилл постучал в дверь.

Дверь распахнулась, и Гидеон возник на пороге своей комнаты, часто моргая, как человек, который только что вышел из темноты на яркий свет. Его рубашка и брюки были измяты, подтяжки сидели криво.

— Мистер Лайтвуд? — нерешительно произнесла Софи, державшая тяжелый поднос с булочками и чаем. — Бриджет сказала, что вы просили принести вам…

— Да, конечно. Входи.

Гидеон как будто очнулся ото сна и пропустил девушку внутрь. В комнате царил необычный беспорядок: в углу валялись ботинки, на спинке стула висели доспехи — Софи ужаснулась, подумав, как испортится обивка, — на тумбочке лежало недоеденное яблоко, а на кровати крепко спал Габриэль Лайтвуд.

Он был в одежде брата: брюки не закрывали щиколоток, а рукава рубашки — запястий. Во сне Габриэль казался моложе, а на лице его не было обычного напряжения. Одну руку он сунул под подушку.

— Не смог его разбудить, — сказал Гидеон, неосознанно обхватив себя руками. — Нужно было отвести его обратно в его спальню, но… — Он вздохнул. — Я и сам-то еле хожу.

— Он останется? — спросила Софи, опуская поднос на тумбочку. — Останется в Институте?

— Я… Я не знаю. Наверное. Шарлотта позволила ему остаться. По-моему, она его напугала. — Гидеон слегка усмехнулся.

— Миссис Бранвелл? — удивилась Софи, не терпевшая, когда критиковали ее госпожу. — Но ведь она добрейшая из людей!

— Да. Именно этим она его и напугала. Она обняла его и сказала, что, если он остается здесь, об инциденте с моим отцом все забудут. Не знаю, правда, о каком именно из инцидентов она говорила, — иронично добавил Гидеон. — Скорее всего, о том, когда Габриэль поддержал отца в стремлении захватить Институт.

— Разве она имела в виду не сегодняшнее происшествие? — Софи поправила выбившийся из-под чепца локон. — С…

— С гигантским червем? Нет, как ни странно, нет. Впрочем, мой брат никогда не ожидает прощения. Ни за что. Он понимает только жесткую дисциплину. Вероятно, он считает, что Шарлотта пытается обвести его вокруг пальца или просто сошла с ума. Она выделила ему комнату, но все это, похоже, привело его в ужас. Он пришел ко мне, чтобы обсудить ситуацию, и заснул. — Гидеон вздохнул и посмотрел на брата со смесью гордости, раздражения и тоски, отчего Софи прониклась к ним сочувствием.

— Ваша сестра… — начала она.

— О, Татьяна здесь и на минуту не останется, — сказал Гидеон. — Она уехала к Блэкторнам — родителям ее мужа, и слава богу. Она не глупа — вообще-то она считает себя очень умной, — но слишком эгоистична и бесполезна, к тому же они с братом друг друга недолюбливают. Представляешь, Габриэль не спал уже несколько дней. Он сидел в этом огромном доме, ждал, когда отец выйдет из библиотеки, стучал в дверь и не получал ответа…

— Вы пытаетесь его защитить, — заметила Софи.

— Само собой, он ведь мой младший брат.

Подойдя к кровати, Гидеон погладил Габриэля по голове. Юноша беспокойно дернулся, но не проснулся.

— Я думала, он не простит того, что вы пошли против отца, — сказала Софи. — Вы сказали, что боялись этого — боялись, что он сочтет ваши действия предательством имени Лайтвудов.

— Похоже, у него уже появились вопросы к имени Лайтвудов. Как и у меня, когда я был в Мадриде.

Гидеон отошел от кровати.

— Простите, — произнесла Софи, наклонив голову. — Мне жаль вашего отца. Что бы о нем ни говорили, что бы он ни сделал, он все-таки был вашим отцом.

— Но, Софи… — Гидеон повернулся к девушке.

Она не поправила его, хотя он и назвал ее крестным именем.

