Время памяти. Шепот богов. Книга первая

Ирина Юльевна Енц, 2023

Жила-была Верея у дедушки с бабушкой в далеком уголке Карелии… Так начинается новая сказка. Хорошо жила, пока не закончилась ее сказочная жизнь. Родители погибли в авиакатастрофе. А вскоре умерли и дедушка с бабушкой, оставив в наследство внучке дом в лесной крепи, да сундук с удивительными и таинственными вещами. Так бы и продолжалась жизнь, тихо, да мирно, если бы дед Авдей, живущий в поселке неподалеку, не нашел возле лесного озера, которое старики называли «проклятым», странного человека, потерявшего свою память, да не привел бы его на излечение к Верее, которую все в поселке считали ведьмой. Вот с этого все и началось. Таинственные события, пришедшие в дом вместе с незнакомцем, запутанные истории и прошлая жизнь, проходившая много тысяч лет назад, словно снежная лавина свалились на голову молодой женщины. Как со всем этим разобраться? У кого просить помощи?

Глава 5

Авдей, будто лишившись сил, опустился на стул, и протянул дрожащие пальцы к лежащему на столе медальону. Я стояла рядом и смотрела на него внимательно минут пять, а потом вздохнув тяжело, проговорила утвердительно:

— Тебе знакома эта вещь…

Старик испуганно поднял на меня глаза, и поспешно ответил:

— Нет… Но Айникки ДОЛЖНА была иметь что-то подобное.

Честно говоря, мне понятней не стало. Я опустилась на соседний стул, и произнесла:

— Рассказывай…

Дед попробовал прикинуться дурачком. Округлил на меня глаза и пробормотал тоном «я — не я, и хата не моя»:

— А чего рассказывать-то? Я уж, вроде, все тебе рассказал. А теперь, мне домой пора. Там внучок ждет, да и за Найденом глаз, да глаз нужен. Мало ли…

Я только вздохнула. Ну не пытом же мне его пытать, как партизана в гестапо! Я попробовала увещевать его добрым словом.

— Слушай, дед, то, что между тобой и моей покойной бабулей (царствие ей небесное) была какая-то тайна, я и так знаю. До поры до времени молчала, и не о чем тебя не спрашивала. Тем более, что бабушка и мне ничего не рассказывала, хоть я ее и спрашивала перед смертью об этом. Здесь легко сделать логический вывод. Уж коли она, доверив мне самое сокровенное, что у нее было (по крайней мере, я так думала до недавнего времени), то есть, свои старинные книги, а вот об этом, — я ткнула пальцем в поблескивающий на столе серебряный оберег, — она ни словом не обмолвилась, значит, тайна сия похлеще книг будет. Точнее, не о самом медальоне, а о том, что связывало тебя с бабулей, и с этой вот вещицей. Ты же меня знаешь, я особым любопытством не страдала, и сейчас в этом плане ничего не изменилось. — При этих словах, Авдей собрался с облегчением выдохнуть. Но тут я подняла вверх указательный палец, и многозначительно продолжила. — Но… Когда дело касается излечения людей, то я этой похвальной привычке уже не следую. Если я правильно поняла, у твоего найденыша точно такие же змеи на спине в виде татуировки. И если ты хочешь, чтобы я его вылечила, ты мне должен об этом все рассказать, что знаешь.

Я выдохнула после такой длинной и пламенной речи, и взяв со стола свою кружку с остывшим чаем, сделала несколько больших глотков. Авдей внимательно смотрел на меня все время, пока я говорила, как будто решая для себя некую, вставшую перед ним, проблему. Покряхтел немного, покрякал, словно селезень на болоте, а потом осторожно спросил:

— Неужто Айникки тебе про этот медальон ничего не рассказывала? Ведь ты же ее сундук унаследовала с книгами и всем остальным добром. Не могла она просто так отдать и ничего не объяснить!

Я пожала плечами.

— Почему, не рассказывала? Конечно рассказывала. Это амулет Инглии, как ты правильно заметил. Символика эта очень древняя, насчитывает около десяти тысяч лет. Три треугольника, из которой состоит звезда, символизируют три мира наших предков: Прави, Яви и Нави. — Начала я говорить, словно отвечая на вопросы учителя на уроке. — Правь — это небо, то есть мир, где живут наши боги, Явь — это наш мир, то есть земля, а Навь — это, как тебе известно, подземный мир, или мир ночи и темноты. Бог Ингль — это первичный Огонь Творения, из которого вышли все вселенные и все миры, включая и наш мир Ярилы-Солнца. Но все эти сведенья, как ты понимаешь, не приближают меня к пониманию, почему ты впал в ступор при виде этого медальона. И как это все отражалось на ваших отношениях с бабушкой Айникки. Да и со змеями не очень-то понятно.

