Йага

Даха Тараторина, 2023

Не ходи в тёмный лес!Не слушай плача мертвянок, не доверяй златым огням.Не отзывайся, коли кто-то по имени окликнул. И не гляди, не гляди в глаза лесной ведьме!Заворожит, заколдует так, что покой и сон позабудешь. Зверем у ног её ляжешь, мать и отца в лицо не узнаешь. Останешься в чёрном ельнике, у избы на высоких курах, а вместо слов человеческих по-звериному взвоешь.Не ходи, не ходи в тёмный лес, иначе полюбишь хозяйку чащи!Цикл однотомников "Враки".Вселенная "Хозяина болота".

Пролог

— Прости, серденько моё! И жена-то из меня вышла некудышная, и мать не лучше…

Дочка глядела на неё внимательными жёлтыми глазами, будто всё понимала. А куда ей понять, младенцу невинному? Мать и сама-то не ведала, что творит.

Она брела по лесу, качаясь. Сколько-то уже куска в горло не лезет, сколько во рту ни капли не было? Уже и молоко давно пропало — нечем ребёнка кормить. А ребёнок и не жаловался. Девочка не плакала. Молчала и смотрела. И так смотрела этими своими колдовскими глазищами, что лучше бы вовсе сгинула!

Она, а не любимый…

Желана родила поздно. Ни отец, ни мать, рано ушедшие в Тень, внуков не дождались. Да и, сказать по правде, не сильно-то кляла за это судьбу. К чему ей, красавице, дитя? Рядом ведь милый! Души в ней не чает, на руках носит, белые ручки работой мозолить не дозволяет!

Но всё ж не хватало ему чего-то. Нет-нет, а спрашивал, заведут ли ребёночка. Желана и сдалась. Да боги посмеялись: столько она молилась, чтоб чрево ненароком не отяжелело, что теперь передумывать и одаривать её чадом не собирались.

Где-то совсем рядом взвыл волк, и Желана вздрогнула. В ночной тишине далеко разносился скрип деревьев, шептались о чём-то, ей неведомом, листья. Далеко будет слышен и крик несчастной женщины, выскочившей в лес в одной рубахе и с младенцем в объятиях.

— Прости меня, кровиночка…

Она прикрыла личико дочери краем одеяльца: та глядела на неё неотрывно, точно и не живая вовсе. И от взгляда этого делалось страшнее, чем от волчьего воя.

От взгляда этого Желана ночей не спала, кошмарами мучалась, от него, видно, и умом повредилась. Да и кто бы осудил вдову?

Пуще неё о ребёнке молился муженёк. Тризны приносил, к бабкам ходил, спать ложился ногами к печи — всё как деды учили, чтобы жена понесла.

Никак.

Совсем милый ополоумел. Пошёл в чащу, упал на колени перед вековым дубом, коснулся теменем бурого выступающего над землёю корня.

— Всё возьми, хозяин тонколистный! Всё возьми! Ты кормишь зверей и птиц, ты силу родишь невиданную, ты тайны хранишь неслыханные. Всё возьми, но одари меня наследником!

И лес взял. Взял всё, что предлагал ему проситель, а после взял и ещё больше.

Не стало хозяйства, сгорел овин, полегли коровы. Не стало и самого Огонька. Сгорел, как лучина. И на другой день после того, как заколотили смертный короб, Желана почуяла под сердцем ношу.

Она брела, не разбирая дороги. Не шарахалась от ночных хищников, шуршащих в зарослях. Не чуяла холода и голода. Да и ничего уже не чуяла, с самого рождения дочери. С самого того страшного дня, как увидела лес в её глазах вместо бесконечной синевы мужниных очей.

Дуб стоял на прежнем месте. Что ему, дубу? Он стоял здесь раньше, чем родился прадед Желаны, останется стоять и тогда, когда она сама по земле ходить перестанет. Быть может, случится то совсем уже скоро.

Она развернула одеяльце. Дочь и не поёжилась — ей ночная прохлада была что платок шерстяной. Коснулась губами лба младенчика и опустила в густую траву. Припала на колени, прильнула теменем к выступающему над землёй дубовому корню.

— Забери! Забери свой дар! — Казалось, все слёзы Желана выплакала, ан нет — покатились по щекам, горючие. — Забери, что дал, и верни мне милого! Не жить мне без него, не радоваться солнышку!

Но дуб ничего не ответил. Не ответил и лес, только, кажется, темнота, обступившая женщину, стала гуще.

Она до боли закусила себе руку, чтоб не закричать. Потянулась к дочери… отдёрнула пальцы.

Повернулась и пошла, не оглядываясь.

Оттого не увидала, как мягкая чернота укутала ребёнка, как зашевелились, выпутываясь из корней, лохматые нечистики, как устроилась на груди у ребёнка и завела песнь старая жаба.

Она брела по лесу, качаясь, и не чаяла выбраться.