— Я знаю, он опозорил вас, — сказала она, — но вы все равно должны его оплакать. Никто не может разделить с вами печаль — она принадлежит вам и только вам.

Гидеон легонько коснулся пальцами ее щеки.

— Знаешь ли ты, что твое имя означает «мудрость»? Тебе оно очень подходит.

— Мистер Лайтвуд… — замялась Софи.

Но его пальцы уже скользнули к ее уху, и он наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Софи, — прошептал он, и губы их соприкоснулись.

Поцелуй стал глубже. Софи положила руки на плечи Гидеону и тут же устыдилась своих грубых, заскорузлых из-за вечной стирки и уборки пальцев, но Гидеон, похоже, вовсе не замечал этого. Она шагнула ближе к нему и оступилась, Гидеон наклонился, чтобы ее поддержать, но не успел, и они оба повалились на пол. Щеки Софи вспыхнули от смущения — боже, ведь он решит, что она специально уронила его, что она на самом деле — распутница, жадная до страсти. Чепец слетел с головы, и темные локоны упали на лицо. Софи лежала на мягком ковре, а над ней возвышался Гидеон, снова и снова повторявший ее имя. Не в силах справиться со стыдом, она повернула голову и заглянула под огромную кровать.

— Мистер Лайтвуд, — сказала она, приподнявшись на локтях, — что у вас под кроватью делают булочки?

Гидеон замер, как кролик в западне.

— Что?

— Вон там. — Софи показала на темную горку под кроватью. — Целая куча булочек. Откуда она там?

Гидеон сел и сконфуженно провел рукой по волосам, а Софи попятилась, подобрав юбки.

— Я…

— Вы просили приносить вам булочки. Едва ли не каждый день. Вы просили их, мистер Лайтвуд. Но зачем? Вы их даже не едите!

На щеках Гидеона выступил румянец.

— Только так я мог увидеть тебя. Ты не говорила со мной, не желала меня слушать…

— Поэтому вы решили водить меня за нос? — Подобрав упавший чепец, Софи поднялась на ноги. — Вы хотя бы представляете, сколько у меня работы, мистер Лайтвуд? Я приношу уголь и горячую воду, вытираю пыль, полирую серебро, убираю в вашей комнате и в остальных комнатах Института… Не подумайте, что я возражаю или жалуюсь, но как вы смеете давать мне еще больше работы? Как вы смеете заставлять меня носить вам тяжелые подносы с едой, которая вам даже не нужна?

Гидеон поднялся. Одежда его пришла еще в больший беспорядок.

— Прости меня, — сказал он. — Об этом я не подумал.

— Нет, — бросила Софи, поспешно убирая волосы под чепец. — Вы вообще никогда не думаете!

С этими словами она вылетела из комнаты, оставив Гидеона беспомощно смотреть ей вслед.

— Молодец, братец, — заметил Габриэль, едва открыв глаза.

Гидеон швырнул в него булочкой.

— Генри…

Шарлотта подошла к мужу, склонившемуся над самым большим деревянным столом в центре просторной подвальной лаборатории. Светильники пылали так ярко, что в подземелье было светло как днем. В мензурке на соседнем столе, извергая клубы сиреневого дыма, горело что-то мерзкое. Перед Генри лежал огромный лист бумаги вроде той, в которую заворачивают свой товар мясники, и он покрывал его всяческими расчетами и вычислениями, бормоча что-то себе под нос.

— Генри, милый, ты не устал? Ты здесь уже несколько часов.

Вздрогнув, Генри посмотрел на Шарлотту и поднял на лоб очки.

— Шарлотта! — Казалось, он был поражен и невероятно рад увидеть ее. Пожалуй, только Генри мог поражаться и радоваться встрече с собственной женой в своем же доме. — Ангел мой, что ты здесь делаешь? Здесь ужасно холодно. Ребенку это не на пользу.

