Монастырь дьявола

Ирина Лобусова, 2014

Если в стене старинного замка вдруг приоткрылась дверь, это еще не значит, что в нее нужно входить. Существует средневековая пословица: «дьявол обожает монастыри». Особенно те, за стенами которых скрывается страшная тайна, уходящая корнями в глубокое средневековье, и начавшая жизнь заново в современности. Отправляясь в автобусное путешествие по средневековым замкам Европы, главный герой ничего не знал о дверях, открытых в стене. После катастрофы автобуса, вместе с двумя случайными спутниками, он находит заброшенный замок в лесу. В замке происходят мистические события – главному герою предстоит спасти древнюю рукопись и странный крест, чтобы исполнить древнее пророчество. Трагедия его семьи тесно переплетется с трагедией двух женщин, жительниц средневекового городка, бывшего прежде на месте замка-монастыря, двух женщин – матери и дочери, однажды столкнувшихся с инквизицией.

2009 год, рассказ врача

«Наверное, действительно лучше заговорить об этом, пока мы хоть как-то не откроем эту дверь. Дело в том, что я уже видел такие картины…. Как те картины, что на стенах. Это случилось очень-очень давно, и произошло там, где я родился — в небольшом поселке в Смоленской области, в России. Это был крошечный, Богом забытый поселок посреди густого, темного леса. Зимы в тех краях были суровые, с крепкими морозами и множеством снега, который так уютно поскрипывал под ногами по вечерам, когда на белый покров падал тусклый свет ламп из окошек. Было очень страшно ходить вечером, зимой, в темноте, в густом лесу, примыкающем вплотную к домам. Большинство жителей с наступлением темноты предпочитали запираться у себя. Но ко мне это не относилось. Ко мне и еще нескольким, самым отчаянным мальчишкам. Я был очень любопытным и подвижным ребенком. Мне шел десятый год. Отец мой умер, когда я был совсем маленьким, а мать день и ночь работала, чтобы прокормиться. Днем она работала в поле, а по ночам шила. Поэтому почти все время я был предоставлен самому себе. Наш домик был беднее всех остальных. Покосившиеся стены, прохудившаяся крыша да крыльцо, где провалились ступеньки. Сколько раз я перелетал через это крыльцо на ходу, вываливаясь из дома в поисках новых приключений. Вместе с компанией таких же сорванцов мы облазили все окрестности, и знали все вокруг как своих пять пальцев. В нашем поселке на самой окраине, возле реки, был заброшенный дом.

Окраина села в поселке пользовалась дурной славой. Когда-то там было много домов, но потом жители бросили их, и дома постепенно превратились в руины. Но один дом был более крепкий. И он сохранился в виде, вполне пригодном для жизни. Это был очень добротный, большой дом, который пустовал почти все время. Почему на окраине никто не живет — я не знал. От маленьких детей всегда скрывают страшную правду. Ходили какие-то разговоры о нечистой силе, но что это такое, я не понимал.

Однажды мы узнали, что кто-то купил этот дом, а вскоре в нем появились люди. Они отремонтировали его, добавили несколько пристроек с башенками (так, что строение уже не напоминало жилой дом, а стало похоже на какой-то храм). Новых жильцов почти никто не видел, они редко появлялись на улице, а окна дома почти всегда были закрыты плотными ставнями. Конечно, в поселке очень долго судачили о новых жильцах, но толком так ничего и не было известно. Я был предоставлен сам себе, поэтому мог гулять дольше, чем остальные мальчишки. За тем домом была тайная тропка, по которой мы убегали в лес. Об этой тропке никто не знал, но, когда в доме поселились люди, бегать в лес мы уже не могли. Детское любопытство — страшная вещь. А любопытство плюс масса свободного времени — уже оружие. Так я решил выяснить, кто эти люди, и зачем они приехали в наши края. И хотя бы однажды их увидеть. Их приезд был настолько таинственным, что никто даже не знал в точности, сколько человек их было. Впрочем, однажды в поселке о них пошел достаточно достоверный слух. Кто-то сказал председателю колхоза, что это молящиеся, которых преследуют в городе, поэтому они переселились в деревню. Молящиеся — значит, члены какой-то секты. И вот однажды мое бесконечное дежурство возле дома увенчалось успехом. Я увидел несколько человек.

