Искусственный гений. Научно-фантастический роман

Исабек Ашимов

Можно ли создавать гения? В книге изложена научно-фантастическая история одного научного открытия, на основе которых группа ученых рассуждает о возможности создания гениев на поток. Зачем и как? Людям всегда интересен путь к открытию и созданию научной теории. История каждого научного открытия, как уникального результата творческой деятельности всегда была и останется драмой, в особенности когда речь идет о технологии стимулирования творческой молодежи на научно-образовательный прорыв.

ПРЕДПОСЫЛКИ И МОТИВЫ ЦЕЛЕВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Занимаясь проблемой истории созревания научного открытия, когда приходилось из отдельных фактов и фрагментов, из обрывков разговоров и интервью, восстановить в своем воображении картину созревания вначале научной идеи, затем научной гипотезы, и, наконец, научного открытия, я подбадривал себя мыслью о том, что участвую в творчестве. Интересно, что же было вначале? Пожалуй, это традиционное вопрошание в любом деле. Каковы были мотивы того или иного научного поиска? Каковы были предпосылки тех или иных исследований? Что натолкнуло ученого исследовать именно этот вопрос, а не другой? В моем случае также было интересно, а что же послужило причиной тому, что Каракулов занялся проблемой эффективного наращивания знаний у индивида. Такой вопрос напрямую я ему задал при нашей встрече в его лаборатории.

Каракулов рассмеялся. — Вы не поверите, но это было еще в школе.

— В школе? — удивился я.

— Да, именно.

Разлив чай Каракулов рассказал мне следующее.

— Это было несколько лет тому назад. На улице совершенно случайно встретил Эргеша — моего школьного друга, с которым давно не виделись. За чашкой кофе в ближайшем уличном кафетерии, разговорились, ударились в воспоминания о школьных годах. Наверняка для него было неожиданным мой вопрос.

— Слушая Эргеш. Помнишь, тот самый злополучный случай в пятом классе?

Он в недоумении посмотрел на меня, явно теряясь в догадках, о чем идет речь. — Какой? Пятый класс говоришь?

— Ну да. Я пришел новичком в ваш класс. Помнишь?

— Да. Это, действительно, был пятый класс? — переспросил он.

— Это был либо во второй или в третий день моего пребывания в вашем классе. Помнишь?

— А что это вдруг? — удивился Эргеш, теряясь в догадках.

— Да, так, вспомнилось, — слукавил я.

— Постой, постой. Вспомнил, — оживился Эргеш и в его глазах появился некий задор, а потом уже он вовсе расхохотался. — Пожалуй, такое трудно забыть, если ты о том самом.

— О том самом, о том самом, — рассмеялся и я.

— Помню, помню. Тебя посадили с Таней. Так?

— Вот-вот. А ты сидел позади нашей парты.

— Помню, помню, — смеялся Эргеш.

— Еще бы не помнить, — смеялся я.

А дело было так. Шел урок географии, каждый из нас были заняты раскраской контурных карт. У Тани — моей соседки по парте, мне нужно было попросить стиральную резинку. Я обернулся и спросил у Эргеша, как мне по-русски у нее попросить резинку. Он и шепнул мне в ухо, а я ничего не подозревая, что это был подвох, да еще какой, я и обратился к Тане. Но видели бы, какая случилось реакция у нее в ответ на мою просьбу. Словами не описать, истерика с воплями и рыданиями. А я сидел в оцепенении, теряясь в догадках о причине такой реакции Тани. Хотя, где-то внутри сверкнула догадка — наверное, Эргеш подсказал мне какую-то матерщину. А я…… Сквозь плач Таня рассказала учительнице, что якобы я ее оскорбил неслыханной дерзостью и нецензеншурой.

Помниться, учительница — молодая, жутко строгая, начала беспощадно совестить меня, параллельно пытаясь выяснить, что же все так Таня от меня услышала. Она же отрицательно мотала головой и все твердила сквозь плач, о том, что слова были неприличными.

— А ну ка встань Карим. Что за бестактность. Это же хулиганство, — возмущалась учительница — что ты себе позволяешь? Разве можно говорить матерные слова? Что за нахальство? Что за невоспитанность? И тогда ли, и в таком духе.

