Ожидание белого Рождества, или Датская сказка для русских золушек

Ирина Якоби

С самого детства Ива мечтает о счастливой жизни в стране любимого сказочника Г.-Х. Андерсена. И когда в свои тридцать семь лет она оказывается у широко открытой двери, ведущей в датскую сказку, то, не задумываясь, заходит в неё, переезжая на постоянное место жительства в Данию. Ива счастлива. Но надолго ли? С какими трудностями ей придётся столкнуться и с какими силами вступить в схватку для защиты своего счастья и даже жизни? Хватит ли у неё сил? Выстоит ли в той борьбе?

* * *

Пятиэтажное здание школы датского языка уютно расположилось в самом центре города и извне не производило особого впечатления, сильно напоминая обычную постройку сталинского периода, какими заполнена вся центральная часть сибирского города Новогорска, где Ива родилась и прожила почти все свои тридцать восемь лет. Но в отличие от сибирских, эта датская постройка тысяча восемьсот девяностого года настолько хорошо холилась и лелеялась, что выглядела гораздо моложе не только своих лет, но и новогорских строений периода правления товарища Сталина. Внутри же это здание ярко и вызывающе демонстрировало результаты победы рациональной мысли и научного прогресса над возрастом здания.

Иве уже не в первый раз в течение этого короткого времени, что она прожила в Дании, стало немного обидно за Россию. Почти каждый день в течение двух месяцев она живёт, переполненная смешанными чувствами радости и грусти, восторга и обиды. А происходит это потому, что всё, что она видит и переживает здесь, в стране своего нового обитания, она неосознанно сравнивает с тем, что она видела и переживала ещё совсем недавно у себя на родине.

С противоречивыми чувствами на душе она подошла к нужной ей аудитории, дверь которой была приоткрыта, и можно было очень хорошо слышать несколько голосов, весело переговаривающихся между собой по-английски. Ива широко открыла дверь и уверенной походкой прошла внутрь помещения, пытаясь при входе мгновенно натянуть на лицо маску счастья и радости с очаровательной улыбкой, приоткрывающей два ряда белоснежных и ровных зубов, приветствуя всех присутствующих: «Хай!» За долгий период своей жизни в России она усвоила простой урок, что не следует усложнять себе жизнь, следя за выражением своего лица. В Дании же она очень быстро поняла, что без приветливого выражения лица с душевной улыбкой абсолютно невозможно стать частью счастливого и довольного жизнью датского, а, быть может, и всего цивилизованного европейского сообщества. Но для неё, прожившей всю свою сознательную жизнь в стране революций и перестроек, а потому измученной страхами, сомнениями и стремлениями найти ответ на извечный вопрос «Что делать?», до сих пор мучающий русскую интеллигенцию, было очень трудной задачей всегда быть в готовности одевать эту самую маску счастья в нужный момент.

Разговоры в аудитории моментально смолкли, и почти все, примерно двенадцать человек, с ответными приветствиями и радостными улыбками одновременно посмотрели в сторону входящей в класс Ивы и продолжали смотреть на неё до того самого момента, пока она не заняла место в центре помещения. Затем некоторые из присутствующих вернулись к прерванным беседам, попивая кофе, а некоторые продолжили молча сидеть и глазеть по сторонам, иногда улыбаясь друг другу. Ива, усевшись на стул, вытянула ноги. Только сейчас она почувствовала лёгкую усталость, а сердце: то ли от ходьбы, то ли волнения, настолько сильно застучало в груди, что казалось, его биение могли слышать все в аудитории. Пытаясь взять себя в руки и восстановить дыхание, она сделала несколько глубоких вдохов. «Кажется, получилось. Давно же я так не волновалась», — через пару минут пронеслось в её голове.

