Обернись!.. Часть третья

Ирина Арина, 2020

Прямое продолжение первых частей, без вступления и предыстории. Где можно получить ответы на вопросы из другого мира? Оказывается, в своем. Кто бы знал, сколько тайн он скрывает! И кто бы подсказал, как со всеми этими тайнами и ответами вернуться в Аршанс, если путь в него теперь для меня закрыт. Но те, кто мне дорог, остались там, и я пойду на все, чтобы быть с ними. Чего не будет: политики, бизнеса, острой эротики. Что будет: история глазами главной героини. Предупреждение: содержит сцены жестокости. Автор обложки – Юлия Заболотная.

Глава 1 — Про озеро, свадьбу и старый дом

— Зина? Ты что здесь делаешь?

— Это ты что здесь делаешь? Тебя уже обыскались. Маш, ты даешь, честное слово! Три часа до ЗАГСа, а ты тут… Что у тебя на голове и почему ты мокрая? И… Машка, это то платье?

— ЗАГС? Какой ЗАГС?

— Маш, ты чего? Он у нас один. Ольховская, ау! Ты, вообще, в адеквате? У тебя свадьба сегодня.

— Какая свадьба? Я уже замужем! Правда, мой муж об этом не знает. То есть, знает. В смысле он знает, что женат, но не знает, что на мне. На части меня. Бли-ин! Как же все сложно!

— Маш, тихо, я все понимаю, нервы, мандраж… Но не настолько же! Что ты несешь?

— Зин, сегодня какой день?

— Еще спроси год и где мы! Ольховская, что с тобой?

— Зин, я серьезно.

— Суббота. День твоей свадьбы. Полегчало?

Не очень. Получается, я вернулась в день, следующий за тем, из которого ушла? Огляделась. Бутылка вина, которую так и не смогла открыть, связка ключей, чехол от платья. Полгода в Аршансе. Один день здесь. Платье опять белоснежное. Все правильно, поменялся свет, поменялся цвет. А может ничего и не было? И никакой я не гибрид Амарриэлли и Моринды, а Аршанс всего лишь бред воспаленного ума слегка свихнувшейся Марии Ольховской? Не было Алдариэля, Тайрина, Младших… Да как бы не так! Они были и они есть. И я возвращаюсь к ним, здесь мне делать нечего.

Легко вскочила, в смысле, кое-как встала, и побрела к воде. Так, Озеро, уговор, пока не пройду портал, не пинаться. В Аршансе можешь делать что хочешь.

— Машка, ты куда? Маша! Ольховская, ты двинулась? Стой, дура!

Озеро даже не попыталось выкинуть меня. Зинка вытащила. Я отбивалась, орала, рвалась назад, но подруга оказалась сильнее. Вскоре мы опять сидели на берегу и отплевывались уже вдвоем.

— Что это было? Маш, что с тобой? Ты замуж не хочешь? Ну и не выходи. Зачем так радикально-то? Машка, не молчи. Что случилось?

— Зин, я, правда, замужем.

— Угу, ты говорила. И где он?

— Там, — махнула в сторону Озера.

— Водяной что ли?

— Сама ты… водяной. Он эльф. Зинка, не смотри так, я не свихнулась. Озеро — портал в другой мир. И я в нем была. И там…

— Машуль, тебе солнышко головку не напекло? Как себя чувствуешь? Маш, а пойдем к нам? Дед тебе капелек каких-нибудь даст, поспишь, успокоишься. Твоим я позвоню. А свадьба… Перенесут, ноу проблемс.

— Ты мне не веришь…

— Верю, Машуль, как я могу не верить. Ты сбегала в другой мир, выскочила замуж за эльфа, и пока он этого не заметил, вернулась назад. Все доступно и понятно. Пойдем, Маш?

— Нет, ты иди. Я еще посижу тут.

— Угу, посидишь. В это я тоже верю. Вставай и пошли. Машка, а вещи твои где? Ты же не в этом через весь город топала?

— Какая разница?

— Никакой. Хочешь идти так, иди. Имеешь право, невеста, как-никак.

— Ага, невеста. Черная Невеста.

— Да хоть зеленая в крапинку. Пойдем отсюда.

— Не пойду. Я тут буду. Зин, ну, правда, не могу я уйти!

— Ноу проблемс, остаемся. Будем загорать. Маш, если я на минутку отойду, ты ее ровно прожить сможешь? Без радикальных решений? Я только клиентке встречу отменю и вернусь. Ок?

— Ок, Зин. Иди, звони.

— А ты винчик пока открой. Чего он беспризорным валяется? Посидим, расслабимся, ты мне все расскажешь.

— Сама откроешь, у меня не получилось.

— Плохо старалась. На, практикуйся.

Зинка кинула мне на колени бутылку вина и отошла в сторону. О том, что раньше за ней такого не водилось и все свои разговоры она спокойно вела при мне, я не вспомнила. Не до того было, терзалась своим опрометчивым прыжком в воду при ней и спонтанно-вырвавшимися словами об Аршансе. То, что она мне не поверила, не удивляло, неизвестно, как сама отреагировала бы на такое совсем недавно. А вот то, что она заподозрила меня, как минимум, в нервном срыве, было плохо, избавиться от нее не выйдет ни под каким соусом. С тоской посмотрела на Озеро. Сейчас даже пытаться бесполезно, опять выловит, у меня после сегодняшнего сумасшедшего дня сил не хватит ей сопротивляться. Оставалось одно, вести себя тихо, усыпить бдительность и… И все равно, пока она здесь, ничего не выйдет.

Дура ты, Ольховская, нужно было сразу соглашаться уйти, только не к ней, а к себе домой, а потом спокойно вернуться. Спокойно? Если сегодня свадьба, то дома меня ждет толпа уже имеющихся родственников и куча тех, кто собирается стать таковыми. Ой, бли-ин! Понятно, что ни о какой свадьбе не может быть и речи, но на объяснения с ними у меня просто нет времени. Пока я здесь, в Аршансе пройдет неизвестно сколько.

Блин! Блин! Блин! И ползучая мандрагора! Я же даже не знаю, что там происходит, чем закончилась схватка с Мориндой. А Алдариэль? Великие подтвердили, что условие выполнено. Значит, они его оберегут? Поэтому появился Фаарр? А я? Что Алдар чувствовал, когда я… Бли-ин! Это же получилось точно так же, как с Амарриэлли… как со мной прошлый раз. Нет, у меня сейчас от этого собственного размножения личности голова взорвется! И это так не вовремя вырвавшееся «Дари»… Откуда оно взялось? Зачем, Великие? Чтобы сделать ему еще больнее? Пусть он не видит во мне ее… меня… Видит только Арри, но что это прошло для него просто так, я не поверю. Жестоко. Как же жестоко! За что с ним так? А с Тайрином? Что будет с Тайриниэлем, когда он узнает? Они все будут считать, что я погибла.

Мамочки! Я точно псих. С кидательной рефлексой. Бутылка улетела в воду. Остынь, Ольховская. Не будут. Прошлый раз тело Амарриэлли осталось на дне, а мое, хоть и человеческое, пока при мне. Ваади проверит Озеро, выяснит все у русалок и поймет, обязательно поймет, он же умный, что открывался портал. Пожалуйста, пусть они поймут, что я просто выпала в свой мир. Который вовсе не мой! Мой — Аршанс! Как же я хочу в Аршанс, к ним!

— Машка, прием, вернись в общество! Ты чего зависла?

— Я нормально. Все, Зин, прошло. Не знаю, что на меня накатило. Пойдем домой.

— Вот такие мокрые? Не, Маш, тебе, может, без разницы, а я сперва обсохну, — Зинка разделась до белья, развесила вещи на дереве и растянулась на чехле. — Присоединяйся.

Я немного подумала, решила, что идти через полгорода в мокром платье, вариант не из лучших, сняла его и пристроила рядом с Зинкиным топиком.

— Озвезденеть! Ольховская, а как оно на тебя поверх шмоток налезло?

Кстати!

— А это у тебя спрашивать надо. Из чего такого ты его сшила, что оно на все налезает?

— Из ткани.

— Да ладно? В жизни бы не догадалась! Терникова, это не ты его сшила. Это она, Ребекка Ивановна, да? Но я об этом не должна была знать. Так?

— Я тебе этого не говорила.

— Само собой. Зин, давай к ней сходим? Прямо сейчас.

— Не получится. Уехала она.

— Точно знаешь? Надолго?

— Точно, я у нее цветы поливаю. Еще неделю не будет.

— И когда следующая поливка?

— Послезавтра собиралась.

— Зин, давай сегодня? Мне очень нужно.

— Ольховская, она не изменилась. Без ее разрешения…

— Зина, пожалуйста!

— Маш, ты похудела или мне кажется. Как умудрилась с такой скоростью? Тебе идет, даже выглядишь, как будто младше.

— Терникова, зубы мне не заговаривай. Сходим?