А в это время весь класс хохотал и топал ногами. Я же сидел, потерянный, ошарашенный, озираясь на всех и теряясь в догадках. В чем дело? Почему такая реакция на обычную просьбу одолжить стиральную резинку? А класс продолжал потешаться надо мной. От такого позора готов был сквозь землю провалиться. Выбежав на улицу, расплакался, шел домой, не разбирая дороги, твердя о том, что больше в этот класс ни ногой.

Разумеется, о случившемся в классе никому и ничего не рассказал, но родителям твердо заявил, что в русской школе учиться не буду. Отец, выслушав меня отчеканил: — Ничего с тобой не случиться. Перетерпи, привыкнешь.

Два дня прогуливал, а на третий к нам домой пришла завуч школы Ким Людмила Васильевна. Я долго отнекивался, но она настояла на том, что бы я продолжил школу. Пообещала, что поможет мне по русскому языку. Естественно, меня рассадили с Таней, в классе ни одна девчонка демонстративно не захотела сесть за парту в пару со мной. Скажу, что в классе меня так и не приняли за своего, сторонились, да и у меня появилась боязнь прямого общения с одноклассниками и в особенности с одноклассницами. Вот так, в школе оставался робким одиночкой, застенчивым молчуном. Разумеется, что со временем многое забылось, сам я не навязывался к дружбе с ними. Привык и все последующие годы, вплоть до окончания школы, вел себя отстраненно, живя в собственном мире.

Признаться, до сегодняшнего дня оставался в неведении, какие же слова подсказал тогда мне Эргеш. И вот, наконец, спустя многие годы после той драмы, представилась возможность услышать от него самого.

— Эргеш. Скажи честно, что ты мне тогда подсказал?

— Ну, друг, ты уж прости меня. Ведь даже настоящие преступления иногда прощаются за давностью, — рассмеялся Эргеш. — Признаться, в отношении тебя с моей стороны, конечно же, было свинство.

— И какое слово ты мне тогда прошептал? — не унимался я.

— Дай мне резинку, — смеялся Эргеш. — Честное слово!

— Да ну?

Давясь смехом, Эргеш все-таки признался: — Если быть точнее — Дай мне condom!

А вот оно что! Тут уже расхохотались мы оба. Ну, теперь все понятно. Конечно же, непростительная дерзость с моей стороны, ляпнувшего это слово, совершенно не понимая его смысл. Да и Эргеш, друг называется, сделать такое западло.

— Да, не столько забавный случай, сколько жесткий розыгрыш, — сказал я.

Мы с Каракуловым вдоволь насмеялись. Сколько таких вот смешных историй было у каждого из нас в школьные годы. А вообще, дети всегда бывают жестокими, как в этом случае одноклассники поступили с ним, — подумалось мне. Бедный, каково ему было тогда. Ничего не скажешь, беспощадный и жестокий розыгрыш, если это можно так называть.

— Этот злополучный пятый класс врезался в мою память навсегда, — продолжал Каракулов. — Да и потом, не счесть, сколько было унижений, оскорблений, недоразумений из-за моего незнания элементарных русских слов и выражений. Если до того слыл открытым мальчуганом, то уже через год превратился в обидчивого, замкнутого, даже озлобленного мальца. Дедушка Фрейд посчитал бы мой пример, как отчетливое проявление того самого чужеродного, разрывающие единство сознание, аффекты бессознательного. Уже потом, обучаясь в медицинском институте, штудируя психологические труды Зигмунда Фрейда, понимал, что это было, по сути, защитной реакцией моей психики на травмирующее сознание аффекты.

Разумеется, — сказал я. — Испытать такое унижение, оскорбление. И вправду, этот случай врежется в память навсегда.

Каракулов продолжал: — Вот так, все началось еще со школы. Однако, какие события не проходили бы, это были, безусловно, счастливые года детства. Когда рассказываю эту историю, меня часто спрашивают, а что до пятого класса ты вообще не учился? Разумеется, учился, но в кыргызской школе. Так сложилось, что наша семья перебралась в райцентр, где не было кыргызской школы и мне пришлось идти в пятый класс русской школы. А до того в кишлаке, насчитывающем всего два десятка дворов, затерянном в самом дальнем углу района был единственный малокомплектный класс, в котором учились всего восемь учеников. Причем, первоклассников было двое, второклассников — трое, третьеклассников — двое и лишь я один — ученик четвертого класса.