Я видел двоих мужчин и двух женщин. Все четверо были в одежде одинакового черного цвета. Мужчины — в черных брюках и черных рубашках, а женщины — в длинных платьях, с платками на голове, которые полностью закрывали волосы. Мужчины были высокие, с белыми лицами, с длинными черными бородами. Женщины — худые, изможденные, с тонкими чертами лица, бескровными узкими губами. Они возвращались из поселка, вошли внутрь дома и больше не выходили. Не знаю, догадались ли они, что за их домом кто-то следил, а по поселку шли разные разговоры, или была какая-то иная причина, но со следующего дня в поселке стал постоянно появляться обитатель дома, который представлялся всем руководителем молитвенного собрания. Он появлялся так часто, что все в поселке скоро привыкли к его виду. У меня он вызывал просто панический ужас. Это был человек очень высокого роста и очень худой, в такой же черной одежде, как и остальные. Его лицо было очень выразительным, даже красивым и немного напоминало лицо Бога, каким его изображают на иконах. У него были длинные черные волосы и густая борода. Но глаза были все-таки самым поразительным в его внешности. Черные как смоль, немного навыкате, его глаза горели таким неистовым огнем, что каждый взгляд прожигал насквозь, буквально оставляя ожоги на коже. Казалось, он способен мгновенно прочитать каждую твою мысль. Его глаза просто выжигали душу, и почти всем в поселке было страшновато с ним разговаривать. Мирные жители деревни не очень-то привыкли к людям с таким неистовством. Каждый раз, когда он появлялся на улицах, все мальчишки прятались, а соседки у домов бурно перешептывались. Так очень скоро по всему поселку пошел слух. Что высокий бородач — колдун, и у него дурной глаз. Люди старались не попадаться ему на глаза, но его, казалось, это совершенно не смущало. У меня он вызывал и панику, и жгучее любопытство (то самое жгучее любопытство, которое все еще не было удовлетворено). И вот однажды ночью я решил посмотреть, чем они занимаются, прокравшись к их дому. Еще раньше я подсмотрел, что в одном из окон ставни прикрыты не полностью, есть маленькая щель. И вот, когда часы пробили одиннадцать ночи, я вылез из своей комнаты и помчался к тому дому. Щель в ставнях ярко светилась, и я жадно приник к ней.

Шесть человек (четверо мужчин, в том числе бородач, и две женщины, которых я уже видел), сидели за столом в круг, вытянув руки перед собой и гнусавыми голосами пели речитатив на непонятном языке. На столе горели свечи в двух подсвечниках — шесть абсолютно черных свечей. Было похоже, что они молятся, но я никогда не слышал такой странной молитвы. А на стене…. На той стене, что была мне видна, висели две картины. Это были точь-в-точь как те картины, которые мы видели здесь, сейчас. Я имею в виду не искаженные лица, а те, которые, как иконы. Я запомнил эти темные лица не христианских святых, эти странные иероглифы сбоку. Ребенком я мало что мог понять, но помню, какое страшное они произвели на меня впечатление. Мне было так страшно, что, не чувствуя под собой ног, я помчался назад, домой, влез в окно, зарылся с головой в одеяло и так, дрожа, без сна просидел до самого утра. Конечно, утром я никому не рассказал об этом. Но если вы думаете, что это конец моей истории, то глубоко ошибаетесь. Это только начало, присказка. Сказка ждет впереди. Я еще не знал, я даже не предполагал о том, с каким ужасом мне придется столкнуться. Но смутные предчувствия об этом ужасе появились в моей душе уже тогда, когда я увидел те картины на стенке. Итак, продолжение моей истории. Оно начинается с Любки.

