Убожество

Исайя Хэссел

В качестве наказания за все свои совершенные прегрешения, старика заперли во тьме, где он теперь вынужден жить. Его единственное спасение – это не только раскаяние, но еще и переосмысление всей своей жизни, веры, души и смерти.

Глава 3

Машина остановилась, и водитель заглушил мотор. Однако человек, сидящий на заднем сиденье, не спешил из нее выходить. Он сидел, сильно запрокинув голову назад и, закрыв глаза, о чем-то напряженно думал. Его молчаливая неподвижность затягивалась, и водитель начинал нервничать, не зная, что ему дальше делать. Он напряженно наблюдал в зеркало заднего вида за своим пассажиром, стараясь не пропустить ни малейшего движения. Казалось, будто человек на заднем сиденье уснул или даже потерял сознание. Последние несколько часов он вел себя сильно напряженно и вот словно впал в ступор, который продолжается уже больше пяти минут. Тревожить своего пассажира водитель долго не решался. Однако, они ехали сюда не для того, чтобы просто постоять на месте. Они приехали на очень важные переговоры и, к тому же, уже значительно опоздали.

— Виталий Викторович? — осторожно позвал водитель, когда напряжение стало уже невыносимым. Им нельзя надолго задерживаться на одном месте, а они уже стоят здесь больше пятнадцати минут.

Виталий Викторович соизволил открыть глаза и после этого тяжело вздохнул. Ему очень хотелось, чтобы его сегодня не трогали. Чтобы у него была возможность спокойно посидеть в своем кабинете, попить кофе, а может даже виски, после чего можно было бы снять с себя надоевший галстук, закинуть ноги на стол и расслабиться. И теперь он здесь, сидит и предается мечтам, как можно дольше откладывая самый неприятные переговоры за последние… даже трудно сказать за сколько лет. За годы, за десятилетия. На самым деле, это не так важно. Гораздо важнее то, что Виталий совсем не хотел туда идти. Однако, ему придется. Это необходимо. К тому же, без охраны. Он не выходил в люди без охраны уже несколько десятилетий, а сейчас ее даже в здание не пустили, чтобы она досмотрела всех находящихся внутри и убедилась, что здание не заминировано. Когда он узнал о недопуске охраны, Виталий хотел оказаться, но ему приказали. Приказали рисковать своей жизнью и ради чего? Ради каких-то переговоров, которые вряд ли к чему-то приведут. Как Виталий опустился до такого? Ведь все было хорошо еще год назад. Почему так быстро все изменилось?

— Виталий Викторович? — вновь и еще более осторожно позвал водитель. — Мы на месте, — теперь в его голосе звучала нервозность.

— Я знаю, — недовольно отвечал Виталий Викторович и повторил еще раз уже для себя с горечью в голосе. — Я знаю…

В салоне автомобиля повисло молчание. Виталий все так же не спешил выходить. Он вновь закрыл глаза, и водитель снова уставился на него в зеркало заднего вида, не смея больше нарушать покой своего пассажира, терпеливо ожидая дальнейших распоряжений. Время шло, каждая лишняя секунда была риском, а он все ждал, молча постукивая большими пальцами по рулю, так, чтобы стуку не было слышно. Водитель нервничал не меньше Виталия. Он так же знал, что рядом нет охраны, что их оставили совершенно без прикрытия и поэтому им нельзя долго оставаться на одном месте, и ему кажется, что это предупреждение они нарушили еще десять минут назад. И весь этот риск просто так… никто не ждал никаких прорывов. Это невозможно. Водитель так и не убрал ногу с педали, готовый в любой момент запустить мотор и сорваться с места, хотя и совершенно не представлял с какой стороны могла быть опасность и что она могла из себя представлять. Нападение разъяренной толпы? Террористический акт? Обстрел машины от других недоброжелателей и конкурентов?

После тяжелейшего пятиминутного молчания, которое накалило воздух в салоне словно в духовке, Виталий Викторович наконец зашевелился.

— Значит пора?! — то ли вопрос, то ли утверждение, обращенный то ли к водителю, то ли к самому себе.

Отвечать на этот вопрос стало бы не лучшим решением в карьере водителя, как и пытаться повторить то, что они уже прибыли на место. Лучше просто молчать, ни кивать, ни даже двигаться. Можно было бы сказать, насколько они опоздали, но и тут решение сохранить благоразумное молчание казалось самым верным.

— Я готов, — сказал Виталий.

