Уж замуж невтерпеж

Карина Демина, 2022

Невесты съехались ко двору. Выбирай любую – одна другой краше. И каждая готова хоть завтра под венец. Вот только мысли Ричарда то и дело сворачивают куда-то не туда. То на тайны древние, то на демоницу, что изо всех сил пытается задание выполнить, то и вовсе в голове дурное появляется. А еще и тьма предвечная очнулась, поползла по Замку, людей будоража.

Глава 3

Где идет завтрак или даже обед и ведутся о пользе прогресса

«И нет хуже женщины, излишне увлеченной делом пустым, ибо тогда, в увлечении своем, слабость исконную женской натуры проявляя, забывает она и о доме, и о супруге, коий страдает премного, вынужденный влачить голодное существование, прозябая в тоске и неустроенности».

Трактат о дурных женских привычках, которые многие беды способны вызвать и брак разрушить, писанный достопочтенным магистром Нинусом на примере собственной неудачной жизни.

Ричард смотрел на потенциальных невест. Они смотрели на Ричарда. И как-то от этого становилось до крайности неуютненько.

Ведь смотрели выжидающе.

И появлялось нехорошее ощущение, будто он совершил огромную ошибку. Будто взял и ненароком пообещал всем этим девицам что-то, чего не сможет исполнить при всем своем желании. Он поерзал и покосился на сидевшего рядом Ксандра. Тот тоже был отчего-то мрачен и даже как-то… поблек, что ли?

Такое вот появилось ощущение легкой неправильности.

Сидит, в тарелку уставился. Вилку серебряную в руке крутит, ничего-то не замечая.

— Простите, — раздался звонкий голос Ариции Ладхемской.

Она, в отличие от старшей сестры, облачилась в платье цвета молодой зелени. И парик выбрала желтый, кудряшками. Из кудряшек этих выглядывали перышки, а на самой макушке застряла крохотная шляпка в виде кораблика.

Наверное, это было красиво, но Ричард не мог отделаться от мысли, что кораблику в волосах грустно. Его бы вытащить и на волю.

…весенний ручей пробивался сквозь снежное покрывало. Темная вода летела по камням, спеша добраться до узкой трещины, а там, по ней, и к реке. Весной горные реки становятся злыми. Они вбирают в себя талые снега, и гремят, грохочут, тревожат скалы.

Страшно.

Но отец смеется. И Ричард делает шаг. Камни скользкие, покрытые не растаявшей еще наледью. Кораблик в руках. Легкий. Сделанный из щепок и обрезка ткани. Вода подхватывает его не сразу. Она осторожно пробует, касается темного борта, толкает в него, неловко так, будто смущаясь. И в конце концов, решившись разом, вдруг подсовывает ледяную лапу, поднимает на волну.

— Плывет! — Ричарду так радостно, что от этой радости он хлопает в ладоши. Смеется. И поскальзывается.

Он бы упал, в ручей или на камне, но сильные руки подхватили.

Удержали.

Подбросили.

— Конечно, плывет, — голос отца рокочет, как тот старый водопад, к которому они ходили зимой. — Отчего б ему не плыть.

И они стоят.

Смотрят.

Ричард моргнул, избавляясь от наваждения.

–…значит, вы действительно мертвый? Полностью? Совершенно? — ладхемская принцесса даже привстала, то ли чтобы лучше видеть, то ли чтобы её саму было слышно.

— Ухо живое.

— Ухо?

— Левое, — Ксандр потрогал это самое ухо, в котором поблескивал огненный топаз. — Или правое. Простите, позабыл за давностью лет.

— Шутите, — догадалась принцесса.

— Пытаюсь.

— Извините мою сестру, — протянула вторая, которая ныне была тоже в кучеряшках, но розовых. К счастью, без кораблика.

Зато с цветами, что выглядывали из парика то тут, то там.

Интересно, а если парик снять, волосы под ним будут? Свои? И если будут, то какие они? Короткие? А может, они вовсе головы бреют?

Мысль смутила.

Какое, собственно говоря, Ричарду дело. Но теперь почему-то, глядя на ладхемских принцесс, он не мог отделаться от мысли, что на лысину парик крепить проще. И… и вдруг они не потому лысые, что удобнее так? А наоборот?

Вдруг они просто лысые? А парики уже придумали, чтобы скрыть это?

И тогда… тогда зачем ему лысая жена?

А еще дети тоже лысыми могут быть.

И конечно, не сказать, чтобы это как-то повлияло на все остальное, в конце концов, местная нежить излишним эстетизмом не страдает, но… как-то оно не то, что ли.

— Если вы совсем мертвый, то зачем вам еда?

