Горячий ключ

Ирина Мельникова, 2000

Вертолет сорвался со скалы и рухнул в ущелье. Кто мог знать, что на борт проникнут бандиты и заставят посадить машину в горах, возле базы наркодельцов… Пилот Артем Таранцев порадовался – спаслась большая часть пассажиров, летевших на отдых в санаторий Горячий Ключ. В том числе и красавица Ольга – еще во время полета Артем обратил на нее внимание. Как же теперь выжить в глухой тайге, ведь они остались один на один с бандитами, которым вовсе не нужны свидетели! Но, несмотря на всю сложность ситуации, Артем никак не мог заставить себя не думать об Ольге…

Глава 9

И в эту ночь Артем опять спал неспокойно, хотя был сыт и лежал на подстилке из пихтовых веток.

В полночь ему предстояло сменить на вахте Синяева, и он даже обрадовался, когда его время подошло.

Он натянул куртку и прихватил с собой меховой жилет Каширского, который тот еще с вечера предложил ему надеть. Дождь прекратился, но было очень сыро и холодно, и жилет из овчины должен как раз пригодиться во время дежурства. Сам хозяин жилета не спал, сидел у костра и делал какие-то пометки в записной книжке. Увидев, что Артем поднялся, Каширский помахал ему рукой, но ничего не сказал.

Ночной воздух был еще холоднее, чем думал Артем. И, выйдя из тепла, он зябко поежился.

Он дошел до поворота, где нужно было сойти с дороги, и направился к расположенному неподалеку большому камню, который выбрал Шевцов в качестве наблюдательного пункта. Синяев должен был находиться в небольшом укрытии почти на самой вершине этого камня и не мог не слышать приближения Артема. Однако никаких признаков пребывания часового на посту Артем не обнаружил. Он негромко окликнул:

— Петр Григорьевич!

Никто не ответил.

Артем осторожно обошел камень, силуэт которого четко вырисовывался на фоне ночного неба.

И тут заметил странное, непонятно откуда взявшееся возвышение на одном из выступов камня.

Вскарабкавшись вверх, он расслышал приглушенный храп. Артем потряс Синяева за плечо и услышал, как, звякнув о камни, скользнула вниз пустая бутылка. Синяев был пьян, и не просто пьян, а мертвецки.

— Ну, ты и сволочь! — Артем в ярости принялся хлестать Синяева по щекам, но без особого результата. Синяев бурчал что-то, нечленораздельно ругался, но в себя не приходил. — Надо бы тебя бросить здесь, чтоб ты сдох к утру от холода, — прошипел Артем со злостью, поняв всю тщетность своих попыток привести в чувство мерзавца.

Он знал, что, конечно же, не бросит хотя и пьяного, но беспомощного человека, однако знал и то, что не в его силах, с раненой спиной, дотащить Синяева до лагеря.

Артем внимательно оглядел дорогу, мост, прислушался… Все было спокойно, ни звука не доносилось с противоположного берега. Тогда он слез с камня и пошел к лагерю. Каширский по-прежнему не спал и с удивлением уставился на возникшего у входа в пещеру Таранцева.

— В чем дело? — спросил он настороженно и поднялся на ноги.

— Синяев в полной отключке, — сказал Артем хмуро. — Нужно как-то притащить его сюда. Один я с этой тушей не справлюсь.

— Сердце? — обеспокоился Каширский, натягивая ботинки, сохнувшие около костра.

— При чем здесь сердце? — скривился Артем. — Ублюдок просто-напросто нажрался до поросячьего визга.

Каширский что-то сердито пробормотал в усы и спросил:

— Но где он умудрился раздобыть выпивку?

— Вероятно, был у него кое-какой запас. Видать, припрятал, когда чемоданы потрошили. — Артем усмехнулся. — До моей фляжки ему в жизни не добраться. Я ее пуще глаза берегу, на крайний случай.

— Ладно, — махнул рукой Каширский, — пошли, попробуем притащить мерзавца сюда.

Но это оказалось нелегким делом. Синяев был крупным, тучным человеком, а алкоголь сделал его тело совершенно безвольным. Но все же им удалось дотащить его до лагеря и без каких-либо церемоний бросить на подстилку из веток. Каширский, задыхаясь, проговорил:

— Этот идиот подставит всех нас, если не будем следить за ним как следует. — Он немного помолчал и предложил: — Давайте я пойду с вами. Я все равно не засну, а две пары глаз лучше, чем одна.