Водитель среагировал мгновенно. Он вышел из машины и быстрым шагом обошел ее, чтобы услужливо открыть дверь своему начальнику. Человек на заднем сиденье продолжал медлить до самого последнего момента. Он неспешно вышел из машины, медленно, можно даже сказать, лениво. При всей нерасторопности он не терял при этом своей манерной походки и отточенных движений, которые должны были говорить всему миру какое важное место он в нем занимает. И Виталий Викторович действительно был уверен в себе, как бы сильно ему не хотелось идти на эти переговоры, и даже несколько побаиваясь их, он все равно казался непоколебим и самоуверенным. Внешне он показывал себя хозяином положения, хотя внутри прятался страх и неуверенность.

Они находились у большего здания, построенного в XIX веке и отремонтированным всего полгода назад из благотворительного фонда, которому Виталий Викторович каждый год перечисляет не малую сумму в целях благотворительности. Конечно, делается это не по доброте душевной, а потому что благотворительность помогает избегать большой части налогов, а пожертвованные деньги все равно возвращались обратно через строительные фирмы, которые занимаются ремонтом и в которых он имеет долю. Массивные мраморные колонны поддерживают балкон, расположившийся над главным входом. У больших деревянных дверей дежурит охрана. Два молодых парня в возрасте от двадцати до тридцати лет. Без оружия, даже без дубинок или хотя бы раций. Скорее они поставлены для вида, чем несут реальную защитную функцию. Вообще, их трудно было назвать охраной. Оборванцы в старой поношенной одежде. Однако, чисто выстиранная, аккуратно пришиты заплатки, и сами парни имели приличный вид. Коротко стрижены, стоят как по команде «смирно». На лбу у каждого издалека был виден нарисованный красный круг. «Нескромно» — подумал Виталий, — «Сегодня они не прячутся, а наоборот, выставляют свое невежество напоказ».

Только увидев прибывшего гостя, охрана тут же отошла в сторону, освобождая проход. Оба покосились на него гораздо менее дружелюбно, чем хотелось бы или как привык пусть званый, но все же чуждый здесь гость. Впрочем, Виталий Викторович был готов к такому отношению по отношению к своей персоне. Он пришел в стан врагов, а не на вечеринку. И более того, ведь не так давно Виталий был одним из них… Предпочтя просто не замечать недоброжелательного отношения к себе, он просто прошел мимо. Однако, самостоятельно открывать тяжелые двери было непривычно и в определенной степени даже унизительно. Все же, Виталий пришел сюда не просто так, а на очень важные переговоры. Но вместо должного уважения к себе, он получает презрение. Охрана не спешила выслуживаться перед ним, и, хотя их лица не выражали откровенной злобы это было лишь слабой видимостью нейтралитета. Виталий знал, что наглецы не проявляют к нему ни грамма уважения. С другой стороны, эти довольно безобразно одетые люди мало интересовали его. Самостоятельно открыв двери, Виталий прошел внутрь.

В вестибюле оказалось крайне многолюдно. Виталий Викторович на мгновение даже опешил от удивления и только отойдя от кратковременного замешательства сдвинулся с места, тут же оказавшись в окружении десятков людей, занятых своими делами и его не замечающими. Тем не менее, Виталий почувствовал себя крайне неуютно. Он не ожидал, что окажется один на один с таким количеством людей совершенно безоружный и беспомощный. Куда не глядь, везде люди: весь вестибюль и прилегающие к нему коридоры, лестница на второй этаж с балконом и открытые комнаты. В одном лишь вестибюле было не меньше сотни людей, страшно было представить сколько всего сейчас находилось человек в здании. На удивление, они не создавали шума и хаоса вокруг себя. Рассредоточившись на небольшие группы, они тихо переговаривались между собой, стараясь не мешать рядом стоящим. Они не только вели себя тихо, но и в чем-то даже скромно. Никто не бросался под ноги, не кричал, не суетился. Даже если кто-то вдруг кому-то мешал пройти или сталкивался плечами, никто не затевал ссор и разборок, а просто мирно расходились извинившись друг перед другом. В определенной степени можно было сказать, что в здании соблюдалась тишина, нарушавшаяся шепотом множества голосов, разносившимся со всех сторон и отовсюду. Люди разговаривали между собой очень тихо и даже стоя вплотную было невозможно разобрать, о чем они говорили. Лишь отдельные слова вылавливались из общего потока слов. «Если… это было… мы… осталось…». Обрывочные слова не несли в себе цельной информации. Оставалось лишь догадываться о чем такое количество людей может так увлеченно беседовать между собой, не срываясь на крик или громкие споры. Их всех объединяла какая-то единая тема, заразившая их умы словно тяжелая болезнь. Одержимы… все они были чем-то одержимы.