— Нет. Машка, а эту водолазку я у тебя не помню. Прикольная. Ткань какая-то непонятная. Ну-ка, дай посмотрю.

— Зина! Мне нужно попасть к Ребекке Ивановне.

— Зачем? Что ты там забыла?

Это я и сама хотела бы знать. А также, кто такая Старая Бекка одарившая меня столь загадочным презентом. И какое отношение она имеет к Аршансу. В том, что она его имеет, сомнений не было.

— На цветочки посмотреть хочу.

— Через неделю посмотришь. Маш, что с тобой?

— Нормально со мной все. Зин, хватит сохнуть, одевайся, пойдем отсюда.

— Не пойду я мокрой. Еще не хватало по городу чучундрой шлендрать. А ты мне еще рассказать обещала что-то.

— Так нечего рассказывать. Посидела, подумала над смыслом жизни, поняла, что фигня. Все. Рассказ окончен. Довольна?

— Очень содержательно. И, главное, пространно, в красках и оттенках. А построение предложений! А метафоры и аллюзии! Госпожа Ольховская, я в восхищении! «Букер» — Ваш! Или Вам сразу «Нобеля»?

— Мне все оба два. И можно не заворачивать.

А все-таки увидеть Зинку было здорово. Она единственная, кого мне не хватало в Аршансе.

— Сама скромность!

— Дак, вот же ж!

— Что-то новенькое в твоем лексиконе.

— Цитата. От одного хорошего гно… человека услышала.

Заметила или нет мою оговорку? Вроде нет.

— Я его знаю?

— Вряд ли. Он не местный, проездом был.

— Даже так? Ну и пусть себе едет. Маш, ты какого египетского родственника трубку не брала?

— Телефон забыла. А ты сразу догадалась, что я здесь?

— Когда мне догадались сказать, что ты потерялась. Ольховская, ты меня, между прочим, из салона красоты выдернула.

— Я?

— Нет. Пролетавшая мимо стая диких индейцев. Кого я искать ломанулась? Трудно было звякнуть?

Представила себе этот звонок: «Зин, ты не волнуйся, ушла в другой мир, вернусь завтра. Встречаемся в Заповеднике». Прыснула.

— Зин, веришь, это тебя бы не успокоило.

— Угу, верю. Но я бы хоть спасательный круг захватила.

— Да не топилась я! Это по… — осеклась на полуслове.

— Естественно, не топилась. Хотела по…смотреть, какая глубина у Озера. А э…холот взять забыла.

Мне показалось или эти паузы в словах не случайны? И Зинка собиралась сказать совсем другое?

— Зин, какой эхолот?

— Вот и я думаю: какой?

Зинкин мобильник тренькнул полученным СМС. Она быстро глянула на дисплей и встала.

— Все, хватит сохнуть, пакуй свое имущество и погнали домой.

Домой, так домой. С платьем церемониться не стала, скомкала и запихнула в чехол, ему не страшно, оно и не такое переживало. Краем глаза заметила, что Зинка за мной наблюдает. Ну и ладно. Украдкой глянула в сторону Озера. Ничего, скоро я сюда вернусь. Мне бы только остаться одной.

«Ауди» Зинкиных родителей ждала нас у обочины. Клиентке она звонить ходила? А, собственно, так даже лучше, быстрее получится.

— Здравствуйте, Иван Егорович. Здрасте, дядь Дим.

— Приветствую, юная леди.

— Привет, Манюня!

— Дядь Дим! Просила же!

— Старый стал, склероз подкрался незаметно. О чем просила?

— Да ну Вас! Всегда одно и то же.

— Должно же быть в мире постоянство. Запрыгивайте.

Мы забрались на заднее сидение, но машина не рванула сразу с места в обычной манере вождения Дмитрия Семеновича. Кнопки блокировки на дверцах ушли вниз, Зинкины дед и отец повернулись к нам.

— Что случилось, Маша?

Ну, Зинка! Ну, блин! Не могла просто попросить нас забрать? Обязательно было распространяться на тему моих странностей?

— Все нормально, дядь Дим. Я замуж выходить передумала.

— Вообще или только сегодня?

— За этого — вообще.

— Уже легче. Почему?

— Я его не люблю.

— Причина достойная. А зачем было до свадьбы доводить? Сказала бы сразу: так и так, дорогой товарищ, извиняй, но нам не по пути.

— Думала, смогу.

— Стерпится-слюбится? Так, может, и получилось бы? Я его не знаю, но, говорят, человек неплохой.

— Вот именно, дядь Дим, так и есть. Не плохой, не хороший, никакой. Я даже имя его вспомнить не могу… Ой!

И, правда ведь, не могу. Только ляпнула это сейчас зря, у Ивана Егоровича взгляд сразу изменился.

— Николай, — странным тоном подсказала выпавшее из памяти имя жениха верная подруга.

— Спасибо, Зин. Еще и Николай! Ника-кой Нико-лай! Нико-лай ника-кой! Обалдеть! Нет, дядь Дим, не стерпится.

Спокойно, Ольховская, не заводись, не добавляй себе проблем, самой же потом из них выпутываться.

— Нет, значит, нет. А вот волноваться не стоит, Машенька, — ой, бли-ин! Если в ход пошла «Машенька», значит, я в пациентах. А Зинкин дед на профессиональной волне, хуже, чем тяжелая артиллерия. — Попробуй объяснить, почему, приняв это решение, ты нашла только такой способ претворить его в жизнь?

— Какой способ, Иван Егорович? Я просто хотела побыть одна, подышать свежим воздухом…

— На дне озера.

— Зинаида, помолчи, — цыкнул на внучку медицинский профессор. — Итак, ты пришла к озеру просто подумать?

— Ну да.

— Как оказалась в воде?

— Хотела на отражение свое посмотреть, оступилась и вот. Иван Егорович, ну, сами скажите, если бы я собиралась утопиться, зачем бы мне было обратно вылезать?

— Инстинкт самосохранения?

— Дмитрий, не мешай, — зятя от помощи в моей диагностике доктор тоже отстранил. — Маша, в последнее время никаких болезненных ощущений в области головы не было?

— Хотите спросить, не стукнулась ли я ей обо что-нибудь? Нет, не стукнулась.

— Это хорошо. Тем не менее попробуй вспомнить, не было ли каких-либо непривычных, неприятных ощущений? Возможно, за грудиной или в пояснице. Не только сегодня, в течение нескольких дней, месяцев.

Еще как были. Пока лечением занималась столько всего ощутила!

— Не-а, ничего такого.

— Сколько ты пробыла под водой? Асфиксия, потеря сознания наблюдались?

А как же!

— Нет, не наблюдались. Со мной все в порядке, Иван Егорович, честно.

— Просто отлично. Люблю, когда у людей все в порядке. А руки ты где поранила?

Пыталась пробить ледяную стену, которую сама же и создала.

— Когда на берег выбиралась.

— Еще один вопрос, фантастические существа, о которых ты говорила, казались тебе реальными?

Нет, не казались. Они и есть реальные! Но обсуждать их я ни с кем не собиралась.

— Да ничего я такого не говорила!

— То есть, ты не помнишь, чтобы видела что-либо выпадающее за рамки действительности?

— Нет. Я не сумасшедшая, я просто устала, хочу спать. Все. Хватит уже… Ой, извините, Иван Егорович, не хотела кричать.

— Ничего страшного. Дмитрий, поехали.

— К нам?

— Естественно. Машенька, побудешь у нас пару дней, отдохнешь, успокоишься, витамины попьешь.

Э, нет, не пойдет. От них сбежать не выйдет.

— Я домой пойду. Правда, Иван Егорович, все нормально. А в чужих местах я спать не могу.

— О, как! Манюнь, и давно тебе наш дом чужим стал?

— Дядь Дим, я не в том смысле. Просто…

— Маша, не нервничай. Возможно, привычная обстановка тебе сейчас и полезней будет. Мы только ненадолго заедем к нам, а потом отвезем тебя. Хорошо?

А другие варианты есть? Нет? Тогда, хорошо.

— Да, Иван Егорович, конечно.

В гостях у Зинкиной семьи мне всегда нравилось бывать. Все три поколения Зимовых и Терниковых уживались под одной крышей без проблем. Ссоры, скандалы, взаимная неприязнь — это не про них. В детстве мне иногда хотелось, чтобы случилось чудо, и я оказалась дочерью тети Тани и дяди Димы, в качестве родителей они мне нравились намного больше собственных.

