Сухих соцветий горький аромат

Ирина Вячеславовна Зорина

Эта захватывающая оригинальная история о прошлом и настоящем, об их столкновении и безумии вывернутых наизнанку чувств. Эта история об иллюзиях, коварстве и интригах, о морали, запретах и свободе от них. Эта история о любви.

Глава 8

Наступил долгожданный праздник — День всех влюбленных. Четырнадцатое февраля выпало на воскресенье, что предвещало небывалый всплеск романтики.

В десять утра меня разбудил телефонный звонок.

— Алло, — сонно пробормотала я в трубку.

— Милая, выгляни в окно.

Голос Сашки сразу вывел меня из дремотного состояния. Я выскочила из-под одеяла и, шлёпая босыми ногами по студёному полу, прошмыгнула мимо кровати Инги к окну. На улице стоял счастливый, улыбающийся Сашка с охапкой красных шариков в форме сердец и огромным плюшевым медведем. Я вскрикнула от восторга и умиления. Быстро сделав Сашке знак рукой, что сейчас спущусь, накинула теплый халат, сунула ноги в сапоги, захватила коробку с подарком, заранее приготовленным, собственноручно тщательно упакованным и перевязанным красной лентой, и через пару минут уже была в фойе общежития.

— Какое чудо! Он такой мягкий! — умилённо щебетала я, прижимая к себе плюшевого медведя и одновременно целуя Сашку. — Такой приятный сюрприз!

— С праздником, любимая!

— И тебя с праздником! С нашим днём! — хитро подмигнув, я протянула Сашке тщательно упакованную коробочку. — Это тебе.

С коробочкой ему пришлось повозиться, я специально запаковала её так, чтобы подарок не достался ему легко.

— О, красивый галстук, как раз надену на совещание в пятницу, — распаковав коробку, довольно проговорил Сашка, обнял меня и поцеловал. — А ты почему до сих пор не одета? Я же говорил, что заеду за тобой утром.

— Я проспала. Вчера так поздно легли…

— Ничего не хочу слышать! Даю тебе на сборы двадцать минут и ни секунды больше.

— Мигом! — крикнула я и, окрылённая приездом возлюбленного, перескакивая через две ступеньки, бросилась в комнату.

Через полчаса мы уже ехали в Сашкиной серебристой «Ауди» на каток. Я очень любила кататься на коньках, но давно не удавалось выкроить на это время.

— А вдруг я уже разучилась?

— Этого быть не может, — уверенно заявил Саша.

Я рассмеялась.

— Ещё как может. Последний раз я стояла на коньках года три назад, кажется, уже прошла целая вечность.

На катке было несколько влюблённых парочек и с десяток подростков. Я не любила скопления народа, даже небольшие, мне постоянно казалось, что все смотрят на меня и оценивают. Хотя мой рациональный ум и повторял, что никому нет до меня дела, чувство скованности и смущения неизбежно возникало.

— Не думай о них, — догадываясь о моих мыслях, прошептал Сашка, — представь, что здесь только ты и я, больше никого.

Он взял меня за руки, и мы медленно закружились. Мир вокруг превратился в разноцветную смазанную абстракцию. Я смотрела в эти синие, такие родные глаза Саши и чувствовала, как тихая, безмятежная радость разливается внутри меня. Он был моим домом, моим убежищем от всех волнений и печалей. Рядом с ним я могла быть самой собой: боязливой, капризной, настойчивой, а иногда непредсказуемой и безрассудной, и он любил меня любую, всегда.

В конце долгого, насыщенного впечатлениями дня мы сидели в уютном кафе, потягивали горячий чай и наслаждались великолепным шоколадным тортом.

— Замечательный день! Мне было так хорошо с тобой! — упоённо произнесла я.

— Да. Сегодня я был по-настоящему счастлив! Хотел бы, чтобы каждый день моей жизни был таким же.

— Напоминает «День сурка», — захохотала я.

— Я не то имел в виду, — со смехом отозвался Саша.

За окном кружились хлопья снега. Они бесшумно ложились на тротуар, деревья, скамейки. Умиротворение природы заражало спокойствием влюблённый город. Все вокруг говорили полушёпотом, будто боясь нарушить гармонию жизни, даже машины, казалось, стали производить меньше шума.