— Интересно, а что были и такие классы? — удивился я. Живя в городе, учась в городской школе, мне и невдомек было такое положение с образованием в сельской местности.

— Баит-ава — наш общий школьный учитель, — продолжал Каракулов, — имел всего лишь начальное образование и, конечно же, вел занятия исключительно на кыргызском языке. Русскую речь нам приходилось слышать разве лишь тогда, когда изредка выбирались с родителями в райцентр. Вот так, не зная ни одного слова по-русски, сел за парту пятого класса с русским языком обучения.

— Ну, а дальше, что?

— А дальше, — задумался Каракулов, — а дальше вот, что. Я глубоко был благодарен завучу школы Людмиле Васильевне Ким, которая, практически каждый день занималась со мной по русскому языку.

— Ты должен научиться читать и понимать текст, иначе придется тебе оставить на второй год, — грозилась она.

Да я и сам, с завидным остервенением штудировал все предметы, более всего налегая на русский язык и литературу, — признался Каракулов. — Вспоминаю, как держал ответ по скорости чтения. Вначале позорные цифры — пять-десять слов в минуту, затем все больше и больше. Представьте, что в пятом классе, когда достиг сто двадцать слов в минуту, впервые получил похвалу, а ведь это ныне норматив первого класса. Проходили года, освоился и даже в старших классах прослыл самым читающим. Действительно, в те годы по рекомендации Людмилы Васильевны много читал художественные книги, практически пропадал в библиотеке. Причем, читал взахлеб, достигнув среднестатистической скорости чтения, а это сто восемьдесят-двести слов в минуту.

— Вот откуда упорство и настойчивость профессора, — подумал я. — Не зная ни одного слова по-русски, благодаря упорству в характере добился таких впечатляющих результатов. В это время Каракулов продолжал свое повествование.

— В мединституте, куда я поступил после окончания школы, студентам приходится «перелопачивать» огромный массив специальной литературы. В один из дней, в «Чернышевке» — республиканской библиотеке имени Чернышевского, где довольно часто по субботам и воскресеньям приходилось заниматься, наткнулся на объявление о том, что состоится лекция по методике скорочтения. Я был заинтригован этим объявлением, мне показалось, что именно студентам-медикам, кстати, наиболее читающим в столичной студенческой среде, приемлемо было именно скорочтение.

Я про себя отметил, что и сам в старших классах бесплодно пытался освоить скорочтение. По сути, я хорошо понимал, что не каждому удается освоить эту методику, то есть приобрести способность, которая увеличивает скорость чтения в десять-двадцать раз. — И, что же дальше? — спросил я.

— В объявленный час в актовом зале московский лектор Свиридов С. М. прочитал лекцию. Помниться его слова «Самая главная задача читателя — это заставить себя полюбить скучный текст, вызвать у себя к нему определённый интерес, заставить работать свои мозги». А как полюбить совершенно неинтересные медицинские тексты? Причем, больших объемов и самых разных, начиная от анатомии, завершая клинической медициной. Не раз пытался заниматься по его методике, но на первых парах все тщетно. С течением времени, не сразу, но постепенно мне в какой-то степени удалось освоить скорочтение, постепенно нарастив скорость чтение до двух тысяч слов в минуту.

— Ну, вы молодец! — не удержался я похвалить Каракулова.

— Спасибо! Уже потом, где-то на четвертом-пятом курсах, я начинал работать с «Тренажером освоения техники быстрого чтения» Хромова, который позволяет быстро читать тексты больших объемов за счет возможности систематизировать их. К этому времени, я научился охватывать глазом текст при одной фиксации взгляда, читать его по диагонали, а также максимально напрягать внимание. В те года я был в какой-то степени горд тем, что мог за один присест прочитывать целую книгу. Еще бы не гордиться, ведь такое чтение использовали великие творцы, — утешал самого себя.

— Я в курсе. Как-то мне пришлось прочитать о том, что Ленин читал более двести с половиной тысяч слов в минуту, а Сталин читал каждый день не менее пятисот страниц.