Стрелки на большом циферблате настенных часов, висящих на белоснежно чистой стене напротив ивиных глаз, отметили «07:55». А на белой школьной доске было аккуратно выведено оранжевым маркером «03. august 2007». Обведя взглядом помещение и стараясь никоим образом не выразить на своём лице восторг от всего увиденного, Ива подумала с горьким сожалением: «Как же трудно делать вид, что я здесь, как у себя дома. Как неприятно притворяться и бояться, что кто-нибудь может невзначай заметить мою реакцию на всё окружающее и, раскинув мозгами, сделать вывод, что я приехала из такой глубокой дыры, где никто и никогда в жизни не видел ничего подобного и даже не подозревал о существовании чего-либо, даже близко напоминающего всё это».

Постепенно ивино внимание переключилось на людей, присутствующих в классе. Достаточно странно, но все они казались ей очень приятными, какими-то сильно отличающимися от тех, которых она привыкла видеть в России. Неожиданно для себя Ива поняла, что всё это очарование коренится в выражении лиц этих людей. Все они были такими приветливыми и добрыми, светящимися счастьем, радостью и успехом, которыми, казалось, они готовы были поделиться со всеми окружающими. «Неужели все эти люди настолько счастливы и довольны жизнью? — мысленно спросила себя Ива. — Неужели проблемы и неудачи всегда обходят их стороной?»

Но вдруг, в двух метрах с правой стороны от себя, она увидела лицо, сильно отличающееся от всех окружающих лиц. Лицо, на коем застыли накопленные годами все проблемы бытия, следы которых проступали даже через толстый слой макияжа. Сверху весь этот шедевр визажного искусства завершался венчиком жиденьких волос цвета, сильно напоминающего цвет или опавшей осенней листвы или ржавчины. Лицо было серьёзным и сосредоточенным, а глубоко посаженные бесцветные глаза пытались что-то разглядеть в разложенных на столе бумагах, старательно перекладываемых из стороны в сторону короткими и толстыми пальцами. Невозможно было не обратить внимание на признаки благосостояния в виде золотых массивных колец советского образца семидесятых годов на трёх пальцах левой руки и двух пальцах правой. По меньшей мере два из этих колец неимоверно утяжелялись крупными рубинами.

Ива, забыв о такте, с таким большим интересом рассматривала одноклассницу, что неожиданно лицо сурово глянуло на неё, смущённо улыбнувшуюся и проговорившую по-русски: «Доброе утро!» В бесцветных глазах забрезжил огонёк удивления и интереса: «Доброе утро… А как вы догадались, эт-самое, что я говорю по-русски?» Широкая улыбка обнажила ещё один признак благосостояния с левой стороны верхнего ряда зубов. Ива не торопилась отвечать, с трудом подбирая тактичные слова, которые бы не смогли травмировать спрашивающего человека.

Совершенно неожиданно помощь пришла со стороны приятной, полноватой и коротко стриженой блондинки, ещё несколько секунд назад активно ворковавшей на достаточно хорошем английском с крупным и привлекательным брюнетом бодибилдингового телосложения: «Ну а как же не догадаться-то? Посмотрите, девчонки, кто здесь самые красивые и яркие женщины? Конечно же, мы! Согласны?!» Переход на русский был совершён настолько неожиданно и молниеносно быстро, что вызвал колоссальное удивление как с русскоязычной стороны, так и со стороны англоязычного собеседника блондинки. «Это уж точно, эт-самое!» — вдохновлённо подхватила только что высказанную мысль обладательница особого лица и собралась развивать её дальше, по-философски подняв глаза к потолку. Но в этот самый момент рождение умной мысли было прервано появлением преподавательницы, спокойно вошедшей в помещение в шесть минут девятого со словами: «Гу моон!» Что означает по-датски «доброе утро». И это было известно, без сомнения, практически всем девятнадцати присутствующим в классе. Ива успела всех мысленно пересчитать, развеселившись от только что состоявшегося короткого разговора.

«А вот уже и двадцать», — подумала она, посмотрев в сторону распахнувшейся двери аудитории. Внутрь класса впорхнуло маленькое, тоненькое, какое-то почти нереальное полупрозрачное существо с длинными тёмными волосами и огромными зелёными глазами на половину лица. По-английски извинившись за опоздание звенящим от волнения голоском, существо пролетело по классу, почти не касаясь пола, и приземлилось на соседнем стуле с левой стороны от Ивы.

