Самозванка

Ирина Кочеткова, 2022

Меня совсем крохой отдали первой встречной женщине на улице. Потом приют и непонятная изнурительная болезнь. И всё же детство казалось безоблачным по сравнению с теми событиями, что закрутились вокруг меня после поступления в известную школу для молодых магов. Тем более каждый… каждый встречный норовил уколоть тем, что якобы я – не маг. А чего только стоило получить статус самозванки дочери самого Ар-Лагора – грозного дракона из Осияна?! И я не знаю, стоит ли мне принять или проклясть свои чувства к мужчине, давшему обещание богам жениться на другой.

Господин лекарь

А ещё мне очень нравилось бывать в лекарском флигеле. Но определяли меня туда лишь тогда, когда я заболевала. И длилось это счастье не более двух недель.

Флигель располагался в саду, и зло со склада до него не дотягивалось. Потому, засыпая в лекарской палате, я начинала видеть хорошие сны. Был один замечательный сон, который исправно снился мне столько лет, сколько я себя помню.

В этом сне всё вокруг залито ярким солнечным светом. Я маленькая и лёгкая. Там, в этом сне, я всегда ощущаю себя маленькой девочкой.

Крепкие, сильные руки кого-то большого и родного легко подбрасывают меня высоко вверх. Ловят и снова подбрасывают, ловят и подбрасывают… Я звонко смеюсь.

— Солнышко! Моё солнышко, — мужской голос звучит ласково. Звуки теряются в золоте лучей…

Вот и весь сон. Но после него я просыпаюсь отдохнувшая, необыкновенно счастливая и быстро иду на поправку. Иногда думаю, что возможно за сон я принимаю какое-то воспоминание из прошлого. Да толку-то!

Ещё тогда, когда Аришшу «осчастливили» мной, но не сообщили имя, она первым делом спросила:

— Как тебя зовут, малышка?

Я пусть и была крохой, но что-то лепетать уже могла, а потому уверенно ответила:

— Сола.

— Солана? Сольена? Исола? Солара?

— Сола.

И всё тут! Ну, чем не Сола-солнышко?

А этой весной, едва сошёл снег, приютский лекарь господин Крытис всё-таки попытался определить мою болезнь с помощью господина Трауфа.

Господина Трауфа я и раньше видела у нас в приюте. Он, бывало, заходил поздороваться к кастелянше госпоже Флош, иногда чай с ней пил. А теперь выяснилось, что они с нашим лекарем учились какое-то время у одного мага-наставника. Только наш Крытис вскоре выказал склонность к лекарскому делу и сменил наставника, а Трауф доучился и теперь изготавливает артефакты по заказам.

Что такое артефакты, я представляла смутно. Видела пару раз, как используют какие-то штуки, а потом слышала от окружающих благоговейное: «Артефакт!». Ну, и Аришша упоминала, что меня по артефакту найти могут.

По всему выходит, что этому артефактору лет было столько же, сколько и нашему лекарю, а почему-то выглядел он чуть не сыном господина Крытиса.

Много позже я задавалась вопросом, как маг-артефактор мог установить диагноз болезни, если артефакторика и целительство ничем не связаны? Но в тот момент было не до вопросов, потому что мне опять стало плохо.

Аришшия с помощью одного из воспитанников в очередной раз притащила меня беспамятную в лекарский флигель. Тут же, привлечённый суетой, обозначился господин Трауф.

Вдали от злого влияния дряни со склада я понемногу стала приходить в себя и обнаружила рядом Аришшию, в беспокойстве заламывавшую руки. Она никак не могла привыкнуть к моим приступам, а беспамятство пугало её чуть не до истерики. Аришша всё время боялась, что я так и помру во время одного из своих припадков. Увидев, что я открыла глаза, девушка с облегчением вздохнула и поведала, что мужчины уже целый час сидят в кабинете Крытиса, уточняют мой диагноз.