Шарлотта рассмеялась, но не стала возражать, когда Генри подбежал к ней и обнял ее. Узнав, что жена ждет ребенка, он стал обращаться с ней, как с фарфоровой статуэткой. Поцеловав Шарлотту в макушку, он вгляделся в ее лицо.

— У тебя усталый вид. Может, ты попросишь Софи вместо ужина принести тебе в комнату мясной бульон? Я пойду…

— Генри, мы уже несколько часов назад решили не ужинать — всем принесли сэндвичи. Джем еще слишком слаб, а Лайтвуды пока не пришли в себя. И ты прекрасно знаешь, каким становится Уилл, когда Джем нездоров. И Тесс тоже. Весь дом как на иголках.

— Сэндвичи? — Казалось, Генри пропустил мимо ушей все остальные слова Шарлотты и теперь с надеждой смотрел на нее.

— Они ждут тебя наверху, Генри, — улыбнулась она, — если, конечно, ты хоть на минуту оторвешься от работы. Пожалуй, я не могу тебя винить — я заглянула в дневники Бенедикта и сама увлеклась его записями. Но все же чем именно ты занят?

— Я работаю над порталом, — воодушевленно произнес Генри. — Придумываю новое транспортное средство, которое сможет за считаные секунды перемещать Сумеречного охотника куда угодно — и откуда угодно. Мне пришло это в голову, когда я увидел кольца Мортмейна…

Шарлотта округлила глаза.

— Но кольца Мортмейна — это черная магия…

— А мое изобретение — нет. О, у меня есть еще кое-что! Подойди-ка. Это для Буфорда.

Позволив мужу взять ее за запястье, Шарлотта последовала за ним на другой конец комнаты.

— Я уже сто раз говорила, Генри, я не назову своего сына Буфордом. Ой, что это? Колыбелька?

— Не просто колыбелька! — просияв, провозгласил Генри и показал крепкую люльку, подвешенную между двумя столбиками. Шарлотта не могла не признать, что кроватка очень мила. — Это колыбелька, которая качается сама по себе!

— Как это? — удивленно спросила Шарлотта.

— Смотри!

Генри гордо шагнул ближе к колыбели и нажал какую-то невидимую кнопку. Люлька начала раскачиваться из стороны в сторону.

— Как прелестно, милый! — воскликнула Шарлотта.

— Тебе нравится? — спросил Генри. — А теперь сделаем так, чтобы она качалась быстрее.

Наблюдая за колыбелькой, Шарлотта почувствовала легкую тошноту, как будто бы находилась на борту корабля.

— Хм, — произнесла она, — Генри, мне нужно с тобой кое о чем поговорить. И это важно.

— Важнее, чем колыбелька, в которой каждую ночь будет засыпать наш малыш?

— Конклав решил выпустить Джессамину, — сказала Шарлотта. — Она возвращается в Институт через два дня.

Генри удивленно взглянул на жену. Колыбелька у него за спиной теперь качалась еще быстрее — прямо как экипаж, на полной скорости несущийся вперед.

— Она возвращается сюда?

— Генри, ей больше некуда идти.

Генри хотел было ответить, но не успел он произнести хоть слово, как раздался ужасный треск. Сорвавшись с подвески, колыбель перелетела через всю комнату, ударилась о дальнюю стену и раскололась на кусочки.

Шарлотта ахнула, прикрыв рукой рот. Генри нахмурился.

— Возможно, еще потребуются доработки…

— Нет, Генри, — отрезала Шарлотта.

— Но…

— Ни за что, — добавила она тоном, не допускающим возражений.

— Хорошо, дорогая, — вздохнул Генри.

«Адские механизмы не знают жалости. Адские механизмы не знают прощения. Адским механизмам нет числа. Адские механизмы не остановить».

Тесс сидела у постели спящего Джема, и в голове ее эхом отдавались слова, начертанные на стене кабинета Бенедикта. Она не знала точно, который час, но понимала, что уже перевалило за полночь, — вот-вот должна была заняться заря, как сказала бы Бриджет. Когда она пришла, Джем только что проводил Уилла и еще не спал. Он чувствовал себя лучше и даже смог съесть пару тостов, запив их чаем, хотя и был бледнее обычного.