— Если вы помните, скорочтением владели Пушкин, Наполеон, Кеннеди и многие другие деятели, — добавил Каракулов. — Что интересно, одни из них использовали методику углубленного скорочтения, другие — выборочного, третьи — методику чтения-сканирования. — Я вас не утомил Фарид Сеидович? — обратился Каракулов ко мне.

— Нет, что вы, продолжайте, — попросил я, — это очень интересно.

— Помниться, в студенческие годы скорость чтения медицинских текстов у меня уже составил тысяча восемьсот слов в минуту. Мне было достаточно лишь на один день взять из библиотеки, какую-либо монографию, чтобы ее прочитать и возвратить. Библиотекари удивлялись и не верили в то, что такое возможно. В те годы, надеясь на свою память, я так и не научился писать и пользоваться конспектами. Разумеется, многие знания, подчерпнутые из книг методом скорочтения, как оказывается, все же улетучиваются из памяти. Наверняка, потому, я страстно мечтал собрать свою библиотеку впрок, чтобы периодически перечитывать книги в целях восстановления знаний из памяти.

— Наверняка, вам удалось собрать внушительную библиотеку? — спросил я. — Не представляю большого ученого без личной научной библиотеки.

Каракулов рассмеялся: — К сожалению, библиотеку мне так и не удалось собрать. С немалым трудом доставал ту или иную стоящую монографию, однако, нужда заставляла их продавать в «Букинисте». Причем, такая необходимость возникала с завидной систематичностью.

— То есть вы пополняли свою библиотеку, а через некоторое время были вынуждены продать книги? — уточнил я.

— Совершенно, верно, — согласился Каракулов и продолжил свой рассказ: — Еще тогда я убедился в том, что разные тексты имеют не только разные структуры, но и разные доминаты и ключевые слова. Убедился и в том, что этот огромный информационный материал, как-то надо сложить в мозгу, чтобы потом, при необходимости отыскать. Ведь мозг должен сжать информацию, образуя в самом себе такие нейронные связи, которые позволяют эту информации обратно разархивировать. Речь идет о способности читать внимательно, слившейся с текстом в единое целое. Помниться, вначале мне никак не удавалось научиться визуализировать вертикальную линию, которая делит текст пополам, а также «считывать» слова и предложения целыми строчками. С течением времени и это было пройдено. Помню, вначале с трудом удавалось сосредоточиться на усвоении смысла больших специализированных текстов по медицине. Позже стало легче. К моменту завершения обучения в институте я уже мог читать со скоростью до двух тысяч триста слов в минуту.

— А ведь есть люди, которые являются по-настоящему быстрочитающими — это от трех тысяч до пяти тысяч слов в минуту, — прервал я. — Есть люди, читающие очень быстро — до десяти тысяч слов в минуту.

— Да, есть такие читатели. Есть и такие, так называемые сверхбыстрочитающие, у которых скорость чтения доходит до двадцати тысяч слов в минуту. К сожалению, моя скорость так и осталась в среднем на уровне двух тысяч слов в минуту.

— Вы зря скромничаете. Две тысяча слов в минуту — это впечатляет.

— Если признаться, я многим обязан именно скорочтению. В особенности в молодые годы, когда только, что приступил к научной работе. Здесь профессор ненадолго замолчал, вспоминая нечто свое.

И вправду, Каракулов невольно вспомнил события тех дней и тот самый диалог по чтению, скорочтению. Ему вспомнилось, когда, наконец, собрал молодых выпускников медицинской академии в свою лабораторию медико-биологических исследований, он вознамерился обучить их методикам скорочтения. Организовал специальный семинар, на котором рассказал свою историю освоения технологии скорочтения. Тогда состоялся примерно следующий диалог со своими учениками и ученицами.

— Кубат Бакирович. Прежде чем говорить о скорочтении, нам всем интересен вопрос: Как вы сами относитесь к процессу чтения? — спросила Айгуль.

— Важно осознать то, что читающий и автор становятся единым разумом — вы видите текст с точки зрения самого автора. Еще важнее то, что хорошо, если в вашем мозгу есть параллельные материалы с примерными ответами на возникшие вопросы. В этом случае, читатель просто подключается к своей интуиции и преобразовывает информацию при помощи этой базы.

— Вы имеете в виду знания, кругозор?

