Рубль – не деньги

Ирина Бова, 2019

Жанр рассказов Ирины Бова определить сложно – они и комичны, и трагичны, и трогательны одновременно. Ведь это все о нашей жизни, а она, как мозаика, состоит из мелких кусочков – в целом смотрится как единая картина, а уж какое на кого произведет впечатление, это индивидуально. Наше бытие не меняется от того, жили ли мы в советскую эпоху, или живем в постсоветскую. Это так же, как менять страну проживания… Мы вывозим на ПМЖ самое себя, а не чемоданы и контейнеры. Время нельзя разделить на «до» и «после», просто у каждого оно свое, но и относится к нему каждый по-своему. Так же и эти рассказы: любой из них мог бы быть драмой, детективом, сатирой, только автор увидел их сюжеты именно так. Как любят говорить психологи, «каждый видит и слышит то, что он хочет». И если вы хотите (или не хотите) обратно в СССР, просто начните читать эту книгу.

Реприза

Мы растили кукурузу. Кто не верит, пусть почитает материалы Пленума ЦК КПСС за 1954 год. Тогда Хрущев впервые упомянул о том, как легко и незатейливо можно выйти из зернового и кормового кризисов. Спасение, как народа, так и скота, развернулось на долгие годы. И не надо смеяться: это вам не Геннадий Хазанов прыгает по сцене с радостными восклицаниями «Кукуруза, кукуруза! Как мы любим кукурузу!».

Инициативу разворачивали всерьез под лозунгом «Дадим Родине по 50 центнеров чудесницы с гектара!» В 1956-м стал издаваться журнал «Кукуруза», где в 1959 году на глянцевом развороте подробно описывался визит нашего генсека в Айову к фермеру Гарсту. Очень там понравилось Никите Сергеевичу! Но говорили они с Гарстом преимущественно о кукурузе.

Теперь я знаю, кому нужно было голову отвернуть за маленькие десятикопеечные батоны с черным мякишем. Гарсту! Но тогда я и не предполагала, что есть штат Айова, а в нем вражина Гарст… Я просто стояла с дедушкой в длинных очередях, которые змеились возле булочной.

Подсолнечное масло тоже исчезло, ему на смену пришло кукурузное. До сих пор не переношу его запаха!

А в четвертом классе на уроках труда мы сами стали осваивать «чудесницу». На пришкольном участке (в центре Ленинграда!) мы эту подлость сеяли, за ней ухаживали, фотографировали и с гордостью потом участвовали в каких-то соревнованиях за право кем-то там называться. В общем, были при деле. Я демонстрировала дедушке фото разросшейся кукурузы, которая уже была выше меня, но початков не давала. Его мои сельскохозяйственные достижения, конечно, не удивляли, как меня удивляли его рассказы о том, что корова до революции стоила 8 копеек, как создавалась газета «Искра», и о многом другом.

Единственное, о чем умалчивалось, была целина, с которой мой дед вернулся в 1957-м. Тщательно скрывалось, что никакой целины в биографии Ивана Петровича Селиверстова не было и в помине. Мама рассказала мне, когда я уже стала взрослой, что дедушка написал весьма критическую заметку в стенгазете Высшего военно-топографического училища, где преподавал политэкономию. Кого критиковал, мама не помнила, но то как ночью за ним приехал «воронок», запомнила на всю жизнь. Приехали, изъяли наградной пистолет, и загремел репрессированный дед в казахстанские степи на шесть лет. Видимо, кого критиковали, тот и «стукнул».

А когда вернулся, занимался только мною и стоял за кукурузным хлебушком. Никто не знает, о чем он думал или вспоминал во время вынужденного ожидания, — о дореволюционном ситнике, о 125 блокадных граммах или о том, что в 1980 году весь советский народ будет жить при коммунизме, как пообещал Хрущев на ХХII съезде партии.