Чуть позже Софи зашла в комнату, чтобы убрать пустые тарелки, и улыбнулась Тесс.

— Взбейте ему подушки, — шепнула она, и Тесс последовала совету служанки, несмотря на то что Джему не нравились ее хлопоты.

Тесс плохо умела ухаживать за больными — в прошлом ей иногда приходилось заботиться о брате, когда тот выпивал лишнего, и этим ее опыт исчерпывался. Но теперь в постели был Джем, и Тесс вовсе не возражала побыть сиделкой. Она держала жениха за руку, а тот лежал, полуприкрыв глаза, и длинные ресницы отбрасывали тени ему на щеки.

— Плохой из меня герой, — вдруг произнес Джем, не открывая глаз.

Вздрогнув, Тесс наклонилась к нему и провела ладонью по серебристым волосам юноши, не выпуская его руки. Его пальцы были холодными, пульс — слабым.

— О чем ты?

— Сегодня, — тихо сказал Джем и снова закашлялся. — Должно быть, я забрызгал кровью весь сад Лайтвудов…

— От этого он стал только прекраснее, — заметила Тесс.

— Ты говоришь, как Уилл, — улыбнулся Джем. — И меняешь тему, прямо как он.

— А что здесь удивительного? Как будто бы я разочаруюсь в тебе, стоит тебе заболеть! Ты ведь знаешь, что это не так. Сегодня ты был героем. Хотя Уилл и сказал, — добавила она, — что герои плохо кончают и он понятия не имеют, почему все так хотят ими стать.

— Что ж, — начал Джем и на мгновение сжал руку Тесс, — Уилл задает этот вопрос с позиции героя. А для нас, для всех остальных, ответ довольно прост.

— Разве?

— Само собой. Герои существуют ради нас. А не ради себя.

— Ты говоришь так, словно сам ты не герой. — Наклонившись, Тесс убрала волосы со лба Джема, и он закрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновением. — Джем, ты когда-нибудь… — Она помедлила. — Ты когда-нибудь думал, как продлить себе жизнь, если лекарство так и не найдется?

Джем снова открыл глаза.

— Что ты имеешь в виду?

Тесс вспомнила, как Уилл задыхался от святой воды, лежа на полу мансарды.

— Стань вампиром — и ты будешь жить вечно…

Джем резко сел среди подушек.

— Нет, Тесс. Нельзя… Нельзя даже думать об этом.

Она отвела глаза.

— Неужели тебе так неприятна мысль о том, чтобы перейти в Нижний мир?

— Тесс… — вздохнул Джем. — Я — Сумеречный охотник. Нефилим. Как и мои родители. Таковы мои корни, и я уважаю их. Я ценю тот дар, который они мне передали, ценю кровь Ангела, ценю оказанное мне доверие и данные мною клятвы. Не думаю, что из меня вышел бы хороший вампир. Вампиры презирают нас. Иногда они ради шутки обращают нефилима, но остальные глумятся над таким вампиром. В наших венах — свет и пламя Ангела, а это они ненавидят. Они будут сторониться меня, как и все нефилимы. Я больше не буду парабатаем Уилла, мне не будут рады в Институте. Нет, Тесс. Лучше уж я умру и заново появлюсь на свет, чтобы снова увидеть солнце, чем обреку себя на существование в мире теней.

— Тогда стань Безмолвным Братом, — предложила Тесс. — В Кодексе сказано, что те руны, которые они наносят на себя, достаточно сильны, чтобы даровать им бессмертие.

— Безмолвные Братья не могут жениться, — покачал головой Джем.

Тесс прекрасно знала, что за внешней мягкостью Джема скрывалось упрямство, в котором он ничем не уступал Уиллу. И сейчас она видела его стальную решимость.

