Гиблое место

Ирина Боброва, 2015

Еще в далеком XVIII веке русские переселенцы и казаки прозвали этот странный лес в верховьях Оби «гиблым местом». Все, кто пытался обжить его, погибали от тяжелых недугов… Но в XX веке ученые заинтересовались феноменом, и вскоре рядом с древним урочищем возник поселок Лесной, в котором расположилась одна из секретных лабораторий Биорадиохимического института Академии наук СССР. Однако не только изучением редкого явления – накоплением растениями изотопов тяжелых трансурановых элементов – занимались в Лесном!..

Глава вторая. Суровцев и Суровикин — двое из ларца, одинаковых с лица

(Конец ноября 1952 года)

На вокзале Варю никто не встретил. Она минут пятнадцать простояла на перроне, надеясь, что вот сейчас он подойдёт, но тщетно. Было зябко. Дул пронизывающий ветер — несильный, но такой холодный, что казалось, будто сейчас он выдует из тела всё тепло, а потом примется за душу. Варвара наморщила носик, вспоминая слово, которым сибиряки называют такие ветра, но ничего не получалось. Подошёл милиционер, поинтересовался, всё ли у неё в порядке, предложил помочь донести чемодан до перехода через пути — мостик был проложен поверху и идти до него было довольно далеко. Варя отказалась и, подняв чемодан, пошла к мосту. Чемодан тяжёлый, и девушка несла бы его легко, но вот размеры — слишком большой, он больно бил по ногам, приходилось иногда волочить его по перрону. Благо снежок выдул всё тот же противный, нудный ветер. Хиус! Хиус — вспомнила Варвара и рассмеялась: удивительно подходящее название для такого ветра, острое и противное сочетание звуков! Снег вихрился у земли, открывая взору крепкий ледок. Девушка несколько раз поскользнулась, но не упала. Два пролёта лестницы, ведущей на перекинутый через пути мост, показались бесконечными, но с моста спустилась быстро: упустила чемодан и, пока фанерный ящик летел вниз, громыхая, как показалось Варе, громче поездов, она думала только о банке клубничного варенья. И надо было маме сунуть эту злополучную банку! Говорила же, что хватит одной, с яблочным, а земляничное она не любит, но маме разве что докажешь? И потом, почему она — комсомолка, аспирантка, без пяти минут кандидат наук — должна доказывать, что уже взрослая и самостоятельная? Что может вовремя поесть и уж точно сама знает, что ей полезно, а что нет! Хорошо ещё, попутчики попались с отменным аппетитом, было кому скормить и пироги, и картошку, и два десятка варёных яиц… или три?.. Ох уж эта мама!

Варя всхлипнула. Сейчас, как никогда, захотелось прижаться к маминой груди и, как в детстве, расплакаться, жалуясь на все детские обиды и горести. Сейчас она бы пожаловалась на мужа — не встретил, и теперь она одна, под этим противным ветром… как его там?.. хиусом! Но, представив, с каким выражением лица мать, не одобрявшая её замужества, выслушала бы эти жалобы, Варвара внутренне собралась. Да разве можно комсомолке так раскисать от мелких неприятностей?

Вокзал, такой же, как на многих остановках по пути из Москвы в Барнаул, небольшой, но с колоннами, с алебастровой лепниной, не показался приезжей достопримечательностью. Может, в другое время она и полюбовалась бы зданием, но сейчас её интересовало только одно: где Виталий? Её никто не встречал, мужа у ступеней, ведущих к колоннам, за которыми виднелись вокзальные двери, не было.

— Вот тебе и молодой муж! Объелся груш мой Виталя, — расстроенно усмехнулась она, поставив на землю тяжёлый чемодан.

Тоненькая девушка в сером драповом пальтишке и беретике на чёрных кудрях привлекала внимание, и несколько раз мужчины останавливались, спрашивая, не помочь ли ей донести чемодан до трамвайной остановки.

— И дался им этот чемодан!.. — проворчала Варя, дуя на замёрзшие пальцы и снова вспоминая маму: говорила она, что тонкие кожаные перчатки не для Сибири, что надо надеть варежки… — Как холодно! — Варя потопала ногами, с завистью глядя на валенки, перекинутые через плечо женщины, по виду деревенской.

