Запретная зона

Иннокентий А. Сергеев, 2023

Великие планы геополитического величия и крах империи, растерянность и дезориентация, когда непонятно, что можно, а что нельзя, и когда ты влюбился в жену своего единственного друга, и она влюбилась в тебя. В такой ситуации оказался человек, переживший исторический перелом, а тут еще этот труп в туалете…

6

Кухня создавала впечатление недавно сделанного ремонта, и трудно было даже сказать сразу, почему. Наверное, из-за света, который был не живым и теплым, а холодным и как будто отдавал синевой. В воздухе ощущался слабый запах антисептической свежести, и над плитой тихо гудела вытяжка, хотя ничего не готовилось, и духовка была выключена. Тихо гудел холодильник, тихо гудела лампа дневного света над мойкой. Все было тихо. Я поставил тарелку с баклажанами на кухонный стол.

Они разговаривали в комнате.

Меня пронзила острая боль. На лбу выступила испарина.

Я опустился на табуретку.

Теперь будет больно, нужно выпить. Как можно больше. Водка была в комнате.

Когда же он, наконец, придёт!

Я поставил кулаки на стол и уткнулся в них лбом.

Он вошёл на кухню, неся бутылку и тарелку с салатом.

— А рюмки?

— Остались в комнате.

— Принеси.

Он ушёл и вернулся с рюмками. Закрыл дверь кухни.

Я налил водку.

— У тебя есть ещё?

— Да, — сказал он, — в холодильнике. Ты не знаешь, что с ней?

— Знаю, — сказал я. — Давай выпьем.

Он сел за стол и взял рюмку.

— И что же это такое с ней?

— Не знаю.

— Ты только что сказал, что знаешь.

— Ну и что. Мало ли что я говорю. Важно только то, что происходит между вами. Мы были очень близки с тобой, но теперь есть вы двое, и по отношению к вам я человек посторонний. Так не всё ли равно, что я знаю или думаю, что знаю, не всё ли равно, что я думаю?

— Мне не всё равно.

— И в чём же ты меня подозреваешь?

— Я? — удивился он. — Ни в чём…

— Тогда почему тебе не всё равно?

— Ну как…

— И не будем больше об этом.

Мы помолчали.

— В туалете нашли труп, — неожиданно сказал он. — Там, на работе, в офисе. Теперь всех допрашивают и все под подозрением. Самое идиотское, что неизвестно, кто этот тип, убитый. Вроде не бомж, да к нам и не мог бы зайти бомж. Одет как все. Но никто его не знает. Поэтому все под подозрением в равной степени.

— Почему под подозрением?

— Потому что у всех в равной степени отсутствуют мотивы убийства.

— Это и есть твои неприятности на работе?

— Не в этом дело. То есть не в том, что кого-то убили, а в том, что некоторые мои слова, решения, поступки могут показаться странными и подозрительными, если подать под определенным углом. Сами по себе они ничего не значат, но стоит произойти событию вроде убийства, как им уже можно придать некий иной смысл. И все, кто имеют что-то против меня, сейчас пытаются это использовать. У нас образовалось как бы несколько противодействующих группировок, и пока неизвестно, чем кончится дело, и чья возьмет. Поэтому я вынужден все время контролировать и тщательно взвешивать все свои слова, поведение, действия.

— Так вот почему ты нервничаешь.

— Да, вот так, — сказал он. — Весело живём, да?

— Наверное, — сказал я.

— Если хочешь, кури, — сказал он, взяв с подоконника пепельницу и поставив её передо мной.

Он приоткрыл окно.

— Вы же оба не курите, откуда у вас пепельница?

— Она курит, — сказал он. — А ты не знал?

— Нет, — сказал я. — Что я о ней вообще знаю? Только то, что она твоя жена.

— Каждый знает только то, что для него достаточно.

— Нет. Только то, что он позволяет себе знать.

— Тоже верно, — согласился он.

— Я вот что подумал. Ты зачем женился-то?

— Кто, я?

— Ну да.

— Ну, ты даёшь! Что это за вопрос вообще?

— Нормальный вопрос.

— Ну, не знаю…

— Слушай, там в комнате моя тарелка осталась. Я бы ещё поел немножко, может, тошнота пройдёт…

— Думаешь, тебя тошнит от голода?

— Нет, конечно, это всё нервы, но надо же на что-то надеяться.

— А тебя не вырвет? — с сомнением сказал он.

— Может и вырвет, — сказал я. — Но будем надеяться на лучшее.

— Ну, давай надеяться. Только зачем тебе грязная тарелка? Возьми другую.

Я встал и взял чистую тарелку. Он достал из кухонного стола вилку и протянул мне.

— Так о чём ты спросил, я не понял.

— Да ладно, — сказал я, отмахнувшись. — Всё ты понял.

— Зачем я женился?

— Ты уже ответил.

— И что я ответил?

— Ты сказал"не знаю".

— А ты? — сказал он. — Зачем ты приехал?

— А почему ты не спрашиваешь, зачем я уехал?

— Затем что это уже не актуально. Ведь ты вернулся.

— А, — сказал я. — Ну да.

— Так зачем ты приехал?

— Зачем я вернулся?

— Да.

— Неважно. Может быть, это было важно вчера, а теперь уже нет…

— Москва предъявляет слишком большие счета, и все силы здесь уходят на то, чтобы их оплачивать. Здесь можно жить только тогда, когда у тебя нет выбора. А если у тебя есть выбор, жить здесь или где-то ещё, то этот город не для тебя.

— Значит, если я один раз уехал, то неминуемо уеду снова?

— Ты не просто уехал. Ты жил где-то там, а теперь вдруг решил вернуться.

— И снова уеду?

— Да.

— И что, это значит, не стоило и приезжать?

В комнате погас свет.

— Надо было магнитофон захватить.

— Она уже легла, — сказал он.

— Да. Так значит, это уже не актуально?

— Что именно?

— Всё. О чём я думал тогда, на что наделся, во что верил…

— Слушай, давай сменим тему, — сказал он.

— Не уверен, что получится, но давай попробуем. Как в анекдоте, знаешь? К настоятелю церкви приходит бизнесмен и говорит: “Святой отец, если я пожертвую вашей церкви миллион, я попаду в Рай?” Настоятель отвечает: “Не уверен, что получится, сын мой, но попробуем…”

— Да, как в анекдоте.

— Я кофе хочу. Ты не против?

— Нет.

— Будешь?

— Да.

Он встал, взял с плиты чайник и, открыв кофеварку, налил в неё воды. Достал жестяную банку с кофе.

— Я ведь понял, о чём ты спросил, — сказал он. — Зачем я женился… Понимаешь, должно быть в этой жизни что-то моё, в этом городе, веке, в моей жизни… Это то, что я называю постоянством. Понимаешь?

— Здесь и так ничего не меняется.

— Каждый день меняется.

— А я думал, это любовь, — сказал я.

— Что?

— Любовь.