«Уточнялся» диагноз под звон стаканов и мужской бубнёж — тонкая дверь не была препятствием для звуков. Даже мне стало понятно, какого рода «совещание» проходит в кабинете лекаря.

«Совещание» продолжалось, а я как всегда была жутко голодна. Аришшия успела сбегать за едой на приютскую кухню, скормила мне двойной ужин. Я, конечно, не наелась, но понимала, что больше ничего не будет — Аришша и так из-за меня в очередной раз осталась голодной. Потому постаралась заснуть, радуясь, что я в безопасности лекарского флигеля, и зло сюда не дотянется.

Задремала, уплывая в свой счастливый сон, который приходил только вне стен приюта. И вдруг!

Любимый сон растаял, а внутри стремительно закрутилось напряжение и лопнуло с оглушительным «Дзонь». Тело как спицей проткнуло жгучей болью и выгнуло, потревожив нечаянным движением прикорнувшую рядом Аришшу.

Я ещё слышала сквозь боль, как лекарь провожал приятеля. Они долго тыкались не в те двери, падали по очереди и усердно поднимали друг друга.

Аришша попыталась растормошить господина Крытиса, уснувшего у входной двери. Сначала вежливо и тщетно взывала над его головой. В какой-то момент терпение у девушки закончилось, и она принялась трясти лекаря. Мне становилось всё хуже. Из носа хлынула кровь, и, впав в беспамятство, я уже ничего не слышала.

О том, как поднимала лекаря, Аришша рассказала мне уже утром.

Лекарь мычал и не желал открывать глаза, тогда Аришша в отчаянии отвесила Крытису несколько увесистых пощёчин и буквально завопила:

— Ты, дрянной старикашка, вставай! Если Сольена сейчас умрёт, я сама… слышишь? Сама порешу тебя этими руками! Вставай же!

Сияющие сёстры! Аришшия била кого-то, наверно, впервые в жизни! Да и кричать, я думаю, никогда не умела. Может, это и сработало?

В усмерть пьяный Крытис умудрился очнуться и кое-как встать с помощью девушки. С закрытыми глазами нашарил на пыльной полке шкафа маленькую коробочку, что-то достал из неё и поддерживаемый Ришей проковылял ко мне. Неловко зацепившись за спинку кровати, мужчина уронил на пол маленький бесцветный кристалл, дёрнулся поймать его и свалился под ноги девушки.

‒ Тс-с! Ни-ни.. Камень очш-шень дорогой. Ни-ни!

Аришшия, присев, нашарила рукой кристалл. Схватив за руку, подтянула пьяного лекаря вверх и снова прицепила его к спинке кровати.

— Вот камень! Вот. Крытис! Миленький, что делать? Что с ним делать? Говори же!

Девушка не растерялась и вновь влепила звонкую оплеуху пьяному лекарю. Тот встрепенулся, ткнул пальцем в меня куда попало. Оказалось, в шею.

— К-кожу… острый к-кончик… того…

Аришшия положила камешек во впадину возле моей ключицы, и, пристроив на кристалл руку лекаря, придавила сверху своей ладошкой:

— Крытис. Ну, миленький Крытис, дальше… Что дальше?

— А… вот так, — рука лекаря дёрнулась, чуть развернувшись, — и сказать… — он пробурчал что-то невнятное.

Под рукой мужчины что-то коротко вспыхнуло, а меня перестало выгибать дугой. Прозрачный камешек помутнел. Девушка знала такой вид артефакта. Накопители. В кристаллах в зависимости от вида и размера хранился заряд магии.

Аришша и раньше видела, как лекарь лечил меня, магича. Правда, тогда он руками крутил и бормотал что-то себе под нос.

Таким образом он махал руками надо мной каждый день по несколько минут утром и вечером в течение всего периода моего излечения. Камень же применил впервые. К лечению магией, как правило, добавлялись травяные настойки.