— Форс морозу не боится… — проворчала тётка, неодобрительно глянув на её хромовые сапожки, но тут же сменила гнев на милость:

— Покупай, недорого отдам. Бери-бери, без ног ведь останешься, да и гололёд. Порасшибашься в таких-та, моднячих.

Варя достала из кармана кошелёк и, не торгуясь, отсчитала женщине деньги. Валенки оказались немного великоваты, но ноги сразу согрелись, и Варя, волоча чемодан по льду, а там, где дворники уже насыпали песку, поднимая его, пошла искать мужа. Может, тоже где-то вот так стоит, волнуется, думает, что она не приехала? За пятнадцать минут девушка обошла небольшой, постройки начала века, вокзал. Народа вокруг много: какие-то колхозники в старых, местами порванных и аккуратно зашитых полушубках, серьезные люди в драповых пальто с большими портфелями — по виду командированные, много всякого разного люду, в основном в темных ватниках. Попутчиков, ехавших с ней от самой Москвы — молодого лейтенанта Щеглова и капитана Купцова, встретила служебная эмка, и они улетели по своим важным военным делам — инспектировать расположенное в городе минометное училище.

— Привет мужу. Удачи ему! — крикнул на прощание капитан Купцов.

А лейтенант Щеглов, всю дорогу не спускавший с нее глаз, молча приложил ладонь к форменной ушанке. Прибывших московским поездом людей быстро развозили потрепанные автобусы и — о, чудо! — старые, видавшие виды трамваи.

— Три года как пустили. А все привыкнуть не могу. Совсем наш Барнаул стал как настоящий город. А до войны так, — он пренебрежительно хмыкнул, — городишко маленький был. Вам куда, гражданочка? — И довольно солидный мужчина средних лет в кожаной куртке и форменной фуражке с эмблемой таксопарка предупредительно распахнул двери такси.

— Ой, спасибо вам, но меня муж встретит, — ответила Варя, устало улыбнувшись. И тут же, будто убеждая себя в этом, добавила:

— Обязательно встретит!

— Ну, что ж, встретит — так встретит, дело понятное. А то, если захотите, красавица, моментально в центр или на Гору, или на заводы. Вам, собственно, куда? — не отставал словоохотливый таксист. Он явно потерял всех клиентов, прибывших московским поездом, и надеялся выполнить план хоть с одной пассажиркой.

— Мне в Лесной. Но всё равно я буду дожидаться мужа.

— В Лесной? А вам который Лесной? У нас их тут несколько. А то бы позвонили, вон, телефон освободился, — и таксист кивнул в сторону синей телефонной будки.

— Спасибо, он уже, наверное, подъезжает… Я пойду, — она отошла от машины, ругая себя: это надо же было забыть номер телефона мужа, а так бы точно позвонила. Девушка заправила выбившийся локон под беретку и тихо пробормотала:

— Нет, не годится комсомолке впадать в отчаяние. Как учит нас товарищ Сталин? Учит, что нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики! Пойду в обком комсомола, там помогут. — И тут же, сообразив, что, где находится комитет комсомола, она не знает, Варвара обернулась к таксисту — тот стоял у машины, докуривая очередную папиросу: — А до обкома комсомола подвезёте?

— Какие вопросы, красавица! — расцвёл таксист. — С ветерком домчу!.. Только у нас край, а не область, так что, соответственно, крайком получается, а не обком. Ну да не в названии дело! На вот, авоська.

— Зачем? — удивилась Варя.

— Сапожки свои положишь, неудобно ведь таскать в руках, выпадают, — таксист хохотнул, заметив, как смутилась девушка. — А за валенки переплатила втрое…

В крайкоме, небольшом деревянном домишке в старом центре Барнаула, её встретил совсем молодой разговорчивый инструктор Пётр Прохоров. Бегло взглянув на комсомольский билет и командировочное предписание, он повёл её пить чай в расположенную напротив чайную. Чемодан он хотел подхватить по-мужски, лихо, одним рывком, но силёнок не хватило, Пётр Прохоров оказался довольно хилым. Варя, улыбнувшись, посоветовала заняться физкультурой, на что инструктор разразился целой тирадой о советском спорте, о наших спортсменах и о радости и силе, которую чувствуешь, становясь «быстрее, выше, сильнее»… Варя улыбалась, краем уха слушая его и иногда кивая. Она смотрела по сторонам и удивлялась — такая красота! Дома, всё больше двухэтажные, были украшены такой тонкой, почти невесомой резьбой, что девушке показалось, будто она попала в сказку. Она даже забыла о противном, пронизывающем ветре со странным местным названием «хиус»…

В чайной густо сидел народ. В основном молодые люди, парни и девушки. Они шумно переговаривались, а у столика напротив девушки затянули было песню, но тут же прыснули в ладошки. «Педагогический институт недалеко, — улыбнулся инструктор, — молодой народ из села потянулся».