— Я недавно вспоминала, как мы с тобой познакомились. Такая удивительная история! Когда ты сказал, что напишешь мне, признаюсь, решила, что ты не в ладах со своей головой.

— Представляю, — рассмеялся Сашка.

Увлечённая воспоминанием, я продолжила:

— Через пару дней я снова получила сообщение от таинственного Александра Князева с предложением поужинать, это показалось мне странным, но я решила согласиться. Каково же было моё удивление, когда в ресторане меня ждал тот самый сумасшедший парень, который непременно обещал написать.

— Ты же знаешь, что я приложил немало усилий, чтобы познакомиться с тобой, — сказал Сашка.

— Но раскрыл карты ты не сразу, мне пришлось несколько месяцев допытываться, как же всё было. Если бы была менее настойчивой, может быть, до сих пор не знала, сколько ты там усилий приложил.

— Просто хотелось сильнее заинтриговать тебя, — смеялся он.

— Да куда уж больше, я и так была заинтригована. Расскажи ещё раз, — попросила я, расположившись удобнее и приготовившись внимательно слушать.

Сашка удивлённо приподнял бровь.

— Неужели тебе не надоело это слушать?

— Нисколечко.

— Ладно, так и быть, — Саша задумался на секунду. — Дело было около года назад. У меня на работе был очень сложный случай, и хотя я окончил университет уже пять лет назад, всё равно решил заехать к профессору Емельянову, чтобы посоветоваться. Ты знаешь его, он заведующий кафедрой хирургических болезней.

— Да-да, — поддакнула я, будто слышу историю впервые.

— Так вот, я шёл по длинному университетскому коридору, обдумывая разговор с профессором, который только что состоялся, и вдруг увидел тебя — девушку с огненно-рыжими волосами и острым, как бритва, волнующим взглядом. Ты мимолётно взглянула на меня и вскрыла мою грудную клетку острым скальпелем, обнажив сердце. Я не мог подойти и познакомиться сразу же, хотя очень этого хотел, ты стояла и мило беседовала с каким-то парнем. Оценив ситуацию, я сразу понял, что у вас с ним романтические отношения. Мне ничего не оставалось, как удалиться.

— Видимо, я с Денисом была.

— Скорее всего, — кивнул Сашка. — С того момента ты не выходила у меня из головы, а я даже не знал, как тебя зовут. Но с первой секунды понял, мы обязательно будем вместе, поэтому, насколько у тебя серьёзно с тем парнем, меня не интересовало, я был уверен: ты будешь моей.

— Какая дерзость!

— Но ты же со мной значит, я оценивал свои шансы реалистично, — подмигнул мне Саша. — Для начала, нужно было узнать, на каком факультете и курсе ты учишься. Пришлось подключить несколько знакомых молодых преподавателей к поиску. Через месяц я получил ответ — лечебный факультет, пятый курс, Снегирёва Анна. Теперь у меня была вся нужная информация. Я решил написать тебе сообщение в соцсети, предварительно удалив всю информацию о себе.

— И зачем это нужно было делать? — недоверчиво сощурилась я.

— Мне хотелось, чтобы ты не знала обо мне ничего, не видела моей фотографии, это усложняло мне задачу и делало процесс «охоты» более захватывающим.

— Какие-то животные инстинкты, — фыркнула я. — И к тому же ты слишком самоуверен.

— Животные или нет, но ты же на них клюнула, — придвинулся ко мне Саша.

— Вовсе нет, — воскликнула я, игриво отстранившись от него. — Точнее, не сразу.

— Продолжительность процесса не имеет значения, важен только результат, — самодовольно заключил Саша, — к сожалению, я не могу причислить к своим заслугам нашу своевременную встречу и твоё падение прямо к моим ногам. Это вышло совершенно случайно.

— Ты настоящий засранец! — я толкнула его в плечо и рассмеялась.

— Ты сама ещё та колючка.

Мы подшучивали друг над другом и весело смеялись. За окном сгущались сумерки. Ночь баюкала круглолицую луну в больших чёрных ладонях и тихо мурлыкала ей колыбельную. Стараясь не уснуть, ветер тряс косматой головой и ловил своими мохнатыми пальцами холодные резные снежинки, а те без устали кружились над сверкающим ночными огнями городом.

