Гадёныш

Ирина Александровна Манаева, 2023

Мы воспитываем своих детей, не подозревая, что иногда их заменяют другими. Только самая внимательная мать способна увидеть подмену, ведь начинают происходить необъяснимые вещи. Кажется ли все происходящее Лизе или же есть на самом деле? Как не сойти с ума, когда уверена, что рядом не твой сын, а самый настоящий гаденыш? Вопросов много, ответов никто не даст, и Лиза сама ищет выход, ведь окружающие ей не верят.

Сначала они отняли наше здоровье,

потом покусились на нашу свободу,

теперь же они хотят забрать

самое ценное — наших детей.

ПРОЛОГ. ПОДМЕНА

Я смотрела на него и понимала, с ним что-то не так. Каких-то двадцать минут назад со мной был мой сын. Он бежал домой с детской площадки как обычно держа в руке одну из своих машинок, а я останавливала его всякий раз, когда мне что-то не нравилось, то ли возможность нарваться на машину в этой части двора, то ли бесконечные лужи, раскинувшие свои грязные тела повсюду. Ведь дождь был нескончаемый и длился уже две недели, изредка перезаряжая пистолет, выливающий кубометры воды на и без того серый город. Теперь же он совсем стал блёклым, неприглядным, как муравейник, в котором тысячи одинаковых муравьев делают нудную работу.

И почему около дома ему захотелось вырваться и забежать вперед? Тогда ничего бы не было. Около нашего подъезда — спуск в подвал, такая пристройка без двери, скрывающая вход. Случайно оступишься и полетишь со ступенек в сумрак, пахнущий плесенью и испражнениями. Я окликнула Митю как обычно, чтобы он был аккуратнее, и он скрылся в том месте, где на секунду пропадал обзор. И была вспышка. Я не готова ее описать с точностью, но боковым зрением я что-то видела, это было как отблеск, как молния. А Митя продолжил бежать, но это был уже не он, я почувствовала сразу. Холодок прокрался по спине уколами. Я заглянула в подвал — ничего особенного, только кто-то снова оставил мусор.

Отчего-то почувствовала мелкие толчки, такие еле заметные и волнообразные, словно тебе в грудь плещется вода. Странные ощущения, учитывая, где стою. Я отошла на пару шагов и обернулась. Там плавился воздух. Знаю, что у этого явления есть научное объяснение, но я подобное видела только летом в ужасную жару. Он был искаженным, не таким, как в других местах и размеры довольно большие, где-то 2x2 метра. С таким я точно встретилась впервые. Но через несколько секунд воздух перестал дрожать, и не было уже ничего странного. Что это: оптическая иллюзия или мое воображение?

Я открыла домофон чипом, и мы поднялись по лестнице до лифта. Все как обычно, как сотни раз до этого. Лифт приехал быстро, Митя был довольно спокоен, хотя обычно он баловался, но мало ли. И около самой двери мне стало страшно. Он протянул фиолетовую машину, чтобы я убрала ее в пакет, как всегда мы делаем, заходя в квартиру. Я уставилась на игрушку, боясь поднять глаза. Неужели, Они добрались и до моей семьи?

Я никогда не была параноиком. Недавний мега-вирус, захвативший мир, был воспринят довольно скептически. Телевизор в квартире показывал только детские каналы, поэтому наш разум не был засорен новостными программами, заставляющими впадать в панику. Я узнавала новости от мужа, черпающего информацию из интернета, или от матери, с которой созванивалась ежедневно. Сначала все настораживало, а со временем сошло на нет, когда пришло осознание того, что над нами совершают некий управленческий эксперимент.

Маскарад, длящийся третий год, где тебе независимо от желания приходится участвовать, разделил человечество на два лагеря: верующих и скептиков. Бесконечные надписи на магазинах, библиотеках, поликлиниках порой только для галочки, хотя на каждого свободомыслящего найдется тот, кто косо посмотрит на отсутствие средств индивидуальной защиты, а может и даст волю словесному негативу. Я сталкивалась с такими, и в мою сторону летела не лучшая часть лексикона, бывали даже проклятия. Я ставила стену, защищающую меня от всего дерьма, которое норовили выплеснуть на меня без того озлобленные люди. Но со временем поняла, что проще быть как все.

