Она не умела стрелять

Ирина Сотникова, 2020

Эта книга о настоящей, искренней любви. Четыре истории, и все абсолютно разные. Действие развивается на фоне сложных социальных событий, которые словно проверяют героев на прочность. Часто водоворот непредвиденных обстоятельств готов смять, отобрать жизнь. Но, благодаря этому, герои становятся сильнее. Александру обвиняют в убийстве, Родион готов прийти на помощь. Верный телохранитель Гена помогает ему и встречает Марьяну. Скромница Зоечка и пьяница Антон вообще не подходят друг другу, но их объединяет острое желание спасти Александру. Иннуся и Жорик думают только о себе. Каждый из героев обретает силу жить по-настоящему, без оговорок и оглядок на мнение окружающих. Или не жить вообще…Содержит нецензурную брань.

«Ни одно желание не дается тебе отдельно от силы, позволяющей его осуществить»

Ричард Бах

1 глава

Голос старика в телефонной трубке — скрипучий, высохший и, казалось, принадлежащий смертельно уставшему человеку, — был предельно недовольным, будто женщина сильно перед ним провинилась.

— Сегодня первое декабря. Клиент прилетает послезавтра утром. У вас все готово?

— Да, — она панически боялась этого голоса.

— А ваша кандидатка? Она не уедет, не заболеет?

— Сегодня вечером у нее будет срочный заказ.

— Посмотрим, — в трубке щелкнуло, голос исчез.

Молодая, необыкновенно красивая женщина с ненавистью посмотрела на свой айфон, но тут же одернула себя: звонивший пообещал просто сказочную оплату, за такие деньги можно было выдержать даже публичную порку. Налив полстакана виски, женщина залпом выпила. В голове слегка зашумело, паника отступила. На самом деле зря она так сильно беспокоится — все хорошо. Выбор сделан, и это ее единственный шанс выиграть золотой билет в личный рай. Страшно? Очень! Но, когда операция завершится, наступит настоящая свобода. Лишь бы эта домашняя клуша не подвела. Впрочем, «кандидатка», как ее назвал «голос», — самая предсказуемая из всех, кого она знала, сюрпризов точно не будет. Надо только дождаться завтрашнего дня. Ровно сутки…

Женщина вымученно усмехнулась и со стуком поставила тяжелый хрустальный стакан на мраморную столешницу. Как ни пыталась она себя успокаивать, настроение после звонка испортилось окончательно, словно маятник ее жизни с размаху качнулся в другом направлении, и она еще не успела понять, в каком. Звонивший напомнил ей о времени. Да, завтра придется вернуть давний долг, которым она так неосмотрительно когда-то воспользовалась. Интересно, могла ли ее жизнь без этих денег сложиться как-то иначе? Пожалуй, нет — личные амбиции требовали широкого размаха и мощных крыльев, ждать было попросту невозможно. К сожалению, природа-матушка к человеку часто бывает несправедливо скупа. Особенно по отношению к ней — еще молодой, наделенной умом и талантами женщине, так торопившейся жить.

…Каждый год ведущему корреспонденту издания «Бизнес ₰ Время» Александре Романовой казалось, что декабрь — последний месяц не только в году, но и в жизни всех крымчан, а потом, после бессмысленной предпраздничной суеты и загульных корпоративов, обязательно наступит конец света. Александра давно заметила эту странную, ничем не объяснимую периодичность, заставлявшую безосновательно нервничать и чувствовать всепоглощающую усталость. Что принесет следующий год? Откуда приедет в Крым новый губернатор? Какие драконовские законы для малого бизнеса придумает эпатажная министерша Юля Тимошенко? Сколько новых штрафов придется оплатить ненасытным «гаишникам»?

Но декабрь 2013 года почему-то оказался особенно сложным — наверное, из-за нехорошей чертовой дюжины, которая по всем приметам обещала скорую беду. Именно число «13» усиливало ощущение неумолимо надвигавшегося апокалипсиса. Иначе чем можно было объяснить всеобщее состояние тщательно скрываемой тревоги, временами переходившей в повальные депрессии, эмоциональные срывы, запои? Да, смотреть в будущее было по-настоящему страшно. Поэтому в конце декабря 2013 года крымчане собирались, как всегда, гулять на широкую ногу и, если ничего так и не случится, — проводить год по-доброму, без обид, навсегда забыв о плохих предсказаниях. Самым разумным в этот сложный месяц было сохранять спокойствие и не реагировать на мелкие неприятности. У Александры не получалось: ровно месяц назад у нее после пятнадцатилетнего брака случился внезапный развод, о котором ни мама, ни дети пока не знали. Видимость внешнего благополучия еще как-то держала ее на плаву, помогая сохранять хрупкую иллюзию стабильности, но о будущем думать не хотелось — его у Александры Романовой попросту не было. Она безвольно барахталась в своем унылом настоящем, мечтая только о том, чтобы поскорее наступило новое утро.

Внезапно открылась дверь ее рабочего кабинета, на пороге показался главред. Ксана от неожиданности вздрогнула и с тоской посмотрела на шефа, снова перевела глаза на монитор. Совсем нервы расшатались! Так она и до Нового Года не дотянет, свалится с нервным истощением. Надо купить побольше пустырника и пить стаканами. Тьфу-тьфу…

— Шур-рочка, милая, вам необходимо быть на мероприятии без опозданий, это очень важно! Они оч-чень хорошо платят!

— Каком мероприятии, Пал Палыч?

— Как, Алиме тебе не сообщила? Это же самый настоящий французский банк! В Крыму! Впервые! С иностранным капиталом! — он мечтательно закатил глаза.