— Знаешь, я предпочла бы, чтобы ты остался жив и не женился на мне, чем… — она не смогла закончить фразу.

Взгляд Джема смягчился.

— Мне закрыт путь в Безмолвное Братство. В моей крови столько инь-феня, что я не вынесу процедуры нанесения тех рун, которые им необходимы. Мне придется отказаться от наркотика, пока он полностью не выведется у меня из организма, но это наверняка меня убьет. — Должно быть, он заметил, как изменилось лицо Тесс, и добавил уже тише: — Да и жизни Безмолвных Братьев не позавидуешь: тени и тьма, тишина и никакой музыки. — Джем перевел дух. — Кроме того, я не хочу жить вечно.

— Но я могу жить вечно, — сказала Тесс.

Ей до сих пор не удавалось осознать это. Понять, что твоя жизнь никогда не кончится, ничуть не легче, чем поверить, что ей рано или поздно наступит конец.

— Я знаю, — кивнул Джем. — И мне жаль. Мне кажется, никто не должен нести на плечах такую ношу. Знаешь, Тесс, я верю, что нам дается не одна жизнь. Я вернусь, пусть и не в этом теле. Души, которые любят друг друга, находят друг друга в следующей жизни. Я встречусь с Уиллом, с родителями, с дядюшками, с Шарлоттой и Генри…

— Но не со мной.

Тесс не в первый раз задумывалась об этом, хотя обычно старалась отбросить от себя эту мысль. «Если я бессмертна, то у меня есть только одна жизнь, вот эта. Я не изменюсь, как ты, Джеймс. Мы не увидимся ни в раю, ни на берегах великой реки — ни в одной из жизней, которые ждут тебя впереди».

— Но ты со мной сейчас. — Джем провел рукой по щеке Тесс, глядя ей прямо в глаза.

— И ты со мной, — прошептала она, и он устало улыбнулся.

Тесс положила свою руку поверх руки Джема и молча сидела так, пока юноша не заснул. Затем, грустно улыбнувшись, она мягко опустила руку Джема на одеяло.

Дверь спальни отворилась. Обернувшись, Тесс увидела на пороге Уилла, который не успел даже снять камзол и перчатки. Стоило девушке взглянуть в его суровое лицо, как она тут же поднялась и вышла в коридор.

Уилл уже торопливо шагал прочь. Аккуратно прикрыв дверь в спальню Джема, Тесс поспешила за ним.

— В чем дело, Уилл? Что случилось?

— Я только что вернулся из Ист-Энда, — сказал Уилл, и в голосе его сквозила такая боль, какой Тесс не слышала с того самого дня в гостиной, когда рассказала ему о своей помолвке с Джемом. — Я искал там инь-фень. Но его больше нет.

Тесс оступилась возле самой лестницы.

— Что значит «больше нет»? Разве у Джема нет запаса?

Уилл повернулся к ней лицом и спустился на несколько ступенек.

— Порошка уже нет, — резко сказал он. — Он не хотел, чтобы ты знала, но скрыть это не получится. Порошка нет, и больше я найти не могу. Это я всегда покупал его. Я знаю места, но все продавцы либо пропали, либо исчерпали свои запасы. Сначала я пошел туда, где вы с Джемом нашли меня однажды. У них нет инь-феня.

— А в другом месте…

— Я побывал везде, — сказал Уилл и снова повернулся к девушке спиной.

Они шли по коридору на втором этаже Института, где находились библиотека и гостиная. Двери обеих комнат были открыты, и в коридор проникал желтый свет.

— Везде, — повторил Уилл. — В последнем месте мне сказали, что весь порошок выкупили за последние две недели. И больше ничего нет.

— Но как же Джем? — ужаснулась Тесс. — Без инь-феня…

— Он умрет. — Уилл помедлил на пороге библиотеки, встретившись с Тесс глазами. — Сегодня он дал мне разрешение на поиски лекарства. И теперь он умрет, потому что мне нужно время, а времени у нас больше нет.