Преподавательница по имени Дорит предложила всем представиться и рассказать немного о себе, используя на первых порах английский. «Как хорошо, что я села в центре, и что не мне начинать банкет!» — обрадовалась Ива, слушая, как бойко и уверенно ведёт рассказ первая в очереди, американка из штата Аризона по имени Элиссон. Рассказчик под номером три, тот самый крупный брюнет, сосед эротичной русскоязычной блондинки, поведал классу, что зовут его Уинстон, и что родом он из славного города Лондона. Молодой человек также решил добавить, что в его жилах течёт на пятьдесят процентов греческая кровь, что ему двадцать восемь лет, и что в Данию он приехал для изучения датского дизайна.

А вот и очередь самой блондинки. Ага! Она из Великого Новгорода, что на северо-западе России. Зовут её Ольга. Ей сорок два года. Имеет два образования. Одно — переводчица, специализирующаяся на английском языке. Второе образование — экономическое. Очень популярное в России за последние десять-пятнадцать лет, дающее надежду практически всем его обладателям на получение высокооплачиваемой и престижной работы. Затем ещё два человека достаточно подробно проинформировали аудиторию об основных вехах своей жизни.

Но когда молоденькая парижанка Жаклин заканчивала изложение фактов своей биографии, хозяйка особого лица уже начала готовиться к выступлению, громко прочищая, по-видимому, подсевшие голосовые связки. Когда пришло её время начинать рассказ, она как-то странно привстала, потом опять села, немного поёрзала на стуле, и, наконец, выпалила по-русски: «Я не знаю английского языка!» Краснота её лица проступала даже через толстый слой макияжа. В классе наступила немая пауза, которую должна была бы прервать Дорит, исходя из своих обязанностей преподавателя, но она почему-то молчала и обводила внимательным взглядом всех присутствующих, отхлёбывая при этом кофе из картонного стаканчика, который принесла с собой к началу занятия. Все стали переглядываться между собой. Пауза затянулась.

Тут Ива не выдержала и решила помочь, произнеся по-английски: «Она не знает английского языка, но я могу помочь с пере…» Но преподавательница, как будто не услышав её слова, обратилась по-русски, с ужасным акцентом, к виновнице сложившейся затруднительной ситуации: «Ето не ест пхоблема. Ти сказат, я пехеводит».

Ива почувствовала себя как-то по-дурацки: «Ну, какого чёрта я влезла со своей помощью?! Как абсолютная идиотка! Мне больше всех надо, что ли?! Жизнь меня учит и учит, а я опять и опять встаю на одни и те же грабли!» Она была неизмеримо ошарашена тем, как Дорит бесцеремонно оборвала её, даже не поблагодарив за желание помочь. Глаза зажгло от подступивших к ним слёз. «Прекрати сейчас же! Ты же не истеричка, в самом деле! Не ставь себя в дурацкое положение. А, может быть, ты никогда раньше не встречалась с хамством? Встречалась, моя дорогая, и встречалась не раз. Но тогда ты не ревела. Что же изменилось сейчас? Ну, да, коне-ечно, это было в России. А если в России, то хамство является нормальным явлением, что ли? Пойми, глупая, в Дании живут реальные люди, а не персонажи сказок Андерсена!» — воспитывала себя в душе Ива, на какое-то мгновение отвлёкшись от происходящего в классе.