Главред Пал Палыч, круглый, как мячик, и громкоголосый, словно ходячий церковный орган, прервал ее именно в тот момент, когда она, с трудом сосредоточившись после изматывающего разговора с капризным заказчиком, набивала на клавиатуре последние абзацы статьи, давно оплаченной заводом «Виолент». Оплата была мизерная, но именно на заводе арендовала целый этаж современная типография «Альта», где печатался тираж издания. Директор «Альты» уговорил Пал Палыча выделить в его издании полиграфическую бесплатную площадь для «умирающего» завода, чтобы те не подняли цену аренды, а альтовцы, в свою очередь, — очередного тиража. В результате Ксана зарабатывала копейки, а ее издание — сомнительный бонус в виде старых расценок. Она ненавидела такие «пустые» заказные материалы, но, пересилив себя, всегда доводила их до конца. Кажется, в этот вечер «дожать» статью не получится, и причина была слишком объективной, чтобы ее игнорировать — новый банк с французским капиталом.

Ксана напряженно вгляделась в поцарапанный монитор, пытаясь понять, что вдруг не так стало с текстом, который ей внезапно разонравился. Правильные мысли, с трудом собранные воедино и почти оформленные в слова, снова рассыпались, словно пластмассовые шарики из опрокинувшегося стаканчика. Чего там собирался достичь завод «Виолент»? Процветания и полного благополучия? Аллес капут! Она с раздражением оторвалась от экрана и повернулась к благоухающему французским одеколоном главреду, изображая полное внимание, даже натянула на лицо вымученную улыбку.

— Пал Палыч, почему бы не пойти Иннусе? Ваш заместитель всегда отлично выглядит и произведет на нужных людей самое нужное впечатление. У меня статья на завтра не готова!

— Ксана, — голос его стал ледяным, — мне лучше знать, кого из сотрудников посылать на такое ответственное мероприятие!

Главред на самом деле сильно лукавил. Длинноногая красавица Иннуся была и лицом, и фигурой редакции крымского филиала ведущего киевского журнала, успешно представляя бренд на всех пресс-конференциях. Банки, крупные торговые центры и прочая коммерческая «клубничка» были ее прерогативой. Почему надо было срочно заменить умницу Инну именно в этот вечер, Ксана решила не выяснять: с главредом лучше было не спорить. В редакции поговаривали, что к своему заму он был неравнодушен и даже несколько раз приглашал в ресторан на обед обсудить деловые вопросы. Это было смешно — все деловые вопросы легко решались в большом начальственном кабинете, но о своих догадках сотрудники предпочитали вслух не распространяться. Жена Цезаря вне подозрений! Может, Иннуся заболела или уехала в командировку? Хорошо бы навсегда. Какая разница? Приказ есть приказ…

Ксана вздохнула и, смирившись, глухо проговорила:

— Мне надо домой, переодеться, я уже не успеваю, — она намеренно подчеркнула слово «уже».

Главред оживился, его круглое лицо озарила широкая улыбка.

— Я вызвал такси. И оплатил. Машина подождет, пока ты приведешь себя в порядок. На обратную дорогу тоже закажешь такси. Они отлично платят, а наш бюджет трещит по швам. Фотографии будут. С тебя — детали, подробности, имена, — голос его внезапно смягчился, стал вкрадчивым, — Ксаночка, солнце мое, ну ты же знаешь… Лучше тебя никто не напишет такой объемный материал, ты моя самая крутая рабочая лошадка, на тебя вся надежда. Пойдем в кабинет, я тебе отдам факс из банка.

— Иду-иду, Пал Палыч.

Ксана выключила компьютер, взяла в руки сумку, настроение испортилось окончательно. «Кажется, загнанных лошадей в конце концов пристреливают. Ну почему я всегда соглашаюсь?»

…Погода в этот зимний вечер выдалась мягкая. Теплый декабрь, вопреки ожиданиям, был больше похож на начало осени, и только ночные морозы напоминали о том, что наступила зима. В Крыму климат был потрясающе непостоянным: на новогодние праздники в Ялте могли распуститься магнолии, а весной, как раз в пору цветения тюльпанов, выпадал тяжелый мокрый снег, ломая деревья и обрывая провода. Крымчане давно привыкли к местным аномалиям — никого не удивляла настоящая летняя гроза в декабре с молнией и громом или бледная луна, повисшая в полуденном небе прямо напротив солнца. Приезжие страдали от перепадов давления и мечтали поскорее покинуть этот разрекламированный турагентствами «благодатный» край — сырой и бесцветный зимой, невыносимо жаркий летом. Местным жителям погодные катаклизмы давно стали безразличны. Они научились философски относиться и к зимней слякоти, и к нестерпимой летней жаре, и даже к появлению НЛО, которые то и дело зависали в небе над горами, пугая деревенских стариков.

Александра, еще будучи школьницей, своими глазами видела настоящую летающую тарелку — с огоньками по борту тяжелого серого корпуса, которая бесшумно и величественно проплыла над городскими девятиэтажками в районе Московского кольца и исчезла где-то над полями с цветущей масличной розой. Видимо, кто-то у них там забыл включить защиту. Или поломалась. Ее рассказу о летающей тарелке никто, конечно, не поверил, да и самой верилось с трудом. Именно тогда маленькая Шурочка начала сочинять свои первые наивные фантастические рассказы, с успехом публиковавшиеся в школьной стенгазете. Странно, воспоминание о пришельцах почему-то встревожило Ксану, словно напомнило о том, что в скучном привычном мире всегда есть что-то еще, пугающее и незнакомое. Фантазерка!

Она стала смотреть в сумеречное небо.

Такси долго преодолевало городские развязки, до предела забитые транспортом в час пик, и, наконец, вырвалось, к окраине — в район Марьино, расположенный на холмах и замыкавший городские границы по дороге на Алушту. Совсем недавно Ксана, читая географический справочник, с удивлением узнала, что эти холмы, похожие на гигантские застывшие волны, назывались куэстами. Иногда их вершины казались ей похожими на горбатые спины синих китов, плывущих на юг. Она мечтала о том, что хорошо бы вместе с ними навсегда уплыть в дальние теплые моря и увидеть новые удивительные земли и страны. Но ей не то что уплыть с китами — даже на море в Николаевку удавалось выбираться крайне редко, и всегда с детьми. А так хотелось тишины, покоя, уединения…

Александра попросила водителя подождать, открыла ключом калитку. Небольшой двор казался заброшенным: в углу под крыльцом кучей были навалены лопаты, грабли и веники, высохшее деревце вишни некому было спилить, так и оставили до весны, под ногами валялись сухие листья, занесенные ветром. Убирать было некогда, а детей она заставить не могла: любой уборке они сопротивлялись так, словно вынести на помойку надо было по меньшей мере металлолом. Ксана грустно вздохнула, откинула носком ботинка в сторону мусор — надо самой взяться, пока не засыпало снегом.