Дед Авдей словно и не услышал моих последних слов. Сидел и сосредоточенно разглядывал амулет. А потом задумчиво проговорил:

— Все правильно ты говоришь, дочка… Только вот эти змеи…, — он ткнул своим сухим, искривленным от артрита пальцем, в медальон. А еще я заметила, что он очень уж не хотел к нему прикасаться, будто опасаясь, что змеи его укусят. Дед Авдей продолжил. — Вот змеи эти… Это не обычно. На Звезде Инглии никогда не изображались. Обычно, если это был оберег, внутри изображалась Перуница, молния, символ бога Перуна. И Айникки мне его никогда не показывала. — И тут он заговорил, горестно вздыхая, словно обращаясь к самому себе, забыв о моем присутствии. — Я догадывался… Догадывался… Но не знал… Ах, Айникки, Айникки… Если бы я знал раньше…

Все эти «охи», да «ахи», сопровождаемые сокрушенным покачиванием головы, меня несколько разозлили. Сурово нахмурившись, я обратилась к нему с весьма гневной речью.

— Знаешь что, дед Авдей, ты или говори, что знаешь, или ступай себе с Богом! Не хочешь рассказывать — не надо! Сама во всем разберусь!!

Я встала из-за стола, сгребла медальон, затолкала его обратно в мешочек, и отправилась в комнату бабки. Осторожно уложила все обратно в сундучок, и прикрыла с грохотом крышку. Сверху уложила разноцветный половичок, и только тогда вышла обратно в кухню. Дед Авдей стоял уже в дверях и жалобно смотрел на меня. Взгляд его на меня не возымел никакого ожидаемого им действия. Я по-прежнему хмурила брови. Тогда он заговорил просящим тоном:

— Не серчай на меня, Вереюшка… Не могу я ничего более тебе рассказать. Слово я дал…

Я только головой покачала.

— Ладно, дед, иди уже… Да своего найденыша приводи, погляжу. Что могу — сделаю, а уж чего не смогу — не обессудь…

Авдей закивал головой наподобие китайского болванчика, и поспешно шмыгнул за дверь. Я могла поспорить на собственную руку, что он сейчас выдохнул с облегчением, что так легко отделался от меня. Я услышала, как на крыльце он разговаривал с Хуккой. Что-то тихо наговаривал псу, а тот в ответ тоненько и радостно повизгивал. По неясной причине, мне стало обидно. Услышав, как стукнула калитка, вышла на крыльцо. Хукка, стоявший в это время у забора, и провожавший деда взглядом, немедленно кинулся ко мне. Стал ластиться, толкая меня своим носом. Я поглаживала собаку, трепала у него за ушами, а сама ворчала:

— Что, сговорились у меня за спиной? Дед Авдей, конечно, можно сказать, твой крестный, но так и я, вроде бы как, не чужая тебе. А ты как его только увидишь, сразу про меня забываешь. Думаешь, мне не обидно?! А между прочим, этот старый пенек от меня что-то скрывает… Что-то очень важное. Это я нутром чую…

Подумав, что, вроде, высказала все свои обиды собаке, и больше сказать мне уже нечего, направилась в дом. Сегодня еще нужно было закончить монографию, и успеть отправить ее в Академию. А там оставалось работы — начать, да кончить. Обложившись книгами, я усердно трудилась несколько часов подряд. Работа шла ни шатко, ни валко. Мысли мои улетали Бог знает куда. Точнее, я знала, куда они улетают, но легче от этого не было. В конце концов, я плюнула на все. Все равно, почтовое отделение скоро закроется, и я, по любому, уже ничего и никуда сегодня отправить не смогу.

Меня словно магнитом тянуло к бабкиному сундуку. Я пыталась себя убедить, что я там уже знаю каждую букву в этих книгах, каждую мелочь, лежащую на дне сундука. Но эта тяга была сильнее меня. В конце концов, я перестала сопротивляться, и решительно направилась в бывшую бабушкину комнату. Впрочем, почему, бывшую. То, что Бабуля там уже не жила, ничего не меняло. Там все оставалось, как и при ее жизни. Заходила я туда довольно редко. Только, если надо было какой-нибудь заковыристый рецепт посмотреть или напомнить слова заговора. Да еще, пыль стереть, да полы помыть. И неизменно, с весны до поздней осени там стоял букет живых цветов в глиняной пузатой вазе, которую дед-умелец сам сотворил из местной глины и сам в печи ее и обжег. А зимой я ставила либо хвойную веточку, либо веточку березы. Бабушка Айникки любила только живые растения. Пластик не переносила не в каком виде. И даже, умирая, попросила меня, никаких пластмассовых цветов на ее могиле чтобы рядом не было.