Но когда она мысленно вернулась обратно, то поняла, что рассказ главной героини настоящего момента до сих пор не был начат, и сейчас лишь только закончился процесс прочищения голосовых связок, плавно перешедший в процесс воспроизведения довольно-таки странных звуков, напоминающих слова-паразиты. Всё это, в конечном итоге, увенчалось предложением, высказанным таким тоном и с таким выражением лица, как будто эта комбинация слов была до отказа заполнена глубоким философским смыслом: «Меня, эээ, зовут, эт-самое, Диана. Гм». Дорит перевела данное высказывание для присутствующих, но, естественно, исключая из текста абсолютно лишённые смысла для большей части аудитории сочетания звуков. Далее заполнила некоторый интервал времени затянувшаяся пауза, которая, по всей видимости, была необходима рассказчице для формулирования последующего, и, быть может, более содержательного предложения. Все замерли в ожидании, и Диана не подвела: «Я, эээ, приехала, ммм, в Данию из города, эээ, Вентспилс. Гм. Это портовый город в, эт-самое, Латвии. Я работала много, ммм, лет в обувном магазине. Я работала там, значит, директором. Гм. Ааа, ещё, я забыла, что мне сорок четыре». Весь этот набор слов обладательница романтического имени и особого лица произнесла очень уж гордо и даже вызывающе, особо акцентируя внимание на словах «директор» и «Латвия».

Пока Дорит переводила, Диана опять заёрзала на стуле, а её руки стали перемещаться по столу то вправо, то влево, сильно напоминая движения дворников по лобовому стеклу автомобиля. Затем после такого рода приготовлений она почти взвизгнула сорвавшимся голосом: «Всё, эт-самое, я кончила!» В классе наступила пауза. Перевода не потребовалось. Все и так очень хорошо поняли смысл сказанного. Ива ели удерживалась, чтобы не расхохотаться, а когда она обвела взглядом окружающих, то увидела их аналогичную реакцию. Только Дорит смотрела на Диану очень внимательно и даже с каким-то глубоким уважением, проговорив по-русски: «Болше спасибо, Дайана, за очен интехесный хаскас».

В очереди перед Ивой оставалось ещё два человека, но она уже начала мысленно выстраивать своё будущее выступление. Ей очень хотелось предоставить аудитории только самый необходимый минимум информации о себе. Без лишних слов и по-деловому, как она привыкла. К тому же, после невежливого выпада преподавательницы, она чувствовала себя неуютно и немного нервничала. Опять и опять она проговаривала в мыслях текст и никак не могла победить волнение. На заднем плане сознания она, тем не менее, успевала улавливать часть информации, доводившейся сейчас до сведения аудитории. Так, один молодой человек по имени Патрик, пребывающий рядом с Дианой, приехал из Бостона. А другой, сидящий с правой стороны от Ивы, — из Цюриха. Зовут его Урс, и работает он в биологическом институте при университете Орхуса.

«Следующий», — очень сухо, слегка поморщившись, оповестила класс Дорит, допивая очень, по-видимому, холодный кофе. Ива начала свой рассказ нерешительно, тихим голосом называя своё имя и возраст. Но затем, взяв себя в руки, продолжила в своей обычной манере, по-деловому отчеканивая грамотно построенные предложения, не утяжелённые лишними словами и оборотами. Она рассказала, что является кандидатом технических наук, что ею написано две монографии по вопросам использования математических моделей в управлении производством, и что она несколько лет проработала шефом Новогорского филиала Московского экономического университета. На этом Ива решила остановиться, посчитав неразумным дольше удержать внимание класса на своей персоне.

— Дорит! — раздался громкий мужской голос и далее, впервые за всё время процедуры знакомства, последовало. — Вопросы допускаются?

— Да, да, конечно, — слегка рассеянно ответила преподаватель.

— Это всё про работу. А как насчёт личной жизни или хобби, например?

— Конечно, моя жизнь — не только работа, — начала Ива. — У меня есть хобби. Мне нравится сочинять музыку и стихи. А также…

— Хорошо! на этом мы, пожалуй, остановимся и сделаем плановую тридцатиминутную паузу. Ива, ты не против? — неожиданно вмешалась Дорит.

— Нет. К тому же, я уже ответила.