Ее дом в декабрьских сумерках показался странно притихшим, затосковавшим, он поджидал свою хозяйку, словно соскучившийся за день верный пес. Ксана усмехнулась и подумала, что ее воображение до добра точно не доведет. Ну какой он пес? Это просто дом — уже старый, но еще добротный, с крылечком и небольшим навесом из жести. Когда-то ей очень хотелось соорудить второй этаж или крышу с мансардой, устроить там уютный кабинет, украсить его живыми лианами и в тишине писать книги. И чтобы обязательно была легкая фарфоровая чашечка с милыми розочками, из которой она сможет пить мелкими глотками настоящий китайский чай. Она давно придумала сюжет об Алисии, которая, похоронив отца, сбежала от злой мачехи, переодевшись парнем. Роман обещал быть увлекательным, Ксана даже написала на отдельных листах начальные эпизоды, но дальше первой главы дело так и не сдвинулось, Алисия по-прежнему жила где-то на задворках ее воображения. Ксана горько вздохнула: тоже мне, Джоан Роулинг! С текучкой бы на работе справиться! Мусор бы убрать!

На крыльцо выскочила десятилетняя Катя.

— Мамуля, привет! Я контрольную написала на четыре, меня похвалили перед всем классом! — она стала приплясывать от радости. — Ты меня отпустишь теперь с Женькой в парк?

Ксана обняла дочь, прижала к себе, с нежностью вдохнула запах ее светлых волос.

— Отпущу, заслужила! Только если твой Женька будет к тебе приставать, надеру ему уши.

Катя счастливо захохотала.

— Это она, девочка! Моя новая подружка! Они наши соседи! Их дом рядом с бабушкиным, с той стороны.

— Ну пойдем, простудишься. Мне опять на работу, я домой ненадолго. Вы ужинали?

Катя совершенно не к месту заныла, что папа отказывается помогать ей делать уроки, а сама она ничего не понимает, но, вспомнив про мультики, быстро успокоилась и убежала в свою комнату.

Выглянул из своей комнаты долговязый длинноволосый Рома, похожий на юного Дон Кихота — с худыми руками и ногами, еще очень некрасивый, сутулый, но уже обещающий лет через пять стать настоящим героем девичьих грез.

— Привет, мать. Бабуля накормила. А уроки я у Катьки сам проверю.

Ромка всегда был сам по себе, в семье держал нейтралитет, старался выглядеть независимым. На самом деле он был добрым ранимым мальчиком, тяжело переживал по поводу собственной внешности, любил и баловал капризную сестру, старался не огорчать бабулю. А вот отца он сторонился, и причину этой неприязни Ксана понять не могла. Неужели они тайком от нее ссорились? Она очень хотела надеяться, что Рома выдержит грядущие семейные неурядицы, и страшилась наступающего подросткового кризиса, с которым одна она точно не справится. Александра легонько поцеловала сына в лоб, тот отстранился и скорчил недовольную гримасу — ну что за телячьи нежности!

Ксана понимающе улыбнулась и пошла в спальню приводить себя в порядок.

К счастью, бывший муж с работы не вернулся, можно было немного расслабиться и подумать, что надеть. Судя по строгому выражению лица главреда, который настроился на предельно представительное мероприятие, ее внешний вид должен был быть сдержанным, но не чопорным. Ну что же, это не сложно. Строгая юбка чуть выше колен и белый шерстяной гольф с короткими рукавами выгодно подчеркнут рельефы фигуры — тонкую талию, сильную спину бывшей спортсменки, круглые плечи, руки с тонкими запястьями. Бабушкин серебряный кулон в виде сердечка добавит ее строгому образу едва заметную романтическую нотку. Так, немного духов, тени на глаза, новые сапоги на шпильках, купленные недавно на гонорар за статью о вертолетчиках. Все, можно идти к машине.

Ксана накинула легкое пальто и закрыла за собой дверь. Очередной прием, очередная статья, очередной гонорар. Жить не хотелось.

…Вечер был так себе. Он тянулся как патока и был таким же приторным — с классической музыкой струнного квартета, шампанским в высоких бокалах, молоденькими официантками в белых кокетливых передничках и бессовестно коротких юбках. Мягкая подсветка стен, живые цветы в плетеных корзинах, кожаная мебель теплого фисташкового цвета — все это создавало ощущение нереально богатой жизни, где, казалось, не было никаких забот о завтрашнем дне. На диванах расположились группы офисных сотрудников в костюмах, что-то увлеченно обсуждающих, лица их были внимательно-деловыми, но Ксана отлично знала, что их увлеченность наигранная — для фотосъемки. На самом деле все они мечтали вволю выпить и хорошо закусить за счет организаторов торжества и терпеливо ожидали этого момента, словно затаившиеся в засаде голодные звери.

От группы к группе переходил новый управляющий — импозантный мужчина лет пятидесяти. Был он навеселе, шумел, мужчинам энергично пожимал руки, демонстративно прикладывался к запястьям дам. Его сопровождала молоденькая блондинка в вечернем платье с растерянным лицом, на нее никто не обращал внимания. Ксана проводила их взглядом, искренне пожалев блондинку, которой выпивший шеф, видимо, уже порядком поднадоел.

Общество было довольно пестрым: банковские работники в строгой униформе, представители прессы, приглашенные бизнесмены с женами. Весь этот бомонд Ксана наблюдала вот уже который год подряд на всех презентациях, юбилеях и городских праздниках. Высший свет Симферополя особой элегантностью не отличался, лучшие его представители одевались дорого и безвкусно.