— Пётр Акинфьевич, нам бы пошептаться, — к их столику подошли двое молодых парней, одетых, как и большинство посетителей чайной, в старые, видавшие виды драповые пальто.

— Да говорите здесь. У меня от товарища из Москвы секретов нет! — улыбнулся Пётр Прохоров.

«Тоже студенты?» — мелькнуло предположение, и Варя, отметив крепкое сложение молодых мужчин, решила, что они с физкультурного факультета: «Наверняка спортсмены».

— Как, вы из самой Москвы? — простодушно улыбнулся один из подошедших, светловолосый крепыш. — Ну как там столица?

— О, Москва кипит, как всегда! Столько разных интересных идей! Молодежь, как всегда, ищет новых путей, — лучезарно улыбнулась Варвара.

— Именно этому нас учит товарищ Сталин, — ввернул Пётр.

— Да-да, точно, — сказал второй студент — широкоплечий, высокий, внимательно глядя на собеседницу. «А она красивая, — подумалось ему, — и одета не по-нашему». Цепкий взгляд будто сфотографировал правильные черты девичьего лица, густые, чёрные стриженые волосы, то и дело выбивающиеся из-под синего берета, хорошо сшитое, от портного, пальтишко, из-под которого выглядывал подол зелёной юбки. На шее повязан воздушный шёлковый шарфик, подобранный под цвет бирюзовых глаз. Подумав, что глаза такого цвета — редкость, будто действительно бирюзовые камешки спрятались под густыми ресницами, а улыбка добрая, ямочки на щеках, вслух он спросил:

— А вы к нам в командировку или работать будете?

— Да нет, я к мужу, — смущённо улыбнулась Варвара, теребя шёлковый шарфик. На щеках заиграли глубокие ямочки. — Ну и работать буду. В институте. Вместе с мужем.

— Позвольте полюбопытствовать, а где находится институт, в котором ваш муж работает?

— Он? В посёлке Лесной. Институт там. Только муж не в институте работает, в части какой-то. Он должен был меня встретить, да вот незадача. Он у меня военный.

— В Лесном, говорите? Так давайте мы вас проводим. У нас тут машина недалеко. Мы тут в крайком приезжали, по делам комсомольским. Из Лесного как раз.

— Так вы там работаете? Наверное, и мужа моего знаете? Виталий Жатько, майор он.

— Майор? — протянул крепыш. — Жатько? А! Так это, наверное, на Объекте! Ну, мы вас на КПП доставим, а там разберутся.

— Ой, спасибо, ребята. Да, я забыла представиться — Варварой меня зовут. А с мужем мы всего три месяца женаты. Познакомились, когда диплом писала, — затараторила девушка, — в Ленинке и познакомились… В библиотеке имени Ленина. Тут же и расписались. А сразу же после свадьбы его и отозвали по месту службы, а я осталась дела улаживать. Я ведь в аспирантуру поступила. С профессором Приходько — это мой руководитель — договаривалась. Да много там чего. Это я вам по дороге, ребята, расскажу.

— Ну, пойдёмте, — сказал светловолосый крепыш. — Суровикин меня зовут. Борис. А вот он — Суровцев. Тоже Борис. Видите, и фамилии похожи, и сами с лица одинаковы, ещё и тёзки к тому же. Про нас иногда шутят, мол, двое из ларца, одинаковых с лица!

Они вышли из чайной. Суровикин помог Варе донести чемодан, отметив про себя, что чемодан тяжёлый, но девушка несла его почти не напрягаясь, а на вид такая хрупкая… Неподалёку стояла видавшая виды эмка, ещё довоенного выпуска.

— Садитесь на заднее сиденье. Машина старенькая, но ход хороший, не трясёт, — сказал Суровцев, усаживаясь рядом с Варварой. Суровикин, поставив чемодан рядом с попутчицей на заднее сиденье, сел за руль. Машина поехала.

Проехав метров сто, Суровикин вывернул руль налево, а потом свернул в арку высокого, ярко освещённого здания. Перед ними распахнулись железные ворота, машина въехала, ворота бесшумно закрылись.