Бутафорские маски конечно же никого ни от чего не спасали, они лишь создавали видимость. Но дрессировка проходила успешно, и у каждого в карманах, сумках, рюкзаках лежал пропускной билет в любое заведение. Что раньше казалось немыслимым обрело новую жизнь. Окно Овертона работало.

Но потом появились Они. Нет, конечно, никто их не видел, просто подозревали, что Они существуют, потому что стали пропадать дети. Но не так пропадать, как раньше, дети оставались с родителями, но это были уж не те дети. Правительство делало вид, что ничего не происходит, воспринимая родственников жертв как сумасшедших. Некоторых особенно упорных в своих заявлениях поместили в специально отведенные места, остальные уживались с тем, что есть, вернее, с тем, кто есть.

На первый взгляд бред, да, соглашусь, довольно странные заявления, больше похожие на вымысел. Всё воспринимается несерьезно, если это происходит где-то и не касается тебя. Но потом это случилось с Ниной.

Она позвонила мне и попросила приехать, по голосу я поняла, что она напряжена. Я примчалась сразу же, оставив сына с папой, хотя обычно беру его с собой. Разница у нас с Ниной пять лет, у детей чуть больше двух. Интересы у них разные, сейчас разрыв колоссальный, но с возрастом грань сотрется.

Мы устроились на кухне. До недавнего времени наши посиделки сопровождались бокалом хорошего вина или мартини, но наступило счастливое время материнства и вошел в силу сухой закон. Вина не перехотелось, но желание пришлось подавлять. Горячий шоколад стал заменой алкоголю. Мое время добровольного отказа закончилось, я могла позволить себе все, что захочу, но сестра еще не перешла рубеж.

Нина вытащила из холодильника «Kaesler», достала два бокала и пачку «Parliament». Я недоверчиво посмотрела на нее.

— Ого, во все тяжкие? Мать, ты разошлась что-то.

Нина молча открыла вино, разлила по бокалам и подвинула мне. Потом достала сигарету и подкурила. Первая затяжка была долгой, я просто сидела и смотрела, ловя себя на мысли, что сейчас все мои десять лет безникотиновой жизни полетят к черту. Она бросила мне на колени зажигалку и, взяв бокал, осушила его. Снова затяжка, и снова бокал наполнен. Молчание затягивалось.

Я гипнотизировала пачку, воспитывая силу воли.

— Да возьми уже! — хмыкнула она, проследив за моим взглядом.

Я неуверенно отмахнулась. Нина резко выхватила сигарету из пачки, сунула мне ее в рот и подожгла. Легкие втянули отравляющий дым с жадностью. Люди всячески себя убивают, но прирост населения неуклонно растет. Только с 1927 года по настоящее время численность выросла на 5,6 миллиардов. Всего за неполные сто лет человечество увеличилось в четырехкратном размере. А мы еще что-то говорим про крыс.

— Она странная, — Нина нервно курила. — Ну, Даша.

— Ты про стул?

— Какой к черту стул, Лиза? Я тебе про ребенка говорю. Или у меня крыша поехала, или это не мой ребенок!

Я подавилась вином, которое решила в этот момент пригубить. Прокашлялась.

— Ты забыла, как рожала?

Нина откинула голову на спинку стула и выпустила дым вверх. Белое кольцо растворилось по мере взлета.

— Че думаешь, кукуха у меня поехала? — она сделала паузу.

Я смотрела на сестру и ждала пояснений. Пока все казалось мне до ужаса странным. Задавила рутина, ну можно бокальчик пропустить, хотя я никогда себе подобного не позволяла, но не мне судить кого-то. Что-то явно произошло. Я прокручивала ее слова в голове, но ничего не понимала.