— Да. Именно они систематизируют и упорядочивают мысли и суждения, включая всю силу воображения, образы, идеи, понятия и сюжеты. Именно они способствуют достижению разума прежде, чем вы прочтёте текст, даже при помощи техники скорочтения.

— Нас учили, что слова нужно читать последовательно, одно за другим, чтобы можно было ясно понять их смысл. Это правильно?

— В той или иной мере. Принцип «по одному в единицу времени» полезен при решении задач, требующих сосредоточенного внимания и упорядоченности.

— Кубат Бакирович. Значит еще в те далекие семидесятые-восьмидесятые годы прошлого века существовало программы, с помощью которых допустимо было повысить уровень чтения, ускорить процесс запоминания и достичь расширения ячеек памяти? — спросил Асан.

— Да, это так, — ответил профессор. — Со временем их становилось все больше, а с внедрением компьютера и интернет появились более эффективные технологии повышения памяти. Например, «Доминанта» Олега Андреева. Это своеобразная онлайн тренировка памяти, с помощью которого можно добиться не только увеличения скорости чтения в двадцати раз, но и эффективно развить память и интуицию.

— Можно мы перепишем эту программу на диск?

— Разумеется. Что интересно, с появлением интернета стало возможным использовать скорочтение не только для чтения специализированных текстов, но и для изучения учебной литературы, литературы не по специальности, художественной литературы.

— Хотя, в свое время, психологи заявляли о том, что методика скорочтения не пригодна для чтения художественной литературы, — напомнила Айгуль.

— Ты права, Айгуль. Их аргументы такие. Так как автор книги создает мир, а читатель должен стать одним из его жителей, подружится с его героями, принять участие в событиях, сопереживать персонажам, разделять их чувства.

— Конечно же, традиционное чтение книг ничем не заменить, — сказала Айгуль. — Как мне кажется, вдумчивое чтение с переживанием — это и есть занятие на симуляторе.

— Айгуль верно подметила, — вновь подчеркнул профессор. — Читать следует вдумчиво, с эмоциональными переживаниями. Однако, как подчеркивают авторы эффективных технологий скорочтения, все приходит с опытом. «Главное — не ускорение процесса чтения, а углубление эстетического воздействия за счет развития зрительных, образных компонентов мышления в процессе чтения», — пишут они. И действительно, отмечается резкое увеличение зрительных компонентов процесса чтения. «Как будто не читаю, а смотрю интересный кинофильм со всеми персонажами, событиями, пейзажами, которые описываются в книге» — так писал один из читателей.

— Кубат Бакирович. Расскажите об уровнях погружения в художественный текст, — попросил Руслан. — Вы ведь еще и пишете художественные книги.

— Мы знаем о трех уровнях погружения в художественный текст. Первая — событийная, когда читатель должен понять сюжет и фабулу произведения. Вторая — смысловая, когда читатель отождествлять себя с персонажем. В память врезается все: и пейзаж, и обстановка, и внешний вид персонажей. Читатель уже передает не только действия типа уехал, пришел, скрылся, но и переживания героев типа ненавидит, любит, сомневается. Третья — образно—смысловая. На этой ступени происходит отождествление читателя с автором-художником с его малым, средним и большим миром восприятия.

— Можно ли проникнуть во все уровни с помощью только скорочтения? — спросила Айгуль.

— Разумеется, нет. Быстро читать художественные произведения можно, но за счет отлично развитой образности восприятия читателя, его исходного кругозора, образованности, широкого мировоззрения.

— А как быть с процессом запоминания больших текстов? — задал вопрос Эрмек.

— Да. Есть такая проблема скорочтения — это проблема увеличения уровня запоминания. Понимаешь Эрмек. В наш компьютерный век появилось множество методик развития внимания и памяти. В частности, онлайн таблица Шульте — эффективный тренажер для развития внимания, памяти и навыков скорочтения. Этого касается и онлайн версии Люмосити, представляющая собой сорок игр, направленных на тренировку внимания, многозадачности, кратковременной и долговременной памяти.

— И какую же технологию вы бы нам порекомендовали? — спросил Мурат.

— Для начала хватить и онлайн таблица Шульте. В нем делается акцент на повышение внимания читателя. Как известно, внимание характеризуется несколькими факторами — концентрация, устойчивость, переключения внимания, объём внимания. Вот вы приступаете к научной деятельности. Для вас имеет исключительное значение быстрый и эффективный просмотр научной литературы.