Правда, одна пара все же сумела обратить на себя внимание искушенной Александры. Полный низенький мужчина восточной национальности выделялся огромным перстнем с бриллиантом, огненно сверкавшим под современными светильниками. Девица была выше его на голову, болезненно худая, вся в золоте — одних только цепочек Ксана насчитала одиннадцать. Разные по форме и весу, они висели на руках, ногах и шее. Кожа у девицы казалась серо-коричневой, неестественного мертвенного оттенка. «Наверное, в Египте отдыхала», — подумала Ксана, не в силах оторвать от нее взгляд. Странными казались ее глаза — пустые, безжизненные, как будто слепые, и сама она выглядела неживой. Ее спутник громко смеялся, активно жестикулировал, беседуя с банковскими служащими, и везде водил ее за собой, словно куклу. Даже если бы Александра подошла и стала рассматривать ее в упор, девица, скорее всего, не обратила бы внимания. Она равнодушно глядела в стену поверх голов, словно перед ее внутренним взором до сих пор плыли желтые пирамиды вместе с потрепанным песчаными бурями сфинксом. Кажется, анорексичная красавица была под действием чего-то более сильного, чем шампанское, и эта догадка Ксану неприятно поразила.

Пресс-конференцию задержали на полчаса: ожидали гостей из местной Рады и французского представителя, который никак не мог добраться из Ялты, словно летел из самой Ниццы. Когда выяснилось, что француз не приедет, мероприятие запустили в бешеном темпе, нагоняя упущенное время, — всем давно хотелось к богато сервированным столам с коньяком, фруктами, жареными перепелами и замысловатыми канапе.

Наконец началась неофициальная часть. Гости с шумом окружили длинный фуршетный стол, сгрудившись в основном возле руководства банка. Ксана взяла бокал с шампанским, подошла к коллегам поздороваться. Знакомых на этом вечере оказалось много, но больше всего она обрадовалась давним приятелям. Вот Павлик Андреев из газеты «Время Плюс», вот Зиночка Струцкая из пресс-службы Совета министров. С Зиночкой Ксана с удовольствием поболтала о ее детях и муже, с бородатым Павликом — о возможном свидании под коньячок. Впрочем, о коньячке они договаривались на каждой рабочей встрече вот уже пять лет подряд. Это превратилось в своеобразный ритуал, сопровождавший их дружбу, но до коньячка дело так и не дошло. Отдав дань вежливости друзьям, Ксана с облегчением направилась в свободный от гостей конец стола, к зимнему саду с пальмами в кадках — подальше от банковских работников и представительных гостей. Там можно было наконец побыть в покое, спрятавшись за широкие листья темно-зеленой монстеры. И помолчать — слишком она устала за этот день, сил на разговоры больше не осталось.

Когда, предоставленная сама себе, она с наслаждением доедала третий бутерброд с вяленой белой рыбой и бездумно разглядывала цветущие орхидеи, ее кто-то легко тронул за обнаженный локоть. Это было так неожиданно, что Ксана испугалась и закашлялась, пластиковая фуршетная тарелочка в ее руках опасно накренилась, несколько маринованных грибочков с оливками просыпались на пол.

— О, извините, пожалуйста!

Приятный мужской голос за спиной испугал еще больше, она густо, до слез, покраснела. Перед лицом оказался галантно поданный бокал с шампанским, Александра залпом выпила половину. Помогло, кашель утих. Она с опаской повернулась к нарушителю своего гастрономического благополучия. Он был высок, коренаст, широк в плечах. Черные как уголь глаза, опушенные густыми короткими ресницами, темные волосы, смуглая кожа, узкий разрез век и чуть широковатые скулы подсказали ей, что у него были восточные предки. Монголы, башкиры? Да кто их, русских (а он был явно не местный), разберет? Но эти восточные черты придавали его лицу какое-то особое романтическое очарование, заставив ее сердце забиться сильнее. Фу, глупость какая! Но это было действительно необычное лицо, с этим нельзя было не согласиться. Таких лиц — умных, спокойных и немного ироничных — Ксана еще не встречала. Незнакомец ее удивил гораздо сильнее, чем приземистый восточный человек с бриллиантом на пальце и девицей в золоте.

Привыкшая подмечать детали, Ксана сразу обратила внимание на классические темно-серые брюки и белый хлопчатобумажный свитер простой вязки. Это выглядело намного дороже, чем банкетные костюмы гостей. Отсутствие украшений на пальцах и едва различимый запах мужских духов — именно духов, а не одеколона, — приятно изумили. О, да у него есть вкус! Какая редкость! Когда-то очень давно, на презентации новой косметической коллекции, заведующая брендового магазина «Натали» долго объясняла ей различие между духами и туалетной водой, предлагала тестеры, с гордостью рассказывала об эксклюзивных коллекциях. Тогда на эту беседу Александра убила почти два часа, от запахов закружилась голова. Зато теперь она по аромату могла различить уровень стоимости парфюма. Его парфюм стоил очень дорого. Все эти сумбурные мысли пронеслись у нее в голове буквально за секунду. Одновременно она пыталась понять, что хочет от нее этот симпатичный незнакомец. Интервью? Предъявит претензии к изданию? С кем-то перепутал? Ну уж точно не пригласит на свидание — слишком хорош!

Ксана внутренне подобралась и приготовилась к худшему.

— Чем обязана?

— Я Родион Беловерцев, один из директоров российской корпорации «Строй ИнвестМаркет». Здравствуйте.

— Вы извините, я несколько расслабилась. Моя работа закончена. Вот, решила перекусить, — она виновато покосилась на стол и с сожалением вздохнула.

— Какая досада! А я к вам как раз по поводу статьи! — произнес он с напускным огорчением, но в его глазах Ксана заметила лукавые огоньки.