С матерью мои отношения складывались напряженно с ранних лет. Я никак не соответствовала ее критериям идеальной дочери. С завидным постоянством мне в пример для подражания ставились все знакомые, незнакомые и выдуманные девочки, приблизительно моего возраста, и все они были просто замечательны в отличие от меня. Я обижалась, но подражать кому-либо категорически отказывалась. Переходный возраст принес первый опыт открытого противостояния. Причем нельзя сказать, что вела себя чересчур нагло или вызывающе. Просто мне в какой-то момент надоело слушать бесконечные попреки в свой адрес и не менее бесконечные сравнения с дочерями соседей и знакомых, и я ее немножко просветила на предмет истинных образов большинства идеальных девочек, и пообещала стать такой же, раз уж она так на этом настаивает. В ответ узнала много старого о своей неблагодарности, лживости и лицемерности, до конца излияний не дослушала, хлопнула дверью и до ночи просидела в Заповеднике. Для моей родительницы, то что у меня прорезался характер, оказалось неприятнейшим открытием и ломать его под себя она взялась с утроенной силой. Два-три года у нас прошли под знаком необъявленной войны. А потом то ли переросла период бунтарства, то ли еще что-то, но во мне поселилось какое-то равнодушие, когда проще сделать то, что от тебя хотят, чем выслушивать то, что о тебе думают.

Отец в это большей частью не вмешивался. Его я тоже не совсем устраивала, он хотел сына. Сделать меня мальчишкой в девчачьей шкуре у него не получилось, никакие мужские занятия мне не давались и особо не интересовали. Единственное, что действительно нравилось, слушать папины воспоминания, рассказчиком он был великолепным. Мой переезд на съемную квартиру наших отношений не изменил, тем более, что находилась она в том же доме. Мать по-прежнему считала своим долгом контролировать и направлять мою жизнь, отцу это стало окончательно безразлично, а я частью вяло сопротивлялась, частью игнорировала, но в основном продолжала без особого напряга существовать в условиях ее хронических вторжений в мое личное пространство.

В Зинкином доме все было по-другому. Там у взрослых всегда находилось время вникнуть в детские проблемы, поговорить, объяснить, научить. Похвалы и наказания бывали только заслуженными, а о том, чтобы упрекнуть дочь в несоответствии каким-то идеалам и речи быть не могло. У них всегда было спокойно, весело и уютно. Так, что не хотелось уходить. Всю нехватку тепла и понимания в собственном семействе мне щедро дарила семья лучшей подруги. В другой ситуации я с превеликим удовольствием засела бы у них в гостях и даже ни одной извилиной не шевельнула в сторону отказа. Но не теперь.

Иван Егорович для своих семидесяти с приличным хвостиком носился с неприличной скоростью. Чуть ли не бегом пересек двор и скрылся в доме. Я выпросила у дяди Димы сигарету, покурить тянуло давно. Собиралась выйти из машины, чтобы не травить некурящих Зинку и ее деда, но была облагодетельствована высочайшим позволением дымить в салоне. Только в окно. С одной стороны, мне это не понравилось. Не доверяют? Считают, что могу сбежать и натворить чего-нибудь? Так, глядишь, еще и дома одну не оставят. С другой, устала так, что покидать удобное сидение совершенно не хотелось.

— Нет, Марина, я это заявляю со всей ответственностью, — голос Ивана Егоровича звучал откуда-то сверху, видимо из кабинета на втором этаже. А говорил он, похоже, с моей родительницей — Вам придется отменить свадьбу, — точно, с ней. — Нет, Маша не в состоянии сегодня ни с кем общаться. Что? При чем здесь алкоголизм? Нет, Ваша дочь не пьяна. У девочки быстро прогрессирующий онейроидный синдром.

— Что у меня?

— Умное иностранное слово у тебя, Манюня, — раскрыл тайну медицинского термина Зинкин отец. — Гордись!

— Ага, уже начала.

Гордости от загадочного синдрома не прибавилось, но слушать профессора это не мешало.

— Смените тон и выбирайте выражения, Вы все-таки говорите о своей дочери. Что? Какая венерология? Марина, Вы в своем уме? У нее тяжелое психическое расстройство. Да, это не мой профиль, но при столь явно выраженных симптомах ошибка исключена. Нет, Марина, Вам с ней встречаться незачем. Ему тем более. Почти — это не муж. Маша примет лекарство и будет спать. Да, под моим наблюдением. Специалисты ее посмотрят в понедельник. Возможно. Неизвестно. Может быть весьма продолжительным. Скорее всего. Несомненно, стационар предпочтительней. Потрудитесь объяснить это своим будущим родственникам. И то, что сейчас к ней не стоит приставать с разговорами тоже. Естественно, я Вам сообщу о результатах. До свидания, Марина.

— Все, Машка, пипец твоей свадьбе, — подвела итог телефонных переговоров Зинка. — Дед — крутой!

— Зиновий, а в лоб?

— За что, пап?

— За ненормативную лексику.

— Па, отстал от жизни, она уже нормативная. А я — большенькая, мне в лоб нельзя.

— Серьезно? А я по старой памяти.

Такие перепалки отца и дочери не были редкостью и всегда забавляли меня, но тянуться они могли очень долго, а собственные проблемы поджимали.

— Дядь Дим, у меня, правда, этот синдром?

— А нужен? — ну да, нашла от кого ждать серьезности. — Ты только намекни, организуем.

— Спасибо, добрый дядя Дима.

— Пожалуйста, обращайся в любое время. Девушки, скажите честно, нам хоть когда-нибудь удастся вас замуж сбагрить?

— Мы тебе так надоели? — подруга изобразила преувеличенную обиду и неподдельный интерес к словам отца.

— Не то чтоб очень, но к почетному званию «папа» я бы не отказался добавить звание «дед».

— А замуж зачем? Этот вопрос и так решить можно.

— Зиновий, вот почему ты в меня пошла, а не в маму? Нет уж, давайте по старинке, сначала муж, потом дети.

— Па, муж — это мужчина, а где его взять? В наше время они, как вид, отсутствуют.

— Нормальный ход. А я?

— А ты прочно женат на маме и потерян для социума, как и все тебе подобные. А то, что осталось, полное фу.

— Перегибаешь, Зин. Полно нормальных ребят. Нет, если вам, конечно, нужны принцы, то да, с этим сложно.

Дядя Дима даже не представлял, насколько был прав. Да, мне очень нужен принц! Мой принц. Алдариэль. Алдар. Дари. Глаза предательски повлажнели, и я побыстрее отвернулась к окну. Благо, уже подходил Иван Егорович и разговор свернул с опасной дорожки.

Возле подъезда еще стояли украшенные лентами машины и группы нарядно одетых участников несостоявшейся свадьбы. В центре одной мельтешил неудавшийся жених. От одного его вида меня передернуло. И вот за него я чуть не вышла замуж? Мамочки!

— Машка, может, все же к нам? — помотала головой, отказываясь от предложения подруги. — Тогда гони ключи.

Зинка ускакала вперед, по пути с кем-то поздоровалась, кому-то помахала, кого-то послала на полной громкости.

— Дмитрий, твоя дочь грубиянка! — печально сообщил Иван Егорович.

— Твоя внучка тоже, — намного менее печально констатировал дядя Дима.

— И не поспоришь, — профессор закрыл тему плодов неудавшегося воспитания их чада и переключился на меня. — Машенька, сейчас мы спокойно выйдем, не волнуйся, сделай вид, что никого не видишь, просто не обращай ни на кого никакого внимания.

Легко. После Прощальной площади это для меня такая мелочь. Зинкины дед и отец с двух сторон подхватили меня под руки и повели к подъезду. Взгляды, которыми нас проводила потенциальная родня, мягко говоря, были отнюдь не добрыми. Даже в глазах жениха завелась откровенная эмоция — неприкрытая злость, нет, злоба. Впрочем, меня это мало трогало.

Моя мать поджидала у входа в квартиру и пыталась высказать Зинке свое единственно верное мнение о глубине падения нравов современной молодежи. Зинка проникаться трагизмом положения не спешила, скучающе рассматривала недоделанный маникюр, отреагировала только на наше появление.

— Все, теть Марин, было неприятно пообщаться, чао.

— Хамка!

— Я в курсе.

— Зинаида, прекрати. Марина, я Вас предупреждал, что никаких разговоров с Машей в ближайшее время не будет. Поэтому, действительно, можете идти.

— А Вы мне не указывайте, Иван Егорыч, что делать. Я мать и имею право знать, что с моим ребенком. Доченька, маленькая, что с тобой?

О, начались гастроли Театра юного зрителя. Заботливая мать — ее вторая любимая роль. Первая — лебедь на последнем издыхании, с хватанием за сердце и закатыванием глаз. Но эту при Зинкином дедушке она разыгрывать не будет, провал обеспечен. Попробовала ее спровадить, заранее не надеясь на успех:

— Мама, иди домой, потом поговорим.

— Как же я пойду? Как оставлю тебя одну?

— Я не одна.

— Ты им доверяешь больше, чем мне? Тебе чужие люди дороже родной матери?

Раньше, покривив душой, я бы согласилась, что мать дороже. Теперь тоже согласилась.

— Да. Мне с ними лучше.

На секунду она опешила и попрощалась с ролью доброй мамочки.

— Что же это делается-то? Точно, свихнулась! Матери такое сказать! Как язык-то повернулся! Дрянь неблагодарная! Мы с отцом все силы, все самое лучшее, все для нее… И вот, смотрите, как отблагодарила мерзавка!