Когда мы вышли из кафе, на улице было уже совсем темно. Мороз щипал за щёки и нос. Медленно шагая по заметённому снегом тротуару, мы ловили руками звёздчатые снежинки, шутили и задорно смеялись. Вдруг я услышала еле различимый в городском шуме писк.

— Что это? — спросила я.

— Ты о чём? — удивился Саша.

— Ты не слышишь? Писк какой-то, тоненький такой, — я помолчала, прислушиваясь, — мне кажется, это котёнок.

Сашка тоже прислушался.

— Да, я тоже что-то слышу. Точно — котёнок.

Мы начали искать, где он мог прятаться. Вдруг Саша, ничего не говоря, быстрыми шагами направился к ближайшему от нас дому. Я побежала за ним. Рядом со стеной еле различимый в темноте, сидел маленький пушистый комочек грязно-белого цвета. К моменту, когда мы подоспели, котёнок еле слышно попискивал, прижимая к голодному животу маленькую озябшую лапку.

Сашка сразу же взял его на руки, расстегнул куртку и засунул котёнка внутрь. Через мгновение малыш успокоился и закрыл глаза.

— Уснул, — сказал Сашка, поглаживая куртку. — Нельзя его здесь оставлять, он эту ночь не переживёт, замёрзнет.

— Да, согласна. Но куда мы его? Мне в общежитие нельзя.

— Я к себе возьму.

— Тогда я тоже сегодня поеду к тебе, мы вместе о нём позаботимся. Ты же подбросишь меня завтра на занятия?

— Конечно, — довольно улыбнулся Сашка, — хоть навсегда оставайся, я каждый день тебя могу на учёбу отвозить.

— Спасибо, конечно, но это только на сегодня, — я была категорична. — Мы же договорились, что я буду жить в общежитии до окончания университета.

— Ладно, вопрос закрыт.

Почему я не соглашалась жить с Сашкой? Нет, вовсе не потому что у меня были твёрдые убеждения и моральные принципы относительно данного вопроса, как выяснилось позже, мне лишь казалось, что они есть. И я не боялась, что, получив желаемое, Саша не захочет на мне жениться. Всё гораздо проще — дело было в моей маме. Как и в школе, она продолжала пристально наблюдать за моей личной жизнью. Я стала взрослее, поэтому правила изменились. Теперь я могла встречаться с парнями, но эти отношения должны были быть исключительно платоническими, мысль о том, чтобы жить с мужчиной, была постыдной, порочной и потому непозволительной.

Можно предположить, что, находясь в другом городе, далеко от своей матери, я могла не придерживаться придуманных ею правил. Но, как ни странно, я не могла. Она никогда не говорила вслух о том, что я должна делать и какой должна быть, с детства я научилась читать между строк и угадывать её желания. Мой мозг, подобно профессиональному криптографу, вынужден был разгадывать шифровки, получаемые от матери в виде намёков, отзывов о знакомых и друзьях, рассказах, основанных на собственном опыте, и многого другого. Этот образ жизни, или, лучше сказать, способ существования стал для меня привычным, даже необходимым. Тогда я не сознавала, какое большое влияние она оказывает на мою жизнь, будучи уверенной, что все решения принимаю сама. А если я и сознавала, что какое-то из решений принимается вместо меня моей родительницей, то была убеждена, что она защищает меня от зла, от роковых, непоправимых ошибок, и была ей благодарна за советы и своевременный контроль.

…Когда мы с Сашкой ехали в машине, котёнок спал на моих коленях и изредка вздрагивал. Я никак не могла понять, неужели человек способен выбросить маленькое живое существо умирать на снег. Этот измученный, испуганный, почти до смерти замёрзший малыш явно не был рождён какой-то бездомной кошкой. Если бы он рос на улице, то знал бы, где прятаться от холода и где искать пищу, но этот котёнок просто жался к холодной, запорошенной снегом стене, звал на помощь и не хотел мириться с ожидавшей его неминуемой смертью. Скорее всего, он оказался неудачным подарком или просто лишним ртом. Но глупо рассуждать о жестокости в отношении животных, если некоторым представителям нашего вида ничего не стоит убить сотни, а иногда и тысячи сородичей.