Впрочем, ей, скорее всего, это привиделось, как привиделся ее собственный мимолетный интерес к нему. Этот мужчина был большой, уютный, обаятельный и совершенно непохожий на одинаково провинциальных фуршетных гостей. «Да, — с внезапной тоской подумала Ксана, — столичный шарм виден невооруженным глазом. Куда уж нашим местным миллионщикам!»

— Хорошо, я вас слушаю, — Ксана решительно поставила тарелочку и достала из сумочки диктофон.

— Александра Сергеевна, вас рекомендовали как профессионала. Мои партнеры в Москве хотят сделать хорошую рекламу в вашем издании, но лететь в столицу общаться с журналистами мне недосуг. Хотелось бы подготовить и согласовать текст на месте.

Ксана удивилась: «Надо же, называет по отчеству! Вежливый!»

Его смеющиеся глаза обладали невыразимой магической притягательностью — ей захотелось смотреть в них не отрываясь. Но вместо этого, словно предостерегающий восклицательный знак, в памяти нарисовался унылый образ бывшего супруга. Ну зачем она вышла за него замуж? И что с ним делать теперь? Как разрубить ее собственный гордиев узел проблем, разгрести авгиевы конюшни нищеты и выкинуть из жизни накопившийся мусор? Тогда можно было бы и такому красавцу улыбнуться — вдруг обратит внимание? А сейчас…

Прогнав грустные мысли, Ксана все же дежурно улыбнулась и приняла «рабочую стойку».

— Что конкретно вас интересует?

Неожиданно он рассмеялся так искренне, что Александра смешалась и подвернула ногу, уставшую от высокого каблука. В чем дело? Она сморозила какую-то глупость? Поди разбери этих московских! Он придержал ее под локоть широкой горячей ладонью, от этого прикосновения ее кожа покрылась мурашками. Да что это с ней сегодня?

— Не так серьезно! Только не сейчас!

Эта уставшая журналистка искренне забавляла Родиона Беловерцева. Из всех женщин — манерных, важных, деловых, глупых, с которыми он уже до хрипоты в голосе наговорился на банковском приеме, Александра Романова единственная была очень милой и непосредственной. Он заметил ее еще во время пресс-конференции, внимательно следил за выражением ее лица, а потом, хоть это было и не совсем корректно, наблюдал издали, как она сосредоточенно жевала свои бутерброды, повернувшись к залу спиной. Эта женская спина его почему-то сильно смутила. Обтянутая гольфом, с тонкой полоской лифчика, без единого грамма нависающего жира, ровная, точеная, она плавно переходила в очень тонкую талию и плотные широкие бедра. Ему вдруг совсем некстати подумалось, что женщина с такими формами могла бы, наверное, легко родить здорового ребенка. В отличие от его худосочной жены Виолетты. И тут же выкинул эту мысль из головы как абсолютно лишнюю, случайно залетевшую в голову от скуки. Когда он все-таки решился к ней подойти, она так трогательно смешалась и по-девически покраснела, что настроение Родиона Михайловича моментально улучшилось.

— Давайте сделаем так, — весело продолжил он, не обращая внимания на ее смущение, — я буду ждать вас завтра в своем офисе в одиннадцать часов утра, — и, словно фокусник, явил перед ней черную с золотым тиснением визитку. — Вот адрес. Только прошу вас, не задерживайтесь. Я пунктуален, деловых опозданий не люблю. Даже несмотря на ваше очарование… — и, внезапно взяв ее за кисть, поднес руку к губам и поцеловал кончики пальцев.

Это было аристократично и неуловимо интимно. Ксана застыла. Но он не стал наслаждаться ее изумлением, слегка поклонился и быстро ушел, оставив после себя волнующий мужской запах. «Что это было? Откуда он взялся?» — она растерянно посмотрела на стол и машинально взяла бутерброд с красной икрой. Сердце трепыхалось, словно напуганная птица, пальцы с бутербродом слегка дрожали. Стоп, успокойся! Это просто нервы, усталость, конец года! В конце концов, Беловерцев обычный и вполне ожидаемый, судя по уровню банкета, клиент, у каждого из них свои причуды. И не таких видали… Но как хорош! Она горько вздохнула, принялась за бутерброд и не почувствовала вкуса, лихорадочно пытаясь осмыслить случившееся. Впрочем, ничего и не случилось. На самом деле не случилось! Показалось…

Родион, умевший произвести самое выгодное впечатление на кого угодно, шел к машине в приподнятом настроении, чего не было с ним очень давно. Приветливо щелкнула сигнализация, открывая замки новенькой «ауди». Садясь за руль, он подумал: «Да, интересная… Удивительно естественная… Диковатая, правда, манерам не обучена… Но огонек чувствуется… Надо будет обратить на нее внимание при встрече. Может, зимне-курортный роман выйдет, а то совсем тут мхом зарос».

Машина бесшумно вырулила со стоянки на центральный проспект, смешалась с транспортом. На Симферополь опустилась долгая зимняя ночь — последняя спокойная ночь и для нее, и для него.

— Привет, Лекса.

Георгий Романов произнес эти слова равнодушно, словно перед ним по кухне передвигалась механическая кукла. Он с недовольным лицом сел за стол и раскрыл газету «Аргументы и факты». На соседний табурет тут же взгромоздился тощий рыжий кот Рэмбо с исцарапанной мордой и подставил хозяину ушастую голову, которую тот начал теребить пальцами свободной руки. Ксана раздвинула занавески, закрывавшие широкое окно с тремя толстянками на подоконнике. Раннее утро, еще барахтавшееся в сумерках, стыдливо заглянуло в ярко освещенную кухню и застеснялось своей бесцветности. В помещении сделалось тоскливо, захотелось снова задвинуть темные занавески, но она не стала этого делать. Лучше не будет.