— За компанию, — ответил Ксандр, нисколько не смутившись. — Меня в свое время учили, что крайне невежливо смущать гостей отсутствием аппетита.

— А… — потянула Летиция.

Ариция же выставила вилку вперед:

— Ученые считают, что существование мертвой материи невозможно.

— Да ну?

— Именно. Вы ходите. Говорите. Думаете, надеюсь.

— Иногда. По праздникам.

— Не важно, некоторые и того не могут, — отмахнулась принцесса. — Вы потребляете пищу. Следовательно, вы живы.

— Нет.

— Но ученые…

— Привозите их сюда, — Ксандр одарил принцессу очаровательной улыбкой. Блеснули клыки и кто-то из сидевших за столом икнул, только не Ариция Ладхемская.

— Всех? — уточнила она.

— Можно начать с избранных. А там уж как пойдет.

— Пожалуй… а вы… дадите себя исследовать? Знаете, это было бы уникальным опытом… и помогло бы окончательно разрешить спор между Храмом и наукой.

Ксандр прикрыл глаза.

— Вряд ли, — прозвучал тихий голос Светозарного.

— Но почему?

— Иные вещи непознаваемы.

— Это вы просто познавать не желаете! — возмутилась Ариция Ладхемская.

Светозарный ответил мягкою улыбкой.

— Если подойти ко всему не просто так, а продуманно, то все можно познать. Вот к примеру, как мертвая материя может быть одновременно живой?

Ксандр закатил очи.

— Вспоминаю, — тихо пробормотал он. — Почему я старался пореже бывать дома. Когда еще был жив.

— Почему? — столь же тихо уточнил Ричард. А Светозарный чуть склонил голову, похоже, и ему было любопытно.

— Моя супруга… пусть покоиться с миром… у нее был похожий характер. Никогда-то не умела признать свою неправоту.

— Может, потому что была права? — Летиция Ладхемская, лысая она там или нет, слухом обладала тонким. — Почему мужчины так не хотят признавать, что женщина права?

— Потому что иногда она бывает не права, — возразила островитянка.

Мягко.

Словно извиняясь, хотя не понять, за что.

— В чем?

— Он мертвый, — огромная рука махнула в сторону Ксандра. — И живой. Ибо древняя сила наполнила плоть. Он разумен, ибо смерть его была таковой, что душа не отделилась от тела.

Ксандр закашлялся.

И это не осталось без внимания.

— Он болеет! — возразила Ариция Ладхемская, которая категорически не желала отступать от своего. — И как понять, наступила ли смерть?

— Наступила! — рявкнул Ксандр.

— А вы откуда знаете?

— Прочувствовал!

— Ваши ощущения глубоко субъективны, а наука должна оперировать объективными фактами, — возразили ему.

— У меня сердце не бьется!

— Да? — она слегка нахмурилась. — А вы уверены?

— Проверьте.

Ариция встала и весьма решительно направилась к Ксандру. Она подняла голову, и шляпка-кораблик в кучеряшках волос опасно накренилась. Показалось даже, что еще немного и вывалится.

Кораблика было жаль.

— Очень… серьезная женщина, — тихо произнес Светозарный. — Берегитесь.

— Чего?

— Если она решит выйти за вас замуж, вам будет сложно ей отказать.

От девы пахло розами, и лилиями, и еще какими-то цветами. Вблизи её лицо, покрытое толстым слоем белил и пудры, казалось маской, причем довольно уродливой. Щеки горели алыми пятнами, а подведенные темной тушью глаза казались слишком уж страшными.

И…

Ксандр протянул руку. И Ариция Ладхемская взялась за нее. Двумя пальчиками.

За столом воцарилась тишина.

— Надо же… действительно… пульса нет. Но это еще ничего не доказывает!

— Да?

— Сердцебиение может быть столь слабым, что обычным способом его не услышишь. Я читала, что науке известны случаи, когда пациентов, впавших в глубокий сон, принимали за умерших. Это приводило ко всякого рода… недопониманиям. Вполне возможно…

— Я не сплю.

— Да погодите вы, — она махнула рукой, и кружево качнулось перед самым носом Ксандра. — Сейчас вы не спите, но вот… возможно то, что считается смертью, на самом деле лишь свидетельство глубокой перестройки организма под воздействием внешней энергии.

Она чуть прикусила губу.

Губы были красными. Слишком уж красными для белого лица. И это тоже пугало. Интересно, если Ричард попросит принцесс умыться и снять парики, это будет считаться неприличным?

А если будет, то насколько?

— Ваши жизненные процессы замедлились до крайности, что и позволило вам просуществовать столь длительное время. Конечно, вскрытие могло бы дать более точные ответы.