Ивана Егоровича ее излияния не тронули, сказывались годы практики и множество разнообразных пациентов.

— Маша, проходи внутрь. Дима, Зина, проводите. Марина, Вы понимаете, что усугубляете ее состояние?

— Я усугубляю? — голос моей родительницы от негодования приблизился к ультразвуку. — Она нам нервы мотает, а я виновата? Коленька извелся весь, что думать не знает. А эта…

— Вот и ступайте успокаивать Коленьку. За Машу не волнуйтесь.

Больше я их разговор не слышала, дядя Дима протолкнул меня в квартиру, и Зинка захлопнула за нами дверь.

Недопитая чашка кофе так и стояла на подоконнике рядом с забытым мобильником. Почему-то это впечатляло. Я ушла отсюда вчера. Это «вчера» было полгода назад. В голове такой парадокс не очень укладывался. Так и впрямь обзаведусь этим самым синдромом с умным иностранным названием. Знать бы еще что он такое.

Забрала чашку, выплеснула остатки кофе в раковину, поймала себя на том, что ищу глазами ресторатор. Молодец, Ольховская, быстро привыкла ко всему готовенькому! Нет, здесь все сама, ручками. Набрала свежей воды в чайник, поставила греться. Достала и тщательно вымыла чашки на всех. Мне было просто необходимо чем-то занять себя, привычная обстановка квартиры действовала удручающе, только здесь до конца осознала, что это все реально, что я не в Аршансе, что… Стоп. Дальше думать нельзя, или сейчас закричу, завою, взорвусь. Очередной спор семьи Терниковых слушала отстраненно, не слишком вникая, лишь бы ответить вовремя, если затронут меня, и не добавить новых симптомов к своему синдрому.

— Теть Марина — это нечто! «Коленька извелся»!

— Зиновий, ты не права. Откуда тебе знать, что и как он…

— Пап, случись что-нибудь, тьфу-тьфу-тьфу, с мамой, ты бы стоял столбом? Или плевал на все запреты и бежал выяснять, что с ней?

— Люди разные, под внешним спокойствием может скрываться…

— Спокойствие внутреннее. Чихать он на Машку хотел. Злой, как собака, что свадьба обломалась, и все. Маш, вот сто пудов, ты правильно за него не пошла.

— Зина, угомонись. Не в свое дело лезешь. Маша отдохнет, все хорошо обдумает и примет решение. Без твоих подсказок. Да, Манюня?

Не поворачиваясь, кивнула, ответить, хоть и собиралась, не смогла, ком в горле к ведению светских бесед не располагал.

— Маш, я окно открою? Душно.

Опять кивнула, продолжая выставлять из шкафчика все, что может и не может пригодиться для чаепития. Зинка распахнула форточку и вместе с легким ветерком к нам ворвалось:

И качнутся бессмысленной высью

Пара фраз, залетевших отсюда,

Я тебя никогда не увижу,

Я тебя никогда не забуду.

Этот старый романс, знакомый до последнего звука, ударил по натянутым нервам, вдребезги разбил хрупкую скорлупу показного спокойствия и просто сломал меня. Брызнула осколками выскользнувшая из рук сахарница, слезы прорвались и хлынули нескончаемым потоком, я сползла на пол и тоскливо завыла.

В плечо ужалила игла и все исчезло. Темнота, тишина, покой.

Проснулась глубокой ночью. Немного полежала, прислушиваясь к звукам и давая глазам привыкнуть к темноте. Вроде бы тихо. Даже если кто-то остался со мной, то он спит. Свет включать не стала. Выскользнула в прихожую, порадовалась, что раздевать меня не стали и не нужно тратить время и шуметь в поисках одежды, только сунуть ноги в кроссовки и вперед, на Озеро.

Он стоял, облокотившись на обшарпанные перила лестничной площадки, в одном шаге от меня. С такой знакомой неповторимой улыбкой на губах и затаенной грустью в глазах. Любимый, родной, единственный. Нашедший меня в другом мире.

— Алдар…

— Иди ко мне, Арри.

— Я иду. Я всегда иду к тебе.

Рванулась вперед… Только дорогу, вдруг, перегородила ледяная стена. Ударилась о нее и в следующее мгновение оказалась на полянке Алиани. Тело стало ватным ноги, отказались слушаться, бессильно опустилась на траву, Алдариэль был совсем рядом, а я не могла пошевелиться. Он грустно улыбнулся, поднял руку, прощаясь и медленно поворачиваясь ко мне спиной.

— Не-ет!

— Мар? Да, ладно! Я к тебе пробилась? — Флэарри плюхнулась рядом и огляделась. — Круто! Это кого же так накрыло? Мар, обрадуй меня, скажи, что это Лиа!

— Это Лиа, — согласилась машинально, не отрывая глаз от деревьев, скрывших от меня Алдара.

— Теперь обрадуй еще больше, скажи, что в этом и Фар поучаствовал.

— Фар поучаствовал.

— Ничего себе! Это что сейчас было? Мар, как ты его назвала? Только не говори…

— Не говорю.

— Мар, мухомор в полосочку! Очнись! Ты где?

— Была дома. Флэарри? — вышла из ступора, сообразила, кто сидит рядом. — Флэарри? Это ты? Ты здесь?

— Надо же! Ты это заметила!

— Да, Флэр…

— Стой. Еще раз. Кто я?

— Флэарри. А, нет, не то. Я ни с кем. Так получилось. Потом объясню. Флэр, мне в Аршанс нужно. Поможешь?

— В Аршанс? А сейчас ты где?

— Подозреваю, что сплю дома.

— Мар, что спишь, понятно, а насчет дома — поточнее, пожалуйста.

— В своем мире. Меня выбросило.

— Вот в чем дело! Тогда понятно. А то я удивиться собралась, что достучалась до кого-то.

— Ты поможешь?

— Нет. Не смогу. Знаешь же, Аршанс для нас закрыт.

— Закрыт? Ничего не получилось? Все зря? Но эта поляна, она же там!

— Сейчас она только в твоем сне. Кстати, спасибо. Давно я тут не была.

— Флэарри, в Аршансе ничего не изменилось?

— Понятия не имею.

— А ты можешь спросить у… — замялась, не зная, как назвать Старшего.

— У папы? Спрошу. Не факт, что ответит. Тебе вообще или о ком-то в частности?

— Мне все. И про всех. И про… всех.

— Ага. Про вторых всех обязательно. Особенно про их похождения.

— Мне бы только… что он… Что с ним ничего не случилось.

— Ого! А должно было?

— Не должно. Великие обещали, но…

— Кто обещал? Мар, с этого места поподробнее.

После моего поподробнее легкий ступор случился уже у Флэарри.

— Ты — жена Дара, каким-то невообразимым образом оказавшаяся в другом мире в теле человека с полным спектром и примесью тьмы и крови Черной Невесты, все это при непосредственном участии кого-то из Старших. Ты можешь называть нас короткими именами и тебя слышат Великие. Я ничего не пропустила?

— Не-а. все как-то так. Второй вариант, я Мария Ольховская, с окончательно потекшей крышей и синдромом с не выговариваемым названием. А ты плод моего больного воображения.

— Перетопчешься, — фыркнула зеленоволосая копия Фаарра. — Я точно не плод.

— Да, ты — Цветок.

— Вот! Именно так. Заморочка с тобой, конечно, обалдеть не встать. Просто жутко интересно, кто же тебя такую сотворил. Папа, говоришь, свое участие отрицает?

— Категорически.

— Еще интересней. Слушай, а тебе даже имя почти сохранили. Амарриэлли Ольшаэн — Мария Ольховская. Не думаю, что просто совпадение. А ты?

— Я, вообще, не думаю, я в Аршанс хочу.

— Одно другому не мешает. А не думать нельзя, можно такого наворотить, что век не расхлебаешь, на личном опыте утверждаю, не самом лучшем, если что. О, Мар, а ты просыпаешься. Притормози слегка, покажи, где тебя искать.

— Как?

— Не знаю. Это же твой сон.

А я знаю? Просто пожелать оказаться дома? Легко! Нет, ни фига не легко. Потому что домой мне совсем не желается, мне бы здесь остаться. Или у Озера.

У Озера получилось. У Аршанского Озера. Пустой берег, тишина, никого. Даже русалок не видно.

— Мар, не пойдет. Так я смогу прийти только, если тебе оно приснится. А когда это будет? Снами ты управлять не умеешь, можем долго не увидеться.

— А сейчас?

— Сейчас я здесь, помогаю.

— А сама ты меня найти не сможешь?

— Смогу, но это долго. И ты меня не узнаешь. Нам нужно оказаться в твоем мире, пока я в этой оболочке. Ясно? Давай, напрягись, если хочешь новостей «про всех» дождаться.

Еще как хочу! Получилось! Моя квартира, Флэарри сидит на подоконнике.

— Нормально. Запомнила. Жди, скоро увидимся.