— Это уже неделю происходит, — Нина курила нервно, отрывисто, трогая большим пальцем фильтр.

Мой взгляд продолжал задавать вопросы, но я молчала. Подгонять сестру не хотелось, она сама должна сказать, что хочет. Я снова затянулась и в нависшей тишине было слышно, как трещит бумага, опаляемая жаром.

— Я никому не говорила, ты первая. Даже Миша ничего не замечает, но меня не покидает чувство, что Даша — не Даша.

Я медленно повернула к ней голову, пытаясь понять, шутит она или нет, но сестра была серьезна. Я решила, что мне понадобится еще бокал вина, и обновила его.

— А кто тогда? — спросила я отчего-то шепотом.

Нина лишь пожала плечами.

— Я на форуме одном прочитала, что многие матери сомневаются в своих детях. Вот все было нормально, а потом бац — и дети другие.

— Что значит другие? — не понимала я.

— Ну говорят не так, забывают любимые игрушки, ритуалы, боль перестают чувствовать, сбоят, в конце концов!

— Что делают?!

— Ну сбоят, как телефон глючат, понимаешь? Будто залипают, а потом отвисли и дальше что-то делают.

Я не понимала, ни как такое может происходить с детьми, ни как это могла говорить моя сестра на полном серьезе. Хотя сейчас можно было сказать, что залипла я, потому что не представляла, как реагировать на подобные заявления. В сестре читалось, что она верит во все, что говорит. Я была далека от психологии, вернее, от психиатрии, чтобы верно поставить диагноз, но все это звучало бредом сумасшедшего. Мне стало страшно за сестру, но хотелось выяснить до конца, что именно ее пугает.

— И Даша сбоит?

— Ну вот знаешь, как включаешь процессор, а он еще не прогрузился до конца и фотки там или файлы какие не сразу открывает, а через время, ну там пара секунд.

— Мы сейчас компьютер обсуждаем?

Возможно, в причинах беспокойства Нины и была подоплека, но в ее сумбурном рассказе я ничего не понимала.

Нина шумно выдохнула.

— Наверное, я бы тоже смотрела на тебя, как на дуру, если бы услышала весь этот бред. Поэтому, проще показать.

Мы вошли в детскую и приблизились к кровати племянницы.

— Да пусть спит, — прошептала я как можно тише.

Нина махнула в мою сторону рукой и заглянула в лицо ребенка. Шестимесячная малышка сладко спала. Мать задумчиво разглядывала дитя. Я свернула голову вбок, чтобы лучше рассмотреть милое личико. Внезапно глаза девочки распахнулись и уставились прямо на меня. Первая реакция — меня бросило в жар, но это был эффект неожиданности. Даша молча смотрела в упор перед собой и не двигала не единым мускулом. Я замерла, боясь испугать ребенка. Не уверена, сколько прошло времени, но по ощущениям минуты три, и я чувствовала, как моя шея затекает в таком положении. Только сейчас до меня дошло, что Даша ни разу не моргнула и не двинулась, она походила больше на куклу, чем на ребенка. Как такое возможно?

Нина легонько тронула дочь рукой, но эффекта не последовало, тогда она повторила манипуляцию сильнее. Ребенок зашевелился, его лицо стало медленно скукоживаться, пока она, наконец, не закричала, как обычный младенец. И все встало на свои места, будто кто-то нажал кнопку «Play».

Нина взяла Дашу на руки и прижала к себе, пока та истошно кричала. А я выпрямила затекшую шею и стала массировать ее рукой, размышляя над случившимся.

— Что скажешь? — спросила Нина, раскачиваясь по комнате с ребенком на руках.

Я задумалась. Сейчас я уже готова была признать, что ничего странного в поведении ребенка нет, просто она спала с открытыми глазами, как бывает у многих в ее возрасте. Потом проснулась и закричала.

— Подержи, — Нина вручила мне вопящую племянницу и пошла на кухню.