Обида горьким комом стояла в горле и не давала дышать. «Не плакать! Только не плакать!» — до боли сжимая пальцы в кулаки, мысленно твердила себе Ива, изо всех сил стараясь сдерживать слёзы. Опустив глаза и стараясь ни с кем не встретиться взглядом, она быстро вышла из класса, а оказавшись в длинном коридоре школы, побежала по нему с одной-единственной целью — скрыться от людей. В голове стучало: «Почему, почему она так агрессивно настроена против меня? Что я сделала неправильно? Почему она относится ко мне хуже, чем к другим? Может быть, потому, что я русская? Это, конечно, не исключается. Ну а с другой стороны, как же насчёт Дианы или Ольги? Они ведь тоже не американки. А ведь эта латышка, похоже, вообще — стопроцентная русская, да к тому же, успевшая за столь короткий отрезок времени продемонстрировать такой беспредельный идиотизм, который даже трудно себе представить. Но это, тем не менее, не мешает Дорит относиться к ней с уважением. Значит, собака зарыта не здесь. А где же, чёрт возьми?»

В конце коридора Ива увидела небольшой круглый столик с газетами и журналами, вокруг которого стояли четыре стула. Она с глубоким выдохом практически обрушилась на один из стульев: «И что же мне теперь делать? В классе оставаться противно. Уйти домой. И что дальше? Ведь завтра или послезавтра я опять должна буду вернуться в школу. Это — требование, и никуда от этого не денешься. Если, конечно, я хочу получить постоянный вид на жительство с последующим, быть может, получением датского гражданства…» На этом рассуждения Ивы приостановились, так как она увидела Урса, медленно прохаживающегося по коридору, увлечённо разговаривая по мобильному телефону. На несколько секунд она задержала на нём свой взгляд, слушая немецкую речь. Ей было приятно смотреть на него, такого полного энергии, но в то же время спокойного, уравновешенного, какого-то надёжного и внушающего доверие. Вдруг он посмотрел в сторону Ивы и помахал ей рукой, продолжая свой телефонный разговор. Ответный жест последовал не скоро, так как, опешив от неожиданности, она замешкалась с принятием решения о том, что лучше: помахать в ответ рукой или махнуть головой. В результате, когда она решилась и подняла руку к ответному жесту, Урс уже не смотрел в её сторону. «Да что же это такое? Сегодня не мой день, что ли? Как будто всё и все против меня! Да я и сама хороша! Веду себя, ну, точно, как несуразная провинциалка!» — причитала про себя Ива.

Она взяла со стола какой-то датский журнал и начала его нервно листать, даже не пытаясь вглядываться в фотографии и, тем более, в текст. Вдруг рядом с ней прозвучал знакомый голос, произнёсший по-английски:

— Хай! Я тебе не помешал?

— Конечно, нет, — Ива с трудом выдавила из себя улыбку, тщательно пытаясь скрыть своё отвратительное настроение.

— Что интересного пишут? — спросил Урс, усаживаясь на соседний стул и заглядывая в журнал, раскрытый одноклассницей как раз на той странице, где рассказывалось о датской кронпринцессе Мэри, и где была размещена галерея её фотографий. — Тебе раньше говорили, что ты очень на неё похожа?

— Да, ты не первый, — ответила Ива, смутившись.

— У тебя такое красивое имя. Как оно пишется? Начинается с английской буквы «Е»?

— Нет, с «I». По-русски «ива» — это название дерева.

— Дерева? Что это за дерево такое?

— Если я правильно помню, по-английски это дерево называется «уиллоу».

— А, я понял! Его латинское название — саликс, — весело произнёс Урс. Но вдруг его лицо приняло очень серьёзное выражение, и он, придвинувшись к Иве, тихо спросил. — За время, что ты прожила здесь, ты уже успела услышать о таком негласном законе Янте, по которому живёт почти всё датское общество?

— Закон Янте? Нет, Урс, впервые слышу. А что это за закон такой?

— Это свод из десяти правил, характеризующих типичные для датчан взаимоотношения друг с другом. Ну, например, «Ты не должен думать, что ты умнее, чем мы», «Ты не должен думать, что ты знаешь больше, чем мы», «Ты не должен думать, что ты можешь учить нас чему-либо». Или вот ещё очень интересное правило. «Ты не должен думать, что ты годишься на что-то». И так далее в этом роде.