И сейчас, наверно, не хватало этих самых настоек, потому что я всё так же лежала в беспамятстве, тяжело дыша, лишь судороги прекратились. Явно, что воздействие одной лишь магией оказалось недостаточно. А, может, заряд камня был слишком мал.

Девушка попыталась растормошить и расспросить Крытиса о лекарствах, но пьяный мужчина только мычал и рыгал в ответ. Аришша подумала-подумала и пошла шариться по шкафам и полкам кабинета лекаря.

Лекарства и настойки были. Некоторые даже подписаны, чтобы можно было сразу определить, для какой нужды их изготавливали. Но видать, пояснения оказались невнятными.

Конечно, Ришша почитала надписи, открыла некоторые пузырьки и банки, понюхала содержимое, что-то даже полизала, но так и не определилась, что можно было мне дать, а что нет. Но обнаружила ещё два кристалла. Один такой же по размеру и бесцветности, каким воспользовался лекарь, а другой чуть больше и с золотой искрой.

И Аришша принялась рассуждать:

— Один раз магия помогла, значит, и ещё поможет. Если взять снова такой же заряд магии, то… — моё беспамятство ей не нравилось, — может мало помочь. А вдруг этот блестящий лучше подействует?

Десяток щипков, пинков и затрещин уговорили лекаря повторить процедуру с кристаллом, но с бо́льшим зарядом магии. Настолько большим, что Аришша перепугалась, опасаясь, что переборщила с силой.

Утром хмурый от головной боли господин Крытис, чуть очухавшись, выговаривал Аришше. И если б голова его не трещала так безбожно, то орал бы на всю округу, а не просто шипел:

— Глупая курица! Да полный заряд из простого кристалла такой величины, разве что, здорового мужика на месте сразу не прибьёт! А ты ей даже не простую, а уплотнённую магию влила! Сжечь могла девчонку…

Не сожгла. После уплотнённой магии мне было хорошо-хорошо!

А когда лекарь залпом опрокинул в рот какой-то травяной настой, посидел чуток, передыхая, то потом зачем-то рванул волосы у себя на голове:

— Тролль меня задери!.. Мне этот кристалл по ошибке дали! Там магия не простая, а уплотнённая, а я сразу не проверил, — глаза, воспалённые после «совещания» накануне, гневно уставились на Аришшу. — Камень такой величины приюту на целый год выдаётся. И это с простой магией! Настойки усилить и больных подпитать. По чуть-чуть… Норма! На целый год! — лекарь потряс указательным пальцем перед носом девушки. — А уплотнённого кристалла на три года должно хватить! — теперь палец поднялся к небу. — А ты… Ты не просто трёхгодовой запас магии в неё вбухала, ты меня… — Крытис схватился за грудь и замычал, зажмурив глаза.

Аришша растерянно засуетилась:

— Господин Крытис, да вы только посмотрите, как Сола похорошела.

— Похорошела?! Похорошела… Да ты хоть знаешь сколько такой камень стоит? Да ты, если жрать не будешь, только работать, и то за всю свою жизнь не расплатишься! Мне ж бумагу уже прислали, чтобы явился с камнем на замену. А ты… да меня теперь в тюрьму из-за тебя упекут. Буду из-за решётки на красивую Солу любоваться! — и вдруг спохватился. — А камень? Куда ты камень дела? Его ж зарядить можно. Уплотнённой магией не получится, но хоть как-то…

Аришша убито прошептала:

— Господин Крытис… я это… наступила нечаянно. Он и раздавился.

— Ой, дура-а!.. Он же бешеных денег стоит. Сияющие! За что я вас прогневил? Что делать-то? Ох, Ришшка, вместе нас с тобой посадят… Ни камня, ни магии… Ох!

Слушать эмоциональные пререкания Аришши с лекарем было увлекательно, хотя и непонятно. Кто и зачем выдаёт камни господину Крытису? И за что его упекут за решётку?