Почему же здесь собралось так много людей? Не уже ли он собрал всех своих сторонников в одном месте только для того, чтобы произвести на него, Виталия Викторовича, впечатление? Жалкий, недостойный жест. Просто смешно, что он решил так поступить. Показывать таким образом свое влияние на людей означает лишь одно, он не уверен в себе и выкладывает перед Виталием все свои козыри, вскрывается, идет ва-банк. Проще говоря, он мухлюет. На этих переговорах он будет требовать уступок, вот только Виталия Викторовича послали сюда не за этим. Им никто и никогда не собирался уступать, а все их мечты о «победы» или «уступках», или даже о «компромиссах» были, есть и навсегда останутся лишь самообманом слабых людей. Позиция правительства крайне жесткая. Можно было разворачиваться и уходить, это все равно ничего не изменит.

Вот только тогда обе стороны подумают, что Виталий Викторович проявил слабину и нерешительность. Нет, он пройдет свой путь до конца, чтобы доказать свою непоколебимость обеим сторонам. На этих переговорах он раздавит своего противника как надоевшую букашку. Уничтожит ее на глазах у всех собравшихся людей, втопчет репутацию этого человека в грязь. Виталий шел сюда, потому что должен был, а теперь он идет, потому что почувствовал вкус крови и хочет победить.

Эти люди собрались здесь не по доброй воле, а потому что им промыли мозги. Заставили чувствовать себя в сакральном братстве, единение в своей ложной правоте, а чтобы окончательно убедить их, он придумал эти глупые переговоры. Вот только просчитался.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Виталий столкнулся с человеком. Красный круг на кисти руки и пачка документов говорили о его положении в этом странном обществе. Удивленно посмотрев на Виталия, он прошел мимо него и спустился по лестнице, где начал раздавать бумажки. Мысленно Виталий Викторович назвал его координатором. Красный кругом были отмечены только охранники и он. Остальные люди обходились без столь яркого знака отличия.

У Виталия сложилось устойчивое ощущение того, что он каким-то неизвестным образом попал на сходку хиппи. Все дело было из-за одежды: люди одеты в самые простые вещи — потрепанные джинсы, выцветшие футболки, растянутые свитера и старые кроссовки. Все самое дешевое, словно эти парни и девушки только что ограбили секонд-хенд. Поднявшись по лестнице, пройдя несколько коридоров и по ошибке зайдя в пару комнат, Виталий так и не увидел ни одного делового костюма или вообще хотя бы более-менее приличную одежды. Даже украшения у девушек либо вовсе отсутствовали, либо это была самая дешевая бижутерия из пластика и металла. Большинство — молодые люди от двадцати до сорока, но из одной комнаты доносились детские крики. Маленький детский садик и большое нарушение закона о навязывании религии детям. Пару стариков сидели на диване и что-то тихо обсуждали. У одного отсутствовала лодыжка и штаны на этом места были стянуты в узел. Сквозь давно не стриженные волосы и длинной бороды виднелись кругленькие красненькие щечки и маленькие бегающие глазки. Этот человек был пьян, это было понятно по запаху и слегка повышенному голосу, а говорил он весьма бодро. Заметив, что на них смотрит Виталий Викторович, они замолчали и сами уставились на него. Взгляд калеки по-настоящему испугал Виталия Викторовича. В нем читалась безумная ярость и великий гнев. Это не были глаза человека, скорее взгляд бешеного волка, дикого зверя, от которого мурашки бежали по спине и вставали начавшие редеть волосы на затылке. Меньше всего Виталию сейчас хотелось, чтобы пьяный калека вместе со своим дружком накинулись на него с кулаками. Хотя старики вроде и не собирались вставать со своего дивана, Виталием было принято быстрое решение как можно скорее убираться от этих странных людей.

