Рубль – не деньги

Ирина Бова, 2019

Жанр рассказов Ирины Бова определить сложно – они и комичны, и трагичны, и трогательны одновременно. Ведь это все о нашей жизни, а она, как мозаика, состоит из мелких кусочков – в целом смотрится как единая картина, а уж какое на кого произведет впечатление, это индивидуально. Наше бытие не меняется от того, жили ли мы в советскую эпоху, или живем в постсоветскую. Это так же, как менять страну проживания… Мы вывозим на ПМЖ самое себя, а не чемоданы и контейнеры. Время нельзя разделить на «до» и «после», просто у каждого оно свое, но и относится к нему каждый по-своему. Так же и эти рассказы: любой из них мог бы быть драмой, детективом, сатирой, только автор увидел их сюжеты именно так. Как любят говорить психологи, «каждый видит и слышит то, что он хочет». И если вы хотите (или не хотите) обратно в СССР, просто начните читать эту книгу.

Клятва гиппопотама

— Врешь, — убежденно сказал Гарик, — таких зарплат в Советском Союзе не бывает.

— Ну что мне, землю есть или справку из бухгалтерии тебе принести?

Они сидели в комнате Гарика за письменным столом и пили мартини. Вместо привычных интеллектуальных разговоров речь с самого начала зашла о деньгах, а вернее об их нехватке. На стипендию не разгуляешься, поэтому Катя перешла на заочный и пошла работать. Теперь обсуждались преимущества трудящихся перед студентами.

— Тогда получается, что ты в денежном выражении от меня немногим отличаешься, — гнул свое Гарик.

— Отличаюсь. На 22 рубля 50 копеек.

— Вот представь себе, Катька, женился бы я на тебе…

— С ума, что ли, сошел?

— Это допущение, не перебивай. Вот предположим, женился, а у нас твоя зарплата, моя стипендия и ребенок…

— Давай сразу к эпилогу, — все-таки перебила его Катя. — Мы бы сдохли.

— Значит, надо идти работать, — осенило Гарика.

— Я уже и пошла.

— Да нет, мне надо. Я придумал: пойду на «Скорую», там по графику, ночами.

Катя встала и прошлась из угла в угол, чтобы размяться. Задумчиво посмотрела на друга детства и спросила:

— Вот скажи мне, Макаров, чего тебе не хватает? Мы же не живем по остаточному принципу… При полном безденежье на тебе цейсовские очки, а на мне — австрийские сапоги, пьем мы мартини и только позавчера ходили на Алисию Алонсо. Пока есть наши родители…

— Ты подошла к самому главному, котенок! Именно родители! А я хочу своих денег, а не родительских! — Гарик почти кричал. — Летом поеду в стройотряд!

— До лета еще дожить надо, — резонно заметила Катя.

Гарик враз погрустнел. До лета еще был целый учебный год. Девять месяцев будут тянуться долго, а влюблен он сейчас, и в девушку Снежану, с которой он только недавно познакомился. Хотелось ошеломлять дорогими ресторанами и театрами именно на начальном этапе отношений. Это Катьке можно было честно признаться в том, что кошелек пуст — она знает его, как Облупленного, всю жизнь, а никакой девушке не сообщишь о таком конфузе. Болгарке — тем более…

— Доживем, — сказал Гарик не особо радостно, — а пока пойду на «Скорую». Ребята говорят, что там благодарности всякие.

— От кого? — поинтересовалась Катя.

— Как от кого? От больных. Я же не санитаром устроюсь, все-таки последний курс, врачом возьмут. Вон Никита там уже месяц, ему аж 200 рублей перепало в первую же неделю от какого-то дедка.

— Ну-ну, — неопределенно хмыкнула подруга. — Рвач твой Никита, и своего не упустит. Стыдно с больных деньги брать, у нас медицина бесплатная.