По моему разумению, в тюрьму сажают за убийство, а меня ведь наоборот — вылечили! Значит, спасли. Да ещё как! Вместо двух недель томительного выздоравливания — р-раз! — и за один момент вылечили. Теперь я себя настолько здоровой ощущаю, какой, наверно, никогда и не была.

Разве за это сажают?

В голове роились вопросы, но и росло желание, как можно быстрее покинуть лекарский флигель. Как я раньше-то не почувствовала, что зло, похожее на то, со склада, и здесь теперь завелось? А я, всю ночь блаженствуя от непонятной уплотнённой магии, только утром распознала знакомое тянущее чувство. Такое, которое уже тревожит усвоенную мной силу и пытается откусить от неё пока маленький еле заметный кусочек.

Я-то знаю, как кусается такое зло. Как отхватывает, отрывает целые куски и кусищи, раздирая тело оглушительной болью. Ощущение пока не такое болезненное, даже еле ощутимое, как намёк. Но уж слишком знакомое, чтобы насторожиться.

Да ещё Аришша говорит, что я похорошела. Как назло, у лекаря и посмотреться не во что, чтобы оценить получившуюся красоту. За ночь у меня даже зубы прорезались. Отвыкла я как-то от них, даже чуть мешаются.

Не-ет. Нужно подальше уходить от зла, которое уже и до лекарской добралось. Ещё быстрее хотелось добраться до бочки с водой в саду, успеть посмотреть на свою красивость, пока она опять куда-нибудь не делась. А то зло уже научилось разгуливать по территории приюта.

Я тянула и тормошила Аришшу, уговаривая поторопиться на завтрак. Может, упоминание завтрака помогло, а может, и явление господина Трауфа, забывшего после «совещания» свою сумку в лекарской, положило конец выяснению отношений.

Я буквально летала от непривычного ощущения здоровья. И не замечала озабоченности Аришши.

Удивительно, в новом состоянии меня даже голод не донимал с такой силой как обычно. И впервые я совершенно спокойно прошла мимо яблонь, ветви которых были усыпаны набухшими цветочными почками, готовыми вот-вот распуститься. Весна бушевала.

Вода в садовой бочке показала новую меня. На первый взгляд, черты лица прежние… Да нет! Чуть другие. Зубы пока ещё небольшие, едва прорезались. Да и не все… Но всё равно поменяли форму щёк.

А вот губы порозовели и пополнели. Глаза блестят.

Правда, непонятно какого цвета стали. Вода ж не зеркало, такие тонкости не покажет. Но видно, что брови обозначились, и веки обзавелись щёточками ресниц. Кожа уже не похожа на тонкую бумагу, на вид стала мягкой, а на ощупь даже бархатистой.

И голова, можно сказать, уже не лысая. Волосы густые, но короткие-короткие. Но ведь не пушок на лысине!

В эйфории от себя новой я проходила целых два дня. Другим детям моя новая внешность тоже понравилось. И дядька Васиш, улыбаясь, высказался:

— Наконец-то, на человека стала похожа, а не на пугало садовое.

А ещё зло со склада и из лекарского флигеля куда-то пропало. Всегда было, во всяком случае, на складе, а тут вдруг исчезло. Вот радость-то!

Третий день начался непривычно. Нас, восьми — и девятилетних девчонок, отправили стирать. Раньше стиркой занимались девочки постарше. Но при новом заведующем завелись и новые порядки.

Теперь старшие дети работали по найму в городе. Утром уходили, а вечером возвращались. Многим это не нравилось, но спорить с господином Флошем дураков не нашлось. Это он, наш новый заведующий, находил людей, кому требовалось сделать посильную детям работу. Говорят, те люди платят Флошу, только мы не знаем сколько. Кому-то даже понравилось так работать.

Шаске, моей всегдашней обидчице, ленту подарили за то, как она хорошо вымыла полы в большом доме у какой-то старушки. Устала так, что рук и ног не чуяла, но красивой лентой обзавелась. Хвасталась, что опять пойдёт к той старушке, так работать будет, что та обязательно ей платье ещё подарит.