— Нет, — сказала Тесс. — Он не умрет. Мы этого не допустим.

Уилл вошел в библиотеку, и Тесс последовала за ним, оглядывая знакомую комнату. На столах горели лампы, на полках стояли старинные фолианты.

— Здесь есть книги, — продолжал Уилл, как будто бы не заметив слов Тесс, — к которым я обращался, изучая редкие яды. — Он подошел к ближайшей полке и принялся быстро перебирать толстые тома. — Много лет назад, перед тем как Джем запретил дальнейшие поиски. Я забыл…

Тесс подошла ближе, шурша юбками.

— Уилл, остановись.

— Но я должен вспомнить. — Он переходил от одного шкафа к другому, вставал на цыпочки и приседал к самым нижним полкам. — Я должен найти…

— Уилл, невозможно так быстро прочитать все книги в библиотеке. Остановись. — Тесс подошла совсем близко и заметила, что воротник его камзола влажен от дождя. — Это не поможет Джему.

— А что поможет? Что поможет?

Уилл взял с полки книгу, взглянул на нее и швырнул на пол. Тесс вздрогнула.

— Остановись, — повторила она и поймала Уилла за рукав, вынуждая юношу повернуться к ней лицом. Щеки его пылали, он дышал часто и неровно, все тело было напряжено. — Раньше, когда ты искал лекарство, ты не знал того, что знаешь сейчас. У тебя не было таких союзников. Мы обратимся к Магнусу Бейну. У него повсюду глаза и уши в Нижнем мире, он знает все о магии. Он помог тебе с проклятием — поможет и сейчас.

— Проклятия не было, — монотонно произнес Уилл, словно повторяя заученную фразу.

— Уилл, послушай меня. Пожалуйста. Пойдем к Магнусу. Он может помочь.

Уилл закрыл глаза и глубоко вздохнул. Тесс украдкой взглянула на него — длинные черные ресницы, бледно-голубые тени под глазами.

— Да, — наконец сказал он. — Да, конечно. Тесс, спасибо тебе. Я об этом не подумал.

— Ты был расстроен, — произнесла она и внезапно поняла, что до сих пор держит его за руку и стоит достаточно близко, чтобы поцеловать его в щеку или нежно обнять. Тесс отступила на шаг, и Уилл открыл глаза. — И ты не знал, что Джем позволит тебе снова начать поиски лекарства. Я никогда не могла смириться с его запретом и уже думала о Магнусе.

— Но все-таки не обращалась к нему? — спросил Уилл.

— Джем этого не хотел, — покачала головой Тесс. — Но теперь… Теперь все изменилось.

— Да. — Уилл отступил, не сводя глаз с лица девушки. — Я спущусь и велю Сирилу подготовить экипаж. Встретимся во дворе.

Кому: Консулу Джошуа Вейланду

От: Совета

Многоуважаемый господин консул!

Ваше письмо чрезвычайно расстроило нас. У нас создалось впечатление, что вы полностью поддерживаете кандидатуру Шарлотты Бранвелл, учитывая, что она прекрасно проявила себя на посту руководителя лондонского Института. Инквизитор Уайтлоу высоко отзывается о ней и отмечает то, с каким достоинством она встретила вызов, брошенный ей Бенедиктом Лайтвудом.

По нашему мнению, Джордж Пенхоллоу не подходит на место консула. В отличие от миссис Бранвелл, он не зарекомендовал себя в качестве руководителя. Миссис Бранвелл действительно молода и увлечена своим делом, но позиция консула и требует подобной увлеченности. Призываем вас забыть о кандидатуре мистера Пенхоллоу, который слишком юн и неопытен для этой должности, и снова рассмотреть возможность назначения своим преемником миссис Бранвелл.

Во имя Разиэля,члены Совета

Примечания

5

Перевод Т. Гнедич.

6

Вот черт! (валл.).

7

Лондонское просторечие.