Каждое утро Александра Романова неизменно просыпалась на рассвете, чтобы приготовить Георгию завтрак. Зачем она продолжала это делать с таким завидным упорством после развода, ей было непонятно — будто действовал в ней какой-то чудовищный низменный рефлекс, выросший раковой опухолью из чувства собственного несовершенства. Ей даже в голову не приходило вволю поспать, пока он собирался. Будто она все еще надеялась, что именно этим утром выйдет к ней совсем другой мужчина — тот, в кого она когда-то безумно влюбилась студенткой, тот, с кем она и сейчас с наслаждением провела бы долгую жаркую ночь где-нибудь на побережье, если бы он захотел. Но бывший муж ее не хотел. Жена с нескончаемыми семейными проблемами ему давно надоела, и никакой благодарности за ранние завтраки он не проявлял, воспринимая их как обслуживание в гостинице «все включено», которое заранее оплатил самим фактом женитьбы.

Ксану невыносимо раздражала глупая кличка «Лекса». Ее бывший муж считал это собачье имя чуть ли не верхом остроумия — он его произвел от названия автомобиля «лексус». Еще больше ее раздражал кот, которого надо было постоянно спихивать с табурета. Ксана до боли в зубах ненавидела, когда Георгий скармливал ему из своей тарелки кусочки еды, хотя хорошими манерами владел в совершенстве. Он явно делал это ей назло. Кот утробно урчал, чавкал, жадно пожирал пищу, а потом по-хозяйски ставил лапы на стол, требуя еще. Обычно Ксана не выдерживала, хватала зверюгу за загривок и выкидывала на улицу. Кот отряхивался и, задрав хвост, гордо уходил прочь. Жорика, как за глаза называла его теща, Ксанино раздражение внешне никак не задевало, он даже делался довольным, слегка улыбаясь кончиками узких губ.

Бесполезные для Ксаны отношения тянулись из года в год, с переменными проблесками временного спокойствия между очередной его влюбленностью и мрачным состоянием поиска новой пассии, когда ему приходилось выходить из зоны комфорта героя-любовника, временно оставаясь в одиночестве. В глубине души Ксана надеялась, что встретит он, в конце концов, свою единственную даму сердца и навсегда исчезнет из ее старенького дома, оставив бывшую жену собирать осколки разбитого им сердца. Но жизнь проходила, никаких значимых перемен не происходило ни у него, ни у нее. Во всяком случае, иногда он становился милым и даже помогал по хозяйству.

В такие моменты Ксана неосторожно расслаблялась, начинала ему доверять, потому что доверять было больше некому. А вдруг всё волшебным образом станет прежним, он одумается? Но Жорик именно в такой момент с неумолимостью камнепада обрушивал на нее совершенно гадкие слова, в одну секунду выбивал почву из-под ног, низводил до унизительного положения глубоко презираемой дуры, неспособной на нормальное общение с ним и детьми. Все сложнее и сложнее ей становилось защищаться от его изощренного хамства, тонко прикрытого легкой иронией: «Ну, подумаешь, а что тут такого? Дорогая, разве я тебя обидел? Тебе явно показалось!» Почему-то Жорик выбирал для экзекуции именно те дни, когда она особенно сильно уставала, нуждалась в защите и уже не могла воспринимать его слова спокойно. Она не знала, как реагировать: плакать, равнодушно молчать или огрызаться. Одинаково больно было во всех случаях.

В октябре, когда Жорик в очередной раз вернулся домой выпивший, в губной помаде и с запахом дорогих французских духов, исходившим от его идеально выбритых щек, Ксана, промаявшись бессонную ночь, с утра направилась к юристу и попросила написать исковое заявление о разводе. Узнав о ее намерениях, Жорик сделался ласковым, умолял одуматься, пугал детьми. Смертельно уставшая Ксана оказалась непреклонной, ей было безразлично, что произойдет дальше — лишь бы развестись. А там хоть трава не расти!

Почувствовав ее состояние, он не стал перегибать палку, покладисто согласился и предложил ежемесячное пособие в обмен на молчание. Больше всего на свете Георгий боялся быть виноватым в глазах окружающих, и уж тем более — брошенным женой. Вот если бы Ксана загуляла и он первый подал на развод, он мог бы надеть маску обиженной невинности и показать всему городу, с каким коварством ему приходилось мириться долгие годы. Но жена, к сожалению, не гуляла. Ксана, до предела издерганная неопределенным будущим, все еще зависимая от него эмоционально, согласилась на «пособие»: заработанных в редакции денег не хватало на то, чтобы кормить и одевать детей. Месяц после развода прошел, наступил декабрь, а «пособия» так и не было.

Когда Георгий допил кофе и уехал на работу, Ксана некоторое время постояла у окна, будто он мог вернуться. «Что делать? Как жить дальше?» Из головы не выходил Родион Беловерцев, так неожиданно прикоснувшийся сухими горячими губами к ее пальцам. Хозяин жизни, он мог позволить себе смутить, обескуражить, застать врасплох. Хуже всего было то, что она допустила это сама — очарованная его обаянием, потеряла бдительность и не сумела вовремя отразить атаку. Теперь у нее осталось стойкое ощущение, что Беловерцев, словно искусный в обольщении охотник за женскими душами, успел за это короткое время проникнуть в ее сердце и прочно занял там свое место, как когда-то это сделал Жорик. На то, чтобы понять, каким на самом деле подлецом был ее муж, ушло пятнадцать лет. Сколько уйдет времени на то, чтобы избавиться от нового непрошеного гостя и собственной влюбленности, если она вдруг случится? И что будет с самой Александрой, что останется от ее сломленной души?