Ох, как другие девчонки ей завидовали! А я тихонько радовалась. Пусть Шаска платье зарабатывает — больше будет работать, сильнее будет уставать. Тогда на каверзы для меня сил у неё уже не хватит.

И вот я вместе с другими девочками, моими одногодками, осваивала стирку. Дело было непривычным и трудным даже для других девчонок, а что уж говорить обо мне — малорослой. Стирать оказалось много тяжелее, чем полы мыть. Этак не Шаска, а я к вечеру умаюсь.

Особенно тяжело было управляться с большими вещами вроде простыней. Тут мы старались работать парами. Особенно выжимать вдвоём было легче. Одна держала смятый конец простыни, а другая крутила свою сторону изо всех сил. Конечно, мы не сами додумались до такого приёма, старшие девчонки надоумили. Правда, и сухими в таких условиях невозможно было остаться. Как ни береглись, а вымокли все.

Но совсем уж обидное случилось, когда кастелянша наведалась проверить нашу работу. И не понравилось ей, как отстирали её юбку. Разоралась, даже ногами топала, уже выстиранное бельё по полу раскидала. А на полу-то местами грязные лужи натекли — не привыкли мы ещё к такой работе, чтобы без луж обходиться.

Аришша появилась в постирочной, когда разозлённая госпожа Флош пыталась ухватить за ухо ближайшую девчонку. Ришша шепнула на ухо кастелянше что-то такое, отчего грузная женщина подхватила свои юбки и унеслась прочь. Девушка тревожно осмотрелась и, увидев меня, поманила за собой.

Я, как была в подмокшей одежде, потащилась за старшей наставницей. Странно, что Аришша повела меня в лекарский флигель. Всю дорогу она молчала, о чём-то озабоченно раздумывая. Подавленная тревогой старшей подруги, я не приставала к ней со своими вопросами как обычно. Во флигеле Ришша выдала мне одну из сухих сорочек, в которые обычно одевали больных.

Я в недоумении приняла одежду, а сама всё озиралась по сторонам, ожидая, что в любой момент появится господин Крытис и разъяснит, зачем я тут. Ведь в последние дни, благодаря его уплотнённой магии, я чувствовала себя необыкновенно хорошо, и по здравому размышлению нечего мне было делать в ле́карской.

Я уже переоделась в сухое, лекарь же так и не объявился, а из комнаты для больных донеслись чьи-то стоны и тихий голос Аришши. Закончив переодевание, я поспешила на шум и не сразу узнала того, кто лежит на кровати, возле которой суетилась девушка.

— Сола, побудь, пожалуйста, с Ишассой. Она… с ней… плохо. Ей нужно менять компрессы и губы смазывать мокрой губкой. Ты же помнишь… тебе тоже так делали, когда ты болела.

— А господин Крытис где?

— Лекаря нет, его вызвали по поводу кристалла, — плечи девушки печально поникли. — Я бы сама с ней побыла, но сейчас я — самая старшая в приюте. Господин Флос уехал. Потому и не могу посидеть с Шассой. Да ничего и не сделаешь без лекаря. Она в беспамятстве, вся горит. Девочке нужно только продержаться до прихода господина Крытиса. Побудешь с ней?

Я нерешительно кивнула головой. Побуду, коли нужно. Только… Опасливо покосилась на больную.

— Ты, главное, просто побудь с ней. А если Сияющие… то… — Аришша всхлипнула, прикрыв ладонью глаза.

— Ришша, я побуду с Шаской. Не плачь.

Девушка ласково погладила меня по отросшим волосам:

— Как ты меня назвала? Ришша? Меня так когда-то мой… друг называл.

— А кто твой друг? И где он?

— Он… неважно. Он уже не друг.

— Мальчишка? Ну да, они такие. Сегодня играют, когда им разбойников не хватает, а как заболеешь — чего с тобой дружить, слабачка!