Сказав эти слова, Каракулов предложил сделать следующее: — Вот вам на просмотр такой текст, которого нужно просмотреть за тридцать секунд. Он вручил каждому заранее заготовленный текст, взятый из научного журнала. Итак, время пошло, — известил он.

Спустя полминуты, собрав тексты задал всем три вопроса: какие три факта были наиболее запоминающимися? Где в тексте находятся основные мысли? Как можно кратко выразить идею текста?

— Прошу мысленно ответить на эти вопросы и дать при себе самооценку, — попросил профессор.

По лицу своих учеников, сидящих полукругом, было очевидно, что они оставались в затруднении.

— Кубат Бакирович. А как быть с компьютерными текстами? — спросил Асан. — Ведь и в правду во времена традиционного чтения, читатель способен к глубокому, длительному и вдумчивому чтению, которое возникло и неторопливо развивалось у него, как культурный навык. А сейчас?

— По сути, с дисплея компьютера, мы не читаем в обычном смысле этого слова, — отметил профессор. — По сути, это новая форма «чтения», при котором нужно пробежать глазами по заголовкам и кратким описаниям текстов, быстро найти нужную информацию, а это, в свою очередь, ведет к изменениям всего строя мышления.

— И все же некоторые тексты мы читаем, — подчеркнул Асан.

— В целом, нейронные связи, возникающие при онлайн-серфинге и беглом чтении сайтов, постоянном гуглении, блуждании по перекресткам виртуального пространства не так устойчивы и надежны.

— Почему?

— Дело в том, что вместо логических цепочек аргументов, возникает, так называемый стиль телеграфного сообщения, как пестрое полотно, сотканное из мыслей, призывов, наблюдений.

— Получается некоторая неразборчивость в поглощении информации? — засомневался Асан.

— По сути, да. С дисплея компьютера мы не столько читаем, сколько скользим по смысловой поверхности текста, а при этом в мозгу создается множество догадок о смысле текста.

— Но вместе с тем, это же очевидно, что компьютер порождает в уме образы, развивая ассоциативное и интуитивное мышление.

— Согласен. Хотя, настоящее чтение, как и мышление, — это полноценное погружение в суть текста, а читатель представляет собой созерцательно-деятельное существо.

— Сейчас все наоборот, — протянул Мурат. — Книги не читаются. Современный читатель с широкой, казалось бы, эрудицией и кругозором, читает исключительно компьютерные тексты.

— Причем, слишком много и слишком быстро, зачастую даже не осознавая, что именно читает, — отметила Ран, — а это вряд ли способно сделать прочитанное им полноценным инструментом познания и преобразования мира. Как быть в таком случае?

— Чтение всегда было и будет способом осознанного и творческого конструирования своей личности, источником многочисленных знаний, — сказал профессор.

— Ну, а чем отличается тренированный читатель в скорочтении от не тренированного?

— Тренированный человек одинаково понимает текст, подающихся на разных скоростях, — сказал Каракулов. Видя, что, сидящие переглядывались друг на друга, не понимая мысль, он сказал так:

— Процесс первичной обработки информации головным мозгом можно представить себе, как работу сита и сыпучих материалов. Если вы совсем не знакомы с темой, о которой идет речь, то в вашем «сите» совсем нет никаких ячеек, и все, что вы в него насыпаете, благополучно высыпается наружу. Правильный способ создания ячеистой структуры вашего «сита» — работа с источниками, которые по сложности уступают этому тексту. Так, постепенно усложняя характер источников, мы уменьшаем размер ячейки «сита», в которое насыпаем нечто ценное для нас.

— Следовательно, образно говоря, задачей любого читателя является создание «сито», постепенное уменьшение размера его ячейки, — уточнила Айгуль и спросила: — То есть речь идет о постепенном наращивании знаниевого багажа?

— Верно. Помните, когда-то вы у меня спросили, как я быстро прочитываю газету или книгу? Так вот, это не трюк и не особая способность, а всего лишь методика скорочтения, которой могут освоить любой желающий. Скорочтение — это было началом моей авторской технологии повышения уровня научно-мировоззренческой культуры людей.