— А откуда такой, по меньшей мере, странный, закон появился?

— Я слышал, что один норвежец в детстве жил в каком-то городе в северной части Дании. Затем, когда он вырос, то решил обо всех своих наблюдениях и переживаниях детства написать роман, в котором и изложил содержание этого закона. Ну, что самое интересное, хоть и можно иногда услышать среди датчан дискуссии относительно этого закона, в целом, они ничего не имеют против его содержания. То есть, что называется, этот норвежец попал в яблочко.

— Странно, — задумчиво произнесла Ива. — Если я правильно поняла, то датчане не любят тех, кто лучше их. Все должны быть примерно на одном уровне.

— Абсолютно верно. И теперь становится понятным, что недавно произошло в классе, и почему Дорит так вела себя по отношению к тебе.

— Что ты имеешь в виду? Я ничего странного не заметила.

— Знаешь, я очень хорошо тебя понимаю. А сейчас пойдём на занятие. Мы и так уже опаздываем на пять минут. И спасибо, Ива, за приятную компанию.

— Тебе тоже большое спасибо.

— А мне-то за что?

— За полезную информацию.

Когда они вернулись в класс, то обнаружили, что преподавательница ещё не вернулась с паузы, и все сидели, занимаясь кто чем. Усевшись на своё место, Ива обратила внимание, что её соседка слева, то самое нереальное полупрозрачное существо с длинными тёмными волосами и огромными зелёными глазами, сейчас сидит, приложив мобильный телефон к левому уху, и напряжённо вслушивается, периодически отвечая по-английски, как заведённая: «Да-да, милый. Я всё поняла. Не волнуйся. Не волнуйся. Я прошу тебя». Одновременно средним пальцем правой руки она опять и опять сгребает несколько хлебных крошек от недоеденного бутерброда с сыром в маленькую кучку.

— Пока не пришла Дорит, хочу сходить и купить кофе. Тебе не принести? — спросил Урс.

— Спасибо, но если можно, то зелёный чай, — быстро ответила Ива, предвкушая, как она через несколько минут может глотнуть освежающий и бодрящий напиток, что сейчас было бы так кстати.

Убегая, Урс столкнулся в дверях с входящей в аудиторию Дорит:

— Я выбегу на минутку!

— Как угодно. Но только мы уже начинаем и никого больше ждать не будем, — преподавательница улыбнулась и, обведя взглядом всех присутствующих, спросила. — На ком мы остановились до паузы?

Ива напряглась, опустив глаза в раскрытую перед собой пустую тетрадь. К её полному удивлению, Дорит сама решила ответить на свой вопрос:

— Та-ак. На Иве. Хорошо. Теперь мы переходим к следующему рассказчику, — голос преподавательницы звучал очень мягко и дружелюбно, что позволило Иве вздохнуть с облегчением.

Тут же внимание всех присутствующих переключилось на ивину соседку слева. Девушка тяжело вздохнула и начала вести повествование тихим дрожащим голоском, иногда вскидывая к потолку свои огромные, полные страха и какой-то глубокой боли глаза:

— Меня зовут Лада. Мне двадцать шесть лет. Я приехала в Данию с Украины. А именно: с Днепропетровской области, из города Кривой Рог. На Украину родители решили переехать, когда мне было четыре года. До переезда мы жили в российском городе Омске. Я училась в криворожском государственном педагогическом университете, — затем она остановилась, немного подумала и неожиданно решила закончить свой рассказ. — У меня всё.

— Очень хорошо, — с вдохновением вступила Дорит. — А, может быть, у кого-нибудь есть к Ладе вопросы?