Отойдя от странного испуга, Виталий понял, что больше никто не смотрит на него так откровенно враждебно, с такой лютой ненавистью. Как и больше не было пьяных людей, только тот старик отличился. Если кто-то и замечал его, то большинство относилось нейтрально, лишь некоторые с толикой презрения и все без исключения старались как можно быстрее отвести от Виталия взгляд, продолжив свои нескончаемые разговоры. Вообще, в этом месте царила удивительная атмосфера умиротворения, которая, впрочем, на Виталия не распространялась. Он был лишним здесь. Остальные люди своим поведением и бесконечным шепотом создавали тишину, в которой было что-то сакральное или даже интимное и эту атмосферу ни в коем случае нельзя было нарушать. О чем так увлеченно говорили эти люди? Что обсуждали часами? Чем занимаются в кабинетах, какие листовки разносят, чему учат детей? Оказавшись в самом центре этого централизованного и в чем-то даже тоталитарного общества, сразу же становилось понятно, почему их окрестили террористами. Ведь они не были безобидными, как могло показаться с первого взгляда. Их сила, их оружие в этой самой атмосфере единства. Попав сюда, ты попадаешь в сети «общности», «братства» и «всеобщего единения». Тебя заражали общей идеей, что ты нужен каждому и всем, в твоем мозгу рождали эйфорическое чувство сплоченности. Ты нужен, тебя любят, ты важен. Впервые в этой жалкой серой жизни происходило что-то совершенно незаурядное и это навсегда повязывало тебя с этими людьми сильнейшей психологической связью, разрушить которую уже невозможно. И любой, кто пришел сюда, совершал самую большую ошибку в своей жизни. Это место, все это здание являлось паучьем логовом с расставленными сетями, которые окутывали своих жертв, лишали возможности двигаться и мыслить, после чего приходил он, большой паук. Паук вил кокон, высасывал кровь и получал новую марионетку, которой можно управлять так, как этого хочет паук. Моральная и умственная смерть — это цена «братства» и «единства», вместо обещанной индивидуальности. Все эти люди — фанатики и самые страшные враги, которых когда-либо встречал Виталий Викторович в своей непростой жизни. Нужно ускорять шаг, чтобы как можно быстрее сделать все свои дела и убраться отсюда как можно скорее.

По мере продвижения людей становилось все больше. С каждым сделанным шагом количество косых взглядов только увеличивалось. Каждый раз, приближаясь к очередной группе людей, они тут же прекращали разговор и в чем-то даже вежливо ждали пока Виталий пройдет мимо. Стоило ему только отойти на несколько шагов, шепот позади тут же возобновлялся, хотя ему при этом все время казалось, что все смотрят ему в спину. Но повернуться, чтобы проверить это он не решался. Виталий Викторович уже практически бежал, но поддерживать заданный темп становилось все сложнее. Группы людей уже вплотную стояли друг к другу, а вскоре и вовсе слились между собой, образовав единую непроходимую толпу, через которую было невозможно пройти и невозможно протиснуться сквозь плотную стену из спин. Виталий остановился окончательно. Даже в этой жуткой духоте и давке люди продолжали вести себя очень вежливо и по возможности тихо. Никто не кричал, не требовал подвинуться или пройти, все терпеливо ждали, либо молча, либо тихо переговариваясь друг с другом. Стоя вплотную к разговаривающим, Виталий с трудом разбирал их слова. «Наконец-то я увижу его!» — кто-то почти в религиозном экстазе сказал над ухом Виталия чуть громче обычного и этот вроде бы тихий возглас вдруг показался практически громом. Сказавший эти слова засмущался и умолк. Находясь в самом центре такого большого скопления людей, Виталию неожиданно стало нехорошо. Впервые за всю свою жизнь у него случился приступ клаустрофобии. Голова закружилась, воздух будто бы резко закончился. Он попытался развернуться и уйти, но тут же стало понятно, что люди не только впереди, но и сзади. Их стало так много, что уже было невозможно уйти. Нет возможности сделать ни шага вперед, ни шага назад, он словно зажат в огромных клещах, со всех сторон, давящих на него. «Где охрана?» — в паническом отчаянии подумал Виталий, совершенно забыв, что пришел сюда один. Как он мог прийти в такую огромную толпу совершенно один? Это не только небезопасно, но и очень глупо! Руки затряслись, голова закружилась еще сильнее и появилась легкая тошнота. Виталий закрыл глаза и попытался представить, что он здесь один. Однако, это оказалось невозможно, когда со всех сторон на него давят тела множества людей и отовсюду слышатся множество тихих голосов. Он пришел…

Неожиданно кто-то в полголоса сказал:

— Он здесь!

— И множество голосов вторило вслед:

— Он здесь, здесь, среди нас…

Люди оглядывались кого-то ища. Даже сам Виталий начал было крутить головой, но тут же понял, что речь идет о нем самом. Все, кто стоял рядом с ним, теперь смотрели исключительно только на него. Множество глаз, обращенных на Виталия, выражали в себе самые разные эмоции, начиная от презрения и заканчивая ненавистью и страхом.

— Здесь?