— Вы о своей научной идее и гипотезе? — спросил Мурат.

— Да, о них. Начну с определения, — сказал профессор: — «Чтение — это процесс использования наших глаз и сознания для понимания как буквального, так и скрытого смыслов, которые заложены в тексте его автором». По сути, чтение является основным средством обучения, инструмент познания окружающего мира. В условиях информационного взрыва и постоянного усложнения научно-технических проблем, решаемых специалистами всех отраслей знания, читать нужно все больше и больше. С этим вы согласны?

— Угу. Все одобрительно закивали головой.

— Совершенно очевидно, что без навыка быстрого чтения, в том числе с компьютерного дисплея, усвоить такой объем печатной продукции просто невозможно. С этим вы согласны?

— Предположим, — за всех ответил Мурат.

— Головной мозг человека в условиях современной цивилизации оказался уже не в состоянии усваивать потоки всех видов информации. Вместе с тем резервы головного мозга в этом отношении далеко не исчерпаны. Надеюсь, вы согласны с этим?

— Скажем, да, — вновь за всех ответил Мурат.

— Сейчас нейрокомпьютер читает и запоминает в сотни тысяча раз быстрее и надежнее. Как ускорить процесс чтения? Как увеличить объем запоминания? Каракулов обвел глазами сидящих.

— И как? — робко спросила Рано.

— История развития человеческого общества — это, прежде всего, история развития формирования сокровищницы знаний путем переработки и сжатия информации, доведения его до уровня научно-мировоззренческой культуры. Так?

— Представляю, — за себя ответила Рано.

— В обществе всегда циркулируют огромные потоки избыточной информации, не содержащей новых знаний, а потому не пригодных для формирования или изменения состояния научно-мировоззренческой культуры.

— Какой же выход? — задалась вопросом Айгуль.

— Выход в том, что нужно найти принципы пополнения знаний, формирующих культуру — существенных и регулярно повторяющихся.

— То есть речь идет о закономерностях?

— Совершенно, верно Айгуль. В условиях современного информационного кризиса, возникшего из-за избытка информации, чтение должно быть организовано таким образом, чтобы, отсеивая лишнее, мы умели выбирать лишь существенно новое, составляющее основу знаний, чтобы, используя инструмент мышления, закладывать в нашу память основы качественно нового знания. Именно так формируется научно-мировоззренческая культура.

— Ну и каким образом этого достичь? — поставил вопрос Эрмек.

— Эрмек. Это не только быстрое и сплошное чтение текста, обеспечивающее полное и качественное усвоение прочитанного, но и синтез отдельных понятий, в результате чего закладывается фундамент нового знания.

— То есть с операцией извлечения и обработки достаточной и необходимой для читателя информации, заложенной в тексте его автором?

— Это с одной стороны, а с другой — обобщением этих знаний и закладыванием багажа научно-мировоззренческой культуры. Вот что важно, — подчеркнул профессор.

— То есть весь вопрос состоит в том, как сделать не только быстрым чтении самого текста, но и обеспечить высокую скорость и степень понимание его содержания. Так?

— Да. В этом аспекте, моя теория отражает закономерность формирования научно-мировоззренческой культуры. Мною предложена триадная модель синтеза такой культуры у индивида. Но об этом позже, при случае, — пообещал профессор.

Помниться, — сказал Каракулов, — завершая семинар, я обратился к своим сотрудниками: — Вот вы приступаете к научной деятельности. Для вас имеет исключительное значение быстрый и эффективный просмотр научной литературы. У вас просто нет выхода, как освоить методики скорочтения. Иначе вам будет трудно справляться с поточной информационной нагрузкой. С точки зрения восприятия, вы — всё, что сами воспринимаете. Потому что сами формируете собственную точку зрения, вы — единственный авторитет, создатель, или Бог, своего восприятия. Независимо от происходящего вокруг, вы единственный, кто воспринимает это так, как вы сами. Никто другой не может воспринимать для вас. Так как вы единственный, кто воспринимает ваш собственный мир, у вас есть намного больше контроля над воспринимаемым, чем кажется на первый взгляд. В одно мгновение можно изменить мнение о любом воспринимаемом процессе или объекте. Измените свое мнение — поменяете свой мир.

Конец ознакомительного фрагмента.