Фигура Младшей размылась, стала прозрачной и исчезла.

Открыла глаза. Тихо, темно. От реальности сна сердце готово было выскочить из груди. Несколько минут лежала, заставляя себя успокоиться. Флэарри, приходящая в сны, это, конечно, прекрасно, но от попыток вернуться в Аршанс отказываться я не собиралась. И откладывать их на неопределенный срок тоже. Выбралась из-под тонкого одеяла. А ведь меня, действительно не раздели. От мгновенной надежды, что если это совпало со сновидением, то может совпасть и остальное, перехватило дыхание. Вдруг, правда, сейчас открою дверь, а там — Алдар. Бегом бросилась в прихожую.

— Бессонница, восемь букв.

Замерла. Медленно повернулась. Зинкин отец включил свет.

— Не знаешь? И я не знаю. Тестю, что ли, позвонить? Далеко собралась, Манюнь?

— Дядь Дима… а Вы… а… А что Вы тут делаете?

— Кроссворд разгадываю. А ты?

— А я… ничего… Мне… показалось… — потребность выглянуть за дверь перетекала в разряд маниакальных. — Показалось… что стучат.

— Да нет, я бы услышал.

— Все равно нужно проверить, — уставилась на замок, обычно ключи я из него не вытаскиваю, сейчас их не было. — А где…

— У меня. Маш, никто не стучал. Иди, ложись. Я тебе сейчас лекарство принесу и водички.

— И ключи. Дядь Дим, Вам жалко на минуту дверь открыть? Убедимся, что… — «никого нет» добавить не смогла, очень надеялась, что есть. — И все.

— Ну, раз для тебя это глобально, давай убедимся.

Алдариэля на лестничной площадке не было. Сердце тоскливо сжалось. Опустив голову, побрела назад. Зинкин отец пришел следом, принес два блистера с капсулами, выдавил мне на ладонь по одной из каждого.

— Что это?

— Не знаю, не вникал. Велено скормить, если проснешься. Проснулась? Ешь. Приятного аппетита.

Интересно, если откажусь, что сделает? Силой их в меня запихнет? Нет, это не про него. А какой смысл в отказе? Заставить присматривать за мной еще жестче? Нет, буду умнее. Забросила обе под язык, сделала глоток воды, быстро легла, отвернувшись к стене и подтянув одеяло повыше, до самых глаз. Мне и так было жарко, но это лучше, чем растаявшие не вовремя оболочки капсул, а под одеялом их можно без проблем выплюнуть. Щелкнул выключатель, через некоторое время звук удаляющихся шагов оповестил, что я осталась одна.

Очень хотелось курить и сбежать из квартиры, действовала она на меня угнетающе. Ни первое, ни второе в ближайшее время не светило. На цыпочках прокралась к окну, смотреть на улицу было легче, чем на стены. На подоконнике обнаружился листочек какого-то дерева, совсем свежий, ни капли не подвявший. Попасть сюда он мог, как угодно, но мне казалось, что это привет от близняшки Фаарра.

В памяти всплыл домик Алиани, ладони Алдариэля на наших с Тайрином руках… Изо всех сил прижала пальцы к пульсирующей жилке на запястье, раз за разом активируя драгоценный подарок моего брата. Моего настоящего брата. Снова и снова слушала голос Тайриниэля: «Мари, моя Мари, все будет хорошо. Даже если тебе сейчас плохо, грустно или одиноко, то это ненадолго. Все наладится, все обязательно будет хорошо. Верь мне, маленькая. Моя Мари», и тихо плакала.

Со страданий «как я по ним соскучилась» и «хочу в Аршанс любой ценой» на конструктивные мысли «как это сделать» переключиться не могла долго. Только с первыми лучами рассветного солнца сумела, наконец, собраться и более-менее трезво оценить обстановку.

В том, что Иван Егорович диагноз мне поставил на полном серьезе, а не как отмазку от свадьбы, была почти уверена. Нужно будет уточнить название и посмотреть в интернете, что это такое и чем мне грозит. Прогулка к Озеру обросла непредвиденными сложностями. Как же неудачно Зинка меня отыскала! Не могла задержаться на полчасика? В результате, сегодня мне из-под контроля ее семьи гарантированно не выбраться. Но завтра — рабочий день и охранять меня… Будут ее бабушка с дедушкой, пенсионерам рабочие дни не помеха. Плохо, очень плохо. Единственный выход — вести себя предельно адекватно и убедить их, что няньки мне не требуются. Ладно, один день потерплю.

Поговорить с матерью придется. Какой бы ни была моя родительница, но изводить ее недомолвками и беспочвенными надеждами, с моей стороны, элементарно, непорядочно. Да и этот Николай, в принципе, не сделал мне ничего такого, чтобы бросать его перед ЗАГСом без малейшего объяснения. Сегодня же решу этот вопрос. Тем более, что, когда мне удастся уйти в Аршанс, приложу все усилия, чтобы больше сюда никогда не вернуться. Даже если… Если? Ольховская, это даже не обсуждается! Пусть мне не суждено быть рядом с Алдариэлем всю жизнь, все равно, мой дом там, а не здесь. Так что ни к чему оставлять после себя такой неприятный осадок.

Ребекка Ивановна. Вот с кем я непременно хотела бы встретиться. Но, увы. Ее отъезд делал нашу встречу невозможной. У меня нет недели на ожидание, неизвестно, сколько времени пройдет в Аршансе, а вернуться туда двадцать лет спустя… Стоп, Ольховская! Ты ее дождешься. Ты ее непременно дождешься. Потому что то, что ты сейчас поняла звучит бредово, невероятно, сумасбродно и правдоподобно. И это обязательно нужно проверить. Потому что ты знаешь, ладно, догадываешься, кто она. Это важно не только для тебя. И не забудь сказать спасибо тем, кто натолкнул тебя на эту мысль. Начать можешь прямо сейчас.

— Спасибо, Великие! Спасибо…

Решение вести себя адекватно оказалось не так-то просто претворить в жизнь. Нормально прошел только поход в душ и облачение в домашнюю одежду. Потом началось. Сначала я зависла перед холодильником, мучительно соображая, можно ли колбасу и сыр, которым полгода, но которые выглядят вполне пристойно, запустить на бутерброды. Пялилась на них минут пять, пока дотумкала, что для холодильника с его содержимым прошло совершенно другое количество времени. Хорошо, дядя Дима этого не видел, как раз умывался. Зато на мои загадочные манипуляции перед экраном телевизора смотрел весьма озадаченно: я упорно пыталась вызвать панель управления взмахом руки. Отговорилась, что ловила комара. Примчавшаяся на смену отцу Зинка спасла меня от дальнейших возможных курьезов в его присутствии. Второго комара, над разрядившимся телефоном, я ловила уже при ней.

Засветившийся дисплей ничем неожиданным меня не удивил, куча пропущенных вызовов и СМС с требованием немедленно перезвонить. Первенство принадлежало моей родительнице, на втором месте шла несостоявшаяся свекровь. Один номер был незнаком, скорее всего, кому-то из студентов рекомендовали меня для написания дипломной работы, у них как раз сессия на носу. Перезванивать не стала, не до того мне сейчас.

Операция со стиркой прошла успешно, с очисткой одежды справлялась магия и у Ваади ничего подобного стиральной машине не водилось, соответственно, от своей я уникальных способностей не требовала. Загрузила, задала программу и потащила Зинку выяснять подробности моего синдрома. Общими усилиями почти правильно вспомнили название. Что сказать? Со стороны я, наверное, выглядела в полном соответствии с описанием. Странное поведение, выпадение из реальности, фантастические галлюцинации и отсутствие воспоминаний об этом. Короче, стараясь убедить Ивана Егоровича в своей нормальности, я убедила его в противоположном. Ладно, будем исправлять. Раз мне все равно нужно дождаться Ребекку Ивановну, то время для этого теперь появилось.

Звонок матери с истерическим воплем в трубку едва не заставил меня отказаться от принятого решения поговорить с ней. Кое-как пересилила себя и сказала, что готова все объяснить. Через десять минут она уже тарабанила в дверь. Ворвалась вихрем, недовольно зыркнула на Зинку и запричитала надо мной. Мы с подружкой переглянулись и синхронно вздохнули, спектакль грозил затянуться. Сценарий давно выучен наизусть. Акт первый — «Я о тебе так переживаю, а ты не ценишь». Акт второй — «Я о тебе так забочусь, а ты сидишь на моей шее». Акт третий — «Я для тебя все сделала, а ты сволочь неблагодарная». Акт четвертый — «У всех дети, как дети, одна ты дрянь последняя». Акт пятый — пантомима с прижатой к груди рукой — «Довела мать и радуешься, тварь».

Уже на середине первого акта поняла, что досматривать это шоу до конца не имею ни малейшего желания. Тем более, что после планируемых к озвучиванию новостей, все это пойдет по второму кругу.

— Мам, хватит. Все, что ты скажешь, я знаю. Послушай, что скажу я.