Ну, вот! Наконец-то Аришшия чуть улыбнулась и на мгновение прижала меня к себе:

— О, да! Мальчишки очень коварные и слабачек действительно не любят!

Аришша ушла, а я осталась наедине с больной.

Вот те раз! Шаску-то, оказывается, Ишассой зовут. Впрочем, и меня Аришша иногда величает Сольеной.

Я поменяла компресс на Шаскином лбу, дивясь, как быстро высохла тряпка. А заодно разглядывала свою обидчицу, гадая о причинах столь тяжёлой и внезапной её болезни. Неужто, и вправду от меня заразилась?

На первый взгляд всё у Шаски было нормально. Утром-то, когда нарочно толкнула меня плечом в коридоре, она вполне себе здоровая была, а сейчас почему-то пластом лежит. Что же могло с ней случиться за полдня?

Сейчас же…

Лицо, разве что, бледнее обычного. Меж бровей тонкая складка залегла, выказывая, как Шаске больно.

На мою болезнь от неведомого зла совсем непохоже. Так с чего ей так плохо-то? Аж, до беспамятства и горячки.

И запах от девчонки шёл почему-то нехороший. Тяжкий.

Странно. Лицо целое, а запах кровавый, как от кухонной доски, на которой мясо разделывали и не вымыли.

Сильно пахнет! И противно…

Морщась, но подчиняясь любопытству, я потянула простынь, что укрывала больную по самую шею. И тут же пожалела о несвоевременном своём любопытстве. Открывшееся зрелище пугало.

Как? Как такое могло случиться с человеком?

Вся одежда Шаски была разодрана чуть не в лоскуты и заскорузла от крови. Руки в синяках и рваных ранах. Пальцы… на одном, кажется, ноготь был полностью сорван. Да и тело, что просвечивало в прорехах, было сплошь покрыто почти чёрными кровоподтёками. А ноги… заляпаны подсохшей и свежей кровью. И кровь ещё откуда-то просачивалась. Кажется, от низа живота подтекает.

Как же она живот повредила? Сама себе что ли?.. Не-ет. Такое только кто-то другой сотворить может.

Тут же забылось, что Шаска — моя самая злостная обидчица. Какой бы врединой ни была девчонка, она не заслужила такого издевательства. А уж все её измывательства надо мной ни в какое сравнение не шли с тем, как ей самой досталось.

Конечно, я совсем не разбиралась в ле́карстве, но каким-то наитием поняла, что жива Шаска пока только чудом. И что это чудо долго не продержится, недолго девчонке жить осталось. Если сию минуту господин Крытис не явится, то Шаска его в живом виде точно не дождётся.

Я в волнении даже к окну подбежала, выглядывая лекаря.

Из окна открывался вид на весенний сад. Всё-таки в хорошем месте располагался лечебный флигель. От основного здания достаточно далеко, чтобы любопытные малыши не докучали под окнами. И зелень вокруг. Тишина и спокойствие — самое то, чтобы больные выздоравливали побыстрее. А наш Крытис хорошо лечил. Больных в приюте было мало. Разве что я чаще всех бывала его пациенткой.

Только сейчас тишина не успокаивала. Ведь помрёт Шаска, если никто прямо сейчас ей не поможет.

И как назло! Никого! Никто не торопится на помощь… Да и что этот кто-то сделает без лекарских умений?

Я, жалея Шаску, коснулась её руки, от всей души желая ей выздоровления.

Пожелала…

Между моей ладонью и чужой рукой промчалось-протекло что-то, сначала слегка уколов кожу, а потом полыхнуло… Похоже, шарахнуло и меня, и больную.

Что сделалось с Шаской, я не то что увидеть, даже подумать о том не успела, потому что сама резко шлёпнулась на пол. Уплывая в беспамятство, ещё успела подумать о том, что в этот раз почему-то не почувствовала приближение зла.