В нашем поселке жила Любка. Это была очень красивая девчонка лет 20-ти. Любка одевалась по городскому, красила губы и когда-то жила в городе. Она производила убийственное впечатление на всех местных мальчишек — все поголовно были в нее влюблены. В поселке Любку не любили, и не только потому, что она не была местной (Любка жила в поселке у своей одинокой тетки, родители ее были из города, но умерли оба довольно давно). Местные сплетницы говорили про Любку, что она гулящая. Я еще не понимал, что означает это слово (да мы мало что вообще понимали), но мне казалось, что все остальные женщины просто завидуют ей. Уж очень она была хороша! В тот день я сбежал с последнего урока в лес. И в лесу, на поляне, я внезапно услышал голоса за кустом.

У меня было свое любимое место: валун в зарослях возле реки, место уединенное, потаенное, и я просиживал там часами, словно прятался от всех. Так вот: в тот день я сидел на своем валуне и смотрел в воду, когда услышал за спиной голоса в кустах. Нет, это было совсем не то, что вы подумали. Не любовная парочка, которая решила уединиться в лесу. Голоса напоминали плач. Всхлипы… Я прокрался и выглянул сквозь ветки. На поляне стояли Любка и высокий бородач, колдун. Любка горько плакала и прижимала к лицу платок. А бородач положил ей руки на плечи и все говорил, говорил без конца…. Мне показалось, что его голос похож на усыпляющее бормотание. Внезапно мне стало очень страшно. Почему? Я не смог бы объяснить. Картина была очень мирной, в ней не было ничего пугающего, но внезапно я почувствовал ужас, как в тот момент, когда увидел на стенах иконы… А, разглядев глаза колдуна, я вдруг получил реальное объяснение моему ужасу. Его глаза горели еще большим огнем, чем раньше. Мне даже показалось, что они стали красными. Жуткие, не человеческие глаза. Но Любка прижимала к лицу платок и глаз его не видела. Я прокрался еще ближе — так близко, что мог слышать их слова. Бородач сказал: «помни, другого выхода у тебя нет. Сегодня в полночь я зайду за тобой». А Любка, плача, ответила: «Все равно у меня нет и другой надежды». Он вложил что-то ей в руку (какой-то металлический предмет) и ушел. Любка тут же пошла в противоположную сторону. Полночь, сегодня ночью…. Несомненно, что-то должно было произойти! Я не знал, о чем плакала Любка, и что связывало ее с бородачом, но понял, что это что-то серьезное. И я принял решение: ночью побежать к дому Любки и посмотреть, что произойдет дальше.

Разумеется, я осуществил свое намерение. Вылез через окно и прибежал к ее дому далеко до полуночи. Я ждал достаточно долго, до тех пор, пока не увидел четверых мужчин в черном (в том числе и колдун), входивших в ее дом. Они вошли, побыли внутри несколько минут, и, наконец, вышли. Когда они вышли, с ними была Любка, и все выглядело так, как будто они выводят ее из дома. Двое держали ее крепко под руки, один шел сзади, а высокий бородач — впереди, указывая дорогу. Прижимаясь к домам, тайком я шел за ними. Внезапно из-за облака вышла луна. Я увидел, что руки Любки крепко связаны веревкой и эти двое действительно ее ведут. Когда ее завели в дом, я бросился к той щели в окне, через которую смотрел раньше, но щель была закрыта. Жуткий был момент! Я метался, как бешенный, под всеми окнами, бегал в ужасе вокруг дома, пока не нашел, наконец, крошечную щелочку в окне — рядом с тем, которое от меня закрыли. Теперь, наконец, я мог видеть всю комнату, видеть происходящее в ней.