Я продолжила качать ребенка, пока сестра приготавливала смесь. Выглядела Даша вполне обычно, по крайней мере с первого взгляда. Нина вернулась, я передала ребенка матери, девочка присосалась к бутылочке, успокоилась и затихла, занятая делом.

— Это выглядит странно, соглашусь, но не настолько, чтобы считать ребенка киборгом, — я хмыкнула, — в интернете и не такое напишут! К тому же это общеизвестный факт, что новорожденные не моргают, а грудные дети делают это намного реже взрослых.

— Это я и сама прочитала! Но пару раз в минуту она должна моргать, тем более раньше я такое за ней не замечала.

— Может, ты не обращала внимания?

— Ну ты шутишь? Я б обязательно запомнила. Это же странно, — Нина глядела на меня с вызовом. — Хорошо, я тебя поняла, допустим, так бывает. Хотя раньше у нее такого не было!

— Если ты чего-то не видела, не значит, что этого нет!

— Ладно, проехали. А что ты скажешь по этому поводу?

Нина отняла у ребенка бутылочку, и тот сразу же стал обиженно орать, она снова дала ему смесь, а потом опять оторвала, ребенок заголосил.

— Черт, — выругалась мать, — сейчас она поест, и я покажу, что хотела. С едой у нее всегда хорошо.

Стоит ли мне переживать за сестру и племянницу? Может, рассказать все Мише? Или матери. Хотя нет, матери точно не стоит, она никогда не умела держать себя в руках и трезво смотреть на вещи. Помощи здесь явно не жди, она просто решит, что Нина рехнулась. А, может, в этом и есть доля правды.

Я оставила сестру в комнате и пошла в ванную. Там умылась прохладной водой и смочила руки до плеч — мой ритуал, чтобы освежиться. Из зеркала на меня смотрела черноволосая девушка с короткой стрижкой, удлиняющейся к лицу. Немного усталая, разменявшая четвертый десяток, довольно привлекательная, можно сказать красивая, если верить собственным глазам, да и мужчины всегда говорили мне об этом. Облокотившись на раковину, я внимательно оглядывала себя, как делала почти всегда, когда оказывалась перед зеркалом, иногда бросала мимолетный взгляд, иногда задумчиво проходили минуты. Капли блестели на коже, стекая, они соединялись друг с другом и превращались в тонкие дорожки. Около глаз и рта успели наметиться морщины. Но все еще красива. Время — абстрактное понятие, но его ход хорошо заметен, особенно в человеке. В такие минуты понимаешь, насколько оно спешит.

Я заглянула себе в глаза, сегодня карие, мой истинный цвет, иногда позволяю себе шалости в виде смены радужки, голова немного наклонена вправо, губы приоткрыты, легкие неторопливо качают воздух. На минуту сознание отключилось, мыслей не было, сон среди бодрствования.

— Ты там уснула? — раздался голос Нины из-за закрытой двери.

Мое тело среагировало на звук: вздрогнув, я будто включилась, словно не было меня здесь и сейчас. Пара секунд понадобилась, чтобы вспомнить, где я и кто я. Иногда со мною так бывает, будто настройки сбились, и приходится восстанавливать в памяти события, вплоть до того, что я мама своего ребенка. Воспоминания настигают волнами, поэтому сомневаться не приходится, и я живу дальше. Я кивнула своему отражению, словно с чем-то соглашаясь, и покинула ванную комнату.

Дашка наелась. Она лежала на плече у сестры, которая похлопывала ее по спинке. Нина вытащила из комода пеленку и бросила мне.

— Расстели, — кивнула она на диван, и я послушно выполнила просьбу.

Нина уложила на розовый прямоугольник дочку и выпрямилась. Та бессмысленно болтала руками и ногами. Мы нависли над ребенком, как две статуи: одна, сложив руки и закусив губу, другая в растерянности наматывая прядь на указательный палец. Это моя давняя привычка, с которой приходится бороться, и не всегда удачно.

— Сделай ей больно, — прозвучал голос.

Я быстро заморгала, будто мне это могло помочь понять услышанное, и медленно повернулась к сестре с открытым от удивления ртом.