Вопросов не последовало. Несколько секунд Ива сидела в ожидании продолжения истории: «Эта Лада явно хотела что-то ещё сказать, однако в последний момент передумала. Почему?» Она задумалась. Но уже через минуту её мысли незаметно переключились на Урса, на странный закон Янте и затем, полностью оторвавшись от реальности, унеслись так далеко, что Ива абсолютно не услышала рассказы двух следующих за Ладой одноклассников. Только появление Урса, принёсшего кофе и, к огромному ивиному удовольствию, зелёный чай, вернуло её внимание назад в аудиторию.

— О, Урс, большое тебе спасибо за чай, а то я уже начала засыпать, — прошептала Ива, улыбнувшись. — Сколько я тебе должна?

— Пять крон, — мгновенно отозвался тот и, сделав небольшую паузу, смущённо продолжил. — Это не так важно. Ты можешь и не отдавать.

— Ещё раз большое тебе спасибо, но я привыкла отдавать долги, независимо от их размера, — шёпотом произнесла Ива, а затем достала из сумки кошелёк, и осторожно, чтобы не создавать шума, вытянула из него большую серебристую монету достоинством в пять крон.

В момент передачи денег она случайно встретилась глазами с пристально наблюдающей за ней Ольгой, на лице которой играла хитрая улыбка. Неожиданно та начала стрелять глазами то на Иву, то на Урса, будто на что-то намекая. И наконец, театрально откинув со лба короткую чёлку и многозначительно закатив глаза, она повернула голову в сторону своего молодого соседа. В следующий момент уже наклонилась в его сторону. А ещё через какую-то долю секунды Ольга практически лежала на его могучем бодибилдинговом плече, что ещё больше приоткрывало её пышущий здоровьем бюст, эротически уложенный в глубоком вырезе полупрозрачной блузки. «Ну и активистка!» — поразилась Ива.

Далее, примерно на десять минут, задержали внимание аудитории ещё три рассказчика: один — вьетнамский фармацевт, другой — индонезийский повар, работающий в одном из суши-баров Орхуса, третий — писатель из Токио. Все они имели одно сходство: они были женаты на датчанках.

Очередь подошла к тому самому ивиному однокласснику, который задавал ей вопрос о хобби и личной жизни. Темнокожий огромный молодой человек с несметным количеством косичек на голове начал доводить до сведения аудитории почти такое же бесчисленное множество фактических данных о себе и своей стране. «Какой же он разговорчивый, по-детски непосредственный и весёлый», — отметила про себя Ива. Он очень живо и артистично рассказал, что зовут его Хансен, что ему тридцать один год, и у него есть восьмилетний сын от первого брака. Приехал он из города Монтего-Бэй, являющегося центром индустрии туризма Ямайки. А когда он перешёл к роду своей деятельности на родине, то даже умудрился показать. Оказалось, что Хансен зарабатывал себе на хлеб дайвингом. На Ямайке он полюбил светловолосую туристку, которая случайно оказалась датчанкой. Поэтому сейчас этот счастливчик живёт в Дании. Дальше — больше. Хансен перешёл к своему хобби — ямайской музыке. Он кратко охарактеризовал почти все музыкальные стили, сделавшие Ямайку известной в мире музыки: соул, калипсо, ска и, конечно, регги. Также он поведал, что Боб Марли является его кумиром. Постепенно в ходе его рассказа вся аудитория оживилась и повеселела. А когда Хансен решил закончить своё повествование информационной, на его взгляд, бомбой, сказав, что солистки группы «Бони М» Лиз Митчел и Марсия Баррет — тоже с Ямайки, все присутствующие выказали некоторое разочарование ввиду сильного желания продолжения шоу.

В этот момент Ива взглянула на свою соседку слева, неотрывно смотрящую на Хансена с таким нескрываемым восторгом, что даже её большие зелёные глаза, ещё несколько минут назад наполненные грустью и душевной болью, сейчас излучали радость и беззаботность. Иве очень понравилась такая перемена в девушке, и она решила поддержать и укрепить её в таком состоянии счастья, наклонившись к ней и произнеся на ухо по-русски:

— Классный парень! С ним не соскучишься!