Присев на корточки возле сундука, я, как в детстве, принялась рассматривать резных животных по его бокам, почему-то опасаясь прикасаться к ним пальцами. Как ни странно, это занятие захватило меня. Я словно сама бежала рядом со всеми этими рысями и медведями, и дикий ужас охватывал меня от чувства надвигающейся катастрофы. В себя я пришла от того, что в сенях скребся в дверь Хукка. Я встала с пола, на который плюхнулась, сама не знаю в какой момент моего сидения рядом с сундуком. Интересно, сколько же я тут сижу? Вот же глупость какая! Ноги затекли и теперь покалывали, словно мелкими иголочками. А с улицы раздался звук мотоцикла. Вышла на крыльцо. Ну точно, похоже, участковый пылит. А мой пес вдруг, почему-то жалобно скулил на крыльце, прижимаясь к моим ногам.

— Ты чего, Хукка? Это вон участковый опять с дедом Авдеем приехали. Болящего привезли. Он безобидный. — Попыталась я утешить и успокоить собаку.

А про себя подумала, что очень на это надеюсь. Тревога заползла мелкой весенней гадючкой в душу, и никак не хотела оттуда вылезать. Мой пес тоже что-то чувствовал, потому что вел себя весьма странно. Настороженно замерев рядом со мной на крыльце, поставил уши топориком, и ни в какую не собирался идти встречать гостей. Василий Егорович заглушил свой драндулет, снял с головы каску и напялил на затылок свою видавшую виды форменную фуражку. Завидев меня заорал так, будто всю жизнь проработал в сталелитейном цехе, где сутки на пролет никто не слышит собственного голоса от заводского шума.

— Здорово, Веруня!!! Вот, найденыша к тебе с Авдеем доставили. Дед говорит, что, если ты его не вылечишь — никто не вылечит! — Восторг так и переполнял его по неизвестной мне причине.

Я, не обращая внимания на его зычный, я бы даже сказала, трубный глас, подошла к мотоциклу. Из люльки выбирался мужчина, возраст которого я бы определить не бралась. Ему могло быть тридцать пять, и с таким же успехом могло быть сорок пять, а то и все пятьдесят. Представляю себе, какой он имел вид, когда его нашел дед Авдей. Если сейчас, помытый и переодетый, накормленный, он выглядел так, словно последние лет десять пребывал в концлагере. В свое лучшее время, это был статный мужчина, про которых говорят «косая сажень в плечах», волосы скорее темно-русые, чем черные, когда-то пышные, вьющиеся, сейчас свисали какими-то пегими сосульками. Кожа обтягивала кости, делая его каким-то нелепым, похожим на угловатого подростка. Только глаза, ярко-синие и глубокие, как густое осеннее небо над головой, светились каким-то скрытым огнем и детским любопытством. Он, не обращая внимания на меня, медленно крутил головой, осматривая округу. Дед подошел к нему, и стал помогать выбираться ему из люльки, все время приговаривая:

— Пойдем, Найден, пойдем… Тебе здесь обязательно помогут… Ты тут все сразу вспомнишь… — Последнее его предложение звучало почти, как угроза.

Мужчина при этих словах деда слегка поморщился. И мне, почему-то показалось, что незнакомец не горит особым желанием «все вспомнить». Ладно, разберемся…

— Ну что… Проходите в дом. Чего здесь стоять?

Участковый замялся слегка и пробубнил как-то смущенно:

— Дак я это… Некогда мне, дел по горло. Я только довез его, потому, как дед попросил.

Я вопросительно глянула на Авдея. Тот тоже стал мямлить:

— Вереюшка, мы того… поедем. Меня Алекся дома ждет. А ты, ежели чего тебе понадобится, только скажи. Вон Егорыч с председателем нашим договорился. Муки там или мяса, али еще чего из продуктов. Все мигом доставим. — И добавил, как на митинге. — Обчее дело!!

Я усмехнулась. Конечно, сбагрили проблему, и бежать скорее. Я махнула рукой.

— У меня все есть. Поди одного-то такого хилого прокормлю. Езжайте уж… А то все жилы мне своим нытьем вытяните. — Потом посмотрела на привезенного Найдена, который с сиротским видом стоял, переминаясь с ноги на ногу и мял в руках лямки простого сидора из старой мешковины. Заметив мой пристальный взгляд, засмущался, словно красна девка. Тяжело вздохнув, я только рукой махнула.