— Да не смотри так, я же тебе не выбросить ее из окна предлагаю, а просто сделать больно. Ущипнуть, например.

Я подавилась воздухом. Что несет моя сестра, черт возьми? При первом же плаче мы спешим успокоить своих детей, норовим подхватить их на руки и спасти ото всей боли, которая приходит порой. Здесь же меня наоборот подталкивали причинить эту боль.

— Ты принимаешь наркотики? — внезапно для самой себя спросила я. Страшно, конечно, услышать утвердительный ответ от близкого человека, но это хотя бы могло все объяснить. И, если наркоманы способны вылечиться, то шизофрения — навсегда.

— Ладно, я сама, — Нина приблизилась к ребенку прежде, чем я успела среагировать, она кольнула ее ногтем в пяточку. Ребенок не среагировал, она повторила процесс, никакой реакции.

— Я не педиатр, но слышала, что и на боль дети могут воспринимать не так, как мы.

— Да она вчера упала с дивана и даже не заплакала!

— Шок? — предположила я, но у самой уверенности не было. — Надеюсь, ты не собираешься сейчас повторить падение, чтобы что-то мне доказать? — спросила я ошарашенно.

Нина только цокнула.

— Ну покажи ее врачам, — искала я ответ.

–Да? А чего я им скажу? Ты просто представь, как посмотрят на меня, если я припрусь к ним с подобным.

— Обследование?

Нина взяла малышку на руки и отнесла в манеж, включила детские песенки и позвала на кухню, закрыв за нами дверь.

— Зачем? — не поняла я, указывая на дверь.

— Мне кажется она подслушивает, — негромко ответила сестра.

Я молча смотрела на нее, шутить совершенно не хотелось. Я налила себе еще вина и выпила залпом.

— Ну так что по обследованию?

Нина только пожала плечами, повторяя за мной с алкоголем.

— С чего я должна начать? Да и Миша спросит, какого черта я таскаюсь со здоровым ребенком по больницам. Он меня никогда не поймет, я и так для него после той истории с домовыми не вполне нормальная. Он часто вспоминает и прикалывается надо мной. Представь, если я ему тут еще заявлю, что его дочь ненастоящая.

— Ну и что собираешься делать?

Нина прислушалась к звукам из комнаты, все было спокойно, она вздохнула и пожала плечами.

— Пока наблюдать буду, а там увидим.

Мой телефон загорелся, подсвечивая сообщение от мужа.

— Нин, мне пора бежать, — стала собираться я, — но, если что — я на связи, звони мне в любое время дни и ночи.

Я зашла в комнату, взяла племянницу на руки и расцеловала в обе толстые щечки.

— Нормальный ребенок, — констатировала я факт, — растущий организм!

Нина стояла в проеме с бокалом и еле заметно кивнула. Было видно, ей не хотелось, чтобы сестра уходила, но остаться я не могла.

Она остановила меня в дверях.

— Ты только не распространяйся, ладно? Ни Глебу, ни тем более матери, я тебе одной доверилась.

— Ты меня знаешь.

Она знала, что я не из болтливых, обсуждать чужие тайны не стану, в этом она всегда могла положиться на старшую сестру. Сколько раз, имея возможность раскрыть ее перед матерью или знакомыми, я просто молчала, делая вид, что совершенно ничего не знаю. Никто никогда не пробалтывался о ее секретах, потому что на мне цепочка всегда обрывалась. Но сказать дежурную фразу было соблюдением ритуала.

Я обняла сестру и погладила ее по спине, близость родного человека должна успокаивать, как и его поддержка. Поцеловав Нину в щеку, я вышла из квартиры.

Конечно я никому ничего не сказала, для Глеба это была просто еще одна встреча с сестрой. Я немного соврала, сказав, что не смогла взять Митьку, поскольку Даша приболела, отчасти это было правдой.