Они вернулись к камню, вскарабкались на него, легли бок о бок и принялись вглядываться в темные склоны гор и более светлую полосу дороги. Прошло минут пятнадцать. Все оставалось по-прежнему — ни шороха, ни огонька…

Каширский первым нарушил молчание:

— Кажется, все в порядке. — Он поворочался и сменил позу. — Артем, вы бывший военный летчик?

— Бывший, — усмехнулся Артем, — а как вы догадались?

Профессор молча пожал плечами, потом неожиданно спросил:

— Афганистан?

— Афганистан совсем немного, — процедил сквозь зубы Таранцев, — больше — Чечня! И еще два осколка, один в спине, другой — в ноге… — Он искоса глянул на Каширского. — Я этих гадов мочил и мочить буду. Это ж самые распоследние твари, нелюди, каких еще поискать надо!

— Нельзя так, Артем, — мягко сказал Каширский, — раньше я часто бывал на Кавказе и видел всякое…

— Я тоже видел, — глухо сказал Артем, — и что они с пленными делают, видел, и рабов видел, почище тех, что в этой яме сидят. Думаете, этим козлам свобода нужна, независимость? Вон она — вся их свобода и независимость! — Он кивнул в сторону распадка, откуда тянуло специфическим запахом. — Зря Шевцов запалил наркоту. Они его теперь из-под земли достанут, чтобы отомстить. Такие деньги на ветер пустил!

— Возможно, — вздохнул Каширский.

Они замолчали на некоторое время, потом Артем спросил:

— А вы чем конкретно занимаетесь?

— Я — доктор исторических наук. Моя диссертация посвящена вопросам становления государственности у древних тюрков. Очень люблю эпоху Чингисхана. Знаете, у него был своеобразный кодекс чести, которому он неукоснительно следовал. Думаю, современные мужчины нашли бы в нем много чего полезного для себя, хотя бы для размышления. Главное, что я взял оттуда и по мере сил следую этому, — одна из заповедей, по которой жил Чингисхан: «Боишься — не делай, сделал — не бойся!» Сильно сказано, не правда ли?

Артем хмыкнул, но ничего не ответил. А Каширский зевнул и произнес:

— Ну ладно, пойду, пожалуй, посплю немного, если смогу, конечно. Евгений Александрович сказал, что завтра рано вставать.

Он ушел, а Артем остался лежать, всматриваясь в темноту и думая о последней своей войне — кавказской. Именно она стала поворотным этапом в его жизни. До нее он шел уверенно вверх — академия, награды, новые звездочки на погонах, а после началось скольжение вниз — к Арсеньеву, а теперь — сюда. Интересно, чем эта эпопея для него закончится?

Мысли о войне безжалостно проявили в памяти лицо той, чье имя он пытался забыть навсегда. Женщины, которую он когда-то безумно любил и которая предала его в самый тяжелый момент его жизни.

Артем до сих пор помнил строчки из ее письма, которое он получил перед вылетом на операцию. И он успел его прочесть, стоя на вытоптанном кукурузном поле, заменявшем им аэродром. Это было вполне обычное письмо, и в нем Артему вполне буднично сообщалось, что они — взрослые люди и поэтому должны действовать разумно и рассуждать трезво. Эта женщина пыталась скрыть среди рассуждений то, что он расценил не иначе как подлость, — до пошлости банальную измену.

Позже, вспоминая об этом, Артем обнаружил даже долю юмора в случившемся. В самом деле, он сражался на непопулярной войне, а в это время какой-то штатский хмырь увел его жену, увез ее в другой город… Артем ни разу не пытался узнать ни его фамилию, ни какие-то другие подробности из личной жизни бывшей супруги. Но все это было после, а тогда он читал письмо, стоя на стылой чеченской земле, и ему было не до смеха. Через пять минут он поднял свой вертолет в воздух, а через полчаса уже утюжил «зеленку», в которой засели боевики.

Он вошел в этот бой с некоторым сдвигом в сознании и с полным отсутствием благоразумия.

За несколько минут расстрелял весь боекомплект, превратив «зеленку» в некое подобие ада.

И лишь огненная вспышка, пробившая корпус вертолета, на некоторое время вернула ему способность размышлять трезво, как советовала ему та сука, которую всего лишь час назад он считал своей женой.