— Ты? Что ты можешь сказать? Опозорить меня перед уважаемыми людьми, заставить краснеть перед ними, прикинуться сумасшедшей… Это же додуматься надо! И ты еще что-то вякать будешь? Ты прощение вымаливать должна, а не стоять тут с каменной мордой, подлюка!

— Я никому ничего не должна. И виновата только в одном, что вообще согласилась на этот брак.

— Ты согласилась? Это Коленька тебе одолжение сделал, что за себя взять решил. И что не отказался от психички несчастной. Да ты на него молиться должна и руки целовать, что уладил все. На той неделе вас распишут и…

— Ничего не будет. Ни на той неделе, ни на какой. Я не выйду за него замуж.

— Выйдешь, — тон матери из истерического перетек в угрожающий. — Аж бегом побежишь.

— Нет. Я хотела с тобой нормально поговорить, но ты на это не способна. Все. Разговор окончен. Уходи. Ему я позвоню.

— Только посмей, дрянь!

— Посмею, не сомневайся.

— Ты выйдешь за него замуж, тварь неблагодарная!

— Нет. Если он тебе так нравится, выходи сама.

— Ты как с матерью разговариваешь?

— Так же, как она со мной.

— Это ты когда так осмелела? Или в самом деле свихнулась? — родительница насторожилась. — Или…

Она пристально уставилась на меня. Когда-то такой буравящий взгляд пугал меня до мурашек, сейчас спокойно ответила не менее пристальным. Даже какая-то пакость, решившая пробежать холодными лапками по моей шее, этот поединок взглядов прервать не смогла, я просто прихлопнула ее. Мать, вдруг, отшатнулась, часто заморгала и словно состарилась на глазах. На мгновение мне стало ее жалко. На мгновение, потому что в следующее она откинула назад голову и захохотала. Я обмерла. Это был приглушенный, смягченный в десятки раз, но до ужаса знакомый хохот Моринды фер Терри, Черной Невесты. Продолжая хохотать, мать оттолкнула меня в сторону и покинула квартиру, оглушительно хлопнув дверью. Этот хлопок выдернул нас их прострации.

— Озвезденеть! Не знаю, как ты, но теть Марина, по ходу, башней конкретно потекла.

— Ой, Зина, ты даже не представляешь насколько.

— Может, деду позвонить?

— Боюсь, ей он не поможет. Тут такое…

В дверь постучали. Вернулась? Бли-ин! Я понятия не имела, что мне теперь делать и как себя вести. Хоть не открывай, пока не придумаю. Постучали настойчивей. Ладно, будь, что будет. Открыла. Сосед снизу, до безобразия интеллигентный дядечка, краснея и смущаясь, выдавил из себя:

— Извините, пожалуйста, мне так неудобно, но не могли бы Вы посмотреть, у вас случайно ничего не протекает?

— Что? — я непонимающе захлопала ресницами. — Протекает? Башня?

— Какая башня? — робко удивился он. — У меня с потолка капает. Я подумал…

Зинка соображала быстрее, рывком открыла дверь в ванную и нам под ноги весело хлынула вода. Сорванный шланг стиральной машины продолжал увеличивать ее количество.

— Египетский родственник! Машка, галопом, тряпки давай! Как эту заразу выключить?

— Простите, за беспокойство, но я бы мог…

— Прощаем, — рявкнула подруга. — Моги.

Следующий час мне было не до мистических явлений, бытовые проблемы отодвинули их на второй план.

Потоп ликвидировали, пострадавшему соседу Зинка отнесла бутылку вина. Этот ящик мне доставили несколько дней назад, для разных непредвиденных свадебных случаев. Любопытно, а отмена свадьбы попадает в эту категорию?

— Госпожа Терникова, как Вы относитесь к идее выпить пару бокалов в приятной компании?

— Абсолютно отрицательно, госпожа Ольховская. Положительно я отношусь к идее выпить пару бутылок. Сейчас, только деду позвоню.

— Зачем?

— За надом. Спрошу, можно тебе или нет.

— Зин!..

— Что? Фиг его знает, чем тебя вчера напичкали, может, оно несовместимое.

Добро на небольшой алкозаплыв мы получили, с предупреждением не переусердствовать и обещанием всенепременно нас проконтролировать. Честно говоря, пить мне не хотелось. Хотелось остаться одной и все обдумать. Но Зинку спровадить не получилось бы, так лучше уж слушать ее, чем самой искать темы для общения и задумываться над каждой фразой, чтобы не ляпнуть чего лишнего. В принципе, это то же самое, что заполучить вожделенное одиночество. Стоило моей подруге выпить хоть каплю и заставить ее замолчать — задача невыполнимая. Мне оставалось лишь время от времени принимать заинтересованный вид. Обычно это не требовалось, рассказы у Зинки всегда удивительно живые и забавные, можно слушать часами, даже подшучивать и язвить она умеет совершенно беззлобно, если, конечно, предмет ее язвительности не отличился особыми заслугами.

На начальном этапе все шло отлично. Зинкина коллекция «перламутровых пуговиц», так у нее именовались клиентки, изъясняющиеся особо удачными перлами и сами не знающие, чего хотят, пополнилась новым экземпляром, и подружка охотно делилась со мной впечатлениями.

–… открывает картинку, вот, говорит, видите, именно на ней я видела костюмчик, который мне нужен. Нет, не этот, естественно, это же чистейший китч! А того я в сети не нашла, но что он был на ней во время…

Я уплыла в свои мысли. Неожиданно выглянувшая из матери Моринда пугала, тревожила, заставляла не на шутку нервничать. Такого поворота я совершенно не ожидала. Ну, теперь хоть стало ясно, почему смех Черной Невесты казался мне знакомым. Не ясно было почему не поняла этого раньше. Да, такого истерического безумного хохота от родительницы прежде не слышала, но и в ее обычном смехе все эти ноты и оттенки присутствовали всегда. Кто она? Такой же «контейнер», как назвала меня Черная Невеста или что-то другое? Когда Моринда рассказывала о разделении себя на части, я представляла, что все это происходило на уровне каких-то тонких материй и выливалось во что-то типа привидений или тех же сирен. Но моя мать вполне себе из плоти и крови, совершенно материальная мать. Значит, контейнер? А откуда тогда в моей крови примесь Моринды? Ой, мамочки! Кто бы мне объяснил, как это работает!

На чем она сорвалась? Крики-вопли-оскорбления — все стандартно и привычно. Ее задело то, что я пошла наперекор, а не равнодушно и покорно… Стоп. Первый день в Аршансе. Фаарр снял с меня обрывки подчинения, равнодушия и цепи. Сегодняшнее ощущение чего-то ползущего по шее… Насекомое? Совершенно случайно присевшее на меня в тот самый момент? Уже верю! Бли-ин! Моя родительница владеет магией? Вся та пакость, что болталась на мне, ее работа? И сегодня она опять пыталась на меня что-то повесить? Что? То, после чего я со всех ног рвану в ЗАГС? Зачем ей так необходимо выдать меня замуж? И… И, получается, я смогла отбить это? Обалдеть! И именно это стало причиной ее срыва.

–… я ей вежливо объясняю, честное слово, вежливо, Ольховская, убери скептику, что если сделаю так, как она хочет, то от первоначальной модели не останется и воспоминаний. Маш, кто такой Алдар?

— Да, Зин, я с тобой согла… Что? Откуда ты…

— Папа сказал. Ты его во сне звала.

— Не знаю. Приснилось что-то. Не помню.

— Маш, это он? Твой муж-эльф?

— Терникова, отстань. Тебе хочется убедиться, что я не свихнулась? Убеждайся. Я нормальная и даже трезвая. Почему мы не пьем?

— Расскажи.

— Что? Почему не пьем? Отвлеклись, я заслушалась, ты заболталась, а ухаживать за нами некому, вот и…

— Ольховская, под дурочку не коси. Ты лучше меня знаешь, о чем я спрашиваю.

— Я еще и телепат? Обалдеть!

— Обиделась, что деду позвонила? Машка, ну, прости, растерялась, испугалась. Ты на себя не похожа была. А потом… Я полночи думала. Не сходится. Слишком много странного. Это платье… Под ним не видно, что на тебе надето еще что-то. Так не бывает. И после нашего… купания мои шмотки все не поймешь в чем, а оно чистое.

— Вопросы про платье не ко мне.

— Именно. И они не у меня одной. Ты рвалась к Ребекке, чтобы их задать, потому что сама ни хрена не понимаешь.

Ага, это мягко сказано.

— Твоя водолазка. Из чего она? У нас нет таких тканей, можешь поверить, я новинки регулярно мониторю. Меня это еще на Озере удивило, дома проверила, сегодня внимательно посмотрела. Не только ткань, но и обработка кромок не похожа ни на одну из существующих. Как и на твоем белье.