…Ксана допила кофе и разбудила детей. Почему-то именно утром они, сонные и недовольные, начинали изводить ее особенно сильно. У них тоже, как у Жорика с Рэмбо, был повторяющийся изо дня в день ритуал. Четырнадцатилетний Рома, считая все «полным отстоем», сбрасывал одежду на пол, отказывался заправлять постель, демонстративно молчал. В его присутствии Ксана униженно чувствовала себя частью этого «отстоя». Десятилетняя кокетка Катя постоянно просила новые джинсы с дырками на коленях, блестящие кроссовки со стразами, гламурный ранец. Прекрасно понимая, что не получит требуемое, она ныла, упрекала мать в том, что та ее не любит, иногда безутешно рыдала. Все это было таким же постоянным, как восход и закат солнца, как привычная безнадежность, в которой Ксана обессиленно барахталась уже много лет. Каждодневные семейные сцены лишали ее сил и заставляли проживать каждое утро сжав зубы — чтобы не разрыдаться от обиды. Вместо любви к собственным детям она испытывала накатывающее волнами глухое раздражение. Это пугало, заставляло чувствовать себя отвратительной матерью. Женщина презирала себя за невозможность исправить ситуацию — Рома и Катя ее не слушались и, как ей казалось, снисходительно терпели, воспринимая все просьбы в штыки.

Ровно в восемь дети ушли в школу. В доме наступила, наконец, благословенная тишина. Александра вошла в спальню, села возле зеркала, задумалась. На душе было тревожно. Она боялась себе признаться, что эта тревога, словно заноза, сидела в ней давно, будто что-то должно было вот-вот случиться. «Да нет, — успокоила она сама себя, — это всего лишь сложный тринадцатый год, единственный в столетие. Скоро он закончится, и все наладится». Но мысли были сумбурные, какие-то несуразные. Ксана вдруг подумала, что там, на небесах, — добрых, домашних, нежных женщин специально заставили страдать, лишив их любви близких. Нет, глупости! При чем тут небеса, если она сама не в состоянии дать себе ладу? Например, выгнать из дома Жорика, приструнить детей, потребовать более высокую зарплату. Это ведь возможно! Надо только собраться с духом, топнуть ногой, сделаться суровой и твердой, отбросив прочь дурные сомнения. Получилось же с разводом! Нет, ничего не выйдет, она не боец — заскулит уже на третий день от тоски.

«И что мне делать? Оставить все как есть и ждать у моря погоды? Ну что ты молчишь, дурочка?»

Из зеркала на Ксану пристальным взглядом смотрела молодая женщина, находившаяся как раз в том благословенном возрасте, когда должны были оставаться силы и на любовь, и на работу, и на семью. Вьющиеся светлые волосы, темные брови, чистая кожа, чуть великоватый, но никак не портящий ее нос с горбинкой, высокий лоб. На вид — тридцать пять, на самом деле больше. Только вот глаза как будто пеплом присыпаны, уголки губ опущены, горестные складки возле крыльев носа уже не убрать. Совсем скоро — кризис сорока…

«Что вы знаете о кризисе сорока?..» Ксана знала только то, что ей давно неинтересно жить, и это пугало больше всего на свете. Выгонять Жорика, воспитывать детей, требовать повышения зарплаты — не-ин-те-рес-но! Должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, способное заставить ее покинуть свое слепое убежище и увидеть, как на самом деле привлекателен мир вокруг. Но никакая сила не могла принудить ее что-то сделать для себя, словно она уже давно навсегда застыла в аморфном состоянии полного безразличия, как муха в куске янтаря. Наверное, именно поэтому и родился довольно наивный сюжет про Алисию — не имея сил и желания что-либо менять, она придумала для своей героини несуществующую землю, на которой она, пройдя все испытания, обязательно станет счастливой.

Ксана слабо верила в загробную жизнь, но иногда, засыпая, фантазировала, что после смерти обязательно окажется в придуманном мире и будет там счастлива. Какая чушь! Ни один вымышленный сюжет не заменит реальной жизни, а параллельные миры — прерогатива фантастов, но никак не ее, Александры Романовой. Да и сюжет слабенький — так, помечтать. Чтобы совсем не сойти с ума от бессилия.

Надо было подготовиться к встрече с Беловерцевым. Ксана взяла ручку, блокнот, устроилась возле окна. Вспомнив о том, как неловко повела себя на фуршете, покраснела, но тут же сердито нахмурила брови. Кто она — и кто он? Подумаешь, потешился барин! Она даже притопнула ногой от накатившей злости, которая в тот же момент сменилась отчаянием. Все они — главред, Иннуся, Беловерцев, ее муж — находились на другой стороне бездонной пропасти, которую ей, Александре Романовой, не преодолеть никогда. Классовое и гендерное разделение в ее мире было жестким, все преференции отдавались мужчинам, с женщинами жалостливо сюсюкали, будто сама способность к деторождению была неким постыдным, но необходимым обязательством перед обществом. Конечно, мужчины, скрепя сердце, признавали права своих подруг и сотрудниц, но всеми силами старались не пропустить их вперед. Нет, без посторонней поддержки ей никогда не пробиться к высотам карьеры, даже если она будет работать день и ночь. Да и что она умеет, кроме написания заказных статей? Может, завести богатого любовника, как Иннуся? Но это было страшно.

Ксане все было страшно, и этот страх давно стал ее необходимой частью, полностью поглотив желание жить.

…Офис филиала российской корпорации «Строй ИнвестМаркет» расположился в высотном здании «Градостроя», недалеко от площади Куйбышева. Это была одна из самых загруженных транспортных развязок Симферополя, парковочные места здесь были везением, перед кольцом всегда скапливались автомобильные пробки. Иногда эти пробки пытались разрулить регулировщики, демонстрируя видимость активной деятельности, но почему-то в этом случае поток машин становился еще плотнее. Толпы горожан, подобно ручьям после паводка, заполняли каждое свободное пространство тротуаров, стекали в подземные переходы и снова выплескивались на поверхность. Это безостановочное и, как казалось Ксане, бессмысленное движение нестерпимо раздражало. Хотелось выпасть из непрерывного потока, не двигаться вместе со всеми, но это было так же невозможно, как невозможно было его остановить.