— Ой, да! Он — просто супер! — ладин голосок зазвенел мажорными нотками, а её большие глаза посмотрели на соседку с безграничной благодарностью, по-видимому, за правильное понимание ситуации и психологическую поддержку.

Иве очень нравилась эта украинская девушка, в которой чувствовались содержательность и глубина. И, похоже, что эта симпатия была взаимная. Лада практически каждые пять минут обращалась к ней с различными, но чаще всего ироничными, комментариями относительно следующих трёх рассказчиков. Она демонстрировала наличие развитого, не смотря на молодость, интеллекта, необходимого для того, чтобы иметь собственное мнение и хорошее чувство юмора. Ива старалась отвечать на все ладины высказывания, так как они были очень увлекательными и яркими, в отличие от рассказчиков, которые, по её мнению, были личностями абсолютно бесцветными, а их доклады представляли собой изложение скучных данных их ничем не выдающихся биографий. «… Бесцветный и скучный, как отчёт министра в палате общин», — вспомнились Иве слова Оскара Уайльда из «Портрета Дориана Грея», как нельзя лучше характеризующие всех трёх докладчиков.

Вдруг Лада засуетилась, поворачиваясь сначала в левую сторону, а затем в правую, где и обнаружила висящий на спинке стула рюкзак. Девушка достала из его кармана большую двухсотграммовую плитку экстра тёмного датского шоколада, произведённого на фабрике Антона Берга, разломила его на части и предложила Иве:

— Пожалуйста, угощайся. Тёмный шоколад очень полезен для здоровья. Я где-то слышала такую информацию, что он оказывает положительное влияние на состояние сосудов и способствует понижению кровяного давления, а потому, является хорошим средством профилактики инсульта и инфаркта миокарда. А если съедать шесть граммов шоколада в день, то риск заболевания гипертонией снижается почти на сорок процентов.

— Большое спасибо, — откликнулась Ива, взяв увесистый кусок шоколада, и продолжила с улыбкой. — Это если съедать только шесть граммов, а у тебя тут двести.

— А известно вам, что в Японии учащиеся перед экзаменами едят шоколадки Кит Кат? — вмешался в медицинские рассуждения девушек Урс, для которого не остался незамеченным процесс поедания шоколада.

— Почему именно Кит Кат, а не какой-нибудь другой? — с любопытством спросила Ива.

— Потому что название этого шоколада созвучно со словами «китто кацу», что по-японски означает «непременно победить», — лицо Урса засветилось радостью. Он был так удовлетворён тем эффектом, который его слова произвели на девушек.

— Пожалуйста, угощайся шоколадом, — Лада протянула ему разломанную на куски плитку, ещё больше развеселившись и прошептав на ивино ухо. — Он это заслужил. Может быть, в следующий раз расскажет ещё что-нибудь интересное.

Но в тот самый момент, когда Урс положил себе в рот кусок шоколада, прозвучали слова Дорит:

— А что тут у нас за дискуссионный клуб?

— Дорит, мы тут немного отвлеклись на обсуждение темы о пользе шоколада, — принял на себя удар Урс, стараясь как можно быстрее прожевать и проглотить сладость.

— Пожалуйста, все, кто хочет, угощайтесь, — подхватила его слова Лада и отправила всё, что осталось от плитки, по столам.

— Спасибо за угощение, но всё-таки я попросила бы вас на наших занятиях стараться обсуждать темы, которые непосредственно связаны с изучением датского языка. Хорошо? — произнесла Дорит, улыбнувшись натянутой улыбкой. Затем она, усевшись на стоявший у доски преподавательский стол, тяжело вздохнула и продолжила. — А сейчас я расскажу, как мы будем работать на первом модуле.

Примерно за двадцать минут до окончания занятий она, неожиданно для всех, сказала:

— Мы хорошо сегодня поработали. Спасибо. Завтра продолжим. А сейчас я приглашаю всех вас в ближайшее кафе на чашечку кофе, где мы сможем продолжить наше знакомство. Но это, конечно, добровольное мероприятие.