Доставив котёнка в новый дом, первым делом мы решили его помыть. Под тёплым душем, мы принялись отмывать питомца от уличной грязи. Он был слишком измучен, чтобы сопротивляться, поэтому просто сидел в ванной, жмурился и позволял нам делать с собой абсолютно всё. Когда котёнок поел и, завёрнутый в тёплый плед, мирно уснул, мы тоже решили немного расслабиться: поужинать и выпить по бокалу вина.

— Ну что, за нашего нового товарища, — сказал Сашка и поднял бокал.

— За пушистого друга, которого, к счастью, мы нашли вовремя.

— Как назовём? — спросил Саша.

— Хм, дай-ка подумать. Диоген? Как тебе?

— В честь древнегреческого философа, который всю жизнь провёл в бочке? Что ж, некое сходство я наблюдаю, — рассмеялся Сашка.

— Диоген жил вовсе не в бочке, а в пифосе — большом глиняном сосуде. Древние греки не делали бочек, — возразила я и сразу пожалела о сказанном. Я знала, как Саша любит задавать выскочкам, любящим щегольнуть своими поверхностными знаниями, дополнительные вопросы и выяснять глубину их знаний.

— Ого! Откуда ты всё это знаешь? — спросил он с саркастичным оттенком в голосе.

— Давным-давно рассказывал один любитель истории, — неуклюже попыталась реабилитироваться я. Мне стало неуютно, и в глубине души я надеялась, что Саша не будет задавать вопросов, касающихся моего прошлого и знаний в области истории. И он, чувствуя моё замешательство, не стал этого делать.

— Что ж, мне нравится. Диоген жил, можно сказать, на улице, нашего питомца ждала та же участь, поэтому кличка подходящая.

Кризис миновал, я бесшумно выдохнула и расслабилась.

— С тобой мне так тепло и комфортно, удивительное чувство, — помолчав, сказал Саша. — Я люблю тебя.

От этих слов по коже побежали мурашки, а от долгого, горячего взгляда вдруг начала кружиться голова. Чтобы взять себя в руки и не наделать глупостей, я решила перевести всё в шутку и с наивно-добродушной улыбкой спросила:

— И за что же ты меня так любишь? Во мне нет ничего особенного.

Саша помолчал, не ослабляя хватку многозначительного взгляда, затем откинулся на спинку дивана и сказал:

— Ты обладаешь множеством прекрасных качеств, все они заслуживают восхищения, но люблю я тебя не за них. Для любви не может быть достойной причины, это чувство не подвластно воле. Я люблю, и единственная причина моей любви — ты, — он отвёл взгляд, будто что-то припоминая. — Помнишь, как-то ты пришла ко мне на работу и предложила переодеться клоунами, чтобы развлечь больных малышей в детском отделении. Ты сказала, что им там очень грустно, и если поднять детям настроение, процесс выздоровления ускорится. Мне так понравилась твоя идея, что я ещё несколько раз ходил в отделение уже без тебя, играл с ребятами и веселил их как мог.

— Ты не говорил мне об этом.

— Это было ни к чему, — небрежно бросил Саша. — В тот день, когда я смотрел на тебя, окруженную счастливыми личиками детей, радостную и задорную, с этим смешным красным носом, я не думал о том, какая ты благородная и непредсказуемая, об этом я думал позже. Тогда же просто смотрел на тебя и вдруг понял, что люблю. До этого я был влюблён, внутри меня пылал огонь, я обожал тебя, желал тебя, но в тот момент ощутил, что внутри выросло чувство, которое больше всего, что было раньше. Ты стала частью меня, родственной душой, в этот момент ты стала моей.

Все мысли и слова вдруг испарились. Я лишь слышала, как в груди бешено стучит сердце, словно запертая в клетку птица, которая никак не может выбраться на волю.

— Я люблю тебя, Саша, так сильно, что сердце сейчас разорвётся.