— Мы все помним про клятву Гиппократа, — торжественно начал Гарик, — и никогда…

— Это ты никогда, а твой дружок всегда, не взирая на Гиппократа, — подвела черту Катя. — Пойду я домой, уже первый час ночи.

Когда она ушла, Гарик еще долго обдумывал сложившуюся ситуацию и пришел к выводу, что прав. Стыдно здоровому взрослому мужику брать у родителей деньги. С этой сладкой мыслью он и уснул.

На «Скорую» Гарик все-таки оформился и когда уходил на первое свое ночное дежурство, мама пыталась вручить ему с собой термос и бутерброды.

— Мамочка, я поем, у меня деньги есть, — отговорился взрослый сын, сжимая в кармане плаща единственный рубль.

Ехали по первому адресу, и Гарик, настроенный на боевые подвиги и получение наград за них, был расстроен неимоверно: их бригаду отправили к девятикласснице, которая сожрала пачку пятерчатки назло родителям. Девчонке всучили кувшин со слабым раствором марганцовки и пока она блевала в ванной, пили чай. Следующий вызов был на несчастный случай с летальным исходом: пьяный мужик решил спуститься по решетке лифта с шестого на первый этаж.

Все вызовы были скучными и бездарными в медицинском отношении, и начинающий врач Макаров впал в отчаяние. Все мысли были только о пирожках и стакане кофе с молоком. Он любовно поглаживал последний рубль в кармане и пытался не заснуть. Складывалось тоскливо и утомительно. Ближе к утру отправились по звонку сильно перепуганной бабульки. Ожидался труп. Бабулька жутко верещала, повторяя через слово «Ироды проклятые!», и еле смогла объяснить, по какому адресу надо ехать. Вызвала ли она милицию, так никто и не понял.

Переступив порог квартиры Гарик сразу снял плащ и пристроил его на вешалку. Деловито осведомился:

— Где больной?

Пред ним убегал вдаль пыльный извилистый коридор, а прямо перед носом крутилась маленькая седая бабка с перемотанной полотенцем головой. Она и откликнулась.

— Больная-то я! С ними разве здоровой будешь?! Пьют, гады, а у меня уж все изболелось!

— Бабушка, с вами давайте потом, — перебил ее Гарик строго, — вы же говорили, что «убили ироды». Кого убили?

— А что это ты, доктор, так со мной? Какая ж я тебе бабушка?! Я только в бардаковский возраст вошла!

За спиной тонко захихикала медсестричка и грубо загыкал санитар с носилками. Гарик, еле сдерживаясь, упирал на свое.

— Ведите в комнату.

Но когда они все вместе в эту комнату вошли, то не только трупов… За столом, где были свалены вперемежку пустые бутылки и остатки закуски, восседал небритый мужичонка в обширных фиолетовых трусах. По щекам он размазывал обильные слезы, которые стекали на тощую грудь вместе с чем-то красным, а у его ног валялся еще один, правда, в майке, но без чувств. Он громко храпел. Под ним растекалась кроваво-алая лужа. По комнате плавал плотный бурый дым с запахом перегара.

— Это что? — грозно спосил Гарик, зажав двумя пальцами нос.

— Убил я брательника, — признался хлипкий, не переставая подвывать.

— Как же вы его убили, если он храпит? — удивился Макаров.

Санитар выступил вперед.

— Георгий Владимирович, что вы с ним политес разводите, милицию нужно вызывать, пусть их обоих в вытрезвитель забирают.

— А кровь? — недоуменно спросил Гарик.

— Да какая, к лешему, кровь! — возмутился опытный санитар. — Они из томата пойло свое гонят. — И поторопил: — Поехали-поехали! Дышать же нечем…

А в дверях из-за плеча подпрыгивала маленькая соседка и кричала:

— Прав не имеете уезжать! Вы клятву гиппопотама давали!

Санитар двинул мощным плечом и оттеснил старушку «бардаковского возраста».

Гарик опомнился только в машине. Сунул руку в карман плаща — заветного рубля не было.