— Я не хочу, чтобы меня вскрывали.

— Наука требует жертв!

— Пожертвуйте ей кого-нибудь другого!

— Кого? — кажется, принцесса отнеслась к предложению весьма серьезно.

— Себя!

— Я живая.

— Это временно. Умрете, вот тогда пусть и исследуют.

— Между прочим, ваше непонятное упрямство вредит прогрессу. К слову, если вы мертвый, то вскрытие вам не повредит.

— Знаете, я прямо-таки почувствовал, как оживаю. Особенно ухо. Правое.

— Вы же говорили, что левое.

— И левое тоже, — Ксандр развернул чересчур уж прогрессивную принцессу. — Поэтому вы правы. Я только что понял, что был жив и буду… надеюсь. Как-нибудь.

— Вот видите, — сказала Летиция Ладхемская с упреком. — И ничего-то нет страшного в том, чтобы признать женскую правоту. Кстати, мне сказали, что здесь имеется сад. А погода стоит отличная. И можно устроить музыкальный вечер на открытом воздухе.

— Соглашайся, — Ксандр толкнул Ричарда в бок. — Лучше уж музыкальный вечер, чем вскрытие… а то с них станется… на открытом воздухе.

— Я прекрасно музицирую! — Летиция оглядела всех с видом победительницы. — На трех инструментах.

— Сразу? — серебряный голосок Теттенике был слышен везде.

— Поочередно… но если с сестрой… мы можем на всех разучить небольшую пиесу, если, конечно, это не слишком сложно для вас…

Её поспешили заверить, что ничуть.

–…для нашего дорогого хозяина, который заслуживает самого лучшего.

Ричард посмотрел на потолок.

На стену.

На полотно, которое завесили шелковой тканью, чтобы не портить дамам, с местным творчеством незнакомым, аппетит. А теперь ткань взяла и тихонько съехала. С правого угла. К счастью, никто из девиц, увлеченно обсуждавших грядущий вечер и особенности музыкальных инструментов, на эту мелочь внимания не обратил.

–…и я вам говорю…

— А я играть не умею, — произнесла демоница печально.

— Счастье-то какое, — сказал Ксандр.

И даже, кажется, без издевки.

А полотно еще немного опустилось, намекая, что обед несколько затянулся. И надо бы завершать. Только Ричард успел подумать, как шелковое покрывало шевельнулось, а после и вовсе съехало, обнажая бессмертное творение безумного мастера.

Тихо икнула Летиция Ладхемская.

Заворчала островитянка.

Покачнулся хрупкий цветок степей. Ариция же, привстав, осведомилась:

— Какая на удивление подробная работа! Просто чудо! Значит, вот он каким был… если, конечно, был.

Тихий стон Ксандра слышал, кажется, лишь Ричард.

Икнула Летиция, прикрыв глаза, потом взмахнула руками:

— Ах, мне дурно…

— Это от того, что едитя мало, — заметила рябая девица, разглядывая стену с превеликим интересом. — Оттого и случается… всякое.

Она облизала ложку.

— Даме благородной следует проявлять умеренность, — заявила пухлая женщина, которая сидела рядом с ладхемскими принцессами. И с решительным видом отодвинула третье пирожное, правда, проводив его печальным взглядом. — Ибо потакать телесным слабостям значит развращать душу. Мир полон искушений. И только человек, готовый преступить через страсти земные, познает…

— Вот, значит, как это было, — Светозарный поднялся. А с ним и островитянка, и человек в мятом камзоле, который выделялся средь свиты какой-то слишком уж бросающейся в глаза неказистостью.

— Боюсь, точно сказать, как это было, невозможно, — вынужден был признать Ричард. — Это… создали много позже.

— Ужас ужасный, — Летиция ладхемская старательно обмахивалась веером. — И аппетит портит.

— Зато умеренность проявлять легче, — не согласилась рябая девица, вытирая пальцы о платье. — Вот глянешь и сразу осознаешь, что надо скромнее быть. А то же ж… восстанет.

— В нашей библиотеке, — заговорил человечек в мятом камзоле, этот камзол одергивая. Он подошел почти вплотную к барельефу. — Сохранились лишь некоторые упоминания. Да и то достоверность их весьма… сомнительна. Знаю, что весьма многие ученые мужи склоняются к тому, чтобы признать падение Империи следствием великих природных бедствий. А демоны… в демонов, уж извините, мало кто верит.

И почему-то поглядел на демоницу.

И так поглядел, что Ричарду донельзя захотелось отвесить наглецу затрещину. Желание было острым и совершенно неподобающим.

Но чего он смотрит?

И так… внимательно? И главное, с интересом, причем не только научным. А… в общем, желание росло.