Его рука прикоснулась к моему лицу, и он долго смотрел мне в глаза. Я немного наклонила голову, чтобы его пальцы скользнули к моим волосам, глаза закрылись, я полностью была в его власти. Он целовал меня долго, страстно. Его губы спускались к моей шее. Его руки ласкали моё трепещущее тело. Дыхание стало частым, прерывистым. Я чувствовала его силу и доверяла ей.

Вдруг Саша остановился и отстранился от меня.

— Что случилось? — обеспокоенно и немного смущенно спросила я.

— Я хочу тебя так сильно, что крышу сносит. Я давно мечтал об этом и сейчас хочу этого сильнее, чем когда-либо. Но мы не можем. После ты будешь винить себя за то, что поддалась минутной слабости, а ещё сильнее будешь винить меня за то, что я не остановился. Я не могу этого допустить.

Саша резко встал, начал застёгивать рубашку, но пальцы не слушались его. Он раздражённо махнул рукой, круто повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты, оставив меня одну.

Однажды я рассказала ему, что храню невинность до брака, и потому он был прав, поступив именно так, я это понимала, но всё же чувствовала себя опустошенной и разочарованной. В тот момент я впервые подумала, что те правила, которые мне прививали с детства, несправедливы и жестоки. То, что нас влекло, не было грязным или порочным. Нас влекло чувство, которое мы хотели разделить друг с другом.

В тот вечер мощный ограничивающий механизм внутри меня не сломался, но в нём появилась трещина. Я всегда считала, что запреты и правила призваны защищать меня от боли и разочарования, но в реальности всё оказалось не так однозначно. Я прокручивала в голове слова Саши: «После ты будешь винить себя за то, что поддалась минутной слабости, а ещё сильнее будешь винить меня за то, что я не остановился». Он был прав, так и было бы, но теперь я винила что-то заложенное внутри меня, что-то теперь уже чуждое мне, инородное, от чего я не могла избавиться.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я сидела в одиночестве, придавленная грузом своих мыслей, как вдруг в сумке беззвучно завибрировал телефон. Мама. Звонок оказался таким несвоевременным, неуместным. В тот момент я не понимала, откуда возникло это чувство, и после осуждала себя за него, но меня разозлило напоминание о её существовании. Мне не хотелось отвечать, хотелось выбросить телефон, разбить его, сбежать от её постоянного незримого присутствия.

— Да, мам, — проговорила я в трубку.

— Привет, доченька. Ты чем-то расстроена? Или мне показалось?

— Просто я очень занята, — с раздражением в голосе ответила я.

— Не хотела тебе мешать, вовсе не обязательно злиться, перезвоню позже.

— Мама, подожди, — мне не хотелось слышать её позже, мне вообще не хотелось слышать её так часто, — не надо перезванивать. Я буду занята до поздней ночи. Вообще, тебе незачем звонить мне так часто, я позвоню сама.

— Неужели я так тебе мешаю?

— Нет, просто иногда ты звонишь не вовремя, лучше я сама буду тебе звонить, — и тут решительность вдруг оставила меня, минутное наваждение отступило, и мне стало страшно, что мама заподозрит что-то неладное или плохо подумает обо мне. — Ты только не думай ничего плохого, я просто хочу, чтобы было удобнее нам обеим, и мы могли с тобой болтать дольше, а не перебрасываться парой слов.

— Я не совсем понимаю, почему ты об этом просишь, но пусть будет по-твоему. Буду ждать твоего звонка.

— Не обижайся, пожалуйста.

— Всё нормально. Возвращайся к своим делам.

После этого разговора остался неприятный осадок, резко возникшая головная боль сдавила виски. Я не заметила, как в комнату вошёл Саша. Он сел рядом и обнял меня.

— Прости, я переступил черту, — тихо сказал он.

— Тебе не за что просить прощения. Мне просто не следовало приезжать.

— Перестань. Давай забудем об этом хотя бы на время. Посмотри, кто проснулся, — Сашка посадил мне на колени распушившийся белый комочек. — Оказывается у Диогена голубые глаза.

Я подняла котёнка повыше, пытаясь разглядеть цвет глаз при тусклом свете настольной лампы. Да, глаза на самом деле были голубыми.

— И правда, — улыбнулась я, немного приободрившись. — Вы с ним похожи: оба голубоглазые блондины. Включи-ка свет поярче, хочу хорошенько его рассмотреть.