— Куда вы меня привезли? — возмущённо закричала девушка.

— Молчать! Ты арестована, — и Суровикин сунул ей под нос развёрнутые корочки. «МГБ» — успела прочесть Варвара.

— Это что, розыгрыш? — неуверенно спросила она.

— Сейчас разберёмся, — зловеще протянул Суровцев, открывая дверцу с её стороны. — Сейчас ты нам всё расскажешь.

От такой несправедливости слёзы навернулись на глаза, и Варя плохо помнила коридоры с бесчисленными поворотами, по которым её вели. Хотела вытереть слёзы платком, но достать из кармана не получилось, остановил жёсткий окрик: «Руки за спину, арестованная!» Арестованная… Это слово так больно резануло уши, что Варя, уже не сдерживаясь, разрыдалась. Как обыскивали, помнила плохо — такого стыда Варвара не испытывала с тех пор, когда в детстве тайком съела все конфеты, а потом, когда мать поставила перед гостями коробку и, обнаружив, что она пуста, посмотрела на Варю таким взглядом, что у неё потом весь день пылали уши. Она попробовала возмутиться, когда обыскивающий потребовал снять нижнее бельё, но грубый окрик человека в форме вызвал новый поток слёз. Коридоры, по которым вели арестованную после обыска, казались ей бесконечными и, если бы вдруг конвойный пропал, Варя вряд ли бы выбралась самостоятельно. Она чувствовала себя жертвой, оказавшейся в лабиринте Минотавра, но если бы сейчас из-за угла выскочило чудовище, она бы даже не стала сопротивляться — пусть съест её! В любом случае это было бы лучше, чем тот стыд, который пережила только что…

Допрашивали в камере без окон, под потолком качалась зарешеченная яркая лампа, стены и полы бетонные, выкрашены в ядовито-зелёный цвет. Девушка, сидя на шаткой табуреточке, уставилась в пол, не понимая, что произошло. А слёзы катились по щекам, она не рискнула достать из кармана носовой платок. Маленькая, хрупкая на вид, в плиссированной зелёной юбке и белом шерстяном свитерке, она казалась ребёнком. Большие, будто мамкины, валенки, усиливали это впечатление. Капитан Каширников почувствовал жалость, но, поймав себя на этом, как он считал, неположенном чувстве, разозлился: всюду шпионы! Капиталистические страны, враги Советского государства, не дремлют, предпринимая всё новые и новые попытки развалить молодую Страну Советов, и он, стоящий на страже интересов Родины, должен быть бдителен и беспощаден к врагам народа. А перед ним враг, и он должен быть не просто суров, а даже жесток! Враги подлежат уничтожению, и Каширцев не тратил бы время на допросы, сразу бы к стенке и… — расстрел без суда и следствия.

— Фамилия. Должность. С каким заданием пытались проникнуть на секретный объект? — рявкнул он.

Варвара вздрогнула, обхватила плечи руками. Она всё ещё не могла поверить, что это происходит с ней, нерешительно, запинаясь, ответила:

— Варвара Петровна. Конюхова по отцу. А по мужу Жатько. Я к мужу еду. А объекта никакого и не знаю во…

— Молчать! — следователь стукнул кулаком по столу. — В глаза смотреть! Я сказал — в глаза мне смотри! — Варвара подняла полные слёз глаза на мучителя, мечтая, чтобы всё это оказалось дурным сном, чтобы она сейчас проснулась на полке поезда в своём купе, чтобы проводница отодвинула дверь и, приветливо улыбаясь, предложила чаю, напомнив, что через час они прибудут в Барнаул, а потом бы она вышла из вагона и попала в раскрытые объятия мужа… — Отвечайте коротко на поставленные вопросы. Фамилия?

— Конюхова… — Пролепетала арестованная. — То есть Жатько.

— А точнее? Настоящая фамилия?

— Жатько. По паспорту Жатько, — всхлипнув, пробормотала москвичка.

— Липу, которую ты выдаёшь за советский паспорт, мы сейчас проверяем. Очень внимательно проверяем! Твоя настоящая фамилия, спрашиваю?! — следователь упёрся пальцами в столешницу и медленно встал, горой нависая над арестованной.