Бли-ин! Как трудно иметь дело с профессионалами! Может, поверит, что это производство суперпередовой экспериментальной засекреченной фирмы? А Зинка продолжала:

— Ты сама. Мы не виделись один день. За день так не худеют, Маш, запатентуешь способ, станешь миллионером.

Да, идеальный способ. Другой мир, нервы, боль, выбросы магии. И так полгода.

— Ты стала выглядеть младше. Даже вчера, усталая, несчастная, замученная. А сегодня… Иди сама посмотри.

Зинка потянула меня к зеркалу. Вот же… Если подруга честно выглядела на наши с ней общие двадцать восемь, то мне можно было дать от силы двадцать два, двадцать три. А вот это хоть и непонятный эффект, но очень приятный! Чем медленнее я буду стареть, тем больше времени смогу провести с Алдариэлем.

— Ольховская, судя по твоей неодупленности, ты сама в шоке. Там что, зеркала не водятся?

Водятся. И обычные, и эльфийские.

— Где, Зин?

— Завязывай, Маш.

— Все, уговорила. Да, мисс Марпл, сдаюсь, Вы меня раскусили. Мария Ольховская была похищена инопланетянами, а я ее клон, прибывший на Землю с секретной миссией…

— Снести башку собственной матери? Миссия выполнена. Теть Марина, конечно, редкостная су… женщина, но сегодня с ней что-то совсем не так. И ты знаешь что. Иначе сама бы скорую вызвала. Или попросила деду позвонить. Но ты уверена, что медики ей не помогут. И ни разу не дернулась проверить, как она. А раньше ты даже после ее явных спектаклей переживала.

— Кстати, да, нужно хоть позвонить…

— Не нужно. К ней Коленька с маманей прикатили, все вместе отчалили, я в окно видела.

Да? И что бы это значило?

— Зин, а еще я потоп устроила. Соседа, вон залила.

— Это, как раз, нормально, у тебя тут все на соплях держится. Маш, ты кого ночью ждала? Его? Какой он?

Невозможный, неповторимый, прекрасный. Алдариэль. Алдар. Дари. Моя любовь. Моя жизнь. Мой принц.

— Кто? Сосед? Ты его видела.

— Ольховская, слушай внимательно. Я тебе верю. Ты не чокнулась. С тобой произошло что-то такое, что бывает только в книжках. Я не устраиваю проверок твоей нормальности, я хочу узнать правду. Так доступно или повторить по слогам?

Доступно. Только я теперь не уверена, что мой рассказ не ляжет в историю болезни. О, как по заказу, телефон звонит. Иван Егорович с проверкой? Ехидно улыбнулась Зинке. Та недовольно глянула на дисплей, недовольство сменилось удивлением, ответила осторожно, без имени.

— Да. Нет. У нее. Нет. Она сама. Нет, их нет. Хорошо. Обязательно. Да, прямо сейчас. До свидания.

Какой познавательный разговор! Закурила, отсалютовала подруге бокалом. Она странно на меня посмотрела, вынула бокал из руки и выплеснула вино в раковину, повторила ту же операцию со своим и остатками в бутылке. И что это было?

— Одевайся, мы уходим.

— Далеко?

— Пока к нам.

— Терникова, в чем дело?

— Знала бы, объяснила. Сказано здесь ничего не есть и не пить, вообще, покинуть квартиру.

— Кем сказано-то?

Зинка не успела ответить, затрезвонил уже мой телефон. Тот же незнакомый номер. Настойчивый студент? Хотела сбросить, передумала из чистой вредности, пусть подруга понервничает пару минут, такая маленькая месть, могла бы своего собеседника сразу по имени назвать, а не заставлять меня гадать, кто это.

— Слушаю.

— Сделай так, как говорит Зина.

— Ребекка Ивановна? Это Вы?

В ответ — гудки. Э-э-э?

— Вопросы есть? У меня тоже есть. Давай, Ольховская, в темпе оделась и поскакали отсюда.

Спорить и расспрашивать больше не стала. Бегом переоделась, сунула в карман телефон, сигареты и листик с подоконника. Зинка зачем-то сдернула с сушилки и сунула в пакет недосохшие Аршанские вещи, вполне местные джинсы и мое таинственное платье. Такси уже ждало у подъезда. Когда она его вызвать-то успела? Десять минут — и мы у нее дома. Второй звонок настиг, стоило переступить порог Зинкиной комнаты.

— Расскажи ей все, что сочтешь нужным.

— Ребекка Ива…

Гудки. Ну уж нет! Перезвонила сама. Прослушала: «Абонент вне зоны действия сети или временно недоступен». Попробовала с Зинкиного, результат тот же.

— Бесполезно, Маш. Она всегда недоступна. Что сказала?

— А тебе?

— Спросила, здесь ли ты, рядом мы или нет, состоялась ли свадьба, кто ее отменил, близко ли твоя родня и не родня, а дальше знаешь, чтобы валили оттуда, и чтобы я тебя одну не оставляла.

— И чтобы ты забрала вещи?

— Нет, это я сама, на всякий случай. Теперь ты.

— Чтобы рассказала.

— Расскажешь?

— Да. Ой, Зин, ты просто не представляешь…

Представить Зинке ничего не удавалось еще почти час. Пока вся ее семья теперь уже в полном составе колебалась поздравлять меня или сочувствовать, кормила обедом, незаметно продолжала проводить медицинское обследование, но это только самое старшее поколение, зато в удвоенном количестве.

Наконец, мы героически отбились от всех и, забаррикадировавшись железным аргументом «у девочек свои секреты», засели на Зинкиной кровати.

— Ты вот так запросто трепалась с Божествами?

— Ага. А по ним не скажешь, кто они. Нет, для местных они сразу такие, что… Если сами не захотят казаться обычными.

— С тобой захотели?

— Нет, со мной они были, как с другом, как с сестрой, особенно Фаарр.

— Вот сука психическая! Из-за мужика устроить геноцид. А эльфы тоже хороши, всей толпой с одной бабой не справились.

— Зин, она не просто баба, у нее сила бешенная, она Младших запросто раскидала. Что они могли с ней сделать?

— Кошмар какой! Увидела, называется! А это был он? Алдар?

— Нет, Тайрин, Тайриниэль.

— Озвезденеть! Вот так прямо все, что было на нем, переходило на тебя? Маш, а чувствовала ты…

— То же, что и он.

— Больно?

— Очень. Но оно быстро проходило, когда разобрались, как.

— Но сразу-то больно! И оно тебе было надо? Он хоть того стоил?

— Он всего стоит. Это же Тайрин.

— Маш, а ты и сейчас так можешь?

— Не знаю.

— Если это деду с бабушкой показать… Нет, не надо, мы их не откачаем.

— Машка, этот Фаарр тебя чуть не задушил, а ты им восхищаешься? Ольховская, ты совсем дура?

— А перед этим я всех чуть не убила. Именно, потому что дура.

— Ну хоть можешь считать, что целовалась с…

— Терникова! Я с ним не целовалась! Искусственное дыхание это не поцелуй, можешь у деда спросить.

— Но очень похоже.

— Веселое платьице тебе Ребекка Ивановна подогнала. Слов нет.

— У меня тоже. Но огромное ей за него спасибо. Если бы не оно…

— И его никто-никто запомнить не мог? Прикольно! Машка, а это только в твоем Аршансе действует или здесь тоже?

— Не знаю. Давай проверим. «Когда в окне…» Ну как?

— Что как? Читай давай. Или сама уже забыла?

— Зин, я тебе его только что прочла.

— Египетский родственник! Ни слова не помню! Ольховская, нет, ты серьезно? Не прикалываешься? Честно, прочитала?

— Честно-пречестно!

— Озвезденеть!

— Вот уроды! И никто не возмутился?

— С радостью поддержали. Зин, они туда толпами валили. Аж захлебывались от восторга, когда… Это страшно, Зин, ты не представляешь, как это страшно. Я после Прощальной площади людей просто возненавидела. Вот ты можешь объяснить, какой кайф смотреть, как над кем-то издеваются?

— Ольховская, а ты историю в школе мимо прошла? Типа здесь не было ни публичных казней, ни костров инквизиции…

— Да помню я. Только лишнее подтверждение, что люди везде одинаковы. Но на мой вопрос это не отвечает. Что за удовольствие в этом?

— Маш, не обобщай. Тебе это нравится? Нет. Мне тоже. Значит, уже не все одинаковы. Просто эти площади, что у нас, что у них, как лакмус, сразу все дерьмо притягивают. А у дерьма и удовольствия дерьмовые.

— Хочется верить, что ты права. Но ведь из остальных тоже никто не попытался это остановить, помочь как-то…

— А ты в этом уверена? Вот просто все про всех знаешь?

— Нет, конечно, но… Нет, Зин. Не все и не про всех. Только не видела я других. Ой, нет, видела одну, Симарию, про нее дальше будет. И еще… Это не сама видела, Шерин рассказывал, там девочка была, маленькая совсем.

— Шерин — это кто?

— Эльф. Про него тоже дальше. Ладно, давай по порядку.