От ударившего в глаза яркого света котёнок зажмурился, но через пару секунд, бросил на меня недоверчивый взгляд небесно-голубых глаз, прыгнул на ковёр и принялся играть со своим хвостом.

— Посмотри, уже освоился. Шустрый малый! — заметил Сашка.

— Кажется, я только что испортила отношения с мамой, — неожиданно вырвалось у меня.

— Не понимаю, когда ты успела это сделать, меня только минут пятнадцать в комнате не было, — попытался пошутить Саша.

— Я серьёзно. Она позвонила мне несколько минут назад, а я очень резко сказала ей, что занята, и попросила не звонить так часто.

— Не вижу в этой просьбе ничего оскорбительного.

— Ты не понимаешь, у нас очень близкие отношения, а я всё испортила.

— Успокойся, ничего ты не испортила. Она твоя мама, она любит тебя и всё поймёт правильно.

— Если бы…

После небольшой паузы Саша взял меня за руку и сказал:

— Давай я лучше расскажу тебе кое о чём, а ты немного отвлечёшься от своих мыслей.

— О чём-то хорошем или плохом?

— Не хорошем и не плохом. Я никогда не говорил тебе об этом, потому что боялся, что ты неправильно меня поймёшь или решишь, что я хочу показаться тем, кем не являюсь. Но теперь думаю, ты меня достаточно хорошо знаешь, чтобы верно истолковать значение моих слов.

Меня вдруг охватило жгучее любопытство. Что же он от меня скрывает?

— Давай, не томи! Я уже будто на раскалённых углях сижу! — нетерпеливо выпалила я.

— Хорошо-хорошо, — рассмеялся Сашка. — Через несколько лет, набравшись больше профессионального опыта, я планирую стать волонтёром ООН и отправиться в Африку.

Я была оглушена этой новостью. Выходит, он никогда не был настроен на серьёзные отношения? Он не собирался жениться и заводить детей? Я чувствовала себя разочарованной и обманутой.

— Так ты не планируешь заводить семью? — задала я вопрос в лоб. Мой голос звучал довольно резко.

— Хм, немного неожиданная реакция. Ну да ладно. Конечно, я собираюсь жениться и очень хочу иметь детей. Вообще, я предполагал, что существует несколько вариантов решения этого вопроса. Я никогда не собирался ехать туда на всю жизнь, может быть, на год или на два максимум. А если возможность поехать будет очень ограниченной, то всего на несколько месяцев. Я думал, что, возможно, тебя заинтересует волонтёрство и этот удивительный континент, который отчаянно нуждается в помощи. В таком случае мы могли бы поехать туда вместе. Если же ты не захочешь, я могу отложить поездку на неопределённый срок: в ООН принимают волонтёров до 99 лет. Могу вообще отказаться от этой идеи, в конце концов, это только мечта, возможно, неосуществимая.

Когда я начала остывать, мне стало стыдно за свою первоначальную реакцию. Мечта Саши была очень достойной и благородной, от такого человека нельзя было ожидать меньшего: всю свою жизнь он посвящал заботе о людях и спасению их жизней. Иногда он работал по двадцать часов в сутки, забывая о сне и отдыхе. Я чувствовала, как эгоистичны были мои желания и мысли в сравнении с его жизненными приоритетами, но всё же не могла сказать Саше, даже ради сохранения его высокого мнения обо мне, что сейчас же готова отправиться на другой конец планеты спасать загубленную честь человечества. В тот момент согласие было бы ложью, а я не могла солгать человеку, которого любила.

— Прости, что я так сразу налетела. Просто новость была неожиданной. Мне стыдно, что я так отреагировала.

— Успокойся, это вполне нормальная реакция.

— И я сейчас не могу сказать, готова ли я отправиться с тобой бог знает куда. Извини. Мне нужно время, чтобы всё взвесить, обдумать. Буду откровенна с тобой, поездка в Африку не входила в мои планы.

Сашка рассмеялся.