Продолжались возгласы тех, кто еще не успел узреть его, объекта всеобщего презрения. Те же, кто Виталия уже увидел, молчали. Эта странная и по всем меркам весьма опасная ситуация сохранялась долгую, долгую минуту и вдруг люди стали расступаться перед Виталием. Как им удавалось найти для этого место, тяжело было представить, но каждый смог сделать несколько шагов в сторону, чтобы получился самый настоящий коридор из людей. Коридор презрения. Смолк даже самый тихий шепот и воцарилась гробовая тишина. Все продолжали смотреть на Виталия, у которого к тому времени прошел приступ клаустрофобии, но началась паническая атака, которую уже невозможно было скрыть. Кровь ушла от лица, во рту пересохло, а все тело било крупной дрожью. Чтобы сделать свой первый шаг, Виталию пришлось приложить к этому такое невероятное количество как физических, так и психологических сил, что это казалось практически невозможным. Ватные ноги не слушались, грозились после каждого шага предательски подкоситься под очень тяжелым телом и уронить Виталия на пол, пред всеми этими ужасными и опасными людьми. Быстрее… с каждым шагом силы и уверенность возвращались, и он вновь боролся с жгущим его изнутри желанием сорваться с места и бежать, бежать, бежать пока не покинет это страшное место. Однако, этого ни в коем случае нельзя было делать. Нельзя показывать слабость! И тем более нельзя отступать в последний момент! Бой вот-вот начнется. И все же, коридор презрения Виталия пересек почти бегом, совершенно не осознавая этого. Наконец, он достиг дверей, ведущих в большой зал.

Глубокий вздох помог собраться с мыслями и решиться войти туда, где людей было еще больше, чем в коридоре и вестибюле до этого. Волна возгласов «Он здесь!» успела докатиться и до сюда. Казалось, войдя в зал, Виталий наткнулся сразу на миллион различных глаз. Тяжелее, чем сейчас ему не было никогда. Зал переполнен людьми, яблоку негде упасть, но проход к сцене оставался свободен. Виталий шел по нему, смотря только перед собой. Оглядываться по сторонам было опасно, ведь миллион глаз продолжали следить за каждым его шагом, провожая его до самой сцены, наблюдая как он заходит на нее. Кто-то шептал ему проклятия вслед, которых он не заслуживал, но большинство молчали, словно на похоронах. Только оказавшись на самой сцене, Виталий решился посмотреть не него… того, кого когда-то считал своим учителем, а ныне — врагом. Он стоял посередине совершенно один, одетый в мешковатые серы одежды, доходящие до самых полов. Больше никого, кроме их двоих, на сцене не было. Виталий всего лишь несколько раз встречался с ним в живую. Олег Варг, бывший рок-музыкант и нынешний самопровозглашенный мессия.

Возможно, эта встреча войдет в историю. Нет, она уже вошла в нее, и теперь Виталий Викторович намерен сделать все возможное, чтобы вычеркнуть из нее этот страшный момент и навсегда забыть о нем.

— Ты позвал меня на эту встречу, и я пришел, — громкий голос Виталия Викторовича в почти абсолютный тишине разносился по всему залу без всякого микрофона. — Что ты хотел обсудить со мной такое важное, что ради этого собрал всех своих сторонников в одном месте?

Возможно, было бы гораздо разумнее сразу же покинуть это здание и вызвать отряд спецназа, чтобы арестовать всех этих людей. Одним махом покончить со всей этой гнилой шайкой, сектой.

— Я хотел, что каждый мог лицезреть наше общение и тот результат, к которому мы могли бы прийти. Чтобы каждый мог знать, что его не обманули, что я сделал все возможное. Но… я невольно обманул этих людей. Как обманул и самого себя, ведь я оказался заложником собственной наивности и веры в то, что еще все возможно исправить мирным путем. Однако, с первого взгляда на вас я понял, что это невозможно. Вы не собираетесь идти ни на какие уступки или компромиссы, вы даже не желаете слушать мои предложения. Вы пришли лишь за тем, чтобы угрожать и дальше проливать кровь, арестовывать, лгать в отчаянной попытке сохранить все те блага, которых вы не заслуживаете. Но мы не сдадимся, мы не испугаемся. Вы гнилые люди, на столько насколько это возможно. У вас нет душ, вы уже не люди. Наша встреча оказалась бесполезной тратой моего и вашего времени, прошу меня простить. Единственное, что я мог бы вам сейчас предложить — это покаяние, но я даже не буду утруждать себя в этом, ведь вы не согласитесь. Вместо этого я проклинаю вас, единственное, что в моей власти. Всем сердцем и душой, всем разумом. Ваши грехи не будут забыты, а страхи будут преследовать вас до конца ваших дней. Вы будете страдать и мучиться, а когда настанет последний момент, вы вспомните меня, пусть меня к тому моменту уже и не будет. Уходите!