Снаряд разорвался за их спиной, второму пилоту оторвало голову, а Артема выбросило из кабины и спасло лишь то, что он упал на копну старой соломы и не сразу потерял сознание. Истекая кровью, он отстреливался от боевиков из пистолета. Но видно, удача еще не окончательно покинула полковника Таранцева. Ребята из спецназа успели-таки вытащить его из костра, в который превратилась копна, подожженная боевиками…

Артем не любил вспоминать, что произошло тогда и тем более — после. В госпитале он попал сначала в руки хирургов, а затем за него взялся психиатр. Он старался вовсю, но не смог разрушить тот панцирь безразличия, в который Артем замкнулся, а позже уже не сумел разбить изнутри.

Так и пошло-поехало: госпиталь, пенсия, работа, сначала неплохая, потом все хуже и хуже, пока не дошел до «АвиаАрс». И выпивка, почти ежедневная, и все больше и больше, чтобы заполнить саднящую душевную пустоту.

Он беспокойно пошевелился и вдруг услышал звяканье бутылки. Пошарил среди камней, поднял ее и удивленно присвистнул. Бутылка была цела, и в ней оставалось еще немного, пальца на три, жидкости. Он улыбнулся. Напиться этим было нельзя, но выпить, наверное, стоило. Однако, когда по его жилам растеклось алкогольное тепло, он почувствовал себя виноватым.

* * *

Когда Синяев проснулся и увидел стоявшего над ним Артема, то моментально впал в воинственное расположение духа. Поначалу он хотел попросту защищаться, но присущий каждому трусоватому человеку агрессивный инстинкт все же взял верх.

— Мне от вас ничего не надо! Мне плевать на всех! — Он попробовал встать на ноги, но тут же вновь рухнул на лежанку. — Проваливайте все! — закричал он с истеричными нотками в голосе. — Знали бы вы, с кем имеете дело!

Артем молча смотрел на него. На душе было муторно. Он не испытывал никакого желания выговаривать Синяеву за его поведение, укорять за пьянство на посту. В конце концов, они были членами одного общества — алкашей-одиночек. И от этого он чувствовал себя более чем скверно.

Шевцов вышел из-за его спины и так же молча уставился на Синяева. Желваки заходили у него на скулах, и это, видно, крепко испугало Синяева.

— Проваливай отсюда! — завопил он и, вскочив с лежанки, попытался оттолкнуть Шевцова с дороги.

— Ну, уж нет! — процедил сквозь зубы Евгений. — Кое-что от меня тебе получить придется! — И, приблизившись к Синяеву, отвесил ему звонкую затрещину.

Тот осел назад на лежанку и уставился на Шевцова со страхом и удивлением одновременно.

Его рука потянулась к покрасневшему уху. Он собирался что-то сказать, но Шевцов, наставив на него палец, рявкнул:

— Заткнись, сволочь! Еще одно твое слово, и я сделаю из тебя котлету! Давай-ка отрывай свою толстую задницу от лежанки и марш на мост работать! И если будешь отлынивать, пеняй на себя!

Ярость Шевцова, несомненно, отрезвила Синяева. Вся его воинственность куда только подевалась.

— Простите, я не хотел… — начал он виновато.

— Заткнись, я тебе сказал! — повторил Шевцов с еще большей злостью и повернулся к остальным мужчинам: — Идем сейчас к мосту. Солнце еще не встало, но уже достаточно светло.

— Артем Егорович! — закричал вдруг снаружи Пашка, наблюдающий за мостом от входа в пещеру, и голос его звучал ликующе. — Евгений Александрович! А моста ведь нет!

— Что за черт? — переглянулись Артем с Шевцовым и выскочили из пещеры. За ними поспешили остальные и остановились в удивлении.

Еще вчера самая обычная горная река превратилась в ревущее, беснующееся от ярости чудовище.

Волны ее перекатывались через жалкие остатки моста. Стихия на этот раз пришла на помощь людям, сделав за них то, что оказалось им не по силам накануне.

— Снег! — закричал Шевцов радостно. — Вчерашний дождь ускорил таяние снегов в горах, вот вода и поднялась так стремительно! Ну, теперь этим ублюдкам долго не перебраться на нашу сторону.

Стоящая рядом с Артемом Ольга улыбнулась ему и спросила:

— Вы не поможете мне принести консервы? Пора готовить завтрак.

Он улыбнулся в ответ:

— С удовольствием.

— Тогда проводите меня до сторожки.

Она опять улыбнулась Артему, и он подумал, что готов отнести ее на руках хоть на край света, но представил, как она удивится и тут же перестанет улыбаться, и решил повременить с подобным предложением, хотя и не сбрасывать его со счетов.

Конец ознакомительного фрагмента.