— Я и не ждал, что ты сразу же согласишься ехать, и через пару дней мы, упаковав чемоданы, отправимся на чёрный континент. У тебя есть сколько угодно времени, чтобы подумать. И ты вовсе не обязана соглашаться. Я просто рассказал тебе о своих стремлениях, о том, чего хотел бы, но это не значит, что я сделаю это во что бы то ни стало. Это всего лишь мечта, и я с лёгкостью могу отказаться от неё ради того, чтобы быть с тобой.

— Прости меня. Ты самый благородный человек из всех, кого я встречала..

— Забудь, давай поговорим о чём-нибудь отвлечённом. Сегодня какой-то накалённый вечер у нас выдался, — сказал Сашка примирительным тоном, придвинулся ко мне ближе и обнял за плечи.

В это время Диоген, откуда-то достав смятый клочок бумаги, принялся гонять его по всей комнате, словно мяч по футбольному полю. Он так разыгрался, что шерсть встала дыбом, а глаза горели, как два прожектора. Его возня была до того забавной, что мы с Сашкой не выдержали и рассмеялись.

— Он не даст тебе скучать, — сказала я, вытирая слёзы, от смеха выступившие на глаза.

— Это точно! — веселился Сашка.

Видимо вообразив себя собакой, Диоген взял бумажный мяч в зубы и выскочил в коридор. Теперь мы не могли его видеть, зато прекрасно слышали топот быстрых маленьких лапок и скрежет когтей по дорогому ореховому ламинату.

— Он испортит тебе пол, — сказала я.

— Не испортит. А если и так, ничего страшного, главное, что и нам, и ему очень весело.

— Ты удивительный человек!

— Почему? — спросил Саша.

— Мне кажется, тебя практически невозможно вывести из равновесия. Как тебе удаётся всегда быть таким спокойным?

— Я просто не думаю об этом, — улыбнулся он.

— О том, что нужно сохранять спокойствие?

— О том, что можно спокойствие потерять.

Я посмотрела в окно. Оттуда на меня пристально глядели бездонные сиренево-чёрные глаза ночи. Мне показалось таким странным, что через несколько часов эти ничего не видящие глаза растворятся в голубом свечении рассвета и бесследно исчезнут навсегда вместе со стремительно ускользающими от нас секундами уходящего дня. Мне захотелось, остановить время, осталось что-то важное, и это важное я не успела сделать, оно бежало от меня так стремительно и терялось в этих чёрных немигающих глазах.

— Помнишь, как ты уговаривал меня покататься на колесе обозрения, а я не соглашалась ни в какую, потому что до ужаса боялась сидеть в этой прозрачной кабинке на чёрт знает какой высоте?

— Помню, конечно. Такое не забудешь.

— Тогда лето было в самом разгаре. Был почти вечер и вдруг возникло непреодолимое желание приключений и странное чувство авантюризма.

— Ага, припоминаю. По-моему, мы тогда влезли на крышу какого-то дома и что-то оттуда выкрикивали.

— Да, точно, это было наваждение какое-то, — смеялась я.

— Больше мы никогда так с ума не сходили… А жаль.

— Помнишь, там, на крыше ты увидел, что недалеко находится это чёртово колесо?

— Да, и ты сразу запротестовала против идеи прокатиться, но это сопротивление только подзадоривало меня, — усмехнулся Саша.

— Ты всё-таки притащил меня туда.

— Волоком можно сказать, а расстояние до колеса на деле оказалось немаленьким.

— Уже вечерело, и колесо светилось разноцветными огнями. Помню, в голове проскочила мысль насчёт этих огоньков — «адская приманка».

— Ты серьёзно?

— Честное слово!

— Боже, какая же ты смешная!

— Ты принялся уговаривать меня залезть в коробку, я изо всех сил старалась не поддаваться на провокацию. По-моему, я просто бесконечно повторяла, что ужасно боюсь высоты и мотала головой.

— Так и было, — подтвердил Саша.

— Потом ты произнёс слова, которые я буду помнить, наверное, всю жизнь: «Если я рядом, тебе нечего бояться. Просто доверяй мне. Ты мне доверяешь?»

— А ты ответила: «Доверяю». А потом добавила: «Где ты, там и я».

— Да. Вот и теперь я хочу сказать, где бы ты ни был, куда бы ни отправился, даже на конец света, я буду с тобой, потому что где ты, там и я.