Оставшийся день прошел как в тумане, я постоянно приглядывалась к Мите, пытаясь заметить за ним странности; параноики бы нашли их во всем. И как только я смогла уложить сына и остаться наедине со своими мыслями, пока Глеб говорил по телефону с другом, я сразу же открыла ноутбук.

Интернет помогает развиваться и деградировать, а ты уже сам выбираешь сторону. Моя лестница неуклонно стремится вверх. Всякий раз занимаясь серфингом во всемирной паутине, я ловлю себя на мысли, что ни за что бы не таскалась по любому поводу в библиотеку, окажись я моей бабушкой. В ее время получать такое количество информации в доступной форме было немыслимо. На это ушла бы уйма времени и сил. Но это светлая сторона интернета, есть и другая, и ее выбирает большинство.

Почта была пуста, за исключением нескольких писем спама, рассылаемого разными организациями. Я замешкалась с запросом, что написать в строке браузера? Толком не понимала, что именно ищу. В глубине души мне казалось, что это материнский психоз из-за постоянного недосыпа. Да и признаться честно глубина была небольшая. Но не могу же я игнорировать опасения своей сестры, я должна попытаться ей помочь.

Я прислушалась к тишине в комнате, уловив тихое дыхание сына, немного успокоилась. Иногда я кладу руку на него, если не могу различить в темноте никаких звуков, и тогда осязание помогает осознать, что страшиться нечего. Неужели все матери такие?

«Мой ребенок стал другим» — набрала я. Пролистав пару ссылок, где было написано про ориентацию, травлю в школе и социопатию, я поняла, что это не тот путь. Запрашивая различные варианты, в конечном итоге наткнулась на форум, где одна из мамочек описывала подобное. Я прочла историю, полистала комментарии; видимо, сестра говорила об этих рассказах. Какая-то нелепица, отличная идея для передачи на НТВ, но никак не реальная история. Надо ли говорить, что других упоминаний о подменных детях я не обнаружила.

В детскую заглянул Глеб.

— Ты долго?

Я обернулась на Митю, он спал, можно было покидать вахту.

— Через пару минут приду, — прошептала я, решив дочитать до конца.

Помимо залипаний и подвисаний еще одной из странностей являлась «слепая зона», как назвала ее один из комментаторов. Она заметила, что ребенок перестал реагировать на боль в определенной области тела, это она выяснила случайно. Никаких анализов проведено не было. Мнения разделились: одни считали, что виной всему вакцины, которые тестируют на детях без согласия родителей. Просто подсовывают бумажку, где ты расписываешься, что несешь полную ответственность за возможные последствия от вакцины. Если задуматься, звучит нелепо, мы должны нести ответственность за то, что не создавали, пока врачи утверждают, что прививки полностью безопасны. Тогда почему мы подписываем эти чертовы бумаги каждый раз?

Были и те, кто подозревал, что мы имеем дело с инопланетным разумом, который похищает детей, замещая их двойниками. Третьи не могли определиться ни с чем, кроме того, что ребенок действительно стал странным. Одна из мам писала про какие-то блики или вспышку, это не было похоже ни на что, с чем она сталкивалась. Ребенок зашел в домик на детской площадке, ей показалось, что в него ударила молния, но, когда она подбежала, ничего не подтвердилось. Ребенок был спокоен и цел. Только через неделю мать поняла — что-то не так. А потом соединила эти два момента.

Какой-то конкретной информации я больше не нашла, одни домыслы. Заметка была опубликована в начале года, комментарии периодически обновлялись, сам автор больше ничего не писала. Я зарегистрировалась и спросила ее, как дела обстоят сейчас? Просто так написала, чтобы знать, чем это грозит моей сестре, и закрыла ноут. Забегая вперед скажу, она так и не ответила, да и Нина успокоилась, и все пришло в норму спустя пару недель. Никто, кроме меня, так и не узнал опасений сестры, еще одна ее тайна была крепко закрыта в моей памяти.

Глеб был на кухне, он разливал по кружкам ароматный чай. Мы немного поговорили и отправились в комнату посмотреть очередной триллер, день закончился более-менее традиционно.