Четверо мужчин стояли вокруг стола и пели странный речитатив, показавшийся мне тарабарским… На столе горели шесть черных свечей. А напротив стола две женщины помогали раздеваться Любке. Руки ее по-прежнему были связаны. Любка разделась догола. Одна из женщин принесла еще одну веревку и связала ей ноги. Вторая убрала свечи со стола. Четверо мужчин подняли Любку на руки и положили на стол, на спину. Ей на лицо положили черное перевернутое распятие, вымазанное чем-то красным. Теперь женщины, тоже встав в круг, пели вместе с мужчинами. Высокий бородач вынул из-под стола стеклянный сосуд, наполненный красным, вынул из него какую-то палочку и стал чертить на голом теле Любки непонятные красные знаки. Все запели еще громче. И вдруг… Вдруг прямо из Любкиного живота вспыхнул огонь! Это было страшное пламя желто-красного цвета, а внутри словно корчилась человеческая фигурка… Человек заживо горел в огне… Я упал на снег. Волосы на моей голове шевелились от ужаса. Скорченная фигурка в пламени словно стояла перед моими глазами, и я не мог избавиться от этого жуткого зрелища. Мне даже казалось, что я слышу страшный человеческий вопль… Я не помню, как добежал домой. Я очнулся у себя в комнате, под одеялом, куда я залез прямо в одежде, и так просидел до утра, стуча зубами от ужаса… Надо ли говорить, что с тех пор я прекратил свои ночные прогулки. Прекратил навсегда. А к проклятому дому не подходил даже близко. На следующий день я встретил Любку на улице, когда возвращался из школы. Она выглядела как обычно и приветливо помахала мне рукой. Я же шарахнулся от нее в сторону, и бегом помчался к своему дому.

А к вечеру этого дня умерла жена нашего председателя. Молодая женщина 38 лет умерла просто так, без особых причин. Она никогда не болела ничем серьезным, была полной, цветущей. Вечером, встав с дивана, упала замертво на пол. Ее тело увезти в город, но никто не мог определить причину смерти. Кажется, написали «сердечный приступ»… А ровно через месяц после смерти жены председатель женился на Любке. Любка к тому времени заметно располнела — она ждала ребенка. Я никому не рассказывал о том, что видел той ночью, и наотрез отказался следить за обитателями того дома вместе с другими мальчишками.

А еще через полгода произошла чудовищная трагедия. Любка родила ребенка от своего председателя, мальчика. Когда ее привезти из города (из роддома) домой, она взяла новорожденного на руки и вместе с ним утопилась в реке. Это произошло ночью. И в ту же самую ночь страшный дом на отшибе вспыхнул от неизвестной причины. Он горел до самого утра, полыхая ярким пламенем, и пожар никак не могли потушить. Утром на пепелище нашли один обгоревший труп. Чей это труп, никто не мог определить. Но по ночам бабки шепотом передавали друг другу, что это был труп колдуна — высокого бородача. Когда я вырос, я немного разобрался в этой истории. Хотя никому не рассказывал — ведь я давно уехал из поселка, а моя мать умерла много лет назад. Обитатели дома были членами какой-то сатанинской секты. Высокий бородач, скорей всего, действительно был колдуном. Любка гуляла с женатым председателем и забеременела от него. В те годы родить ребенка без мужа, да еще в деревне, было страшным позором. От такой женщины отвернулась бы вся деревня. Она стала бы изгоем. Положение Любки было отчаянным. Сделать аборт она наверняка опоздала. И тогда, вспомнив разговоры местных сплетниц, она обратилась за помощью к колдуну. Члены секты отслужили черную мессу и наслали смерть на жену председателя. Очевидно, та фигурка в пламени, которую я видел, символизировала жертву, которая была обречена. Взамен Любка пообещала им либо свою душу, либо своего младенца. Скорей всего, второе. Но, когда ребенок родился, она раскаялась в своем поступке и убила себя вместе с ребенком, чтобы его спасти. А дом вспыхнул оттого, что договор с дьяволом не был выполнен. Либо Бог принял ее жертву, раскаяние, и покарал сатанистов. А вспомнил я все это потому, что здесь на стенах висят точно такие же иконы, как я видел в том доме. Есть такие воспоминания, которые остаются с человеком на всю жизнь. И я точно знаю, где висят такие иконы. Они висят в храме сатаны.»