— Пойдем в дом…

Найден, потоптавшись еще на месте чуток, пошел вслед за мной. Позади послышалось радостное тарахтение мотоцикла, и вскоре опять наступила тишина. Я шла не оглядываясь, уверенная, что страдалец следует за мной. Внезапно, навстречу нам черно-белым комком выкатился Хукка. Я испугалась, что он может кинуться на незнакомца, но моя собака меня удивила. Жили мы с ним уединенно, особо посторонних у меня тут не было. А местные, если и приходили когда, то дожидались за высокой калиткой, пока я Хукку не закрывала в дровяник. И пес, соответственно, реагировал на посторонних, как и положено приличной собаке. Мог и порвать при случае какого нежданного гостя. А тут… Я собралась грозно окрикнуть пса, но так и осталась стоять с открытым ртом. Мужчина, присев на корточки, наглаживал моего грозного охранника, а тот, словно несмышленый щенок, одуревший от счастья, прыгал вокруг гостя, лизал тому руки и лицо. «Чудны дела твои, Господи!» — Единственное, что мне пришло на ум в данную минуту.

Наконец, мы зашли в дом, и Найден стал там с большим вниманием и любопытством осматриваться. Взгляд его задержался на книжных полках, которыми была заставлена вся стена в большой комнате. Сегодня я решила, что не буду ничего с ним делать, просто размещу его на постой, накормлю, напою, и пускай отдыхает. А завтра займусь им вплотную. Мне еще сегодня предстояло дописать монографию, чтобы завтра все ж таки успеть отослать ее редактору. А потом можно будет заняться и найденышем. Процесс лечения был не таким быстрым, как кому-то могло показаться. Сначала его нужно было привести в порядок, восстановить его физические силы, присмотреться, «прощупать» его ментально, а уж потом можно приступать к выбору метода лечения.

Для начала я отвела его в небольшую комнату, которая когда-то служила мне детской. Оставив его осваиваться на новой территории, пошла накрывать стол к обеду. Ели мы молча. Найден весьма активно махал ложкой, что позволяло мне надеяться, что силы он восстановит быстро. При этом, он постоянно крутил головой, осматривая мое жилище, хотя, ничего такого особенного у меня здесь не было. Окинул взглядом карабин, висевший на стене крест-накрест с двухстволкой, которая мне от деда еще досталась, внимательно изучил руны, вырезанные в дереве, и висевшие над столом в красивых резных рамках. Они, кажется, заинтересовали гостя больше всего. Он внимательно их осмотрел, а потом медленно спросил:

— Что это?

Я едва пожала плечами.

— Это руны…

— А зачем они здесь?

Я опять пожала плечами, заметив про себя, что не так уж он и безнадежен. Постаралась ответить, как можно проще и, в то же время, подробнее.

— Это, — я ткнула на первую руну в ряду, похожую на ствол с одной веткой уходящей под углом вверх, — Крада. Она символизирует Мировой Огонь, который питает наше духовное развитие, эта, — я указала на следующую руну, — руна «ветер» — она символизирует… — Я не успела договорить, как Найден меня перебил.

Задумчивым голосом, как бы самому себе, он проговорил:

— Ветер — это символ божественной битвы, он уносит воинов, словно на конях, к победе или в иные миры, которые мы привыкли называть смерть. А вот та, — указал он на последнюю руну, — она называется «радуга». Это переход между мирами, это бесконечное движение по Пути, который не знает границ. Она бы очень подошла тебе… — И он с легким прищуром посмотрел на меня, будто оценивая, достойна я подобной руны или нет.

Я сидела и смотрела на него, широко до неприличия открыв рот от изумления. Э, парень, а ты и вправду потерял память или придуриваешься? Вон как гладко чешет, как по писанному, как будто всю жизнь только и занимался, что расшифровкой рун! Видимо, я не смогла скрыть своего удивления и сомнения, потому что, он поспешно проговорил:

— Я правда ничего не помню. Только иногда бывает, как вспышка молнии, какие-то отрывки, разрозненные куски, которые не складываются в единую картину. Ноя не могу ими управлять. Они появляются, будто из ниоткуда, и так же уходят, не оставляя следа. — И потом, чуть тише и просяще. — Мне нужна твоя помощь… Очень нужна. Я словно пустой глиняный сосуд, в котором вместо воды болтается горсть сухого песка…

Ох, ты, батюшки-светы!! Да мы еще и говорим как сказитель-Баян, чуть ли не стихами! Кого же это ко мне занесло? Ладно… Со всем этим будем разбираться завтра. Стараясь скрыть свое удивление, я ему так и сказала:

— Ты сегодня отдыхай, а завтра посмотрим. Можешь погулять пока, только недалеко, ты еще очень слаб. А лучше вообще со двора не выходи. А мне кое-какие дела закончить надо.

Он пристально посмотрел на меня, будто ища какой подвох. Ничего, как видно не обнаружил на моем честном лице, и молча вышел за дверь.