Она подошла к входу и, подняв лицо вверх, засмотрелась на застекленный фасад. Десятиэтажное здание стремительно взлетало к небу. Крыша, унизанная пучками антенн и спутниковыми тарелками, подпирала его своей макушкой, в стеклах отражались проплывающие над зданием облака. Ксане стало интересно: знают ли об этих отражениях сидящие внутри люди? Вряд ли. Иначе они непременно почувствовали бы себя небожителями. Она тихо рассмеялась, вошла внутрь, показала охраннику удостоверение и направилась к лифту. Настроение почему-то стало приподнятым, будто предстоящая встреча таила в себе некое обещание. Ксана отбросила прочь странные мысли и, пока лифт поднимался вверх, постаралась сосредоточиться на визите.

Итак, в последнее время российские компании вырастали в Крыму словно грибы после майского дождя, везде открывались офисы, филиалы и представительства. Похоже, началась очередная волна инвестиций. Что инвесторам пообещали местные власти, которые были уже не совсем местные, а больше донецкие, залетные? Землю на побережье? Долю? Бюджетное финансирование? Эти и многие другие неудобные вопросы Александра Романова хотела бы задать Родиону Беловерцеву. Ей было любопытно, что ответит один из московских гуру строительного бизнеса, который наверняка был посвящен в хитросплетения крымского градостроения. Скорее всего, будет мастерски увиливать, произносить обтекаемые фразы, обещать Крыму непременное процветание. Конечно, рассчитывать на долговременные финансовые вложения в строительство новых промышленных комплексов от москвичей было бы наивно — все равно что ждать от людоеда цивилизованного предложения выйти замуж. Их в Крыму больше всего интересовал Южный берег — кусок лакомый и хорошо продаваемый. Но, в любом случае, статью ей придется сочинить хвалебную, с обещанием светлого будущего для родного полуострова, если российский бизнес в лице господина Беловерцева примет участие в его благоустройстве.

При этом и местных обижать нельзя. Руководство «Градостроя», давно ставшего единственным крымским строительным монополистом и уже начавшего отпочковывать от себя новые корпорации, крайне ревностно относилось к конкурентам. Ну что ж, и о конкурентах, и о крымском бизнесе Ксана напишет довольно дипломатично, статья получится солидная. А это означает, что к празднику у нее будет премия и, возможно, новое кашемировое пальто — нежного песочного цвета, с обшлагами, модным воротником «апаш» и мягким поясом.

В приемной оказалось светло и очень современно — дизайнеры постарались на славу. Юная секретарша, похожая на школьницу, вежливо предложила ей подождать. Ксана молча кивнула, устроилась в кожаном кресле и с разочарованием подумала, что Беловерцев, как и все избалованные вниманием сорокалетние мужчины, не оригинален в выборе помощницы. Листая журнал, она стала ее исподтишка рассматривать. Девушка работала с таким усердием, будто вычисляла траекторию полета ракетоносителя. Ее лобик сосредоточенно сморщился, ровная спинка напряглась — просто идеальный образец офисной исполнительности! Ксана искренне позавидовала ее молодости и тому, что впереди у этой девушки еще целая жизнь. Возможно, счастливая…

Долго ждать не пришлось — Беловерцев сам вышел навстречу. В этот раз был он одет строго, но улыбнулся так же приветливо, как на фуршете, и сразу пригласил в кабинет. «Какая искусная маска, — с досадой подумала Ксана, — сплошное очарование! Видимо, ему нужно очень хорошее интервью. Ну что же, а мне нужны деньги. Значит, договоримся». Она села за стол, перед ней появился поднос с кофе в миниатюрных чашечках. Ксана вежливо поблагодарила, чуть пригубила — кофе был густым, словно желе, и горьким до неприличия. Ей показалось, что Беловерцев из-под приспущенных век наблюдает за выражением ее лица. Она запила тягучую черную жидкость ледяной водой из тяжелого хрустального стакана, и от этого простого действия почему-то стало очень спокойно на душе, словно дорогой эспрессо развеял все сомнения, окончательно убедив ее в добром расположении хозяина кабинета.

После согласования финансовых вопросов (в которых Беловерцев был подозрительно сговорчив) Ксана достала блокнот, как можно теплее улыбнулась и включила диктофон.

— Родион Михайлович, давайте приступим к беседе.

— О нет, Александра Сергеевна! Я не буду сегодня занимать ваше драгоценное время.

Александра искренне удивилась.

— А интервью?

— Через несколько минут начнется внеплановое совещание, нам не дадут спокойно поговорить. Вот здесь, — он подал ей белую пластиковую папку, — информация о нашей корпорации, сегодня как раз ознакомитесь, можете начинать писать. А завтра я приглашаю вас на обед. В тринадцать ноль-ноль, ресторан «Княжа Втиха» на набережной. Будет достаточно времени, чтобы поговорить по душам, — он неожиданно заговорщически улыбнулся. — Вас же интересуют характеры, оригинальные случаи, сплетни, мои личные интересы в Крыму? Об этом можно беседовать только в неофициальной обстановке, с бокалом легкого вина, согласны? — Ксана растерялась, пытаясь быстро сообразить, какой ответ в этой ситуации будет корректным, но Беловерцев уже поднялся со своего места. — Ну что, придете?

Ксана постаралась сделать приветливое лицо, ничего другого ей не оставалось — хозяин кабинета мастерски озадачивал ее каждую минуту разговора, не давая времени осмыслить ситуацию. Счет, без сомнения, был в его пользу.

— Да, конечно.

— Вот и хорошо, — он протянул ей руку.

Александра кончиками пальцев чуть пожала большую ладонь и вышла из кабинета с деревянной спиной, чувствуя позвоночником его пристальный взгляд. На лице гостьи было написано такое искреннее недоумение, что встретившая ее у двери секретарша тоже удивилась, даже слегка приоткрыла ярко накрашенный ротик. Беловерцев остался на месте, возле стола, лицо его стало мрачным. «Идиот, что ты к ней прицепился? Скучно тебе в Крыму?» И сам себе ответил: «Омерзительно скучно. Провинциально, безвкусно и грязно. Впрочем, один обед с хорошенькой умной женщиной погоды не сделает. Может, хоть узнаю, умеет ли она искренне улыбаться. Было бы занятно растопить ее лед…»