— Конюхова… Жатько… — пробормотала Варя, невольно съёжившись — ей показалось, что сейчас тонкие пальцы человека в форме не выдержат его веса и подломятся, и он через стол рухнет прямо на неё.

— А может, твоя фамилия Флеминг? — продолжал давить следователь. — И работаешь ты на английскую разведку? А может, и родилась ты не в Москве, а в Харбине? Ну-ка отвечать! Смотреть в глаза! Кому сказал!

Варвара разрыдалась в голос. Машинально вытащила платок из кармана, прижала его к лицу и рыдала, уже не смущаясь своих слёз.

— Ну-ка прекратите давить на гражданку Жатько, — дверь, лязгнув, открылась, и в камеру вошёл военный с двумя большими звёздами на погонах. — Вы что, забыли инструкцию?

Следователь-дознаватель взвился с места и замер, вытянувшись струной.

— Ведём работу, товарищ подполковник! Запирается, не хочет признаваться.

— Ну, это сейчас мы посмотрим. Да вы садитесь, Каширников. Сейчас я с ней немного поработаю. Ну, голубушка, рассказывайте. Что там у вас да как. Да вы не плачьте, вот, водички попейте. — Он подошёл к столу, налил воды из графина и протянул стакан Варваре.

Варя вновь начала рассказ про своё знакомство в Ленинке и замужество и что ехала к мужу, а про институт впервые услышала. Она всхлипывала и сбивалась, на что следователь многозначительно хмыкал и при малейшей заминке порывался что-то сказать, но каждый раз суровый взгляд старшего по званию останавливал его.

— Ну, это хорошо, успокойтесь. Сейчас во всём разберёмся.

В дверь деликатно поскреблись. Вошёл Суровцев и молча протянул подполковнику папку. Тот бегло пролистал.

— Так, интересно… А вы знаете, какую должность занимает ваш муж на Объекте?

— Он… — Варя задумалась, — …военный. Майор! — обрадовалась она, вспомнив слово.

— А должность?

— А это разве не должность?

— Это звание, — совсем по-мальчишески ухмыльнулся следователь и тут же осёкся под строгим взглядом начальника.

— А-ааа… Я не знала. Правда-правда не знала, — пролепетала Варя. — Военным служит, а как там дальше — не говорил. Я, знаете ли, аспирантка и не разбираюсь в званиях и обязанностях.

— Интересно вас воспитывали. А в войну-то вы где были, если в званиях не разбираетесь? По возрасту как раз бы в медсёстры.

— В госпитале работала, санитаркой, после школы сразу в госпиталь, потом на биолога поступила. Так училась и работала.

— Хорошо училась, — полковник улыбнулся. — Не каждый Тимирязевскую академию с красным дипломом заканчивает. Да ещё и в аспирантуре вас оставляют. Как там профессор Приходько? Давно его не видел, здоров? Так всё лесами и занимается? Соснами да ёлками?

— Да, профессор здоров… А вы его разве знаете? Неожиданно… — девушка впервые за всё время допроса подняла взгляд, с удивлением посмотрев на военного. Это был пожилой человек, седой и солидный. От него веяло таким спокойствием, что Варвара вдруг окончательно успокоилась. Почему-то ей показалось, что теперь всё будет в порядке — всё-всё! Всё это кончится, и она, выйдя из камеры, сразу попадёт в объятия мужа, а уж Виталя не допустит, чтобы с ней что-то случилось, не даст ничему плохому прикоснуться к своей жене…

— Ещё б мне не знать Владимира Евграфовича! — ответил военный с двумя большими звёздами на погонах. — Его весь Советский Союз знает. Сталинский план преобразования природы — это ж великое дело! Вот ваши документы, Варвара Фёдоровна. Просим простить нас за нетактичное поведение, но сами понимаете — работа. Да и вы глупостей наделали. Если сказал муж, что встретит, то и надо было сидеть молча на вокзале и ждать. А вы у каждого встречного спрашивали, где тут посёлок Лесной. А место, знаете ли, особое. А потом что сделали? Вообще в крайком пошли. А они там ни слухом, ни духом о таком месте. Да и знать им это не положено. Ну, красавица, вот ваши документы — тут всё, и перевод из академии в наш институт в том числе. Идите, там уж вас молодой муж заждался. Вон, за дверью шаги меряет.

Не веря своим ушам, Варвара встала и на ватных ногах вышла из кабинета — и тут же замерла, увидев перекошенное от ярости лицо мужа.