— Ольховская, ты герой. Я серьезно, без подколов.

— Ни фига я не герой, меня Младшие бы вытащили, так что никакого риска. Это остальные герои, они все реально рисковали.

— А вампир прикольный. Что ты в нем страшного нашла?

— Ты сейчас серьезно?

— А что? Интересный же мужик. Кино любит.

— И кровь пьет.

— Бывает. Ты на наших обычных посмотри, еще те кровопийцы.

— Кто? Тот самый принц, из-за которого это все? Он и есть твой…

— Да. Алдариэль. Алдар.

— Озвезденеть!

— Они все поняли, что ты втюрилась? Конспиратор из тебя, конечно…

— Сама знаю. Но я старалась.

— И от него реально все падали? Вот настолько необыкновенный?

— Ага.

— А он? Прямо все пофигу?

— Кроме Амарриэлли.

— А на тебя как запал? Просто, что под боком? Удобно, искать не надо. Хотя там же русалок полное Озеро.

— Зинка, заткнись!

— Маш, ты ревнуешь? Машка…

— Ты сама к нему полезла? Ольховская, я тобой горжусь!

— Терникова, вот ты зараза! Мне до сих пор стыдно.

— И ты бы это изменила, если б могла?

— С ума сошла? Ни за что!

— Да-а-а! Вот это романтика! Хочешь секса, почини партнера. Ноу комментс.

— Вот и не комментируй. Нафига я тебе это вообще рассказала?

— Потому что я твоя лучшая подруга. Маш, а как он, как мужчина?

— Терникова, иди лесом. Это не обсуждается.

— Разочаровал?

— Дура! Он… Таких не бывает. Все, Зин, отцепись. Тема закрыта.

— И ты все это видела? Вы все смотрели и ничего не могли сделать? Жуть какая! Эту мокрощелку озабоченную… Падла, сама убила бы!

— В очередь, Зин.

— Козел гребанный этот князь! Машка, бедная ты моя, как ты весь этот разговор выдержала?

— Нам нужно было забрать Тайрина.

— Нет, Маш, не понимаю. Нет, понимаю, ты к нему привязалась, он, конечно, замечательный, но, чтобы свою жизнь за его… Он же тебе никто.

— Он мой брат.

— Названный.

— Настоящий. Но это не имеет значения. Он мой Тайрин.

— Этот тот, про которого ты говорила?

— Ага, он. Шериниэль. Зин, ты не представляешь, какую он музыку пишет! Стихи, наверное, тоже классные, только я их не понимаю, когда из звукохрана идет, оно не переводится.

— Вот, видишь! А говорила, все одинаковые. Симария — красотка.

— Ага, красотка. Но она оборотень наполовину.

— А на другую — человек. Ее не замочили эти? А его?

— Оба живы. Их ребята вытащили.

— Круто они прогулялись!

— Еще как! Разнесли всю эту Прощальную площадь. Только я чуть не свихнулась, пока вернулись.

— Эй, а ты хотела, чтобы он возле твоей юбки сидел и сопельки вытирал?

— Зин, понимаю я все, но мне так страшно, когда Алдар уходит… И оно такое же, как магия, неуправляемое совершенно.

— Как у тебя башню-то не снесло, когда его таким увидела?

— Снесло бы, если бы не Фаарр.

— Ольховская, ты шедевр! Тебя хотел взять замуж…

— Он не хотел. И я тоже. Вот просто ни капельки обоим это не нужно было. Когда разобрались, сразу так легко стало.

— Нормальный такой ход. Психопатка просыпается, а вас одних бросают.

— Совпало так.

— Он и сейчас в тебе, этот каплеслов?

— Да, вот здесь.

— И работает?

— Работает. Я ночью слушала.

— А мне можно?

— Нет, Зин, это только для нас с ним.

— Говорю же, красотка эта Сима!

— Да кто же с тобой спорит?

— Вы тоже красавцы, но у оборотней круче вышло.

— Согласна. Мне самой хотелось так же.

— Твою мать! Ольховская, а где в тебе все это пряталось, тихоня ты наша? Собственной матери слово поперек сказать страшно, а на толпу магов наехать, это нормально.

— Не наезжала я ни на кого. Оно у меня само по себе получается. Увидела Алдариэля и все.

— Молодец, хорошо спряталась, чтоб ни чужие, ни свои не отыскали.

— Зин, мне не до раздумий было. Да и не знала я, куда можно.

— Так он вас сам нашел или твоя ящерица доложила?

— Искорка. Фаарр говорил, целую истерику закатила.

— Правильно, Ольховская, если самой себе проблем не создать, другие могут не справиться. Как это назвать? Самозамурование? Есть такое слово?

— Теперь есть.

— Египетский родственник! Своими ножками притопали в ловушку. И ни у кого мозгов не хватило прикинуть, с чего он сам на встречу напрашивается?

— Нам самим эта встреча нужна была. Думали, что так выполним условие Великих. Того, что подожгут Леса, точно не ожидали.

— Не такая она и сильная получается, если твой принц с ней на равных мог. Непонятно, все вместе не могли, а один он…

— Она не в полной силе Зин. Без той части, что Амарриэлли из нее вытянула, у Алдариэля был шанс на победу.

— Твою мать, Ольховская, вот теперь мне твоего Алдара реально жалко. Дважды на его глазах из-за него погибли его девушки. Такое врагу не пожелаешь.

— Одна и та же, Зин. И я очень надеюсь, что он этого не понял.

— Еще раз и медленно. Я что-то торможу. Одна и та же? И… стой. Он твой муж, но он об этом не знает. Маша, ты…

— Да, Зин, я и есть Амарриэлли, его жена. И вспомнила я это только в Озере. Не сама вспомнила, Великие помогли. Ну, я так думаю. А потом оказалась здесь.

— Маш, а эльфы от людей сильно отличаются? Просто, ты — не очень.

— Сильно, Зин. Понимаешь, они, как бы это объяснить, идеальные. А я не эльфийка. В смысле, эта я — человек, но я — это она. И как такое может быть не понимаю. Как и то, что в моей матери сидит часть Моринды.

— Чего? Теть Марина запчасть ведьмы-психопатки из другого мира? Веселая у вас семейка. А дядя Вова — гном или оборотень?

— Надеюсь, что нет, но уже не удивлюсь.

— Маш, честно, даже не знаю, завидовать тебе или жалеть. Попасть в другой мир и все, что увидеть в нем, это Озеро и кошмарную площадь. Половину времени провести, загибаясь от боли…

— Какую половину? Говорила же, оно быстро получается.

— Один хрен, приятного мало. Потом влюбиться, зная, что ответа не будет, и выяснить, что он тебя не сможет полюбить, потому что любит тебя. Ольховская, у меня с твоим раздвоением личности сейчас заворот мозгов произойдет.

— Растроением, Зин. Во мне еще и Моринда.

— И как они все в тебе уживаются? А может ты еще и не про всех знаешь? Мало ли кто еще в твое… общежитие затесался.

— Ой, нет, с меня и этих хватит. Зин, мне назад нужно. Не могу я без него. Совсем не могу.

— Бедная ты моя, бедная. Надо же было так вляпаться!

Мы дружно поплакали над моей несчастной судьбой.

— Маш, ты прости меня за вчерашнее… Если бы я знала… Я бы тебя сама в это Озеро засунула.

— Еще успеешь. Мне только с Ребеккой Ивановной встретиться, и сразу туда.

В этот раз зазвонили сразу оба телефона. На моем высветилась мать. Как себя с ней вести я пока не придумала и просто сбросила вызов. Зинке звонила Ребекка Ивановна. Передала, чтобы меня привезли к ней.

Повез нас дядя Дима. Он шутливо повозмущался нашей странной прихотью ехать куда-то на ночь глядя, потом возмутился всерьез, узнав, что меня ждать не нужно, и наотрез отказался уезжать, пока не доставит мою персону домой в целости и сохранности. Переспорить его мне не удалось.

Около старого дома на окраине не было никого, хотя обычно тут толпились желающие попасть к суперпортнихе дамы, а дорога была практически перекрыта автомобилями. «Ауди» припарковалась прямо у калитки. Дядя Дима еще раз заверил, что будет ждать, сколько понадобится, Зинка пообещала ему приложить все усилия и сделать ожидание максимально неприятным, я немного развеселилась от их привычных подначек друг друга и вышла из машины.

Калитка была не заперта, свет в окнах подтвердил, что хозяйка дома. На минутку задержалась у входной двери, задумавшись, что будет, если я ошиблась в своих предположениях. Решила, что ничего особенно плохого, и вошла.

Ребекка Ивановна была в той же комнате, где когда-то учила Зинку, где я первый раз примерила свое платье, стояла у раскройного стола, спиной к двери. Не повернулась, но мое появление заметила сразу, едва я переступила порог.

— Здравствуй, Маша.

— Светлых дней, Орбикаэлли-а-ша. Я могу Вас так называть?